Переводчик. Эдуард Занковец: между волками и овцами

— Если скажу, что высказывание Владимира Васильевича мне безразлично, конечно, совру. Непонятно, кстати, почему он так предосудительно относится к переводчикам — профессия заслуживает уважения и знаний, а у меня их пока недостаточно. Это во-первых. Во-вторых, слишком уж упрощенный взгляд на нашу работу. Коль тренер образованный, владеет иностранным языком — он переводчик, а если стоит с секундомером, ругается матом — значит, профи, так, что ли? Но говорить что-то резкое в адрес Крикунова не хочется, потому что в этом случае я буду похож на него.

— Все же признайся, ты придумывал хлесткие формулировки на случай этого вопроса журналистов?
— Само собой. А недостатков в работе Владимира Васильевича, как и у любого другого человека, тоже можно найти немало. Но есть такое понятие “профессиональная этика”, и тренеру непозволительно обсуждать работу коллеги. Тем более в средствах массовой информации.

— Мне кажется, главная причина этого конфликта — “тлетворное влияние Запада”, а конкретно — Глена Хэнлона. Приехал он сюда и зарядил неокрепшие мозги, в том числе и твои, совсем другим отношением к ремеслу. Что, разумеется, не могло понравиться нашим аксакалам… Довольно емкую характеристику тренировочным методам последних дал в нашумевшем интервью Сергей Шабанов. Мол, совдеповские тренеры всегда работали по одной методе: нагрузил побольше и потащил подальше…
— Самое интересное, что у меня-то конфликтов с Крикуновым никогда не было. Вообще сложно что-то комментировать. Не понимаю, из чего взялось его высказывание, и недоумеваю, откуда у Владимира Васильевича такое пристальное внимание и ревностное отношение к белорусскому хоккею. Есть же другие страны. Там тоже хватает тренеров, которых можно покритиковать, поставить диагноз, но почему-то он дает оценки только белорусским специалистам.

— Ты ушел от вопроса…
— Отнюдь. Если бы ты брал интервью во время отставки Хэнлона, я сказал бы, что все происходившее в последние годы с приходом канадца было настоящим прорывом. У него имелось очень много противников, понимавших, что теперь они остаются на обочине, и поэтому предпринимавших максимум усилий, дабы этот процесс затормозить и развернуть обратно. И то, что в итоге случилось минувшей осенью, дело рук не только Владимира Владимировича Наумова, но и людей, которые все это вливали ему в уши и советовали…

— Ну а кто, интересно, мог что-то влить в уши Наумову? Захаров, что ли? Почему-то именно он приходит в голову согласно его устоявшейся репутации главного злодея белорусского хоккея.
— Вполне возможно. Михал Михалыча приход Хэнлона тоже не сильно воодушевил.

— А что такого сделал канадец, что сразу настроил против себя столько местных корифеев?
— Он показал, как надо вести себя с игроками, как формировать человеческие отношения, потому что именно на них строится работа с хоккеистами. Спортсмена надо любить. Человек должен понимать, что он не винтик, а личность. Хэнлон построил такую схему, что даже помощники были не слепыми исполнителями его указаний, а тоже имели право голоса и инициативы.
Когда поощряются инициатива, нестандартные идеи, задумки — в том числе и со стороны игроков, — работать интересно всем, ибо все участвуют в процессе. Каждый понимает: игра зависит от него лично и от всех вместе. Я с первого дня понял, что метод Хэнлона принципиально отличный от того, что мы имели раньше. И он именно то, что нам сейчас нужно.
С ним мы могли расти и покорять те высоты, которые прежде казались недостижимыми. Ребята — это вам любой скажет — почувствовали себя увереннее, а команда действительно показала максимальный результат, которого на тот момент можно было достичь. Шестое место на чемпионате мира — очень высокая планка.

— Тебе должно быть страшно от осознания того, что высота слишком заоблачна для молодого, по сути, тренера.
— Для того чтобы поднять эту планку, нужны молодые игроки. Человек пять, которые принесут свежую струю.

— Опять из России кого-нибудь спионерить?
— Ни в коем случае. Надо обратить взгляд на местных игроков, но сделать это будет очень трудно. После того как “Динамо” стало играть в КХЛ, уровень внутреннего чемпионата упал. И потому кандидатов в сборную стало меньше, чем два года назад, — это я на собственной шкуре почувствовал. Уровень игры ребят из чемпионата страны снизился — этого нельзя не признать.

