ЧЕМПИОН. Андрей Михневич: белорус метательный

— Андрей, а ведь я хочу делать с тобой интервью в рамках своего проекта “Бывшие”. Мне кажется, ты для него вполне подходишь. Бывший аутсайдер крупных международных турниров…. Не обидно такое слышать?

— Да нет, я бы так сказал: глубокий середнячок.

— Бывший изгой, ведь отстраненных от соревнований за употребление запрещенных препаратов нигде особенно не жалуют…

— И здесь с тобой соглашусь.

— Но ведь самое страшное, что завтра ты снова рискуешь оказаться бывшим, ведь дисквалификации в вашем виде спорта стали явлением чуть ли не обыденным…

— Ну да, второго шанса спорт не дает. В следующий раз получаем уже пожизненный отпуск. Так что у меня права на ошибку нет.

— А справедливо ли лишать человека будущего лишь за то, что он хочет стать сильнее и быстрее?

— Справедливо. Спорт надо ограждать от таких вещей. Дай зеленый свет всем препаратам, и что из этого получится? Хотя, конечно, я не могу сказать, что у нас все такие уж правильные. Кушают ребята, и с удовольствием.

Но побеждать в принципе можно и без анаболиков. Другое дело, что иногда человек становится жертвой собственной глупости. Или некомпетентности врачей.

— Ты, следует полагать, именно поэтому свой срок и заработал в 2001-м.

— Ну да. Если бы я предоставил доказательства, для чего мне пришлось принимать гонадотропин, на заседании медицинской комиссии, то никакой дисквалификации не было бы и в помине. Но так как о моих проблемах никто в федерации не знал, ни руководители, ни врачи, то…

— А почему они не знали?

— Я их не поставил в известность, потому что мне не очень хотелось все афишировать. Лечил меня неспортивный врач, который, собственно-то, и не знал, что гонадотропин относится к классу запрещенных препаратов. Одно на другое наложилось, и в итоге случилось именно то, что и должно было случиться — отправили отдыхать на два года.

— Я, честно говоря, думал, что ты сейчас стукнешь кулаком по столу и скажешь: “Ах ты елки-моталки, американцы жрут, и ничего им не делается, а нас, с нищенскими технологиями, ловят, и поэтому мы вечно оказываемся крайними”.

— Можно все что угодно кричать, но только если не пойман — то и не вор. Про меня американцы тоже говорили на чемпионате мира, мол, давайте подождем 48 часов после сдачи анализа и тогда узнаем, настоящий он чемпион или нет. То есть они были уверены, что жру я…

— А ты был уверен, что кушают они…

— Я и сейчас в этом не сомневаюсь. Они не употребляют какие-то запрещенные препараты, а используют те, о которых еще никто не знает. На них работает американская медицина. Там другие деньги, и они помогают добиться результатов совсем иными путями. Конечно, когда у янки появится что-либо новое, будет организована утечка, и спортсмены других стран смогут воспользоваться продуктом высоких американских технологий, но все это уже будет, как ты сам понимаешь, секонд-хенд.

— Нячэсна это все.

— Каждый сам кузнец своего счастья. На их месте мы делали бы то же самое. Это же спорт, здесь цель только одна — первое место.

— А белорусская наука помогает тебе в непримиримой борьбе с теми же американцами? Или ты всего достигаешь за счет собственного здоровья?

— Думаю, мне больше помогают тренерские методики. Какие-то одноразовые проверки еще никогда никому пользы не приносили. А в серьезных программах меня не приглашали участвовать, так что я не сказал бы, что отечественная медицина вносит какой-то заметный вклад в мою подготовку. Вообще это неправильно, когда шевеление по всем направлениям у нас наступает только в предолимпийский год. Мне самому было бы интересно, если бы мой организм изучали профессионально, в течение целого олимпийского цикла. Но, увы, такой команды за моей спиной нет. Есть тренер Владимир Иванович Сивцов, массажист Руслан Чернов и федерация.

— Говорят, что когда тебя дисквалифицировали, то, как ни странно, первыми руку помощи протянули чиновники…

— Да, и это мне, не скрою, очень понравилось. Первый год вообще был неимоверно трудным. Ты прекрасно знаешь, что надо делать базу, но для этого нет никакого желания. Приходится постоянно себя ломать, заставляя выполнять работу, плоды которой могут проявиться только в отдаленной перспективе.

