Встретилось в пути. Пашка с планеты Земля

Паша — официальный гид гандбольного минского “Динамо” на квалификации Лиги чемпионов. За полтора дня он так отладил процесс (транспорт, питание, расписание тренировок), что сегодня вполне заслужил от штаба делегации досуг в полдня, которые вызвался посвятить нам с Максом.
Максим Кошкалда — динамовский менеджер по международным связям. Кажется, и в этой поездке у меня отыскалась родственная душа. Мы сразу условились, что нам важен дух города как таковой. Значит, смотрим только по сторонам и презрительно игнорируем тяготы шопинга. Пашке это в новинку. Он плохо понимает, как такое возможно в поведении гостей с его родины, и поначалу все же пытается сориентировать нас на врата встречных торговых центров. Но вскоре легко подстраивается под наши планы и настроение…
— А к мосту Дона Луиша мы так выйдем?
— Так я вас туда и веду. Слышали про него? Эйфель строил…
— Нет, дружище, не Эйфель. А его лучший ученик. Эйфель начинал здесь с другого моста. Железнодорожного…
Максим поглядывает на меня с нескрываемым изумлением. А Паша сразу соглашается:
— Ай, точно. Перепутал. Знаете, я вчера торопился. Вечером, как только добрался домой, полез в интернет. Про Порту почитать. Чтобы перед вами неучем не выглядеть…
Пашке семнадцать лет от роду. Хотя выглядит он, пожалуй, на все двадцать. C кудряво-непричесанной шевелюрой, в кедах, джинсах, белой сорочке навыпуск и сильно взрослящем его стильном сером пиджаке с портняжными наворотами. Наверняка он был бы розовощеким, не аннулируй эту характеристику въедливый португальский загар. Четыре года назад он переехал сюда вместе с родителями из Азова, что под Ростовом.
— Португальский выучил быстро?
— Вообще-то да. Правда, пришлось несколько месяцев из дома не выходить. Только школа и язык. Лишь когда стал свободно разговаривать и все понимать, пошел и записался в секцию зального футбола. А сейчас еще и боксом занялся…
Ему остался последний школьный класс — двенадцатый. Учебный год стартует здесь позже нашего — 15 сентября. Работа гидом, кстати, важна для Паши возможностью заработать дополнительный бонус в выпускную характеристику. Это облегчит продолжение учебы. Протекцию в гандбольном клубе составил школьный учитель физкультуры.
— А кроме бонуса? За работу платят? Или ты волонтер?
— Мне компенсируют только расходы на транспорт и питание. Но все равно здорово, интересно. Представляете, вы прилетели под вечер в среду, а мне только утром толком объяснили, что надо делать. Я так боялся все перепутать…
— Да ты молодчина. Все отлично устроил, — без рисовки успокаивает парня Максим, знающий толк в вопросах приема гостей.
— А в школе с оценками у тебя как? Если, конечно, не секрет…
— Нормально. Средний балл — семнадцать и две. Из двадцати.
— Это много?
— Ну да. Чтобы поступить в лучший в Порту технический вуз, достаточно пятнадцати.
— Поступишь?
— Конечно!
— А потом?
— Уеду. В Америку. Устроюсь программистом в “Майкрософт”.
— Справишься?
— Даже не сомневайтесь… Мы, кстати, уже подходим к центру. Вон там, через площадь, начинается Руа Санта-Катарина, пешеходная улица для туристов. Давайте туда — а потом к мосту?
В этом году ему справили португальский паспорт, самый настоящий.
— Российский сдал?
— Нет, что вы. У меня теперь двойное гражданство. Правда, говорят, что скоро в России эту практику отменят.
— Тогда и сдашь?
— Почему? Разве закон имеет обратную силу? Мне кажется, нет…
Мы с Максом понимающе переглядываемся. Парень твердо мыслит категориями Евросоюза.
…Этот феерический мост из эйфелевых металлоконструкций конца позапрошлого века с проносящимися в метре от пешеходов составами здешней подземки мы измеряем шагами из конца в конец. Из Порту в Гайю — город-спутник на другом берегу Дору. Где-то внизу, будто в каньоне глубиной в пару сотен метров, остаются главные здешние достопримечательности: старинные кварталы Рибейры — на одной стороне, а через воду напротив — неисчислимые крыши на манер фабрично-складских. Под ними происходит таинство производства настоящего портвейна.
