КОНФЛИКТ. Юлия Нестеренко: я вернусь!

К сожалению, у нас подобные новости сначала попадают в категорию слухов и сплетен, которые сообщаются “между нами” — “только тебе и больше никому”, и лишь потом обретают очертания конкретного факта. Чего только не говорили о Юлии Нестеренко: она больше никогда не будет бегать; она нездорова; она беременна и вот-вот станет мамой. Все это оказалось неправдой. Юля жива-здорова и готовится к новому сезону. Правда, теперь ее тренером является не Виктор Ярошевич, а ее муж Дмитрий Нестеренко.

Когда стало ясно, что это реальность, в СМИ начали появляться версии разрыва. Их лейтмотив выглядел однообразно: ушла от наставника к мужу — так, мол, сейчас модно. В легкой атлетике подобных примеров хоть отбавляй, причем даже в белорусской национальной команде: олимпийскую чемпионку Эллину Звереву тренирует Виктор Бочин, чемпионку мира Наталью Сафронникову — Леонид Сафронников, финалистку чемпионатов мира и Европы Наталью Сафронову — Вячеслав Сафронов.

Нетрудно догадаться, что бывшие наставники звезд, как правило, восторга от таких пертурбаций не испытывают. Оппоненты счастливых дуэтов полагают, что действия супругов продиктованы материальным фактором: деньги — в семью. И, кстати, осуждать здесь кого-то невозможно: бытие — первично… Однако каждый прецедент требует пристального рассмотрения.

О конфликтах между супругами Нестеренко и их наставником Ярошевичем мы знали и раньше. Об этом, в частности, сама Юлия поведала корреспонденту “ПБ” в предолимпийском интервью. Тогда мы не стали интересоваться сутью противоречий, дабы не вносить диссонанс в казавшуюся слаженной работу тренера и спортсменки. И все же после выхода интервью Ярошевич спросил у автора: “О каких конфликтах вы написали?”…

И сейчас нет никакого желания раскручивать маховик конфронтации — до сих пор “ПБ” избегал этой темы. Однако досужие пересуды постепенно обрели очертания целенаправленной травли Юлии Нестеренко. И она решилась объяснить ситуацию читателям “ПБ”.

— И у меня он после того интервью спросил: “Юля, о чем речь?” Но конфликты были, и скрывать этого я не хотела.

— Разногласия выросли до размера пропасти, и вопросы о причинах вашего разрыва с Ярошевичем уже выглядят естественными.

— Сама я не хотела эту тему поднимать. Как всегда, перетерпела бы, как всегда, молча работала бы и глотала слезы. Такой уж характер… Мы с Димой предвидели, что о нас будут плохо отзываться и плохо думать. Но я не желала предавать наш конфликт огласке и портить авторитет Виктора Григорьевича, которым он стал пользоваться только после Олимпийских игр. После того, как написали заявление о том, что будем работать без Ярошевича, мы уехали на Белое озеро, чтобы побыть в лесу, успокоиться…

— Когда вы написали заявление?

— Сразу после Нового года.

— В ноябре на восстановительном сборе в Адлере вы работали вместе?

— Да, тогда еще вместе.

— Когда же произошел окончательный разрыв?

— Еще до Нового года. Хотя Ярошевич утверждает, что я только заявила: “Ухожу”, на самом деле было по-другому. Сказала ему: “К сожалению, я вам не верю”. Так и сказала! Он возразил: “Как так, я же для вас все делаю?” Я ответила: “К сожалению, не чувствую, что вы для нас что-то делаете, и я вам не верю”. Но мы решили начать жить по-новому после новогодних праздников.

— Чтобы не портить их ни себе, ни ему?

— Да. А вообще это не сиюминутное решение и не поза. Это длилось уже не год, и не два. И был у нас вообще серьезный конфликт. Год назад мы уже почти ушли…

— Пожалуйста, точнее.

— Перед чемпионатом мира в Париже…

— С тех пор прошел год и восемь месяцев.

— …И был конфликт, и был разрыв. Но тогда Леонид Францевич Зубрицкий, гостренер по Брестской области, убедил меня, что перед Олимпиадой разрывать от ношения не надо. Он, как и я, верил этому человеку и все делал для нашего обоюдного результата.

— Олимпийский триумф подтвердил его правоту?

