Персона. Данила Городецкий: прыжки на высоту диссертации
После того как 27-летний диссертант минут сорок отвечал на вопросы седовласых профессоров и доцентов, среди которых были пять докторов физико-математических наук и лауреат Госпремии, заслуженный работник народного образования Беларуси Регина Тышкевич выразила общее мнение: “Данила — гордость нашей кафедры. Не сомневаюсь, что он защитится с блеском”.
Городецкий разрывается между работой в Национальной академии наук и тренировками. Он не интересуется спортом в общепринятом виде: не следит за футболом и хоккеем и, по-моему, не очень в курсе легкоатлетических событий. Тем не менее он спортсмен до мозга костей, был чемпионом страны среди юношей. Сверхзадача Данилы — победа над собой. Без малого десятилетие он защищает цвета Минска на соревнованиях национального масштаба. Хотя вместо благодарности его, судя по всему, нередко бессовестно обирают. Мастерских 2,15 ему мало, он хотел бы взлететь на 2,20. Но соревнований в календаре недостаточно, при этом еще и запрещают стартовать вне конкурса в юниорских и студенческих турнирах.
Данила прекраснодушен: склонен видеть во всем и во всех лучшее, прекрасное. Увы, некоторые этим пользуются. Однако, невзирая на мягкие, интеллигентные манеры, Городецкий своим принципам не изменяет. Главный человек в его жизни — мама, Вера Ростиславовна, законодатель его мировоззрения и внутренней философии. Другой источник влияния — Валерий Павлович Супрун, который не только научный руководитель, но и наставник по жизни, друг, соратник.
Наш прыгун обитает в мире сложной музыки — джаза и классики, обожает Джими Хендрикса, даже является членом соответствующего международного фан-клуба. А еще он заядлый автостопщик.
Городецкий полагает, что когда-то ему несказанно повезло: судьба свела его с Сергеем Андреевичем Хомчуком, тренером и человеком — от Бога…
Мой учитель
— Мой папа был кандидатом в мастера спорта по многоборью. Я же до легкой атлетики ходил в секцию джиу-джитсу. Когда увидел по телевизору, как американец Остин выиграл прыжки в высоту на Олимпиаде в Атланте, сказал отцу: “Хочу прыгать так же!”. И он отвел меня в манеж “Динамо”. Его бывший тренер Ларин посоветовал: “Идите только к Хомчуку”. Так и сделали. После этого мои родители Сергея Андреевича никогда не видели. Они следили, конечно, за мной, интересовались, но не вмешивались, доверяли ему и мне.
Тренер, на мой взгляд, очень правильно с нами работал. Он мягко готовил нас по многоборной программе. На юношеских соревнованиях за два дня каждый выступал в трех-пяти видах. В первый день я бежал 60 метров, через 15 минут прыгал в высоту, следующий день начинал с барьеров, потом была длина, и заканчивал бегом на 200 метров.
Первый разряд впервые выполнил в барьерном беге, потому что тренер большое внимание уделял именно барьерам. Это такой развивающий вид: и ритм ставит, и скоростные качества, и внешне эстетичный. Не было бы высоты, бегал бы барьеры!
А мои ровесники у других наставников вовсю работали со штангой. Однажды мы, когда Хомчук ненадолго отлучился, стали брать на плечи 50-килограммовую штангу. Увидев наше самоуправство, он сильно нас отругал. В основном мы использовали пяти- и десятикило- граммовые блины, пару раз гриф — и все. Над нами смеялись. Но на соревнованиях ученики Хомчука, как правило, попадали “в призы”. Он так искусно и разнообразно строил тренировки, что мы буквально горели, работали с интересом. Учил правильно бегать и прыгать, не занимались лишь метаниями и прыжками с шестом. Я даже хотел сосредоточиться на длине — у меня неплохо получалось: занял четвертое место на юношеском первенстве Беларуси. При том что уже специализировался на прыжках в высоту, а разбег для длины подбирался за неделю до соревнований.
— До каких высот добрался с помощью Хомчука?