— Надо полагать, по закону сообщающихся сосудов повысился класс белорусов, выступавших за “Динамо”.
— Не у всех. Те, кто играл в 3-4-м звеньях, остались на прежнем уровне, а первые две пятерки, считай, полностью комплектовались легионерами. Так что этот проект пользы белорусскому хоккею не приносит.

— А вот в испанском футболе или канадском хоккее никто не думает о том, как будет играть сборная. У них это почему-то две разные и непересекающиеся материи.
— Такая точка зрения тоже имеет право на жизнь, но у них эта система закладывалась десятилетиями. И команда не одна, а много больше. Мы же должны дать результат в сжатые сроки. Думаю, болельщикам более интересна сборная, чем клуб. Да и стране, если брать государственную позицию, тоже. Значит, команда обязана решать стратегические задачи в расчете на подготовку игроков сборной. Каким-то образом надо совместить задачу сытых волков и несъеденных овец.

— В нашей стране овец съедают. И с большим удовольствием.
— На сегодня реальность такова, что даже с дорогостоящими легионерами “Динамо” задачу не решило. И чемпионат Беларуси уже не так интересен, как раньше.

— Что же делать? Уверен, глава федерации Евгений Ворсин может спросить тебя об этом уже на четверговом судьбоносном заседании исполкома.
— Я могу только посоветовать ввести в “Динамо” лимит на легионеров, как это делают в России.

— Тогда нашу команду будут “возить” еще больше…
— Пример Риги свидетельствует об обратном. Там тоже не имели в составе звездных легионеров, но свои задачи решили. Думаю, если бы Хэнлона не “ушли”, наша команда выступила бы в чемпионате КХЛ не хуже латышей.

— Обидел ты этой краткой ремаркой своего коллегу и ассистента в сборной Александра Андриевского…
— Едва ли. Саша попал в непростую ситуацию, когда тяжело что-то менять на поле. Тем более когда хоккеисты не могут взять в толк, почему уволен тренер. Одно дело, если все понимают, что команда катится по наклонной, тогда нового тренера принимают с энтузиазмом, и рывок в результате будет даже прогнозируем. Но когда уход вызывает лишь недоумение… Свою тренерскую квалификацию Андриевский доказал, выиграв Кубок Шпенглера, к нему вообще нет вопросов.

— Тем не менее никто из динамовцев принародно не возмутился и не спросил: “Да что же происходит?!”
— Этого и не должно быть, по большому счету. У каждого контракт и связанные с ним обязательства, и руководители клуба вправе принимать подобные решения.

— Согласен, дело-то житейское — каждый переживал за себя. А знаешь, как нравятся люди, которые за правду могут поступиться какими-то материальными благами?
— Ха!

— Это вообще-то был вопрос.
— Очень философский… С одной стороны, ты — профессионал, тебе надо выполнять работу. С другой — человек с собственной гражданской позицией, ради которой можно пожертвовать и контрактом.

— И много таких встречал в нашем хоккее?
— Вообще не встречал, ни в нашем, ни в каком-либо другом. А ты?

— Прессболовец Николай Карпович как-то проявил принципиальную солидарность с гендиректором одного мощного столичного клуба и ушел из структуры вместе с ним.
— Ну, это же не в разгар сезона, да и деньги, наверное, были не самые большие.

— Напротив, в разгар. Деньги действительно терялись не астрономические, но вопрос-то не в количестве — в принципе. Вообще, как-то мало у нас героев, не находишь? Имею в виду знаменитую драку в последнем матче сезона на минском льду, когда за сражением Володи Денисова с чеховскими витязями его партнеры наблюдали с большим интересом, игнорируя призывы трибун поддержать товарища хотя бы численно.
— Слышал об этой истории, и она мне не понравилась. Ребята струсили — надо смотреть правде в глаза.

— Ну почему же? Они настоящие профессионалы и прежде всего думали о контрактах…
— Вряд ли, в игре о деньгах не думаешь. Да и каким образом участие в драке могло сказаться на контрактных поступлениях?