— Да, терять время, вот как сейчас, на выяснение отношений, споры, разговоры — значило взять и пол-энергии выбросить на ветер.

— Чем был обусловлен тот конфликт, о котором вы упоминали?

— Давайте начну с самого начала. Мы работали вместе с Виктором Григорьевичем с 1996 года. Скажу честно: я человеку полностью доверяла, верила, он для меня был авторитетом. После потери отца он у меня был как тренер, как учитель, вызывавший уважение…

— С вашей мамой Виктор Григорьевич поддерживал контакт?

— Были вопросы, которые маму интересовали, но не больше.

Из интервью Тамары БОРЦЕВИЧ, матери Юлии Нестеренко. “ПБ” от 24.08.2004.

— Он жесткий тренер?

— Он прекрасный человек, в курсе всех наших дел и проблем. Знаю, что и ему нелегко приходится. Считаю, что Юле с тренерами очень повезло.

— Тренировалась год, два, три. Если кто следил за моим спортивным ростом, знает, что меня очень долго преследовали травмы. Не только меня, но и Диму, моего мужа, — год, два, три, четыре. И когда работаешь-работаешь, работаешь-работаешь, веришь в эту работу, но у тебя травмы постоянно, это наталкивает на мысль, что причина — в неправильной методике тренировок. Тем более если проблемы не у тебя одной, а вся группа травмирована…

— У кого еще были травмы?

— К сожалению, у каждого, кто тренировался у Виктора Григорьевича. Не могу назвать, у кого из нашей группы их не было. И чтобы кто-то выступал сезон не перемотанный, не забинтованный. Прекращать занятия спортом я не хотела, хотя близился пятый курс, а у меня травмы, травмы, и серьезного результата все нет и нет. Если бы я в тот момент сама ушла, мы бы распрощались, и Виктор Григорьевич не настаивал бы.

— Это какой год был?

— 2001-й. Но что-то внутри меня все время заставляет работать. Считаю себя неглупым человеком: училась в институте, читала книги, журналы и всегда хотела развиваться сама. Это помогло мне узнать свои слабые места. Уроком послужил и тот опыт, который приобрела за пару месяцев тренировок у Зинченко и Гуркова. Я увидела, как люди пашут! Как они пашут! К примеру, Наталья Сафронникова. И что-то во мне переломилось, понимаете?

— Но вы же ушли от них?

— Да…

— Почему?

— Это другая тема. Давайте об этом когда-нибудь потом…

У нас многие тренеры (не все, конечно) считают, что вот их методика наработана, и она наилучшая. Некоторым специалистам, мне так кажется, стыдно с кем-то переговорить, поинтересоваться, узнать что-то новое. Как же — мы же все умные! А я черпала все, что могла! У всех. К примеру, наблюдала за тем, кто и как прыгает, и при возможности просила тренера прыгунов, чтобы посмотрел на мои прыжки и указал на погрешности.

— У какого тренера?

— Несколько раз обращалась к наставнику Главацкого Раковичу — очень хороший специалист и доброжелательный человек. Не однажды беседовала и со штангистами. Ведь сколько тренировалась у Виктора Григорьевича, столько тягала и тягала штангу, а максимальная сила у меня не росла, стояла на месте. Надо было что-то делать! Консультировалась и с метателями нашими, и Дима много спрашивал, особенно у тяжелоатлетов. Все прочитанное, увиденное, услышанное, узнанное, продуманное вместе сложила и, зная свои слабые места, поняла, что мне надо. Я чувствую саму себя. И в год, предшествовавший Олимпиаде, мы сделали упор на штангу.

— Интуитивно?

— Именно так. Осенью 2003-го, нацеливаясь на зимний чемпионат мира в Будапеште, подошла к Виктору Григорьевичу и сказала, что хочу делать такую-то работу. Хотя еще тем летом, перед чемпионатом мира в Париже, начала уже что-то свое добавлять в тренировки. Но я еще боялась полностью перейти на свою методику. Металась между программой Ярошевича и тем, что придумала сама. Из смеси того и другого тогда получалось лишь бы что. И тренер сказал: “У тебя началась звездная болезнь, ты свое привнесла, но от этого нет никакого толку”.

— Отчего звездная болезнь?

— Оттого, что хотела делать свою работу.