— В 2000-м победил в Гомеле на юношеском первенстве страны. Соревнования проходили на стадионе “Луч”, и я трижды устанавливал личные рекорды. Меня включили в сборную на матчевую встречу Украина — Беларусь — Россия — страны Балтии. В Киев поехали вместе с Сергеем Андреевичем. Взял там два метра и занял третье место после россиян.
А мой личный рекорд, установленный в 16 лет, был 2,08. Месяца через три у меня случилась серьезная травма, и я года на полтора-два вылетел из обоймы. Как раз в тот момент поступал в университет.
Мне повезло, что я 12-летним подростком попал к Сергею Андреевичу, да еще и тренировался у него целых семь лет. Он с трепетом ко всем относился, однако ему как тренеру особо импонировал одаренный Коля Конников. Хомчук, человек интеллигентный, ни за кого не просил, полагая: если кто-то что-то заслужил, он это получит. Увы, в жизни не всегда так бывает. Сколько талантов уходят из спорта из-за того, что им не на что жить. Коля сделал выбор: сначала перешел к Бельскому, а потом завязал. Сергей Андреевич очень переживал, хотя старался этого не показывать. Великолепный человек, ставший моим учителем не только в спорте!
Переходный период
— Когда его не стало, я около года тренировался у Владимира Павловича Бычковского. Игорь Захаревич, наставник сестер Усович, как-то сказал мне о нем: “Бычковский — самый порядочный тренер из тех, кого я знаю”.
Ему не давали манежа для ежедневной работы. Мы прыгали там лишь дважды в неделю. В остальные дни я ездил от Червенского рынка в Малиновку, в школьный спортзал, где он работал учителем физкультуры. Тренировались на обычном полу, сами выносили и убирали маты. Владимир Павлович в основном работал с детьми, на меня у него времени не хватало. Поэтому я постепенно утратил интерес и решил завязать с легкой атлетикой.
— Что же заставило вернуться?
— Спустя полгода, в марте 2005-го, позвонил Бычковский и попросил посудить турнир на призы заслуженных тренеров СССР Гойхмана и Сосиной. Там услышал, что приехал Курдюк, который прежде тренировал Олега Жуковского, зимнего рекордсмена страны, прыгавшего на 2,33. Я его не знал абсолютно. Валентин Васильевич как раз набирал группу… Занимаюсь у него уже шесть лет. Мы легко понимаем друг друга.
Через год с небольшим занятий у Курдюка я взял в Бресте 2,15, выполнил норматив мастера спорта и занял третье место на Кубке Беларуси. На чемпионатах мне не везло, но в кубковых турнирах не раз становился призером. Никаких материальных дивидендов из занятий спортом не извлек, хотя, не скрою, иногда этого хотелось. Всегда себя успокаивал: это ведь хобби, любимое дело, за которое я плачу своим удовольствием.
В “яме”
— Могу ошибаться, но, по-моему, последние лет девять, кроме меня, никто за Минск в высоту не прыгал. У Гены Мороза то травмы были, то он готовился к более значимым турнирам. А других взрослых “высотников” в столице и не вспомнить. Последние лет пять, если чемпионат города проводился, там соревновался я и кто-нибудь из юношей. Собственно, и тренироваться нам было негде. Сначала это был стадион РЦОПа на Калиновского, потом его закрыли “на короткое время” на реконструкцию. С тех пор прошло уже четыре года. Недавно положили новую дорожку, но пока там нога спортсмена не ступала.
— Как же вы тренировались без стадиона?
— До реконструкции мы с Курдюком за полчаса до тренировки перетаскивали довольно тяжелые маты из подсобки на стадион. Это метров 30-40. Отпрыгав, возвращали их вместе со стойками на место. Как-то обратился за помощью к рабочему манежа, но услышал отказ. Когда стадион закрыли, стали выносить сектор на площадку, где сейчас играют в футбол. Там обычная резина, между листами которой проемы с большой палец. Если шиповка в них попадает, это очень неприятно. Когда в манеже положили новые маты, старые исчезли, а новые выносить не разрешали. Поэтому и зимой, и летом тренировались в манеже.
— А в Стайках?
