ЗАБЫТОЕ. Между двух концепций

Хомчук и Екатерина Буцкевич (сейчас Кострыкина) по всему городу отбирали ребят в 4-й спортивный класс при 47-й минской школе. Время неоднократно просеивало юных атлетов, пока в секторе для прыжков в высоту не остались двое из них — Вадим Витковский и Алексей ЛЕЛИН, единственный из той ватаги, кому удалось дотянуться до олимпийских высот. В 2000 году Леша дважды победил на чемпионатах страны — в зале и на стадионе — и стал участником Игр в Сиднее.

Однако там, в главном соревновании спортивной жизни, он выступил из рук вон плохо, взяв лишь с третьей попытки всего 2,15 и заняв последнее, 34-е место. Не было рядом с ним ни Хомчука, ни тренировавшего его в ту пору Александра Котовича. Однако главные мытарства ждали парня впереди…

Его рассказ корреспонденту “ПБ” — о ключевых моментах драматической карьеры прыгуна, о взаимоотношениях с наставниками и, конечно, о Хомчуке, вылепившем из Леши атлета и человека.

— До сих пор поражаюсь: Сергей Андреевич, человек открытый, никогда не показывал личной жизни, она была закрыта шторкой. Не хвастал, как иные: я вот ездил в Америку, подготовил того-то и того-то, они у меня бегали за столько-то. О его профессионализме и говорить не стоит: он дышал легкой атлетикой, буквально жил в манеже, на стадионе. Ему бы там пристроить комнатку с кухней, и он вообще оттуда не выходил бы. Здоровье учеников ставил выше результата. Конечно, так прямо не говорил, но это было ясно по его действиям.

“Сергей Андреевич, что-то в боку кольнуло”. — “Где кольнуло?” И сразу же бежал за советом к доктору Нейману. Не успеешь ахнуть, он уже все узнал и инструктирует, что надо сделать. Ты про это забудешь, а он интересуется: витамины пьешь, компрессы прикладываешь? Родители так не заботятся о своих детях.

С Нейманом постоянно общался. Тот был близок ему по духу. Валерий Евсеевич, как и Сергей Андреевич, анаболические средства не приветствовал, много читал специальной литературы по травам, изучал составы витаминных комплексов, различных препаратов.

— А стоило ли так дрожать над каждым? Закалка тоже ведь нужна…

— Он внушал нам: если пропустишь одну тренировку, выбиваются две-три недели подготовки, нарушается полный цикл. Конечно, встречались и безголовые ребята, пропускавшие занятия из-за лени и расхлябанности. Для Сергея Андреевича это была беда. Он говорил о таких: “Дурной, я с ним работать не буду!” Но было видно, как его это мучает. Будто он виноват, что этот споткнулся, а тот пошел гулять. Особо переживал за Кольку Конникова. Горячился: “Все! Выгоняю! Пусть не приходит! — И тут же: “Обидно, он же способный, чертенок!”

— У тех, кто заканчивал занятия спортом, он просил шиповки для действующих спортсменов. С восторгом рассказывал, как достал “шипы” для тебя.

— Когда мне было лет 12, тренер дал мне советские “Адидас”. Новые, голубые с красными полосками. Такая была радость! Лучшее он всегда отдавал. Когда в 16 я прыгнул на 2,05, он выбил шиповки у Рудских. Мы побежали на первый этаж, и он меня торопил: “Давай быстрее меряй. Если не подойдут, пойду к Любе поменяю”.

А для себя он никогда не просил. Ни-ког-да! Сам покупал спортивный костюм, перекупал у спортсменов и тренеров кроссовки, которые он заслужил, но получали другие. Руководство федерации, тот же Рудских, за такую долгую карьеру, за тех людей, которых он подготовил, ни разу его не экипировало. Зато форма доставалась всем, кому ни попадя, чтобы картошку на даче копать.

— Ни одной не получил Хомчук?

— В федерации на моей памяти — ни разу!

— Ты упомянул, что в 16 взял 2,05. А потом результаты не росли почти четыре года. И ты ушел к Котовичу. Как это произошло?

— Котович по просьбе Хомчука следил за нюансами техники. У Александра Владимировича большой личный опыт, сам прыгал на 2,35. При всех плюсах Сергея Андреевича он боялся нас перегрузить, тревожился, что это повлечет за собой травматизм. Ему не хватало этой вот жесткости. Любому спортсмену, даже честному, когда-то приходится тяжело, и тогда нужен кнут. Мы с Витковским жаждали жесткой работы. Когда перешли к Котовичу, сразу получили заряд от нагрузки, хотелось еще и еще!

— Как Хомчук переживал ваш уход?

— Мы с Вадимом спросили у Котовича: “Можно ли у вас тренироваться?” — “Нет проблем. Решайте с Сергеем Андреичем”. Александр Владимирович не переманивал. Инициатива исходила от нас.

Когда у Сергея Андреевича проходил практику барьерист Дмитрий Середа, он показывал прыжок “лягушкой — через барьеры” и другие упражнения, которые Хомчук не применял из-за большой вероятности травматизма. Можно так попасть на этот барьер, что станешь калекой на всю жизнь. Но когда мы попробовали, дух захватывало. После тренировок или в паузах старались делать эти упражнения — организм требовал нагрузки. Может, это было связано с каким-то физиологическим переходом: нам было по 18 лет.

— Но вы поговорили с Хомчуком?

— Безусловно. Он не говорил “да”, но и не говорил “нет”. Думаю, ему не столь было жаль, что мы уйдем, сколь тревожно за то, что Котович нас может сломать. Сергей Андреевич был щедр: он часто давал советы даже подопечным других наставников, а потом через какое-то время интересовался: ну как, тебе это помогло?

— Растил себе конкурентов?!

— У Хомчука не было конкурентов! Он отдавал себя легкой атлетике полностью. Ему неважно, чей ты ученик, он старался знания отдать, чтобы не пропали. А они у него были просто сумасшедшие! На теперешний ум поражаюсь, какой великий тренер был рядом!

— Но вы ушли от великого тренера. Очевидно, существовала граница, у которой Сергей Андреевич останавливался. Похоже, что боязнь перегрузить, сломать мешала ему работать с “высшим звеном”.

— Вы знаете хоть одного его ученика, кто бы остался после спорта инвалидом? А ведь у многих его коллег это сплошь и рядом — девчонки не могут родить, а у парней очень скоро летят спины, колени… Не говоря о других хворобах. Так стоит ли оно того?!

— Некоторые полагают, что стоит: оперируются, колются, глотают все, что дают.

— Когда спортсмен в 25 лет осознанно принимает такое решение — это одно. Но когда тренер решает за 15-летнего подростка и калечит его — это не поддается комментариям.

— Невозможно спорить!

— Уйдя от Хомчука, мы все равно оставались его учениками. Он не выпускал нас из виду, постоянно что-то советовал, подсказывал.

— И Саша Котович, по-моему, тоже неплохо к нему относился.

— Он с уважением к нему относился. Да, разный возраст, разные амбиции. Сергей Андреевич все-таки эмоциональный был. Мог в горячке на весь стадион воскликнуть: “Ты, такой-сякой, что творишь?!” Но не было обидно. Даже когда тренировались у Александра Владимировича, в графе “Тренер” писали две фамилии — Хомчук и Котович. Каждый внес свою лепту в мое становление: Хомчук посеял зернышко, которое дало всходы, а Котович помог раскрыть мой потенциал за счет высоких нагрузок.

— Но, пройдя ударную подготовку у Котовича, ты, во-первых, не выстрелил на Олимпиаде, во-вторых, получил тяжелую травму. То, чего боялся Хомчук, произошло.

— И опять мы приходим к тому же: стоило ли все того?

— Ты закончил спорт в 26?

— По большому счету, в 25.

— В этом возрасте многие только начинают по-настоящему прыгать. Классический пример: Джонатан Эдвардс лишь в 27 лет преодолел рубеж 17 метров в тройном прыжке, зато целое десятилетие поддерживал высочайший уровень.

Впечатление, что ты не был готов к нагрузкам, которые на тебя обрушили. Форсаж дал определенный результат, но организм твой захлебнулся. Павел Наумович Гойхман, увидев в Стайках твою тренировку перед Сиднеем, ужаснулся.

— Что случилось, то случилось. Почему я сломался? Котович был молодой тренер и поддался давлению руководства. Он сам это признал. Получилось как? На Олимпиаду мы не рассчитывали. Но проделанная работа позволила взять 2,28 и 2,30 и открыла дорогу в Сидней. Вместо отдыха пришлось готовиться к Играм.

И пошло давление руководства. Нас закрыли в Стайках, запретили выезды на соревнования. У Рудских, у руководства федерации сложилось впечатление, что мы поедем на коммерческие старты зарабатывать, а к Олимпиаде подойдем выхолощенными. Но нельзя же сидеть, словно в клетке, взаперти, и только готовиться. Представляете, чуть не полгода прожить в Стайках! Хоть бы как-то сменить обстановку, дать выход эмоциям. Да еще постоянно накручивали: ну, вы ж готовьтесь, надо ж 2,35 прыгать.

А я такой форсаж уже сделал: имея 2,20, вышел на 2,30. У меня была классная форма! А тут талдычат: надо 2,35! И вдруг у Котовича поворачивается: да, бляха, надо 2,35! А как это сделать? Увеличить нагрузку! Котович мне сам признавался: “Леша, извини, поддался давлению, мне надо было плюнуть на всех и делать свое дело”.

Ничего не хочу сказать, он хороший тренер. Но Александру Владимировичу приходилось доказывать, что он лучше Фомичева, хотя это и так было ясно. Доказывать надо было с запасом: я должен был прыгать 2,35, а ученики Фомичева 2,25. Когда ехал на Олимпиаду, я числился в национальной команде, но на контракте не состоял и стипендии не имел. В тот момент у нас, по-моему, ее получали 12 высотников. Так поговаривали. А я в том году ни одного старта не проиграл! Только на Олимпиаде выступил плохо.

— После нее у тебя начались травмы, и снова рядом оказался Хомчук?

— Случился надрыв паховых сухожилий, он, кстати, до сих пор дает о себе знать. Я остался у разбитого корыта. Конечно, была надежда, что как-то пройдет. С ней я пришел к Сергею Андреевичу, зная его легкие нагрузки, его классную методику подготовки всех связок. В этом деле он такой профессор, что рядом никого! Многие тренеры, даже подготовившие больших спортсменов, не знают, как к этому приступиться. Хомчука даже не надо было просить о помощи. Он заранее оказывался возле тебя…

— А что Котович?

— Уехал. Перед этим у нас был разговор. Он пришел ко мне: “Леша, мне предложили работать за границей. Как скажешь, так и будет. Скажешь работать дальше — остаюсь. Если нет, с твоего позволения поеду”. Я знал, какая у меня травма, и реально оценил, что с ней в ближайший год не справиться.

— Но ведь и Котович был в курсе, какая у тебя травма…

— У него тогда была сложная ситуация: проблема с жильем, строил квартиру, и второй ребенок уже родился. Он весь в долгах был. И я сказал: “Поезжайте хотя бы на год, а там видно будет…” И пошел к Сергею Андреевичу.

У него я получал колоссальную реабилитацию. Ходил на процедуры, которых он добился с помощью Неймана. Когда пересматривали мою стипендию, готов был отказаться. Надоело выслушивать: “Почему не выступаешь, а мы тебя кормим?” Сергей Андреевич бегал по кабинетам, у врачей добился справки о травме и доказал, что у меня есть основания не выступать, так как прохожу курс лечения и не просто так получаю те копейки.

— Тебе тогда платили тысяч девяносто?

— Даже меньше. Хомчук хлопотал, как мог. И сборы для меня выбивал у Маковецкой, хотя на мне уже тогда можно было ставить крест. Так нет, Сергей Андреич, составляя планы, писал в отдельной графе: Лелину — вот это. Я чувствовал себя неловко перед здоровыми ребятами за то, что он уделял им меньше внимания, чем мне. Хотя у него были такие парни, что никто даже косого взгляда не бросил. Если бы не Сергей Андреевич, я бы раньше ушел из спорта. Просто было стыдно перед ним: вот он на меня рассчитывает, а я вдруг уйду. Оптимизма в нем было гораздо больше, чем во мне.

— Ты являлся непосредственным свидетелем его последних месяцев.

— Он не концентрировался на болезни, всеми мыслями был в тренировках. Осенью 2002-го, когда он лежал в Больнице скорой помощи, ходил к нему через день, а то и чаще. Он писал мне новые планы, по которым я вел вместо него тренировки. Задания с вариациями — на случай, если будет дождь и тренировка пройдет в манеже. Кроме плана, наставлял словами: посмотри, чтобы вот этот ноги поднимал, а тот спину не заваливал. Не забывал и о самых маленьких: чтобы были тепло одеты и не простывали. Я ему рассказывал все, что происходило на занятиях, а он в зависимости от этого вносил коррективы. У него было настолько все продумано и целенаправленно, ни одна запятая просто так не стояла. Он работал до конца марта. После Нового года я почти всегда заезжал за ним, он спускался вниз, и мы направлялись в манеж на тренировку, после нее я отвозил его домой.

— Последнее время Сергей Андреевич даже стоять не мог…

— Он, конечно, не показывал этого. Чтобы поехать на тренировку, провести ее или хотя бы посмотреть, прилагал колоссальные усилия. Я приносил ему стул, он садился и наблюдал за происходящим. Покричит, указания какие-то даст. До последней тренировки давал указания. Он до конца был в спорте. Это помогало ему на время забывать о боли.

Последний раз видел Сергея Андреевича дней за десять до смерти. Когда я пришел, Валентина Михайловна помогла ему сесть полулежа. Ему было очень трудно говорить. Было страшно видеть, до какого состояния его довела болезнь. Он еще адекватно воспринимал происходящее, но уже не хотел общаться с окружающим миром…

— Но мир его помнит. Динамовская СДЮШОР N 1 присвоила соревнованиям, в организацию которых Сергей Андреевич Хомчук вкладывал много сил, его имя.