ПОРТРЕТЫ ПАРИЖА. Опираясь на шест

Начало стремительного взлета талантливой 22-летней москвички приходится на чемпионат мира в Эдмонтоне, когда только по попыткам она уступила Драгиле золото, взяв с ней одинаковые 4,75. Затем последовали две европейские победы и одна — мировая: зимой 2002 года в Вене, летом — в Мюнхене, и вновь зимой — В Бирмингеме с рекордом мира — 4,80. Феофанова знаменита не столько официальными наградами, сколько своим непреодолимым стремлением к штурму мировых рекордов. За пока еще недолгую карьеру она успела побить мировые и континентальные достижения более десяти раз, тем самым добившись той степени известности, за которой, по Марку Твену, нет ничего приятнее забвения. Рекорды сделали прыгунью объектом охоты для десятков журналистов, большинство из которых пару лет назад о ее существовании ведать не ведало.

А ведь нынешняя ситуация для Светланы весьма щекотливая — как-никак основные конкурентки сезона являются подругами по сборной. При всем этом Феофанова умудряется сохранять с девчонками приятельские отношения. Она искренне переживает за Татьяну Полнову, не выдержавшую конкуренции за место в выездном составе на парижский чемпионат, спокойно воспринимает новую владелицу мирового рекорда (4,82) Елену Исинбаеву и волнуется за Елену Белякову, которой Светлана, имея в 2003 году три прыжка на 4,70, проиграла на недавнем чемпионате России.

— Меня радует уже то, что Лена сумела преодолеть новый для себя рубеж — высоту 4,60. У нее было трудное положение в сборной, негласно ее как бы вычеркнули из числа тех, кто едет на чемпионат мира. А теперь она — чемпионка России и, можно сказать, добыла путевку в Париж своими руками.

Хотя чемпионка Европы-2002 вполне могла и сама стать чемпионкой России-2003: высоту 4,70 она штурмовала уже в одиночестве. Но — не получилось. За последние две недели ей довелось прыгать в Стокгольме, Лондоне, Туле. Надо ли было накануне чемпионата мира столько выступать, причем прыгать на предельных высотах? Но такова плата за коммерческий успех. Турниры в Лондоне и Стокгольме были запланированы почти год назад: контракты пришлось выполнять. Что же касается чемпионата России, то его перенесли на более поздний срок. Вот и вышло, что Светлана и спать толком-то не успевала — переезды, перелеты. В связи с этим вряд ли можно считать неожиданным ее проигрыш Елене Исинбаевой, когда та установила мировой рекорд (Гейтсхед, 13 июля 2003 года).

— Я не ей проиграла, а в первую очередь самой себе. Что за результат тогда показала? 4,54. Стыдно! Вообще не хочу об этих соревнованиях вспоминать.

Хотя кто знает, что на самом деле происходило у нее в душе? Показалось, что в Туле, ввязавшись в дуэль именно с Исинбаевой, Феофанова упустила из виду Елену Белякову. Однако теперь не время посыпать голову пеплом — до стартов в Париже осталась неделя. Надо успеть отдохнуть, прийти в себя, восстановить силы. На это уйдет день-два. А потом — вновь тренировки. На чемпионате мира конкуренция будет жесткая, даже жестокая. Претендентками на награды станут трое россиянок, две немки — Ивонн Бушбаум и Анника Беккер, полька Моника Пирек и, конечно, Стэси Драгила, у которой как у чемпионки мира-2001 персональное приглашение. Все они уже прыгали на 4,60 и выше. Интересно, в чем видит свое преимущество над соперницами сама Светлана Феофанова?

— Может, все дело в легкости? Но Белякова тоже худенькая. Скорость? Нет, многие бегут быстро. Шест жесткий? Так они у всех жесткие. Хват у меня невысокий, у многих — выше. Характер? У всех он довольно бойкий. Вот, думаю, как раз и пойдет борьба характеров.

С ним-то у нее как раз все в порядке. Иначе мы и не вспомнили бы, что еще в прошлом году, в середине зимы, она признавалась: “Ничего не хочется делать — только лечь и забыть обо всем. Приехать домой, запереть дверь и пару дней ни с кем не разговаривать”. В такой ситуации отозваться на многочисленные домогательства приставучих журналистов невероятно трудно. При скоплении пишущей братии у звезд неминуемо формируются устойчивые стереотипы. И тогда с самого начала разговора создается впечатление, что и для Светланы все интервью, словно заезженная пластинка. Феофанова давно знает, какие вопросы ей предстоят и что она на них ответит. И лишь сойдя с привычной колеи, репортер имеет шанс “зацепить” и услышать мысли явно не конвейерного происхождения. О том, например, что происходит в голове человека перед решающей, последней попыткой?

— Дай бог память, как же на последней зимней “Европе” было? Стою на разбеге перед заключительной попыткой на 4,70, и одна мысль крутится: неужели опять?! Опять проиграю одну попытку, опять останусь второй и опять с 4,65… Зачем тогда все эти мировые рекорды? И такая злость взяла: да как же так?! Так просто не должно быть! И что-то такое в меня вселилось, что я полностью поверила: сейчас прыгну. Знала на сто процентов. Почему? Молилась, наверное. Да не наверное — точно: стояла и молилась. Просила у Бога силы на попытку.

