Петр Сикора: чешско-американский папа

“Чтобы дальше не путаться, запомните: Петер — это словацкий вариант имени, в Чехии — только Петр”, — резюмируя разговор, уточнил Мойжиш. Запомнить-то я запомню, только отпрыски некогда единой Чехословакии вполне могли и перемешаться, так что на всякий случай буду уточнять и впредь.
Но выяснить корректное написание имени Сикоры было еще даже не половиной дела. Заодно нужно было договориться о приведенном ниже интервью с, полагаю, уже слегка утомленным всеобщим вниманием форвардом. Но он лишь подтвердил, что его почти не сходящая с лица приветливая улыбка — не влияние американских пиар-менеджеров, способных натянуть ее на лицо даже последнего меланхолика. Согласие на разговор в преддверии 34-го дня рождения (кто еще не в курсе, отмечать его Петр будет сегодня на льду “Уфа-Арены” в ходе игры против “Салавата Юлаева”) было дано незамедлительно. Правда, говорить пришлось все же на бегу: начали у дверей раздевалки после вчерашней уфимской тренировки белорусов, а закончили в фойе отеля, в ресторане которого динамовцев ждал ужин.

— Петр, скажи откровенно: тебе не надоело постоянно встречать день рождения на льду?
— А как иначе, если 19 ноября — это разгар сезона в любом чемпионате по обе стороны океана. Но мне не в тягость: хоккей — моя любовь, моя работа, без которой себя не мыслю.

— И все же не поверю, что не хочется, как в детстве, просто спокойно отпраздновать дату.
— Верите ли, нет ли, но это так. Я не стремлюсь к покою и мне нравится, как это происходит. Понятно, что будут звонки от родных, при случае они мне вручат подарки…

— Припомнишь самый оригинальный?
— Хм… Прямо так сразу в голову ничего не приходит. Но приятны все, это ведь от любимых и близких людей — жены, сына…

— Женщины склонны грустить на своих днях рождения. Мол, на год старше, молодость уходит. Сейчас поймал себя на мысли, что, возможно, и у хоккеистов так: конец карьеры-то все ближе.
— Может, у кого и так, но не в моем случае. Просто потому, что отношусь к проблеме немного по-другому. Воспринимаю каждый новый сезон как некий дар свыше, своеобразный бонус к тому, чего уже достиг. Хотя, конечно, хочется, чтобы этих бонусов было как можно больше, прежде всего для сына.

— Прости, не понял…
— Мне хочется, чтобы он подольше видел папу на льду, забрасывающим шайбы, срывающим аплодисменты трибун. А не смотрел это на старых записях по телевизору.

— О семье, заметил, говоришь с нежностью, ощущаемой даже несмотря на языковой барьер. Предложи я положить ее на одну чашу весов, а завоеванные Кубки Стэнли — на другую…
— Семья однозначно перевесит. Я не рисуюсь, а действительно так воспитан: ценнее семьи нет ничего. Так воспитывали меня родители, и, думаю, у них неплохо получилось. Поэтому стараюсь не расставаться надолго с женой и сыном, вот и сейчас они готовятся переехать ко мне в Минск. Вообще же больше чем на месяц мы еще никогда не разлучались.

— Сколько сыну?
— Три с половиной.

— Выходит, он появился на свет в период твоей НХЛовской карьеры?
— Точно, а что?

— Да вот интересно: по-чешски-то он нормально разговаривает?
— Конечно, мы же с супругой оба чехи, как иначе?.. Но при этом хотим сделать все, чтобы сын отлично знал английский. Именно “америкэн инглиш”, чтобы говорил без акцента. Он же по праву рождения — гражданин США. Пусть свободно разговаривает на обоих, а когда повзрослеет, уж сам определяется, где ему жить, кем работать и на каком языке общаться.