— А ты на их месте рванул бы на помощь Денисову?
— Трудно сейчас поставить себя на место хоккеистов, но, думаю, это надо было сделать.

— Ты этот случай с главкомом динамовцев Андриевским обсуждал?
— Нет. Впрочем, ты заставил меня задуматься: что ему оставалось делать в этой ситуации?

— Выйти на лед и увлечь за собой игроков. Принять участие в грандиозной потасовке, стать звездой видеочатов, получить крупный штраф, но все же оставить за Минском славу города, на льду которого никто не смеет избивать белорусов.
— Ты такие нестандартные вопросы задаешь…

— Я лишь передаю слова болельщиков, очевидцев этого позора.
— Но там на льду иностранцы стояли вроде.

— Зато за бортиком было много наших… По твоим подсчетам, целых два звена.
— Согласен, момент стал показателем способности коллектива бороться за высокие цели. Если они так себя повели, значит, шансов выйти в плей-офф у команды потенциально не было.
Это важная часть психологической мотивации игроков — гораздо важнее, чем какие-то тактические построения или тренировочный процесс. Насколько знаю, в нашей сборной на чемпионате мира похожих ситуаций не было. Коллектив сплоченный, все готовы были вступиться друг за друга. Уверен, в ситуации, подобной динамовской, на лед выскочили бы Денисов, Салей, Стасенко, Костюченок — список можно продолжать.

— На твой взгляд, что главное в работе тренера?
— Взаимоотношение с игроками. Не скажу, что они должны быть панибратскими, уважение необходимо, без этого никак. В идеале тренер должен знать о подопечных все, не переходя при этом, разумеется, каких-то рамок, не лезть в личную жизнь.

— А вот Анатолий Тарасов специально создавал женсоветы из супруг хоккеистов. С ними зачастую можно было легко решать вопросы поддержания или усиления уровня игры команды.
— Безусловно, если у игрока есть проблемы, тренер должен это почувствовать и помочь.

— Тебе приходилось таким образом кому-нибудь оказывать помощь?
— Нет.

— Как же так? Столько людей — и ни у кого не было проблем? Может, ты недоглядел или не убедил, что можешь принимать участие в чужой жизни не только как тренер?
— Недостатки-то у всех есть, согласен.

— Какой у тебя самый главный?
— Недостаток опыта, который позволял бы принимать правильные решения в короткий промежуток времени. Можно готовиться, моделировать ситуации и свои действия, но в дело вмешиваются нюансы, предусмотреть которые ты не в силах. Для того чтобы сделать верный выбор, надо побывать в подобной ситуации раньше. Это дает только практический опыт.
Еще мне трудно дается принятие кардинальных, жестких, порой жестоких решений, когда это касается работы с небезразличными тебе людьми. Или тем паче с которыми находишься в дружеских отношениях.

— Не боишься признавать принародно, что ты — человек нерешительный?
— Это не нерешительность. Просто я тяжело переживаю подобные моменты. Тем не менее не избегаю их и не перекладываю работу на кого-то другого. Это неотъемлемая часть тренерской профессии. Причем не самая приятная, хотя знаю многих наставников, которые с легким сердцем увольняют и отчисляют. Наверное, все зависит от психологии.

— Кажется, для здешних мест твоя психология не самая подходящая. Наш тренер должен быть горлопаном типа сам знаешь кого. Чтобы его посылали подальше в кулуарах, но все побаивались.
— Я думал об этом и пришел к выводу, что многим руководителям почему-то нравятся тренеры порой даже без достаточного образования, но умеющие прилюдно материться в адрес игроков. Это даже вызывает восхищение. Мол, настоящий мужик, так и надо. Сейчас ребята напрягутся и сделают все наилучшим образом.
Это же утопия, блеф. Достичь по-настоящему большого результата может лишь команда единомышленников, которая играет не из-под палки, а так, как чехи во время решающего матча последнего чемпионата мира. У них был достаточно квалифицированный тренер, уверен, разговаривавший в раздевалке отнюдь не на языке матов. И парни, на которых мало кто ставил даже в собственной стране, победили команду, считавшуюся безоговорочным фаворитом.

— Ты говоришь прямо как Сергей Шабанов в его знаменитом интервью.
— Он молодец. Далеко не каждый человек решился бы на такой поступок, уважаю.

— Так что ж ты не поставил Шабанова в ворота хотя бы в одном матче? Ему ведь этот чемпионат ох как пригодился бы при подписании нового соглашения.
— Сергей заслужил место в сборной и потому попал на чемпионат мира. Я спросил перед отъездом, готов ли он ехать третьим вратарем, зная, что шансы на появление на льду минимальны. Он сказал, что готов. Несколько лет Сергей не привлекался в сборную, но откликнулся с готовностью, как только в этом возникла необходимость. Думаю, между нами никаких обид не осталось.

— Кого из игроков нынешней сборной ты уважаешь больше всего?
— Безусловно, у нас есть отличный капитан Руслан Салей, пользующийся огромным уважением и среди игроков, и среди тренеров. Он — настоящий лидер. Можно назвать еще Андрея Мезина, человека, который искренне верит, что сборная может достичь высокого результата — выиграть медали на топ-турнире. Это и Константин Кольцов — его нам очень не хватало на чемпионате мира. Вообще хотелось бы видеть в сборной побольше духовных лидеров, способных психологически сплотить команду и повести за собой.

— Вырастить их можно?
— Искусственно — нет. Они с детства должны проявлять характер вожаков, победителей.

— С первого года тренировок наших детей стригут под одну гребенку и натаскивают на результат.
— Именно это и тормозит развитие белорусского хоккея. Ребенку с малого возраста прививается страх совершить ошибку, что тормозит его развитие. Поэтому и нет у нас индивидуальностей, хоккеисты, по сути, похожи друг на друга.

— На мой взгляд, стоит запретить в нашей стране юношеские и юниорские чемпионаты в элите. Смотреть на избиение юных соотечественников просто невыносимо, и популяризации хоккея Беларуси это жалкое зрелище никак не способствует.
— На самом деле это истинный показатель уровня белорусского хоккея. Ведь, если разобраться, лишь национальная команда в конце сезона регулярно сглаживает общее удручающее впечатление от выступления сборных различных возрастов. Последние годы “молодежка” не может выйти в высший дивизион. И как, скажите, после этого мы можем ставить высокие цели перед ребятами, которые по идее должны вскоре влиться в главную команду?

— Беда в том, что у нас и в тренерском цехе тотальный дефицит свободных мозгов, которые не погонятся за сиюминутным результатом, а будут работать правильно: на перспективу, закладывая в первую очередь не “физуху”, а технику катания и владения клюшкой, разглядывая и бережно развивая таланты каждого ученика.
— Такие люди у нас есть, однако их недостаточно.

— Как же так? На хоккей в стране по сравнению с другими видами спорта сыплется воистину золотой дождь, строятся катки, организуются команды, завозятся хоккеисты, а в национальной сборной тотальный дефицит хороших игроков. Молодежь нашу “возят” все, кому не лень… Почему же ничего не меняется, и что вообще должно поменяться?
— Надо учить тренеров современному хоккею. И делать это не только дома. Хотя и здесь немногие радовали своим посещением организованные специально для них семинары. И все же нужно, помимо них, создавать возможность обучения за рубежом, обмена опытом.

— Твой сын — игрок теперь уже молодежной сборной, — получается, стал жертвой этой системы?
— (Пауза.) Думаю, если бы он попал в руки хороших специалистов, как и многие другие ребята, то играл бы сегодня лучше. С его трудолюбием и отношением к делу многое могло бы получиться. Впрочем, уверен, еще получится.

— То есть мы из худших будем делать лучших, да?
— Худшие тоже могут стать лучшими. Правда, для этого надо много работать. И мы поработаем!

— Ты сам мог бы пойти работать детским тренером, чтобы попробовать все поменять?
— При решении какого-то вопроса надо прежде всего руководствоваться интересами семьи. Я не могу пожертвовать ею, чтобы быть альтруистом и работать детским тренером.

— Погоди-ка, твоему сыну уже ведь 19…
— Ну да.

— Стало быть, зарабатывает в хоккее он неплохо.
— На жизнь хватает.