Я знаю, как в вашей газете относятся к Рудских, но в то время это был один из немногих людей, кто верил, что я когда-то смогу что-то показать, и стоял за меня грудью.

Тяжелые моменты в жизни хороши тем, что дают возможность проверить людей, которые тебя окружают. Они оказались разными, но хороших было больше. Так что изгоем я себя не чувствовал.

— Особенно приятно не чувствовать себя изгоем тогда, когда есть на что жить и тренироваться.

— Вот за это я хочу сказать отдельное спасибо федерации и старому руководству Министерства спорта. Рудских сумел убедить чиновников в том, что я способен завоевать на Играх в Афинах медаль. И последние, отдаю им должное, нашли возможность меня поддержать. Если бы не они, я не выжил бы. Не жировал, но мог позволить себе более или менее качественную подготовку в Беларуси, все остальное, конечно, шло за счет долгов.

— И сколько ты задолжал?

— Три “штуки”. Они мне понадобились в заключительный, самый важный год подготовки, когда без протеинов и других фармакологических препаратов не обойтись. Нельзя было просто выйти и показать фиксированный результат — слишком многие в меня верили. Да и самому хотелось ответить злым языкам, которые утверждали, что на первом заграничном старте у меня ничего не получится.

Психологически я был готов очень сильно. За эти два года получил такой удар, что один только факт участия в подобных соревнованиях был для меня радостью, которую раньше никогда не испытывал. Адреналин просто бурлил…

— Но, с другой стороны, почему он не бурлил перед Олимпиадой в Сиднее? Тоже ведь был не маленький старт…

— Тогда я тренировался у прежнего тренера — Ефимова, а в отношениях с ним хватало своих заморочек. Перейдя к Сивцову в октябре 2000-го, уже имел перед собой конкретную цель: построить новую техническую базу. За год такие вещи не делаются, и мы планировали, что к Олимпиаде-2004 эта работа будет завершена.

Из-за техники я, собственно, на Олимпиаде и погорел, а вот десятое место на чемпионате мира 2001 года в Канаде уже вселяло оптимизм. Суди сам: в Сиднее было 19,48, а в Эдмонтоне 20,42. Нас с тренером такая тенденция устраивала. А когда плоды работы налицо, то и пахать хочется с удвоенной энергией.

Но 21,69 — все равно круто. Еще за четыре месяца до чемпионата мира я себе такого и представить не мог. Но затем, с ростом тренировочных результатов, становился все наглее и наглее.

— Ну да, ты сам признался, что в день финала захватил с собой костюм, дабы в должном виде предстать на награждении.

— Я не предполагал, что оно будет на следующий день. Как сейчас помню, сижу в комнате и думаю: “А вдруг вручение наград сегодня будет?” А я ж приехал за медалью, взял и бросил в сумку.

— А твои соперники знали, за чем ты прибыл в Париж?

— Вряд ли они вообще обо мне вспоминали. После награждения подошел Юра Белоног и сказал, что уже после квалификации, когда получилось 20,89, решил, что за мной надо наблюдать более пристально. Он знал, что в Беларуси я показал 21,66, но между домашними результатами и соревновательными, как известно, разница совсем не маленькая. Те же американцы за океаном толкали и за 22. Так что Андрюша Михневич соревновался в обстановке полной психологической раскрепощенности. Никто на него не ставил и ничего особенного от него не ждал.

— Я люблю истории про серых мышат, которые в один прекрасный день дают всем про… ну, в общем, удивляют конкурентов.

— А у нас не все конкуренты и здороваются друг с другом. Просто потому, что незнакомы. Так же ко мне и американцы относились. Правда, после того, что произошло, здороваться не начали. Наоборот, стали отворачиваться, что, признаюсь, меня определенно веселило.

— А самому не в лом сказать: “Эй, ребята, привет, это я вас сегодня сделал!”