— Это было еще до Будапешта, до бронзовой медали?

— Это еще до Парижа мне было сказано, перед конфликтом, о котором я вам сказала в Стайках. Но я все-таки настояла: давайте рискнем! Виктор Григорьевич ответил: “Хорошо, только это ты будешь делать одна. Я своей группе на тренировках этого не буду давать”. И он пошел мне на уступки. Каждый месяц я приносила свой план, и каждый месяц тренер просто “засекал” меня.

— Уточните, с какого времени?

— Мы стали так работать после чемпионата мира в Париже, с осени 2003 года. Мы отдельно от группы делали “свою штангу”, свою работу.

— Мы — это вы с Димой?

— Да. “На штанге” за мной смотрел только Дима.

— Когда я приезжал в Стайки за месяц до Игр, так и было.

— И у меня пошел результат. К тому же зимой мне повезло: на моем спортивном пути повстречался замечательный массажист Юрий Анатольевич Палажиев, которого нашел Леонид Францевич Зубрицкий. Что больше всего поразило в этом человеке? Прихожу к нему и жалуюсь на боль в ноге. Другой бы массажист помял больное место и все. А Юрий Анатольевич начал мять спину. Я тогда еще не понимала, насколько важна спина. Он продолжил на второй день, на третий, четвертый. Тогда я почувствовала, насколько мне стало легко.

Или сидим вечером дома, а массажист звонит и говорит: “Юля, я вот думаю, в твоей ситуации, с твоим организмом, с твоей спиной какие нужны упражнения”. Меня поразило, что человек обо мне думает, заботится. Это очень тронуло.

— Насколько помню, вы так же хорошо отзывались о докторе Кириллове…

— Да, Аркадий Павлович тоже настоящая находка. Продолжаю сотрудничать с этими людьми. Они в сложившейся ситуации меня полностью поддерживают, потому что все происходило у них на глазах. Они тоже не понимали, в чем дело. Не понимали, почему тренер за год ни разу не позвонил доктору и не спросил про меня. Это все делали мы сами!

Из интервью Аркадия КИРИЛЛОВА. “ПБ” от 24.08.2004.

— Как возник ваш союз с Юлией Нестеренко и ее тренером Виктором Ярошевичем?

— Это была инициатива самой Юли, тогда еще Борцевич. Мы познакомились на сборе в Адлере в 1999 году. Там был и Дмитрий Нестеренко. Но позже пришлось сосредоточиться на работе с гребцами, в течение полутора лет у меня были сборы в Германии. Последний год я практически полностью работал в Бресте с группой гребцов Владимира Синельщикова, Юля Нестеренко стала ко мне обращаться за советами и помощью. Так возникло наше сотрудничество.

— Каково работать со спортсменами высокого класса, в частности с Нестеренко?

— В целом сложно. Далеко не все атлеты международного уровня контактны и строго выполняют предписания врача. Но с Юлей сотрудничать очень приятно. Она очень аккуратный, пунктуальный и добросовестный человек. Когда я разрабатываю для нее схему, то уверен, что все будет сделано в точности с моими рекомендациями. Но Юля не механически следует указаниям: она всегда пытается докопаться до истины, задает немало вопросов, чтобы понять, что к чему. Это характеризует ее как человека высокого интеллекта. В то же время надо учитывать, что она довольно впечатлительна.

— В триумвирате спортсмен — тренер — врач должно существовать полное взаимопонимание?

— Абсолютно справедливо. С Юлей Нестеренко у нас оно есть. Что касается ее тренера Виктора Ярошевича, то это довольно своеобразный человек и знающий специалист. У нас с ним нормальный контакт. Иногда хотелось бы чаще согласовывать наши действия. Важно, что Ярошевич мне доверяет и не мешает работать со спортсменкой.

— Однако в случае с Нестеренко можно говорить и о четвертом участнике учебно-тренировочного процесса — ее муже Дмитрии.

— Надо отдать Диме должное. Он многое делает для того, чтобы облегчить тяжелый тренировочный труд Юлии: ходит по магазинам, выполняет значительную часть домашней работы. Нужно иметь в виду, что организм спортсмена, вышедшего на уровень мирового класса, подвергается нешуточным испытаниям. Потому Юля иногда может быть уставшей, излишне раздражительной. И тут необходимо понимание близкого человека. Дима, как профессиональный спортсмен, знает это лучше других.

