Суд да дело. Покровители истца

Непотопляемый или потопляемый?

Страшно люблю коллекционировать всякие документики. И благодаря гражданину Шелюте раздел моей “сокровищницы”, посвященный именно ему, разросся до такой степени, что чемоданчик, с которым я на протяжении года — аки на работу — ходила в суд, раздулся, а дно деформировалось.
После того как недавно в Мексике профукали шанс завоевать олимпийские лицензии белорусские таэквондисты, мне часто не дает покоя вопрос: а все ли сделал для успеха их главный тренер? Может быть, вместо того чтобы мыкаться по судам в надежде заработать 270 миллионов (а именно столько было предъявлено “Прессболу”), ему стоило бы больше работать с командой?..
Свой первый иск к “ПБ” Шелюта подал еще в апреле прошлого года, заявив претензии к статье “Согласованный подлог. С больной головы на детскую” (“ПБ” от 4.02.2009). Наше первое с ним “свидание” в суде Центрального района должно было состояться 26 мая. Однако истец в назначенный час не явился, о чем газета и сообщила в материале “200 миллионов в деле “очернения и дискредитации белорусского спорта” (“ПБ” от 28.05.2009). Потом мы встречались с ним в июне, июле, августе, несколько раз осенью, в январе, а весь февраль, такое впечатление, вообще не расставались.
…Листаю толстенные протоколы судебных заседаний и вижу: Шелюта совершенно искренне полагал, что обе статьи “Прессбола” полностью (до последней строки) порочат его честь и достоинство. Раньше, в частности, и не подозревала, что можно всерьез оскорбиться на такую фразу: “И Шелюта, которого давно окрестили “непотопляемым” и которому приписывают покровителей в Минспорта и много выше, энергично принялся за самооговор”. Однако истец безапелляционно заявил в суде: “Я не являюсь непотопляемым! И каких-то покровителей в Минспорта приписывают — это меня оговаривают, а не я самооговором занимаюсь”. И потребовал опровергнуть указанное выражение. “Гм”, — задумалась судья. Улыбка буквально рвалась на ее губы.
Мне ничего не оставалось делать, как задорно обратиться к служителю Фемиды: “Высокий суд! Мы вполне можем написать в опровержении, что на самом деле Шелюта Сергей Викторович является потопляемым, что он — никто, и ничего из себя не представляет, что у него нет никаких профессиональных контактов, что его никто не любит и не поддерживает. Вот только обрадует ли такое опровержение самого истца?” Увы, но и после этой попытки образумить товарища тот не снял и части претензий, а продолжал настаивать на своем. Весь диалог, как обычно, с разрешения суда записывался нами на диктофон.

“Минспортовская шапка”

Странно, но Шелюта так до сих пор не смог понять, что именно нужно доказывать ему по данному делу. Он завалил суд кучей бумаг, часть из которых язык не повернется назвать документами. Так, например, на стадии исследования письменных доказательств истец вдруг вскочил и зачитал бумаженцию, как раз и свидетельствующую о том, что без высокого покровительства дело не обошлось.
Зачитанное письмо имело “шапку” Министерства спорта и туризма и адресовалось в Комитет госконтроля. В нем рапортовалось, что “в соответствии с письмом КГК РБ от 10 января 2009 года Минспорта рассмотрело обращение родителей детей, занимающихся таэквондо, по вопросу проведения открытого республиканского соревнования “III Минский Рождественский турнир по таэквондо”… Проводящей организацией являлось ОО “Клуб таэквондо “Олимпик”.
Уже эти первые строки письма вызвали у нас с главредом Владимиром Бережковым недоумение: как же так? Истец жалуется суду, что проверки, нагрянувшие по его душу аккурат после публикации в “Прессболе”, мешали ему работать и принесли с собой нравственные страдания, а здесь выясняется, что Комитет госконтроля заинтересовался турниром, директором которого являлся Шелюта, более чем за месяц (!) до выхода статьи “Согласованный подлог”.
Истец между тем продолжал частить: “Названным общественным объединением были предусмотрены стартовые взносы в размере 14 000 или 28 000 рублей”. И вновь мы изумились: ведь согласно официальному положению о турнире, подписанному замминистра Дмитрием Шичко, директором РЦОПа единоборств и председателем ОО “БРФТ” Василием Иванюком, зампредом Мингорисполкома Михаилом Титенковым и самим руководителем ОО “Клуб таэквондо “Олимпик”, стартовый взнос составлял либо 10 евро (в белорусских рублях — 28 тыс. рублей), либо — при условии участия в двух видах программы — 15 евро (42 тыс. рублей). То есть 14 тыс. определенно никто не должен был сдавать! Откуда же взялась ошибка в бумаге с “минспортовской шапкой”?
Этот вопрос меня грыз на протяжении всего времени, что читал Шелюта. В раздумье перекладывала я многочисленные бумаги: где-то уже встречала эти суммы — 14 000 и 28 000. Но где? Я мучительно вспоминала. И вдруг — эврика! Нашла! Вот они, те самые 14 тыс. и 28 тыс. И где бы вы думали? В тексте искового заявления Шелюты!
Случайное совпадение? Не знаю. Впрочем, версий может обнаружиться несколько. То ли кто-то из Минспорта попросил главного тренера по таэквондо, имя которого упоминалось в обращении родителей, самому подготовить информацию для ответа в Комитет госконтроля. То ли сия бумага была сверстана специально для представления на обозрение суда, но опять-таки, скорее всего, не без участия кого-то из Минспорта, имеющего свободный доступ к фирменным бланкам своего учреждения. На этом мои фантазии, к сожалению, исчерпываются.
Пока перебирала версии, истец закончил чтение и назвал фамилию замминистра Дмитрия Шичко, по словам Шелюты, подписавшегося в конце. Когда суд спросил мнение ответчиков о приобщении ответа МСиТ к материалам дела, мы не стали возражать: уж больно хотелось подержать в руках изумивший нас документ. Бережков лишь насмешливо заметил: “Высокий суд, этот ответ говорит о том, что у истца есть хорошие покровители, хотя он это и отрицает”.
И зря главред не сдержался — по-моему, спугнул нашего героя. Ибо, когда через пару дней я знакомилась с материалами дела, выяснилось, что истец приобщил к ним не документ, а некую бумаженцию, не имеющую ни окончания, ни подписи ответственного лица, ни даты, ни исходящего регистрационного номера. По всей видимости, суд тоже ничего не понял, потому как просто подшил оную к материалам дела, но пронумеровывать, как все остальные письменные доказательства, все-таки не стал. Так “минспортовская шапка” в деле Шелюты осталась обезличенной.