— У меня была одна ситуация. Стою я со словацким толкателем, и мимо нас проходит Адам Нельсон. Они друг другу типа “О, хеллоу!” И Нельсон идет так, будто бы меня и нету. Он в принципе нормальный парень, но мне сказали, что в свое время с этим столкнулись и Белоног, и Багач. Американцы — это же законодатели мод в толкании ядра. У них и мировой рекорд, и четыре чемпионата до меня выиграли, а тут какой-то чудак из Беларуси, которую на карте можно пальцем закрыть, их надирает.

Если я докажу, что успех был не случаен, они мне тоже еще издалека начнут помахивать. Такая вот спортивная жизнь…

Хотя, с другой стороны, у меня много с кем из славянских ребят хорошие отношения. Тот же Юра Белоног — очень общительный парень, и если понадобится его помощь, то он никогда не откажет. Впрочем, в каждой сборной есть примеры и обратного свойства.

Возьмем россиян. Вот у них прыгуны в высоту — Слава Воронин и Сергей Клюгин. Два полных антипода. Воронин считал себя звездой до тех пор, пока не проиграл на Олимпиаде. Проходил мимо меня с высоко поднятой головой, хотя мы были знакомы и не раз вместе жили. А Клюгин на цыпочках в номер входит и спрашивает: “Можно, я телевизор включу?” Я ему говорю: “Ты что, с ума сошел? Ты ж олимпийский чемпион! Можешь эту дверь ногой открывать!”

Серегу все — украинцы, русские, наши — встречают с неподдельной радостью, могут его поподбрасывать, позажимать…

— Ну а ты как в плане общения, не подкачаешь? Желающие тебя позажимать найдутся?

— Не без этого. Я в принципе побаловаться люблю. В детстве особенно…

— Самое время новоиспеченному чемпиону мира рассказать свою биографию, потому как ее беглое изложение у нас имеется только со слов Татьяны Хорхулевой — жены твоего бывшего тренера. Помнишь ту статью в “ПБ” сразу после чемпионата мира?

— Еще бы. Я ее прочитал в Интернете уже в Корее, на универсиаде. После этого лег спать, а в голове мысли крутятся и как-то сами собой на бумагу просятся. Ну, я встал и все детально изложил. Решил: в вашей же газете ей и отвечу. А потом передумал. Если бы интервью давал Ефимов, то я еще смирился бы. Мужик с мужиком всегда разберутся. А когда в дело лезет женщина…

— Не любишь женщин?

— Хорхулеву не люблю. Она нашу группу развалила. У нас была нормальная компания — я, Булат, Шура Климов. А она начала свое “я” показывать. И Ефимова испортила, тот тоже в бабу превратился. Говорят, он и раньше был жестокий, но все-таки попроще. А сейчас стал слишком звездный. Элитный…

— Давай все же сначала двинем к счастливому бобруйскому детству…

— Первым моим тренером была Эдита Эдуардовна Гурская, которой я очень благодарен за то, что она меня вытащила из того, где до нее был. Я ведь до легкой атлетики восемь лет плаванием занимался.

Рост у меня в 16 лет был 195, а весил 75 килограммов, и, само собой, картину являл достаточно живописную. Не мог 40 кг ни на грудь затянуть, ни выжать, иными словами, доходяга был редкостный. Но потом мне все это дело понравилось, и я начал помаленьку обрастать мышечной массой.

Затем поступил в Минск, в Белорусский университет информатики и радиоэлектроники. Из столичных тренеров тогда я знал только Ефимова. Поэтому вполне естественно, что обратился к нему с просьбой взять в свою группу. Я же тогда не предполагал, что человек должен вначале подумать, прежде чем делать какой-то выбор…

Жил я в общаге радиотехнического института, потом женился. Хорхулева писала о том, что ее муж выбивал для меня семейную общагу — это все ерунда, занимался этим исключительно я сам. Ефимов даже теоретически не мог этого сделать, так как узнал о моей женитьбе только спустя полгода.

— Интересные у тебя, однако, были отношения с тренером…

— Ефимов постоянно парил мне мозги, что, мол, женитьба — это плохо, жена вытащит тебя из спорта и тому подобное. Я его точку зрения не разделял и поэтому женился, если можно так сказать, тихой сапой. Разумеется, мне и в голову не пришло пригласить Ефимова на свадьбу.