— Уже зимой было очевидно, что Юлия совершила качественный скачок…

— Без силы нет скорости. Поэтому в подготовительный период была проделана серьезная силовая работа, плоды которой не замедлили сказаться.

Этот телефонный разговор с доктором Кирилловым у меня состоялся назавтра после олимпийского триумфа Юлии Нестеренко. Должен признаться, что не мог поверить в то, что у тренера и врача олимпийской чемпионки вообще не было контакта. Потому к сказанным после глубокой паузы словам Аркадия Павловича: “Иногда хотелось бы чаще согласовывать наши действия” добавил: “У нас с ним нормальный контакт”.. (Остальное полностью соответствует словам Кириллова.) Добавил не для лакировки, а для более полного, как мне казалось, отражения действительности. Думалось: по-иному такую вершину покорить невозможно!

— Оказывается, между Кирилловым и Ярошевичем вообще не было контакта?

— Нет-нет-нет, не было. Но потом, когда после подготовки по своей программе я стала бронзовым призером чемпионата мира в беге на 60 метров, Виктор Григорьевич понял, что это приносит результат, и начал давать эту работу всей группе.

— А речь шла о совершенствовании силовой выносливости?

— Обо всем. Но в основном о полной перестройке работы со штангой.

Дмитрий НЕСТЕРЕНКО:

— Он эту работу, что Юля делала, присвоил. Сейчас все эту “волокушу” тягают и “на штанге сидят”. Мы еще два года назад начали “свою штангу” делать. Потом уже за нами потянулись остальные. А тогда программу, которую Юля выполняла, тренер себе в дневничок записывал и говорил: “Делайте, что хотите”… Она-то свой организм сама изучила. Считаю, что спортсмен, который чувствует свой организм, прислушивается к нему и сам знает, что ему делать, — это великий спортсмен. А когда насильно кому-то дают ту же самую работу, начинаются травмы, люди попадают в “ямы”.

— Ребята были не готовы к этой работе. Мне кажется, Ярошевич не до конца понимал, что я делаю и как. Например, когда бегала с колесом, то не выкладывалась, а бежала только на сохранение структуры бега. Чтобы она не поломалась потом в стрессовых условиях. А тренер давал установку: быстро бежать. Упражнения с железом да еще быстро бежать с колесом — все ломается после таких установок.

Я ведь все это испытала на себе. Это мой эксперимент, а не Виктора Григорьевича, как он всем сейчас поясняет. Это настолько индивидуально, я для себя эту программу составила. Потому понимала каждый шаг, каждое движение — для чего, почему и как его делать. Ни одну пробежку из себя не выжимала. Все осмысливала. Мне результат на тренировках был неважен.

А когда человеку дается работа и ничего не говорится, что и как… Хотя, считаю, Настя Шуляк и Света Милицына — талантливые девочки. И был бы у них результат. Просто они не готовы были к этой работе — нельзя всех стричь под одну гребенку.

— Кто еще тренировался в группе Ярошевича?

— Кроме нас с Димой, Насти и Светы, еще Юра Богатко и Витя Кирисюк. Но у Вити тогда, кажется, была грыжа.

— А подававший надежды Роман Дайлид?

— По-моему, он закончил занятия спортом из-за личных интересов.

— Работа всем давалась одинаковая, без дифференциации?

— Ну, конечно, мужчинам с большими килограммами.

— Но он ведь, по-моему, хуже стал бежать. В 2003-м Богатко был чемпионом страны и зимой, и летом. А в прошлом сезоне лишь замкнул восьмерку финалистов.

— Еще раз говорю. Видела, как Юра бежал. Ему не дали правильной установки. Вот просто человек сделал — и все.

— А ребята сами не спрашивали, что к чему?

— Они полностью доверяют тренеру. Думаю, что Шуляк и Милицыной, может быть, даже повредила эта работа.

— Милицына, о таланте которой мне говорил Ярошевич, уже год или полтора отсутствует на дорожке. Что с ней случилось?

— Не могу сказать точно, это всего лишь моя версия. Она была не готова к жесткой работе. Ей вообще нужно совсем другое. Вероятно, она просто сломалась, у нее не выдержала спина. А почти все травмы — из-за спины.

Не знаю, стоит ли сейчас об этом говорить… Мне вот сейчас их жалко. Потому что из них выжмут все ради своих интересов. И не то что бы сделают инвалидами, но покалечат. И девчонки ничего не покажут. Они сами, видимо, этого не понимают, так как полностью доверяют тренеру. Мне трудно об этом говорить…

— Но Анастасия вроде бы потихоньку прогрессирует…

— Настя крепче, сильнее, она, может быть, выдержала нагрузки. Но все равно это настолько индивидуально.

— Юля, вы говорите, что вам жалко девочек. Но ведь люди, прочтя ваши слова, вправе рассудить и по-другому: Нестеренко просто боится, что Ярошевич вырастит еще одну чемпионку, а у самой олимпийской чемпионки без Виктора Григорьевича ничего не получится.

— Каждый может думать, как он хочет. Ничего не могу сказать. Я при возможности с девочками знаниями делилась.

— А как вы с ними сейчас общаетесь?

— Уже реже. Не видимся на тренировках. Хотя мы ничего не меняли. Мне нечего скрывать и некого стыдиться. Но Ярошевич и его группа тренируются в другое время.

— То есть теперь каждый трудится совершенно автономно…

— Вот еще что для меня стало ударом. Еще до разрыва узнала от тренеров в Бресте, будто им Ярошевич говорил, что проводил со мной эксперимент. Меня это просто убило. Я полтренировки проревела, когда это услышала. Знаете, такое терпеть! Чужими руками сделано! Если кто и проводил эксперимент, то я сама над собой, доктор Кириллов и массажист Палажиев. Юрий Анатольевич вытягивал меня из таких перекосов! Он ведь не знал, чего можно на следующий день ожидать от моего организма, от моей спины, от меня. Он выкладывался полностью, в день делал по три массажа. Пока не поставит позвонок на место, не успокоится. Потому что знает, что я должна за ночь восстановиться, а позвонок будет мешать, щемить, давить.

А что толку тренироваться, когда нет восстановления? Такая работа всегда впустую.

К слову, хочу сказать добрые слова и о Михаиле Васильеве. Он тоже хороший специалист, притом, когда к нему обращаешься, всегда поможет.

…Когда такие слова слышишь (имею в виду эксперимент, который якобы Ярошевич проводил со мной) и от таких людей, которым веришь на сто процентов… Сейчас понимаю: это был беспроигрышный вариант, это очень удобно: он говорит, что проводит эксперимент, у нас все получилось, слава богу! Он — заслуженный тренер, я — олимпийская чемпионка. Но если бы не получилось, мы бы услышали: вы с Димой перепахали, вы с Димой виноваты, вы с Димой намутили. Нам всегда вот так говорилось: вы сами! А когда все хорошо — Виктор Григорьевич проводил эксперимент.

Дмитрий НЕСТЕРЕНКО:

— С этого-то и начали ругаться, что тренер не хотел ничего менять. Открываю свой дневник: год тренируюсь, второй, третий… И на четвертый знаю, что буду делать в тот или иной день. Ни в нагрузке, ни в чем другом ничего не менялось, понимаете? Как можно пять лет одно и то же делать и прибавить в результате?! И постоянные травмы. Выкарабкивался буквально за неделю до соревнований и полуперемотанный бежал. А тренер твердил нам: “По этому плану тренировалась сборная Союза”. Так с тех пор все уже давно поменялось во всех видах спорта

— Насколько помню, Виктор Григорьевич учился в Ленинградском институте имени Лесгафта, а потом еще и в Высшей школе тренеров в Москве.

— Да, у него хорошая школа, но с тех пор прошло 20 или 30 лет. Тренер должен расти, а что получалось? Мастеров спорта клепал, их у него человек десять, а мастер международного класса — только Юля, больше никого.

— И еще один момент, о котором хочется сказать. Может, и зря говорю об этом в газете. Противно, когда кто-то притворяется несчастным, брошенным, обиженным, белым и пушистым, но при малейшей возможности делает нам с Димой пакости. Если я перестала уважать человека и перестала ему верить, так об этом и говорю: не верю и не уважаю.