— Раз уж подошли к щекотливому вопросу о патриотизме, не могу не припомнить упрек, который в ходе минувшего чемпионата мира высказал в адрес молодых соотечественников Яромир Ягр. Мол, их испортили деньги, они уже не рвутся защищать честь национальной сборной, в голове только суммы контрактов с клубами. Что скажешь?
— Что, во-первых, это упрек все-таки не в мой адрес — я-то уже не молод. А во-вторых, не думаю, что эта проблема одной только Чехии. Мир меняется. Раньше — да, у нас, мальчишек, было две мечты: сборная и НХЛ. Сейчас, наверное, тоже, но есть одна особенность. В наше время, уезжая молодым за океан, ты должен был быть готов, что четыре-пять сезонов придется играть за относительно небольшие деньги, зарабатывая себе имя. И только потом, когда завоюешь авторитет, имя начнет работать на тебя, приносить нули в контрактах. Сейчас по-другому: талантливый парень чуть за двадцать с ходу может получать серьезные суммы.

— Это хорошо или плохо?
— Это просто есть, нужно смириться. И потом я не думаю, что такое положение вещей серьезно влияет на патриотизм. Посмотрите на того же Овечкина: ему еще нет и двадцати пяти, но он уже, безусловно, является суперзвездой НХЛ. И при этом, насколько знаю, при любой возможности приезжает в сборную России. Так что дело не в деньгах, а во внутреннем выборе.

— Положим, это так. Не говорить по-русски, зная его, — тоже твой принципиальный выбор?
— Нет, просто с журналистами я стараюсь общаться на языке, который знаю лучше. Если это не родной чешский, тогда уж лучше пусть будет английский. Просто были случаи, когда я пытался передать в интервью какие-то чувства, а меня неправильно понимали или толковали, и в итоге выходило совсем не то, что хотел сказать.

— Логично, что общаешься ты больше с Томашем Мойжишем. Дело только в языке?
— А разве этого мало? Думаю, и русскому, и белорусу было бы приятно, оказавшись в другой стране, найти соотечественника, с которым можно и поболтать на привычном языке, и, наконец, просто спросить совета, узнать, что тут к чему. Лига-то для меня новая. Да, в локаутный сезон я выступал в Магнитогорске, но с тех пор прошло уже немало времени, многое изменилось. Впрочем, дело действительно не только в этом. Просто Томаш еще и отличный парень, с которым приятно общаться.

— Еще одна тема, которую не обойти, — твои взаимоотношения с Мареком Сикорой, которые, уже все знают, начались не на прошлой неделе.
— Точно, Марек, можно сказать, сыграл решающую роль в моем становлении, когда мне, совсем еще молодому, давал шанс проявить себя на высоком уровне в клубе чемпионата Чехии. Думаю, это здорово помогло позже заявить о себе в НХЛ.

— Тренер с тех уже далеких пор изменился?
— Ох, сразу и не ответить… Тогда мне еще и двадцати не было, голову особенно не забивал тем, чтобы рисовать психологических портрет человека, пусть и своего тренера… Одно могу сказать точно: психолог Марек отличный. Всегда тонко чувствует, когда нужно подбодрить игрока, похлопать по плечу, а когда и прикрикнуть.

— А сам-то Петр Сикора здорово изменился за эти годы?
— Что осталось неизменным, так это повышенная еще с детства тяга к забиванию голов. Нравится мне это. А в остальном изменения, конечно, есть. Например, теперь уже понимаешь, что годы берут свое, нужно по-другому тренироваться, где-то больше беречься.

— Особенно после травмы, заставившей закончить карьеру в НХЛ…
— Дело-то не в травме как таковой, хотя моему бедру и вправду досталось. А скорее в том, что восстановился я полностью только в августе, когда в НХЛ команды уже были укомплектованы, бюджеты сверстаны. Но такие эпизоды случаются в карьере многих хоккеистов, трагедии делать не нужно.

— Тогда не будем о грустном, тем более что, во-первых, твой вторничный дебют в “Динамо” выдался на славу, а во-вторых, он случился накануне дня рождения. Бьюсь об заклад: первыми, от кого ты завтра ждешь поздравительных звонков, будут жена и сын.
— Вопрос нужно поставить немного не так: они и родители — единственные, от кого я завтра приму звонки. Остальные разговоры-эсэмэски подождут, не до них в игровой день. Буду настраиваться.