Не скрою, приятно было доказать тренеру, что его слова о негативном влиянии супружеской жизни на рост результатов, мягко говоря, не совсем верны — зимою мой личный рекорд вырос с 17 метров до 18,48.

— А отчего же все-таки в твоих отношениях с Ефимовым образовалась трещинка?

— Четыре года я верил в него, как в бога. Но пришел сезон 1998 года, когда Татьяна Хорхулева решила закончить карьеру, и перед чемпионатом Европы ей нужно было основательно подготовиться. Получается так, что последний месяц перед основным стартом мы с Витей Булатом тренируемся практически без тренера, по одному лишь его плану. А сам Ефимов в это время занимается со своей женой.

Это несерьезно, потому что делать техническую работу без тренера достаточно бессмысленно. Впрочем, она всегда была моей ахиллесовой пятой. Главным образом, результаты росли за счет силовой подготовки, но это не давало должного эффекта, и на соревнованиях провал следовал за провалом.

В 99-м получилась примерно такая же ситуация, потому что в нашу группу пришли Янина Корольчик и Надежда Остапчук. А Ефимов — это тренер чемпиона. Даже если в группе несколько человек, то он максимальное внимание уделяет только одному. Тому, кто способен в ближайшее время принести дивиденды. На тот период это была Корольчик — бронзовый призер чемпионата Европы.

Зимою я толкаю 20,50 — неплохо. Но весною повторяется та же ситуация. Опять мы начинаем расходиться, появляются какие-то недомолвки и взаимная неудовлетворенность друг другом.

В 2000-м, за месяц до Олимпиады, все хорошо. Яна готовится к медали, и у меня вроде бы ядро летит, но тут я совершаю ошибку. Как раз перед заключительным турниром в сентябре решил поиграть в бильярд. И за два дня находил вокруг стола столько, что забил заднюю поверхность. Прихожу на соревнования, а ноги не сгибаются. Естественно, ни на какой приемлемый результат в таких условиях рассчитывать не приходится.

Я подошел к тренеру и спросил, нужно мне толкать или нет. На что тот почему-то ответил криком: “Хочешь ехать на Олимпиаду или нет? Ты обязан толкать!” Хотя, наверное, можно было бы поинтересоваться, в чем дело. К тому же тот старт в принципе ничего не решал и билеты уже были куплены. Ну, я сделал три “нуля”, потому как на 20 метров не мог толкнуть чисто физически. После чего Ефимов опять-таки с криком побежал к Рудских и сказал, что снимает с себя всякую ответственность за мое выступление на Играх.

Прошло два дня. Я отдохнул. Вышел на тренировку. Все нормально, и Ефимов, увидев, что ядро летит, прибежал с другого конца поля, хотя уже вроде как снял с себя всякую ответственность, и начал давать какие-то советы. Но ведь уже все, поезд ушел. Я не хочу, чтобы у меня был тренер, который при малейшей неприятности тут же впадает в панику. Тем более перед такими соревнованиями, когда нервы и так на пределе.

Я три года попадал в одну и ту же ситуацию и сделал для себя определенные выводы. У меня была дилемма: либо закончить, либо уйти от Ефимова. И я стал первым спортсменом, который это сделал. А все остальные завязывали. Тот же Каснаускас имел 22 метра, а закончил в 23 года. Почему? Это у Ефимова надо спрашивать, почему все от него уходят. Поломанные физически или психологически.

Я решил перейти к Сивцову. Видел, как люди тренируются у Владимира Ивановича, как они общаются. У того же Васи Каптюха характер — не подарок, но Сивцов умеет найти с ним общий язык. С тренером разговариваешь и чувствуешь, что у него нет никаких недосказанных мыслей, если надо сказать прямо — он так и сделает.

Попросил Васю, чтобы он спросил у Владимира Ивановича, возьмет ли тот меня в свою группу. Сивцов согласился, тем более что он сам в прошлом был толкателем. Потом, кстати, выяснилось: и Каснаускас начинал в свое время тренироваться у Владимира Ивановича и до того, как перейти к Ефимову, уже успел стать чемпионом Союза по юниорам. По версии же Ефимова, он нашел Сергея на каком-то заводе, где тот прилежно шлепал какие-то болванки и даже не помышлял ни о каком спорте.

В общем, я сделал правильный шаг. Жалею только о том, что не ушел к Сивцову раньше, где-нибудь в 98-м. Хотя в принципе, что ни делается, все к лучшему…

— Читая твое интервью после чемпионата мира в “Спортивной панораме”, я поймал себя на мысли, что ты не очень-то любишь журналистов…

— Я не люблю большие и пространные интервью, где тебя разве что только Ильей Муромцем не называют. А ведь стоит только оступиться, и вы первые человека похороните. Сколько вон Яну облизывали, и зачем было потом писать гадости про нее, когда никто толком не знает, какая там ситуация. “Вот, мы предполагаем, может быть…”

— Ну а что делать, если журналист не получает никакой информации? Ведь именно ее отсутствие дает самую богатую почву для слухов и предположений…

— Человек не осужден — чего воду мутить? Если надо что-то узнать, позвоните Яне, и коль она сочтет нужным, то даст свой комментарий. Чего вы все время в грязном белье копаетесь? Нет, чтобы о человеке хорошее писать…

— Это жизнь, Андрюша. Не говори только, что в вашем виде спорта все такие ласковые и душевные, хоть к ране прикладывай… Правда, что на Олимпиаде-80 один советский толкатель ядра другому решил сделать приятное и…

— Это ты про Киселева с Барышниковым вспомнил? Я, естественно, свидетелем не был, но говорят, что первый, будучи как-то в подпитии, признался, что перед олимпийским финалом подсыпал Барышникову, который тогда был фаворитом турнира, слабительное. План удался. Киселев стал чемпионом, а Барышников, хоть изо всех сил сдерживался, не смог обогнать конкурента.

— Так и тебе когда-нибудь могут…

— Могут. И в тех же “Стайках” — запросто. Не будешь же ты на кухне с утра до вечера дежурить, верно? Но каждый высококлассный спортсмен должен соблюдать правила безопасности. Например, воду, которую я пью, никогда не оставляю без присмотра.

Меня этому научили. Во время сиднейской Олимпиады мы с одним парнем играли в бильярд. Потом вышли прогуляться, буквально на пять минут. Воду, которую пили, оставили на стуле. А в комнате находились только наши, белорусы, и никому, по большому счету, дела не было до нее. Но мы вернулись, и мой приятель взял из автомата новую, нераспечатанную бутылку. Я ему: “Зачем, вон же твоя стоит” — “Я же не знаю, что с ней могло случиться во время моего отсутствия”. И ведь он прав — береженого бог бережет.

На мелочи сгореть можно легко. Вольют кубик стероидного масла, и ничего не заметишь. Оно знаешь, как хорошо растворяется?

— Так ты сам, Андрюха, получается, кому хочешь можешь свинью подложить.

— Любой может. Но мне этого не надо. Я люблю честно бороться. Не выходить к сетке и не кричать, что кто-то козел.

— И спортсмены какой страны преуспевают в этом больше всего?

— Тут от национальности ничего не зависит. У нас тоже есть любители вывести человека из равновесия любым способом. Хорошо меня еще иностранцы ничем не грузят, потому как думают, что я по-английски ни бельмеса не понимаю.

Хотя на квалификации этого чемпионата мира был случай. Я взял ядро, намазал его магнезией и жду своей попытки. Тут ко мне подходит канадец и просит ядро. А у него попытка как раз после моей, или через одну, не помню. Ну я, естественно, говорю ему, что ни шиша он не получит и вообще снарядов тут достаточно много. Бери какой хочешь. Он давай шутить, мол, зачем тебе именно это ядро, и все в том же духе. На самом деле он выбрал не лучшее время, потому как я настраивался, но на моей психике это никак не отразилось. Я в этом плане человек устойчивый.

Если меня опять-таки кто-то случайно зацепит плечом, это только рассмешит. И конкурент достигнет цели прямо противоположной той, которой он добивался, — я стану лишь собраннее и злее.

— Вот ты, оказывается, какой, знаменитый толкатель ядра Михневич…

— Ну какой я знаменитый? Пошумели немного и успокоились. Да мне и суета эта праздничная никогда не нравилась. Я ж не футболист.

— Так и знал, что речь обязательно зайдет о мастерах кожаного мяча…

— Ну не нравятся мне наши футболисты, ничего уж тут не попишешь. Считаю, что они слишком много о себе воображают, хотя никаких особенных предпосылок для этого нет. Они чем-то отличились на мировой арене? Белорусов, по-моему, обыгрывают все, кому не лень.

Да, они живут за счет клубов и имеют хорошие деньги, но игры я не вижу. Ходьба с мячом — это другой вид спорта. Я люблю смотреть футбол тогда, когда в него играют. Лига чемпионов, чемпионат мира. Скорости, комбинации, техника, мысль — душа радуется. А потом переключаешь на белорусский канал и понимаешь, что ничто так не может дискредитировать футбол, как отечественный чемпионат. Куча команд, куча игроков, которым надо честно признаться себе в том, что ни Зиданов, ни даже Онопко из них не получится. Ребята, идите работать на завод, сокращайте чемпионат хоть до четырех команд, но не мучайте же вы этого несчастного зрителя. Хотя, с другой стороны, я понимаю футболистов: если им за ходьбу с мячом платят такие деньги, то зачем становиться к станку?

— Я так чувствую, что друзей среди футболистов у тебя нет…

— Ну почему же, они могут быть, наверняка среди них много хороших и талантливых ребят. Меня просто возмущает наше отношение к футболу как к явлению. Его красивую и сверкающую упаковку, которая очень хорошо продается на телеканалах, делают мегазвезды, но все остальные почему-то уверены, что и они тоже настоящие футболисты. Каждый завод считает за счастье ухать на таких футболистов в кавычках уйму денег, создавая им условия, которым могут позавидовать и олимпийские чемпионы. Я никогда не понимал, какой смысл в существовании команд, которые не ставят перед собой никаких задач.

— А какие белорусские клубы тебе нравятся?

— Я не смотрю не только наш чемпионат, но и игры сборной. Излишне говорить о том, что знаю какие-то фамилии.

— Приятно иметь дело со свободным в мыслях и поступках человеком…. Кстати, я так понимаю, что и в общепринятом значении этого слова ты тоже свободен…

— Я бы не хотел комментировать эту тему.

— Ладно, тогда какими качествами должна обладать твоя женщина?

— А у меня всегда был один критерий — главное, чтобы человек был хороший. И интересный по жизни. Не дура.

— Внешность?

— Желательно, но не фотомодель. В принципе любую женщину с помощью грамотной фотосъемки и профессионального макияжа можно сделать красавицей.

— Уж не намекаешь ли ты на легендарный проект “Королева спорта”?

— Да нет, мне, кстати, нравятся все те участницы, которых я видел. Просто иногда бывает так, что заочно кем-то начинаешь интересоваться, хотя бы по той же газете. А потом знакомишься с этим человеком и понимаешь, что все же он другой, чем ты себе его представлял. Может быть, даже не плохой, просто другой. Однако уже не мой.

— Оно, конечно, так, но я думаю, что если девушка познакомится с анкетой в одной спортивной газете, то у нее может сложиться о тебе особое мнение.

— Это ты о чем?

— Да все о том же. Я нормально отношусь к “Спортивной панораме”, но когда все герои ее публикаций называют в числе любимых только одну газету, мне это кажется по крайней мере странным…. Есть же, в конце концов, общеполитические издания, “Советская Белоруссия”, например…

— Понятное дело, что я читаю разные газеты. Скажу честно, мало присматриваюсь к стилю, потому как больше всего интересует информация.

Ты сейчас, конечно, будешь рекламировать свое издание, но я тебе так скажу — читать вторничный “Прессбол” — это испытание не для слабонервных. Ну ладно, хоккей, баскетбол — они мне нравятся, но футбол…. Куда его столько? Мало того что белорусский чемпионат, так еще и десять европейских… Мне, кстати, “Панорама” в этом плане нравится больше, потому, наверное, и покупаю ее чаще.

— В той же анкете ты назвал своей самой любимой книгой “Графа Монте-Кристо”. Извини, но большинство прочитало ее еще в классе восьмом-девятом…

— Да, спортсмены не завзятые книголюбы, но после школы я перечитал практически всех авторов, которых нам давали по общеобразовательной программе. Но все равно “Граф Монте-Кристо” остался самым любимым произведением. Конечно, я мог бы назвать сегодня модного Коэльо, и все бы сказали: “О, этот парень из прогрессивного большинства”. А я из меньшинства. Люблю Дюма и его героя. Настоящий мужчина.

— Правда, что ты серьезно увлекаешься компьютером?

— Я бы так не сказал, разбираюсь немножко. Сделал собственный сайт в Интернете. Что там есть? Статистика крупных международных соревнований, фотоальбом наших известных легкоатлетов. Несколько книг, которые содержат полезные теоретические сведения с кинограммами бросков. Собственно, сайт так и называется — “Беларусь метательная”.

— А создатель сайтов любит выходить в свет?

— Выйти могу, но ненадолго. Я не люблю большого скопления народа.

— И когда ты в театре был в последний раз?

— Весною ходил на “Травиату” Джузеппе Верди. Двоюродный брат пригласил. Звонит как-то и говорит: “Ну что, сходим на оперу?” — “Ты что, с ума сошел?” — “Да ладно, развалишься ты, что ли?” Пошли, в общем.… Ну, ничего, хорошо отдохнули. Мой малой смеялся, как сумасшедший…

— Понравилась постановка…

— Ну как сказать…. Поначалу мы анекдоты друг другу рассказывали, из-за этого, как водится, минут на пять к началу опоздали. В партер нас не пустили, сели во втором ряду на балкончике. Ну а там все вокруг полностью в действии. Сидят, слушают, не шелохнутся. Только на нас укоризненно посмотрели, как так опаздывать — это же кощунственно по отношению к великому Верди.

Тут у одной девушки с шумом падает на пол пакет. Она заливается краской и извиняющее обводит взглядом своих соседей. Когда натыкается на меня, я делаю осуждающее выражение лица, мол, да когда же этот бардак прекратится, и прикладываю к губам палец: “Тсссс!..” Наблюдая эту картину, мой брат начинает тихо сползать с кресла. Он вообще у меня смешливый. Хохочет и не может остановиться. На этом первый акт для нас заканчивается. Переждали в буфете, а потом пошли на второй.

— Ты, я так понял, по жизни парень застенчивый…

— Это есть. В незнакомой компании всегда поначалу только слушаю и в разговоры сильно не лезу. “Всем жалуй ухо. Голос лишь немногим. Вбирай все мненья, но свое храни…” Это из “Гамлета”. Если мне коллектив нравится, без понтов, то я, конечно же, весь вечер молча не просижу.

— Съемка у Ирены Гудиевской на олимпийский календарь тебе понравилась?

— Да. Интересно на себя посмотреть со стороны.

— Мне больше всего понравился снимок, где ты сидишь в расстегнутой рубашке…

— Это скорее образ. Но не характер. Там парниша, у которого “джип” за углом, забитый такими же братишками по самую крышу. Не мое. Я куда проще.… Хотя, наверное, могу сыграть кого угодно. Поклоуничать и на шесте потанцевать.

Я в Бобруйске как-то в кафе сидел вместе с корефанами, с которыми еще детский садик вместе топтал. А там шест был для девочек, ну и мы тоже, разгорячившись, исполнили пару номеров…. Чего не сделаешь в хорошей компании и под хорошую закуску…

— Любишь, стало быть, беленькую…

— Я свою норму еще в отроческие годы выпил. Когда готовишься к сезону, а это, как правило, месяца 4-5, то никакого спиртного в рот не берешь — невозможно совмещать два различных занятия. И постепенно начинаешь от этого дела отвыкать. Сезон заканчивается, народ предлагает: “Ну, пойдем, вмажем!” А не хочу. Нету тяги.

Могу, конечно, поддержать компанию, граммов сто накатить или пивка попить, но не более. Я понимаю, что для читателя выгляжу ненормальным, но это так…

— Так нам нужны такие люди, Андрюша! Ты вот, например, на приеме у президента можешь высказать свое мнение по какому-нибудь вопросу? Политика, экономика, спорт…

— Ну когда я у него был последний раз? Впрочем, он был и первым… Я мог сказать все что угодно. У меня тогда было очень болтливое состояние. Жаль только, право голоса мне не дали. В политику не лезу, имел я ее в виду. Экономика…

Я тебе так скажу, на данный момент жизнь меня устраивает. Ничего плохого президент мне не делает. Зарплаты у нас хорошие, деньги в спорт вкладываются. Так что я Лукашенко могу только поблагодарить. А кто я такой, чтобы лезть в экономику? Для таких разговоров нужны другие люди. Я-то тут причем?