Нынешний зимний сезон ее здорово вымотал. По его окончании только выдохнула: слава Богу, наконец-то! После чемпионата мира наступило полное опустошение. Никакого желания прыгать. Главный старт забрал все эмоции до капли. Усталость — от огромного физического напряжения. В спорте страшней психологическая нагрузка, которая изматывает человека изнутри. Но шест для Светы — это прежде всего тяжелый физический труд.

— Не знаю, может, тут действительно присутствует некий элемент мазохизма. Летчики, к примеру, постоянно испытывают на высоте огромные перегрузки, но не бросают свое дело, верно? И у меня есть свой кайф: от чувства усталости после тренировок, от мелких недомоганий…

Она трогательно привязана к своему орудию производства. Шесты стали ей уже как родные, без них никуда, как-то даже неуютно. Светлана старается не оставлят без присмотра и внимания. Однажды приключилась скверная история. После “Матча пяти стран” в Глазго сборная России чуть было не лишилась своего снаряжения. При досмотре в лондонском аэропорту шесты вызвали подозрение местных секьюрити. Они их конфисковали — для дополнительной проверки. Час ожидания ничего не дал. Подошло время рейса. Оставлять шесты и лететь — значит точно распрощаться с ними навсегда. Пришлось сдать билеты и начать поиски. Четыре часа было потрачено на то, чтобы выяснить судьбу пропажи. Как оказалось, таможенники сами потеряли шесты. Примечательна позиция руководства российской сборной: начальники спокойно улетели, на прощанье сказав: “Мы вам помочь ничем не можем, разбирайтесь сами”.

— Вообще, шест и планка — чуть ли не живые существа. Хотя нет, только не планка. Но она мне не враг. Враг для нее, скорее всего, я. Небось думает: где же эта Феофанова? Скоро снова мучить придет. А вот шест — мой помощник. Без него я никто. С ним надо бережно обращаться, не обижать. А то он тем же отплатит!

Неужели ее не затронула звездная болезнь? Это ее-то, рекордсменку, чемпионку, за каких-то несколько лет взлетевшую до заоблачных вершин? Такой расклад мог бы вскружить голову кому угодно.

— Речь стоит вести не о пресловутой звездной болезни, а скорее о новом самоощущении. Банально прозвучит: никогда не думала о себе как о мировой величине в легкой атлетике. Да, внутренне я изменилась. Появилось больше ответственности. К любым, самым захудалым соревнованиям не могу теперь подходить спустя рукава. Под мое участие дают рекламу, собираются зрители, настраиваются соперники. Приходится соответствовать в любом состоянии, как бы ни было тяжело.

Когда шестилетняя Света пришла в спорт, никакие будущие свершения не беспокоили ее светлую кудрявую головку. Все банально: мама за руку отвела в гимнастику. Старшая сестра занималась плаванием, но маме этот вид казался слишком тяжелым для девочек. Вот гимнастика — другое дело. Да и вариантов было немного: музыкальная школа с таким слухом сразу отпала! О годах в гимнастике у юной Феофановой остались легкие воспоминания. На всю катушку она там точно не выкладывалась. Дело даже не в нагрузках, а в отношении. В гимнастике, бывало, позволяла себе и схалтурить. Однако не стоит это воспринимать буквально: что-то Света все-таки изображала, как-никак мастер спорта международного класса! Но особого сожаления при расставании с помостом она не испытала — 18 лет стукнуло, перспектив уже никаких. Да и не хотелось ничего. Наелась гимнастикой по полной программе. Каждую тренировку заканчивала с одной мыслью: “Все, эта — последняя”. Каноническая версия попадания в прыжки с шестом выглядит следующим образом:

— В мае 1997 года, как раз в одно из последних моих занятий гимнастикой, к нам на тренировку пришли легкоатлетки, как позже выяснилось, прыгуньи с шестом, чтобы поработать над акробатикой. Мы еще, помню, посмеивались над их координацией движений. А с ними был тренер, Владимир Андреевич Сафронов. И вот начал он меня агитировать. Наговорил с три короба: великий Бубка — замечательный вид — есть отличный тренер — будешь у него заниматься — приходи в “Лужники”… Я киваю: мол, да-да, приду, как же… Но все-таки собралась и заявилась. А в “Лужниках” никого не знаю! Начала объяснять: старичок такой седой, с бородой, меня пригласил, имя-фамилия неизвестна. В общем, попала на Евгения Бондаренко и только потом догадалась, что он — тот, с кем меня обещал свести Сафронов. Если человеку с улицы шест в руки дать, что он почувствует? Правильно: нечто тяжелое, громоздкое, явно инородное. И ЭТО еще нужно как-то правильно держать. Чуть не сбежала. Что удержало? Проблески интереса появились, когда удалось-таки шест как следует согнуть. Ну, думаю, ежели пойму, как прыгать, с моей-то гимнастической подготовкой всем конец придет!

С чем же связан ее знаменитый прогресс зимы 2000 года — с 4,10 на 4,32, а потом и на 4,40? Не иначе как с настройкой, самозаводкой шебутной Феофановой. Пора было двигаться вперед. Она наконец осознала, что прыгать с шестом — ее профессия. Света просто повзрослела. Но на своей первой зимней “Европе” (2000) она впервые попала в ситуацию, когда в одном секторе одновременно прыгали аж 27 участниц. На высоту 4 метра кое-как собралась, а на остальные запала не осталось. Сидней же и вовсе поверг в жуткий “депресняк”. “Баранки” в квалификации от Феофановой не ожидал никто.

— Состояние было вообще никакое. В Японии вроде нормально выглядела, 4,60 брала на тренировках, а в Австралии — как отрезало. Кого-то же надо обвинить! Себя-то, в чем могла, давно обвинила. Нет у меня объяснения. Может, внимание слишком рассеялось — все-таки коммерческие старты с Играми не сравнишь: много народу, шум, гам… Растерялась. Хотя особого волнения не чувствовала. Старт как старт.

Уже через год в Эдмонтоне Феофанова, без преувеличения, блистала. Однако показалось, что, несмотря на борьбу, навязанную Драгиле, внутренне Света еще не была готова ее обыграть. Она же прекрасно знала, как американка прыгала по ходу сезона, сопоставляла ее результаты и свои. Реально оценивала собственные силы. Но все равно не сдавалась, пыталась подняться до самого предела. Не хватило одной попытки…

Ее кумир Сергей Бубка как-то обмолвился, что только после преодоления пятиметровой высоты можно говорить о женском шесте как о состоявшемся виде легкой атлетики. Насколько для Феофановой реален этот рубеж? Зная, что стратегическая цель россиянки именно такова, позволим себе поверить в ее достижение. Вернее сказать, в возможность. При полном использовании такого фактора, как скорость. Разумеется, не чистая скорость спринтера, а направленная, переведенная в прыжок. У россиянки много сильных сторон, но есть и объективный предел возможностей. Каких-то вещей она физически не сможет сделать. В частности, ей не хватает роста, а значит, максимальный хват никогда не превысит 4,40. Исполнит прыжок технически идеально — покорит 5 метров. Будут хоть небольшие огрехи — результат сразу упадет до 4,80-4,85. Но в ближайшие 5-8 лет наверняка кто-то возьмет эту высоту. И Света в числе претенденток. Со временем, если общая масса спортсменок достигнет пяти метров, отдельные ее представительницы наверняка заберутся и на 5,15-5,20. В данный момент никто не может представить себе таких прыжков. Это принципиально иной уровень: другое поколение, другие люди.

Светлана Феофанова когда-нибудь обязательно войдет в эту когорту. Возможно, ей помогут знаменитое умение собраться в нужный момент, амбиции, доставшиеся от природы. А может, и позволительные суеверия. Да, у спортсмена жизнь насыщена до предела: травмы, постоянные стрессы. Нужны точки опоры. Те же ритуалы. Например, для Драгилы важно даже, в каких носках она выходит в сектор. По “молодости” Феофанова тоже такой была. Но после Олимпиады она решила: все, хватит. Приметы будут соблюдаться с точностью до наоборот. И ничего, жива до сих пор. Из талисманов осталась только мягкая игрушка, ослик Иа. Он даже не талисман, а просто приятель по путешествиям.

Вряд ли можно сказать, что Света когда-нибудь отдыхает в привычном простому человеку понимании. Отдохнешь тут, когда донимают телевидение, корреспонденты… В среднем она дает по интервью в день. После них тренировка — как праздник. Иногда Феофанова жалуется на непрофессионализм нашего брата. Последней каплей стало интервью одной известной газете. В нем прыгунья щеголяла выражениями вроде “хата”, “тачка”, “на фига”, хотя в ее словаре подобных перлов днем с огнем не сыщешь. Видно, шустрый хлопчик попался ей в собеседники.

В небольших перерывах она умудряется еще и учиться: уже второй год на третьем курсе. Кто понимает, не улыбнется снисходительно. Специализация (и в этом Феофанова вся) — гимнастика, просто нет времени перевестись на другую кафедру.

— Процентов на 98 мои мысли занимает спорт. Иной раз проснешься и начинаешь обдумывать: где ошибалась, что надо исправить. Самоанализ постоянный. Вроде соберешься прогуляться, а потом: нет, лучше дома останусь, сил на тренировку больше накоплю. Вся жизнь подчинена и ориентирована только на одно.

Она прыгает с шестом и ищет свое счастье на этой дороге. Ей хочется реализоваться в спорте полностью. “Выпрыгаться” на столько, на сколько в ней заложено. И не жалеть потом: мол, могла бы, а не сделала. Да, жалеть Светлана будет кого угодно, только не себя. С Феофановой у нее спрос особый.

— Что мне не нравится в себе? Голова. То, что не всегда могу схватывать суть упражнений или движений на лету. Семь потов сойдет, пока все получится. “Тупенькая” я слишком. Зато упорная.