Месяца два-три назад могла еще сказать ему спасибо, он же все-таки для нас что-то сделал. Даже за те совместные годы нужно поблагодарить тренера. Но сейчас не могу даже этого сделать, потому что это будет не от души. Настолько я всего “наелась”. Очень обидно слышать намеки, а то и прямые обвинения в корысти. Полгода разговаривала с людьми, каждому открывала свою душу, искренне, ничего не скрывая, и потом услышать о какой-то корысти — очень обидно. Кто-то пытается упрекать: “Как ты могла, предала, все для тебя человек делал, был тебе как отец родной…” Даже и капли таких отношений не было! Вот я дружу со Светой Усович, так для нее Игорь Владимирович Захаревич и мамка, и папка. У нас и близко такого не было. Такие слова, как отец родной, — это не про нас.

— Об этом говорят в Бресте или в Минске?

— Основная масса в Минске за Ярошевича. Но и в Бресте, и в столице многие люди нас, по крайней мере, выслушали. В Бресте один человек просто рассмеялся мне в лицо, его даже не интересовала причина моего перехода, хотя его обязанность — это знать. Наверное, многие тренеры на стороне Ярошевича: какой мы подаем пример — уходим от своего наставника. Но в родном городе после того, как я выиграла, ко мне подходили многие специалисты: “Юля, мы рады за тебя, но не за него. Потому что видели, как ты к этому шла. Это было на наших глазах”. В Бресте мы с Димой чувствуем, что люди больше за нас, в Минске — наоборот.

Дмитрий НЕСТЕРЕНКО:

— Когда кто-то навязывает окружающим свое мнение, а ты долго-долго молчишь и ничего не высказываешь, у людей, у всей страны складывается определенное впечатление. Тогда появляется необходимость что-то сказать. Но оправдываться не стоит. Не в чем.

— Давайте перейдем к рабочим вопросам. Зимой вы где тренировались?

— В брестском легкоатлетическом манеже. Хотелось поехать куда-нибудь на юг, туда, где было плюс пять градусов, а не минус 20, чтобы побегать, на открытом воздухе, по прямой, а не по крутым виражам.

— Слышал, что вы собирались на сбор в Грецию? Почему же не поехали?

— Нам не дали.

— Это зависело от брестских чиновников или от минских?

— От минских.

— Руководители национальной команды и федерации легкой атлетики на пресс-конференции после мадридского чемпионата Европы не одобряли вашего перехода от тренера Ярошевича к тренеру Нестеренко, полагая, что у Дмитрия пока нет необходимой квалификации для работы со спортсменкой столь высокого уровня.

— Хочу сказать о Диме, чтобы прекратить разговоры вокруг него. По крайней мере последний год, когда он перестал обращать внимание на свои результаты, он контролировал мою технику бега, мои упражнения со штангой. Дима уехал с предолимпийского сбора в “Стайках” за неделю до моего вылета в Афины. Ему, конечно, не хватает опыта в организационных вопросах, в том, что касается бумажной работы. Мы знали, что этот год будет тяжелым, решающим. И сознательно пошли на этот шаг сейчас, чтобы к Пекину быть подкованными во всех вопросах. Чем раньше Дима узнает всю эту кухню, тем лучше. Но хочется немного поддержки и какого-то тыла. Хоть ка-ко-го! Мы не просим ни зарплаты, ни сборов, ни денег. Говорят же: какой, мол, Дима тренер, мы ему зарплату не дадим…

— То есть его на сборы не ставили?

— Нам с начала года по линии БФЛА не сделали ни одного сбора. (Беседа проходила 24 марта. — “ПБ”.) Только в Бресте был один. И после этого кто-то будет говорить, что мы корыстные?! Да мы не просим у них денег! Когда вместе покажем результаты, тогда и будем просить.

— Когда вы возобновили тренировки?

— Полгода я принадлежала людям, но только не себе. Сначала злилась, потом начала немножко по-философски относиться к этому: когда еще у меня в жизни будет момент, чтобы вот так порадовать многих людей? Ведь до сих пор подходят и даже некоторые плачут. В Минске, конечно, реже. После Нового года мы настолько были замучены, что у нас и праздник был не праздник. Ничего не успевали, все вверх дном… А после Рождества уехали в Берестье, на Белое озеро. Повезло с погодой. Я каждый день бегала кроссы по 30-40 минут и плавала в бассейне в свое удовольствие. И так — 18 дней.

— Вы хорошо плаваете?

— Да, раньше занималась плаванием. На меня природа так подействовала, что я как-то забылась, приехала оттуда другим человеком. И сказала Диме: “Хочу тренироваться, готовиться к сезону!” Меня было не остановить! Диме приходилось меня придерживать на тренировках: все надо делать постепенно, аккуратно, тем более после полугодичного перерыва.

— Четырехмесячного…

— Февраль и март ушли на восстановление физических кондиций.

— У вас был лишний вес?

— Не было, но без нагрузки мышцы опали. Эти два месяца мы только восстанавливались — шаг за шагом, не спеша, хотя и сейчас готова на занятиях горы свернуть. Но не дают нормально работать вся эта обстановка, переживания, нервы.

— Тренируетесь по два раза в день?

— Только последние несколько недель. Я очень жадная до тренировок, но Дима меня ограничивает, следит за этим очень внимательно.

— Он растет как тренер?

— Ему сейчас тоже тяжело. И, слава богу, рядом есть люди, которые нас поддерживают: Кириллов, Палажиев, Зубрицкий, мой первый тренер Саляманович Сергей Владимирович, он иногда приходит на тренировку посмотреть, что-то подсказать. Очень выручает Александр Васильевич Шаров, кандидат наук, доцент кафедры легкой атлетики и лыжного спорта Брестского педуниверситета. Я когда-то у него училась. Он снимает показатели сердцебиения для контроля восстановления. Благодаря ему мы видим по графикам, что все у нас идет нормально, сдвиги есть, сердце набирается силы. Мы ни от какой помощи не отказываемся…

Дима тоже растет, но нам нужно немножко поддержки. Не для того, чтобы все на кого-то спихнуть. Нет, это наш путь, который мы выбрали сами. И мы с Димой не отказываемся от трудностей. Чем их больше, тем ценнее и радостнее будет победа.

— Чем будете заниматься теперь?

— Если в первые месяцы стояла задача восстановиться, то на выездном сборе нужно отпахать, оттерпеть. Будет много силовой работы.

— Когда и где примете первый послеолимпийский старт?

— Наверное, 5 июня в Америке. Мы специально к нему не готовимся. Это обычный старт. Главное соревнование — чемпионат мира в Хельсинки.

— А на домашних дорожках мы вас увидим?

— Это будет зависеть от моей готовности.

— В Кубке Европы будете бежать?

— Хотим просить руководство освободить меня от этого турнира. В планах, которые мы подавали главному тренеру национальной команды Анатолию Ивановичу Бадуеву, Кубка нет.

— Собираетесь ли бежать эстафету 4х100 метров?

— Я всегда “за”. Чтобы у меня, у девчонок, у нас вместе получилось. Но главная цель — стометровка, а может быть, и 200 метров тоже. Во всяком случае, будем готовиться и к этой дистанции. Есть новые идеи, мысли, которые хотелось бы применить в тренировочном процессе. Но в этот ответственный, важный год мы этого делать пока не будем, пойдем по проторенному пути. Лишь бы не мешали.

Мне кажется, что на нас поставили крест, махнули рукой, похоронили. Я только не понимаю, за что — нам еще не дали ни одного шанса. Не было ни одного старта, по которому можно было бы судить о нас с Димой.

В нас и до Олимпиады никто не верил, я все время доказывала: посмотрите на меня, пожалуйста, обратите внимание! И сейчас то же самое. Как и раньше: мы просто молча трудились, и сейчас я хочу молча трудиться. И я мечтаю, чтобы люди отпустили меня в своих мыслях, в своих разговорах. Надоело слушать о том, что я потолстела, ослабела. Как можно говорить такие вещи, сидя где-то там, в Минске, в кабинете, не зная обстановки?! Когда все наоборот, совсем наоборот…

С рекламных щитов ослепительно улыбается девушка, очень похожая на олимпийскую чемпионку Юлию Нестеренко. Однако сейчас Юле пока не до улыбок. Она работает, мужественно преодолевая барьеры, которые жизнь воздвигает на ее пути. Мы уже знаем: она обязательно победит!

P.S. Редакция “ПБ” готова предоставить возможность Виктору Ярошевичу высказать свою точку зрения на вопросы, затронутые в интервью Юлии Нестеренко.