— А как же гражданская позиция, или ты с удовольствием смотришь пропагандистские программы отечественного телевидения, которые утверждают, что американцы вот-вот загнутся, а у нас, наоборот, все на взлет пошло…

— В каждой стране есть государственное телевидение, которое пропагандирует свою собственную политику. Это нормально. Равно как и то, что есть люди, которые ему верят. Я, например, тоже оптимист. На мой взгляд, в стране становится лучше. Красивее, чище, порядок… Народ перестал бояться по улицам ходить.

— М-да, Андрей, с тобой все понятно, а что думаешь насчет 25 медалей, которые вы должны завоевать на Олимпиаде в Афинах?

— Много. Когда в Сиднее Беларусь добыла 17, это считалось фурором. Так что если получится даже на одну больше, я уже буду счастлив. Надо быть реалистами. Олимпиада — это не чемпионат мира, и мы не можем просто приплюсовать все медали, завоеванные белорусами в этом году, и заявить: “О да, все идет по плану”. Скажем, на тех же гимнастов, у которых богатейший опыт участия в Играх, мы уже рассчитывать не сможем…

— А ты понимаешь, что теперь в олимпийском плане стоит и твоя медаль, которую чемпион мира Михневич должен добыть стране кровь из носу — тем более что гимнасты уже не те…

— То, что должен — это плохо. По-моему, так — чем меньше ставят перед человеком задач, тем для него лучше. Мы, спортсмены, все понимаем и в любом случае будем бороться до конца, но чувствовать постоянно висящий над тобой пресс, поверь, удовольствие не из приятных.

Да, я хочу выиграть Олимпийские игры. Но вовсе не факт, что мне это удастся сделать. Потому что в мире есть как минимум еще с десяток ребят, у которых не меньше оснований претендовать на золото. И им наши планы, знаешь, как-то…

Кроме того, насколько я знаю, еще никто не отменил указа президента о закреплении всех кандидатов на медали за областями, но почему тогда могилевчане до сих пор не перечисляют денег?

— Догадайся с трех раз. Или ты всерьез считаешь Могилевскую область эдаким экономическим монстром, которому деньги некуда девать?

— Нет, ну если мы решили, что спортсмены — это своеобразные дипломаты и несут информацию о нашей стране иностранцам…

— Извини, конечно, Андрюха, но на хрена им эта информация сдалась? В Европе о нас такое устойчивое мнение, что даже если мы вдруг выиграем чемпионат мира по футболу, то славы нам это ничуть не прибавит.

— Не скажи. Там, где смотрят CNN и BBC, конечно, у нас шансов нет. Те, кто любят НТВ, думают, что у нас террор, но ведь по ОРТ и “России” иногда и хорошие сюжеты бывают. А в принципе телевидение — это заказ, так что я ему не верю. Когда же люди видят наши спортивные успехи, то понимают, что у нас не все так безнадежно, как говорят из “ящика”.

А вообще ты меня все время на политику переводишь. Ну не лезу я туда, не лезу! Я ж солдат. Живу за счет государства и выполняю его приказы. Или пожелания, считай как хочешь. А вот когда закончу занятия спортом, то, поверь, начну искать ответы и на те вопросы, которые я пока оставляю без ответов. Но, надеюсь, это будет еще не скоро…

Мы с Андреем допили чаек, и он заторопился, закрыв своим мощным силуэтом дверной проем моей кухни. В прихожей он по-солдатски быстро оделся и, взявшись за ручку входной двери, вдруг замялся. “Потом интервью вычитать хочешь, чтобы я всякой х…ни не добавил?” — догадался я. “Это само собой”, — ответил Андрей и, почему-то покраснев, добавил: “Ты не мог бы дать телефон одной девчонки из “Королевы спорта”? Это не мне, конечно, другу. Уж больно ему конкурсантка понравилась…”

Как вы думаете, что я ответил этому другу?