— В дождь там образуются лужи и прыгать невозможно. Вообще там прыжковая яма и сектор в таком состоянии, что даже в шиповках с не самыми длинными шипами достаешь до бетона. Место отталкивания выбито настолько, что можно получить травму. При приземлении на маты покрываешься трухой давно сгнившего и высохшего поролона. Это не очень приятно. Стойки в никаком состоянии. Как там тренироваться, не знаю. И всегда так.
— И тогда, когда директором комплекса был Михайловский?
— Про директора не знаю, но не помню, чтобы в Стайках что-то менялось. Еще в 2000-м Леша Лелин, взяв там 2,28, отказался прыгать дальше — опасался травмироваться.
Прыгать — запрещено!
— Когда только начинал заниматься легкой атлетикой, в 1996 году, я создал электронную базу — в ней записаны соревнования, в которых довелось участвовать. Фиксирую там все подробности: стадион, результат, с какой попытки брал высоту, особенности разбега и так далее. На днях специально посмотрел статистику, построил график, и вот что выяснилось. В период с 1997 по 2000 год у меня набиралось по 17-20 стартов за сезон (включая зиму и лето). Потом поступал в университет, лечил травму, поэтому несколько лет из объективного анализа выпадают. Где-то с 2005-го примерно вдвое сократилось число соревнований, в которых я мог участвовать. Теперь редко когда сумма зимних и летних стартов превышает десять.
— Сколько их нужно прыгуну-высотнику, чтобы прогрессировать и выйти на пик формы?
— На моем уровне — кандидата в мастера-мастера спорта — не меньше двадцати: по десять летом и зимой, как бывало прежде. А то готовишься целый год ради одного-двух турниров.
Уходящий сезон показателен. Летом подхожу к одному из руководителей легкой атлетики, спрашиваю, можно ли попрыгать вне конкурса в юниорском чемпионате страны в Бресте. Он отвечает, что там будет отбор на чемпионат мира среди юниоров, протоколы пойдут в ИААФ, поэтому, извини, нельзя, в порядке исключения стартуют лишь члены национальной команды.
Нельзя значит нельзя. Однако позже в протоколе этих соревнований я нашел имена трех “высотников”, которые, как и я, к юниорам не относятся и в сборную не входят. Почему им можно, а мне нет? За мной ни проступков, ни дисквалификации не числится. Турнир этот проходил за полмесяца до чемпионата страны в Гродно. За пять недель между Кубком и чемпионатом я выступал лишь однажды — на турнире “Призы олимпийских чемпионов” в начале июня. Можно ли в таком случае выйти на пик формы?
— На юниорском чемпионате вне конкурса соревновались несколько десятков легкоатлетов среднего уровня, не имеющих отношения к национальной команде. Тебя попросту надули.
— Когда стал магистрантом, а затем аспирантом, мне под разными предлогами не разрешали выступать в студенческих соревнованиях. Я учился в БГУ, но главный судья запрещал мне прыгать даже вне конкурса. Хотя просил его: приеду за свои деньги, сам оплачу жилье, дайте только попрыгать! Не дал! И здесь в протоколах обнаружил несколько человек, вроде бы не имевших права выступать на первенстве вузов. Но они представляли учебные заведения, в которых никогда не учились. Если кому-то интересно, имена восстановить не сложно.
Как можно получить соревновательный опыт на чемпионате столицы, когда я выхожу в сектор один? Или вот будто бы в прошлом году был в Минске международный турнир. В нем, кроме меня, прыгали два перворазрядника. Как из такого старта извлечь пользу? Удовольствие получаю в основном от прыжков на тренировках.
Из соревнований высоким уровнем организации, большим количеством участников и неповторимой атмосферой выделяется турнир на призы Гойхмана и Сосиной. Кстати, там всегда объективное судейство. В этом плане хочу выделить Юрия Яковлевича Самодумского. Он одинаково доброжелателен, вежлив и требователен ко всем прыгунам, независимо от титулов и возраста. Уже только это создает атмосферу спокойствия и здоровой конкуренции.