— Тогда вопрос упирается в супругу: сможет ли она простить мужу ту самую гражданскую позицию? Отдельным бонусом проходит желание многих родителей поддерживать детских тренеров материально. Из лучших, естественно, побуждений.
— Я, кстати, вряд ли смог бы брать деньги у родителей детей.

— Молодец. Вижу, как приближаешься к принятию решения, которое, безусловно, всколыхнет хоккейную общественность.
— Чисто теоретически мог бы тренировать пацанов…

— Теоретически и динамовцы вступились бы за Денисова и запросто раскидали драчливых витязей по трибунам “Минск-Арены”. Вопрос, кстати, в их защиту тоже. Перемахни бортик и покажи, как надо. Нам сейчас так не хватает лидеров.
— Я мог бы заниматься этим как дополнительной работой. И жена, уверен, меня в этом поддержала бы. Мне повезло — она понимает меня целиком и полностью. Но вообще мужчина должен зарабатывать, чтобы его близким жилось хорошо и комфортно.

— Какой в этом плане можешь дать совет молодым спортсменам, уже сегодня имеющим в хоккее хорошие деньги и вследствие этого вызывающим пристальный интерес к себе со стороны слабого пола? Как найти в такой напряженной ситуации единственную и неповторимую?
— В подобных делах давать советы — дело неблагодарное. Пусть сами разбираются и полагаются на собственное сердце. Как наше поколение.
А что касается больших зарплат, которые получают хоккеисты до 20 лет, то здесь, конечно, вышел крен, сослуживший им плохую службу. Не прикладывая сверхусилий, они уже зарабатывают очень приличные деньги. И вместо того чтобы двигаться вперед, успокаиваются. Но это не та самодостаточность, которая должна быть у человека. Ее надо заслужить всей жизнью в хоккее, а не только начальным ее отрезком.

— Твой контракт с питерским СКА закончился?
— Да, я там отработал три года, и это было просто потрясающее время, потому что…

— Давай так: про потрясающее время и полученное от работы удовольствие ты будешь рассказывать питерским журналистам…
— Ха! (Смеется.)

— Сегодня на заседании исполкома федерации хоккея будет решаться твоя судьба. Есть два варианта, худший из которых — отставка. Ворсин ведь вполне может изменить свое мнение о том, что вашей дружной тренерской команде надо еще поработать.
— Значит, буду искать варианты дальнейшего трудоустройства. Думаю, у меня хватит квалификации и образования.

— Ну а если судьба-злодейка повернется к тебе спиной и нормальных вариантов не будет, тогда как?
— Имея диплом магистра физической культуры и спорта по специальности “хоккей”, могу продолжить движение в этом же направлении. Или, возможно, придется использовать второй диплом. У меня же еще и университетское экономическое образование. После окончания игровой карьеры тренером сразу не стал, а пошел учиться по специальности “менеджмент: управление на предприятии”.

— Такие люди нам очень понадобятся, если вдруг освободится вакансия гендиректора минского “Динамо”. В экономике ты рубишь, про хоккей и говорить нечего. Опять же со знанием иностранного языка…
— Тренерская работа мне нравится больше: привлекает возможность борьбы с соперником стратегическими и тактическими методами. Когда ты можешь нейтрализовать его задумки, предвосхитить какие-то шаги, это приносит чувство глубокого удовлетворения. Где еще такое можно найти, если не в спорте?

— Оппонентов в любом месте можно накопать, были бы амбиции да желание.
— Они у меня есть. Возможно, не больше, чем у Хэнлона, впрочем, и не меньше.

— Кстати, он тебя как-то утешал после этого чемпионата мира?
— Глен искренне считает, что мы выступили хорошо.

— Ты, полагаю, его тоже похвалил.
— Нет, ведь они финишировали ниже нас, поэтому было бы неискренне. Хэнлон это понимает. Но у него молодая, перспективная команда, впереди долгосрочный проект. Так что есть время улучшить результат.

— Как думаешь, у Эдуарда Занковца впереди тоже успешная тренерская карьера?
— Не могу утверждать, что вижу свое тренерское будущее только в радужных красках. Проблемы есть и будут, причем немало. Но мне нравится эта работа, я получаю от нее удовольствие. Тем более, как показывает практика, из переводчиков, которые действительно хотят чего-то добиться на тренерском поприще, тоже вырастают очень хорошие специалисты.