— Видите, сколько лодок у причалов? На них вино доставляют в бочках из долины реки для окончательной обработки.
— А знаешь, почему в лодках?
Паша пожимает плечами, чувствует подвох.
— Потому что везти по мощеным старым дорогам было вредно для вина. Оно растрясалось, теряло терпкость, вкус и букет ароматов. Правда, сейчас уже сконструировали специальные фуры, идеально имитирующие на хороших шоссе условия водной транспортировки. А лодки — это уже просто антураж.
Теперь на меня изумленно-уважительно смотрит не один Макс.
В путаных кварталах исторического центра Пашка ориентируется не хуже, чем мы в родном Троицком предместье. На обеденном привале в невзрачной кафешке он уговаривает нас отведать некую местную гастрономическую диковинку. Ею оказывается хлебный каравай с упрятанными внутрь пластами мяса разновидностей никак не меньше трех, сыром и овощами. Гарниром к этому ужасу полагается картофель фри. Плюс жесточайшей остроты соус. В полчаса кощунственно попирается эффект планомерной сгонки веса, которой было посвящено лето.
Но обижаться на Пашку невозможно. Тем более что венчает трапезу изумительный эспрессо. В Порту вообще невозможно ни на кого обидеться или разозлиться, когда вдыхаешь аромат тамошнего кофе. Максим, к примеру, кофе не любит. Мы насилу уговариваем его попробовать. И его восторг наступившей бодростью продлится теперь до самого финиша путешествия. Но до финиша еще далеко.
— Вот на этой площади перед началом учебного года продают учебники. Представляете, цены в полтора раза ниже магазинных…
Мы проникаемся заботами нашего школяра. Но между делом вполголоса, не для Пашкиных патриотично-португальских ушей, делимся впечатлениями сугубо эксклюзивными:
— С чем в этой стране очевидный дефицит, так с женской красотой…
— Вот! Можете представить, каково мне было все эти четыре года! — наш поводырь все расслышал. Эта тема оказывается актуальной и для него.
— Да ладно, Паша. Тебе их много нужно, что ли? Уж одну красавицу такой видный жених, как ты, и здесь отыщешь.
— Вообще-то да. Уже… — не без гордости соглашается наш герой. — А это правда, что в России сейчас настоящая свобода нравов?
— В каком смысле?
— Ну, сегодня парень с одной. А завтра надоело — и поменял…
— Всяко, Паша, бывает.
— Вот и здесь тоже. По мне, плохо это. Понять не могу…
На один магазинный визит он нас все же уговаривает. Мы, собственно, ничуть не против. Торговая точка на тихой улочке называется “Русский”. Лет десять назад что-то подобное встречалось в наших поселках — городского типа и скромной величины. Продавец с полувзгляда распознает в нас своих, приветствуя без акцента:
— Здравствуйте!
Пашка уверяет, что выставленная на продажу вареная колбаса привезена вовсе не из России — контрафакт из Германии. Бородинский хлеб — тоже. В происхождении напитка с этикеткой “Светское (именно так!) шампанское” нет сомнений даже у нас. Но ведь невозможно придумать в Германии лимонад под названием “Живчик”, исконно наши медовые пряники в обычно-прозрачном целлофановом пакете и уж тем более расфасованные в такую же тару подсолнечные семечки — ровно по кило!
Экспозицию довершает культурологический шок. Напротив стойки с концентратами каш — точно такая же, но уже с книгами: Бродский, Акунин, Высоцкий, Дэн Браун на русском, что-то еще — про Путина и Распутина.
— У вас прямо как в музее, — бросаем мы продавцу, уходя с пустыми руками.
— Заходите в другой раз, — скучающий мужик ничуть не обижен.
— Часто здесь бываете? — интересуемся у Паши.
— Совсем редко. Только каши мама покупает. Их больше нигде не найти. Португальцы каш не едят совсем.
— Вы их угощали?