— У меня такие же впечатления от этого турнира. Его больше десяти лет кряду организует твой бывший наставник Бычковский. И он, и Самодумский — ученики Павла Наумовича и Елизаветы Ивановны, мастера спорта.
Кто спасет утопающих?
— Когда тебе впервые покорился мастерский норматив?
— В 2006-м. Я уже довольно активно занимался наукой. 29 мая выступал на конференции в Новополоцке, а назавтра или послезавтра прыгал в Бресте на Кубке Беларуси. Впервые взял 2,15 и стал призером. Сочетание таких событий порадовало особенно. Потом зимой 2007-го дважды покорял эту же высоту и нынешним летом снова на Кубке.
— Что мешает прыгать выше?
— Отсутствие должного соревновательного опыта. Последние несколько лет я готов преодолеть 2,20. Однако не беру, потому что каждый раз выхожу в сектор, словно впервые. Когда соревнуешься редко, забываются ощущения, испытанные на предыдущем турнире. Винить в этом, кроме себя, некого.
— А тренера?
— Абсолютно ему доверяю. Иначе невозможен положительный результат. Считаю себя кистью в руках художника. Конечно, есть моменты, которые мы обсуждаем, тогда происходят небольшие корректировки, но глобально я не влезаю. Ни с одним из трех моих наставников у меня никогда не было противостояния.
— Еще один фактор стагнации результатов — куцый календарь?
— Мы обсуждали эту тему с ребятами, и не только с “высотниками”. Всем хочется больше соревнований. Но дальше разговоров дело не идет. Не писать же заявления. Понятно, чем это кончится. Силы потратишь на ходьбу по инстанциям, а в итоге ничего не получишь.
— Не обязательно куда-то идти. Двадцать первый век предоставляет широкий выбор средств связи.
— Знаю: спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Но я не слепой, вижу, что происходит. Если развивать какую-то непопулярную тему, это может отразиться на людях, которые рядом. Это и беспокоит. Приведу пример. Пару лет назад на Кубке Беларуси в Могилеве мы с вами стояли у бортика и негромко разговаривали. Подошел Курдюк и несколько минут с нами беседовал. Потом Валентин Васильевич сказал, что один товарищ сделал ему замечание: мол, чего это ты и твой ученик свободно подходите к Тасману? Не знаете, что он у нас во врагах? Я ответил тренеру, что знаю вас столько, сколько занимаюсь легкой атлетикой, и даже не хочу комментировать это “предупреждение”.
Если до такого доходит, представляю, что произойдет, если поднять вопрос о нехватке стартов.
— Возможно, тебя не допускают выступать вне конкурса именно из-за наших приятельских отношений… Однако существует прецедент, когда несколько тренеров вместе выступили с письмом протеста против переманивания их учеников к столичному коллеге. Их третировали, но они не дрогнули. “Молчание ягнят” способствует уничтожению белорусской школы прыжков высоту, которую руководители БФЛА фактически добили.
— Я слышал, было время, когда на чемпионате Минска можно было не попасть в призеры с результатом 2,20. А сейчас такая высота достаточна для победы едва ли не на всех соревнованиях национального масштаба.
В столице воруют?
— Как тебя поддерживают организации, за которые ты много лет выступаешь: город, университет, РШВСМ-2?
— Во время обучения в университете несколько лет подряд получал так называемое “питание”. По размеру оно было равно стипендии. Фактически набегали две стипендии — учебная и спортивная. Деньги небольшие, но тогда это очень помогало жить. Премии получал раза два, когда команда БГУ занимала призовые места на универсиаде.
— А чемпионаты страны?
— Их два — зимний и летний. Выступал я на них последние семь лет. Предчемпионатные сборы обычно длятся 10 или 18 дней. Спортсменам выдаются деньги на усиленное питание, чтобы как следует подготовились к турниру. Но иногда деньги пропадают. Прошлой зимой команде Минска их выдали не сразу, а через месяц-полтора после чемпионата. Меня тогда в Минске не было. Когда приехал, остался ни с чем. Посоветовался с Курдюком и написал заявление на имя Юспы, начальника спортуправления Минского горисполкома. Вскоре наставник сказал мне, что гостренер по Минску Валентина Михайловна Маковецкая очень просила меня забрать заявление. Мол, денег уже нет, зато конфликт может негативно сказаться на ней, а по цепочке — на моем тренере и всей группе. Мне было обидно: 150 тысяч — не 100 миллионов, однако почему они пропали? Но заявление забрал.