Ничтоже сумняшеся

Напомню: на первом заседании суда, намеченном на 24 мая прошлого года, слушания так и не состоялись. Поэтому свою статью “200 миллионов в деле “очернения и дискредитации белорусского спорта” так и закончила: “Но разбирательство откладывается. Повестка вызывала “ПБ” в суд Центрального района в минувший вторник. Истец в назначенный час не явился”.
Казалось бы, к чему здесь-то придраться? Однако наш герой отличается неподражаемой цепкостью. Надо понимать, что к этому моменту Высокий суд слушал истца уже четвертый час подряд. Тот подолгу пережевывал каждый (!) абзац статьи. Я от нечего делать разглядывала картины в кабинете судьи. Бережков, закрыв глаза, уперся затылком в стену. Усталая судья, отбросив официальный вид, подперла рукой щеку и время от времени изрекала со вздохом: “Ясно”. Но все мы встрепенулись, когда истец выразил возмущение тремя последними предложениями, заявив буквально следующее: “Хотел бы сказать, что тогда я не мог прийти на заседание суда и это было только из-за командировки. Я приходил в суд, писал заявление, прикладывал копию командировки. Поэтому если уже писать, что не явился, то надо было указывать причину. А то создается впечатление, что мне просто наплевать, что я написал иск и не хожу в суд. Это тоже — может быть, не так сильно, как предыдущие абзацы, — но свидетельствует о моей репутации как непорядочного человека, который проявляет нигилизм, неуважение к суду и так далее и тому подобное. Я ни разу не отсутствовал без уважительной причины”.
В общем, нелегко живется Сергею Шелюте на свете с его дражайшей репутацией и каким-то детским, по его собственному выражению, нигилизмом. И, право слово, лучше не лез бы он против “Прессбола”. Иначе кто бы еще озвучил очередной перл нашего героя — на сей раз из его искового заявления: “Далее автор статьи пишет: “Ничтоже сумняшеся он требует, чтобы “ПБ” опроверг текст письма родителей, и ссылается при этом на Закон о печати. Однако истец снова произвольно истолковал документ. По закону, физические лица только тогда вправе требовать опровержения, если распространенные сведения не соответствуют действительности. Ну а если уж соответствуют, то спасение чести, достоинства и деловой репутации — забота самого героя публикации”, таким образом обвиняя меня в ничтожности…”
Признаться, когда я прочитала эту фразу из искового заявления, то с лету даже не поняла ее смысл. Откуда взялась сия “ничтожность”? И только через несколько мгновений дошло: бог мой, виной всему словосочетание “ничтоже сумняшеся”, означающее всего-навсего шутливое “ничуть не сомневаясь”!..
Никуда было не деться: этот же абзац моей статьи стал предметом обсуждения в суде. К счастью для себя, про “ничтожность” истец не заговаривал. Акцентировал внимание на другом: “Здесь журналист утверждает, что распространенные газетой сведения соответствуют действительности и, соответственно, я должен защищать свои честь и достоинство не в суде, а как-то сам. Тем самым они еще раз подчеркивают все эти обвинения против меня”. Судья мягко его прервала: “А вы не считаете, что здесь идет доведение до сведения закона?” Шелюта непреклонен: “Нет. Тут в абзаце идет только одна фамилия — моя”. Судья настойчиво цитирует статью: “Ну а если уж соответствуют, то спасение чести, достоинства и деловой репутации — забота самого героя публикации. Так что здесь вас порочит?” Истец со страстью восклицает: “Так все проверки уже прошли! Установлен факт, что я закон не нарушил. Поэтому и обратился в суд, я же не сразу…” Голос судьи обрел твердость: “Подождите. Здесь автор статьи указывает, что вы обратились в суд, просите 200 миллионов, и приводится норма закона. А вы что здесь видите?” Шелюта настаивает: “Здесь контекст того, что они доказывают, что они не соответствуют, то есть соответствуют действительности, что все мои доказательства как бы…” Судья не оставляет попыток уловить логику истца: “То есть вот в этой фразе вы видите, что вас обвиняют в том, что?..” — она намеренно делает паузу, в надежде услышать наконец что-либо внятное. И главный тренер по таэквондо с упорством, достойным лучшего применения, подытоживает: “Здесь написано, что Шелюта не церемонится, обвиняет газету, ничтожно (истец произнес именно так! — “ПБ”.) сумняшеся он требует, при этом ссылается. А газета пишет, что если требования соответствуют, то я должен не иск подавать в суд, а сам защищаться. Здесь цельный абзац меня порочит!” Судья не сдержала тягостного вздоха.
И так он изматывал всех участников судебного действа лето, осень и зиму. Правда — я не завидую таэквондистам, находящимся под его опекой…

Утечка информации

Истец нас так утомил бесконечными жалобами, заунывными песнями о трудной судьбе, что волей-неволей задались вопросом: а так ли все у него плохо? В какой-то мере подстегнула и “БелГазета”, где 1 февраля под рубрикой “Последнее слово” вышло интервью Шелюты под названием “Пояс потуже. Как тренеру по таэквондо работать за Br350 тыс.?”. В частности, наш герой там сетует: “Есть виды спорта, представители которых месяцами находятся на зарубежных сборах, таэквондо к этому отношения не имеет — мы уже давно никуда не выезжали за пределы Стаек”.
“Но постойте!” — подхватилась я и тотчас набросала схему атаки, которую и развернула на ближайшем заседании суда. Мои вопросы следовали один за другим. Ведь сразу после первой (от 4.02.2009) публикации в “ПБ”, которая будто бы опорочила его в глазах прежде всего Минспорта, Шелюта махнул на открытый чемпионат США, и никто не стал его снимать с самолета. В марте его ждал открытый чемпионат Голландии, где, согласно приказу Минспорта, он отвечал за финансы. В апреле на очереди стоял открытый чемпионат Германии, и снова финансы доверили именно Шелюте. В мае, как раз когда он не явился в суд на первое наше “свидание”, товарищ на недельку съездил в Швецию и снова был при этом ответственным за целевое расходование финансовых средств (на сей раз согласно приказу директора РЦОПа Василия Иванюка). В августе он убыл в Южную Корею на тринадцать дней, его командировочное удостоверение снова подписал Иванюк. А были еще Всемирная Универсиада в Сербии, чемпионат мира в Дании, молодежный чемпионат Европы в Испании и так далее. (Кстати, недавно истец опять вернулся издалека — из недельной поездки в Мексику.) Потом назвала критерии, исходя из которых Министерство спорта и туризма ранжирует зарплаты. Не забыла про стипендию Президентского клуба, которую получает Шелюта, будучи в списке стипендиатов, который согласовывает Минспорта, единственным главным тренером национальной команды. А каков результат на главном старте? Провал.
В общем, когда я озвучила эти факты суду, Шелюта был ошеломлен. На его растерянном лице читался вопрос: “Откуда информация?” И когда в 13 часов в заседании был объявлен короткий перерыв, истец едва ли не рысью рванул к выходу. “Куда ты?” — удивился его юрист. “В Минспорта”, — коротко бросил тот. “Там обеденный перерыв, никого нет”, — пытался остановить Шелюту спутник. “Найду!” — решительно бросил главный тренер и унесся прочь. Мы с Бережковым понимающе покачали головами: “Наверное, побежал своему покровителю жаловаться, что произошла утечка. Бедняга…”
На следующей неделе продолжим рассуждения о том, в каких еще сферах истец мог найти покровителей из числа ответственных лиц.