— Они в этом смысле осторожные. Незнакомую еду вообще не признают. Даже в рот брать брезгуют… А русских здесь вообще-то уже много. А еще больше украинцев и молдаван. В Браге даже специальная радиопрограмма есть. Час в день вещает по-русски.
— Слушаешь?
— Так то ж в Браге! Это шестьдесят километров. Здесь не словишь. Я книжки русские читаю…
Он увлекает нас в кварталы Рибейры. Спускаться к реке путаными улочками под невероятный, местами страшный уклон легко. Правда, на фоне уже пятого часа пешей прогулки чуть тревожит перспектива возвращаться — это ведь такой же крутизны подъем. На набережной у основания того самого моста впору закружиться голове — от ароматов неисчислимых забегаловок на любой вкус. И мы понимаем, как погорячились, пообедав наверху.
Обратно решаем идти самой узкой из попавшихся на глаза улиц. Дома-лачуги в четыре-шесть этажей разделяет мостовая, ширину которой мы с Максимом покрываем, взявшись за раскинутые в стороны руки. В принципе это классические трущобы. На голову капает с вывешенного из окон белья. Мыльная вода от стирки струится под ногами. А самая удивительная декорация этого городского ландшафта — государственные бордово-зеленые флаги, которых над головой никак не меньше, чем простыней и наволочек. Может, это потому, что вечером играет с киприотами футбольная сборная? Или здесь всегда так?
Только собираюсь спросить об этом у Паши, как на перекрестье с такой же “магистралью” мы вдруг попадаем в натуральную толпу. В ней солирует не в меру возбужденный небритый мужчина средних лет. Выбираясь на свободную мостовую, резонно справляемся у провожатого, что это было.
— Сын у него родился. Зовет отпраздновать всех желающих…
В шутку обсуждая, не стоит ли вернуться, забредаем на какую-то лестницу. Пашка на ней спотыкается и дает нам повод для подколок:
— Что, Сусанин, устал?
— А ни капельки, — убедительности ради он демонстративно преодолевает несколько ступенек по-боксерки, подпрыгивая на одной ноге. Между тем в конце подъема, закрывая проем, сумрачно громоздится мужской силуэт. В контровом свете неодолимо притягивает взгляд раскрытый в его руке перочинный нож.
Нам, впрочем, не страшно. Нас трое, да один еще и боксер. К тому же и встречный не проявляет признаков агрессивности. Он лишь настойчиво выспрашивает, на каком из языков может с нами побеседовать. А ножичек оказывается инструментом для разделывания комковатого содержимого коробки из-под жвачки. Гашиш нам, ясно дело, не нужен. И парень смотрит вослед с возмущением: мол, чего же тогда приперлись в мой проулок…
Щеки Пашки поверх загара багровеют. Кажется, ему стыдно. Он по-настоящему огорчен таким вот дискредитирующим его город инцидентом под занавес прекрасного похода. Однако молодчина Максим педагогически тонко уводит парня в сторону от переживаний:
— Слушай, а здесь бывает зима?
— Пару месяцев прохладно. И многое зависит от ветра и дождя. А снег выпадал только раз…
Хочу расспросить его, скучает ли здесь русская душа без метелей, сугробов и новогодней елки. Но меня на вдохе прерывает звонок мобильника. Паша слушает, на его лицо наплывает печать озабоченности, а в тон разговора вплетаются напряженные нотки.
— Что-то случилось?
— Пятница. На мосту пробки. Команду повезут на игру в сопровождении полиции. Надо предупредить водителя, а то разволнуется.
Он утыкается в папку, которую держал в руках всю дорогу, звонит куда-то еще. И как-то враз сбрасывает беззаботность. Мы уже невдалеке от зала, где несколько часов спустя играет “Динамо”. Матча вполне можно дождаться и здесь. Но он решает по-своему:
— Знаете, а поеду-ка я все же в отель. На всякий случай. Чтобы у наших не было никаких проблем…
Он торопливо машет нам рукой на переходе: скоро увидимся…
Потом весь турнир мне будет греть ухо и память это озабоченное Пашкино “чтобы у наших не было проблем”. Их и не будет. Никаких.
И только при пересадке во Франкфурте я спохвачусь, что, прощаясь, так и не спросил у него фамилии…