Нынешним летом ситуация повторилась: чемпионат страны закончился 27 июня, но и сейчас, пять месяцев спустя, денег за сбор не получил. В таком же положении оказались участники чемпионата Европы Наталья Вяткина и Сергей Иванов. На этот раз я ходил к Маковецкой и в августе, и в сентябре — безрезультатно. В 2009-м я спустил дело на тормозах, и она, видимо, решила, что со мной это можно повторить.
— Если бы Вяткина, Иванов и ты написали заявления в правоохранительные органы, вопрос решился бы очень скоро. Но они тебя вряд ли поддержат… Кстати, ходят упорные слухи, что по итогам какой-то финансовой проверки Маковецкой сделали начет на 16 миллионов рублей…
— Поймите, дело-то не в 150 тысячах, я свою идею отстаиваю! Выступаю ведь не за деньги! И всю экипировку покупаю за личные средства.
— Тебе не дают экипировку? А сборной Минска?
— Трусы и майку — один комплект для выступлений — мне выдали лет пять назад. По РШВСМ-2 дважды получал кроссовки. В 2000-м облачили в “филовскую” форму для выступления на матчевой встрече в Киеве, в ней соревнуюсь уже десять лет.
— А витаминизация — тоже процесс, проходящий мимо мастера спорта Городецкого?
— Четыре года назад, когда впервые выполнил мастерский норматив, мне единственный раз выдали несколько коробочек с самыми простецкими витаминами типа гематогена и еще что-то в этом роде. По-моему, я даже за них не расписывался. Спортсмены моего уровня и ниже получают и витаминизацию, и экипировку по РЦОПу. Видел не раз, как они уходили с большими свертками. А у нас, в РШВСМ-2, нет.
Мой диетолог и менеджер — мама. Она ищет и находит все в интернете, у меня времени на это не хватает… Во время соревнований худею на несколько килограммов, а после них чувствую себя выжатым лимоном, хочется упасть и заснуть.
Наука защищать
— Данила, теперь о другой твоей ипостаси. За четыре года, прошедших после окончания мехмата БГУ, ты, не отрываясь от легкой атлетики, допрыгался до соискателя ученой степени кандидата технических наук.
— Начал заниматься наукой еще на третьем курсе. Мне встретился замечательный человек — Валерий Павлович Супрун. Он был тогда замдекана мехмата. Поскольку я проявил интерес к той области, которой он занимается, взял меня в ученики. Я поступил в магистратуру. После этого учился в аспирантуре, окончил ее успешно — с представлением диссертации к предварительной экспертизе.
— Как пришла идея заниматься наукой?
— Видимо, к этому была предрасположенность ума, и мне это было интересно. Чувствовал, что в этой сфере есть творческий, креативный выход для моей энергии.
Спорт всегда отнимал довольно много времени, иногда его не хватало на что-то другое. Однако я всегда активно занимался продвижением своих интересов. Школа не оставила в моей жизни заметного следа. Даже товарищей того времени нет. У меня в отличие от однокашников были длинные волосы. Из-за этого ко мне издевательски относились и в классе, и вообще. Приходилось искать выход в чем-то другом. Попался спорт. Нет, не попался, так, видно, было суждено. Предопределенность прослеживается и в другом. Если бы в 2000-м не случился разрыв связок, может, не поступил бы в БГУ. Некоторое время был прикован к кровати. Надо же чем-то заниматься. У меня мама — математик, папа тоже технарь.
— Манипуляции с цифрами — у тебя в крови?
— Мама в свое время закончила факультет прикладной математики БГУ. Сначала она меня готовила к поступлению, потом пять раз в неделю посещал репетитора.
— Наукой занялся по собственной инициативе?
— В конце третьего курса подошел к Супруну, и он предложил мне темы, которыми можно попробовать заниматься. Валерий Павлович был у меня руководителем сначала курсовой работы, затем бакалаврской, дипломной, а после — магистерской и кандидатской. Воспринимаю его как учителя, наставника и друга, каковым прежде был Сергей Андреевич. Супруну за 60, но он продолжает играть в баскетбол. И болеет за красивый, честный спорт. И еще меня поддерживает мама.
— В чем суть твоей диссертации?
— Мои исследования связаны с разработкой такого математического аппарата, который позволит персональному компьютеру или другому виду аппаратуры, используемой в промышленности или в быту, работать еще быстрее и надежнее. У меня на данный момент больше 30 патентов на изобретение в области вычислительной техники. Это подтверждение практической значимости моей работы. У Супруна их больше 250. В 2006 году Всемирная организация интеллектуальной собственности признала Валерия Павловича лучшим изобретателем мира. Он научил меня, как это делать, развил способность нестандартно мыслить.
— Не знаю, много ли прецедентов в белорусском спорте, когда действующий спортсмен защищает кандидатскую диссертацию в области техники или математики. Одного твоего предшественника назову: Владимир Архипович Лабунов. Слышал что-либо о нем?
— Он академик Национальной академии наук. Две недели назад Лабунов выступал на конференции. И я там выступал, но на следующий день. Он очень интересно рассказывал о нанотехнологиях, о том, чем занимается его лаборатория. Как ученый он огромная величина! Валерий Павлович поведал мне о том, что Лабунов был легкоатлетом. Он мастер спорта по прыжкам с шестом, а во время открытия московской Олимпиады на одном из этапов нес олимпийский факел.
Гитара Джими Хендрикса
— Наука и спорт требуют гигантской самоотдачи. Остается ли время на что-то еще?
— С шести лет увлекаюсь музыкой. Сначала это была рок-музыка (моя первая любовь — “Deep Purple”), потом перешел на джаз и классическую. Даже с группой товарищей по интересам выпускали журнал про “Led Zeppelin”. Вышел всего один номер, не хватило финансирования. Писал статьи в зарубежные журналы про джаз и рок. Горжусь тем, что держал в руках гитару Джими Хендрикса и являюсь членом международного фан-клуба его имени. К сожалению, настоящих меломанов сейчас становится все меньше.
Для меня музыка — это вселенная! Три года назад, учась в магистратуре и не прерывая тренировок, пошел в музыкальную школу и целый год занимался по классу фортепьяно. Играть научился, даже купил неплохой синтезатор. Но времени не хватало, пришлось чем-то жертвовать. Зато остались знания, помогающие понять, как происходит процесс сочинительства, что именно человек хотел сказать своим произведением.
— А в детстве не музицировал?
— Лишь слушал и коллекционировал. И сейчас продолжаю собирать записи. У меня есть раритетные пластинки и компакт-диски, в основном джаз и блюз.
— Ты обмолвился, что писал в зарубежные журналы. На английском пишешь и читаешь?
— Да, читаю свободно. Прочел несколько книг про Джими Хендрикса, “Led Zeppelin”, Майлса Дэвиса. С разговорным английским у меня никогда не было проблем.
— И он помогает избавиться от зашуганности за границей.
— Там меня интересуют не столько архитектурные раритеты, сколько люди. Я, например, езжу в Крым и Москву автостопом — не из экономии средств, а для того, чтобы ощутить себя в мире иных, истинно человеческих ценностей — внутренней свободы, искреннего общения и взаимодоверия. Причем, чем западнее, тем это больше развито. В интернете есть несколько крупных международных порталов для автостопщиков. С кем-то списываешься, человек сообщает: могу тебя принять. Таким образом я не раз бывал в Европе, России, на Украине. И ко мне оттуда ребята приезжали. Через полчаса общения с гостем оставляю ему ключи от квартиры и спокойно отправляюсь по своим делам. И никогда не случалось никаких эксцессов. Не слышал, чтобы что-то дурное происходило и у других. Для внутренне свободных людей это невозможно.
Комментарии
Пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь