Разговор. Скверный анекдот

Прислуживающих да пританцовывающих на современном Олимпе не счесть — по пальцам перечисляем служащих да танцоров. Этот, на мой взгляд, один из последних. Не мастодонт еще — вполне живая и энергичная фигура, но вместе с тем имя, вслед которому перечисление должностей как бы неуместно. Однако, как ни цинично это звучит, именно служебный статус персоны в нашей среде определяет ее общественную значимость. Казалось бы, совсем недавно бывшего министра со скандалом вынудили уйти с поста председателя национальной федерации баскетбола, теперь вот столь же единогласно призвали возглавить национальное объединение фигуристов и конькобежцев. Но в служебном кабинете гендиректора «Минск-Арены» Николая АНАНЬЕВА мы поговорили не столько о грязных танцах в частности, сколько о нашем обществе вообще.

Закон гнОМА

— Николай Константинович, у вас какое по счету пришествие в большой спорт? Можно ли, например, сказать, что, когда занимались грандиозным строительством, от наших скорбных дел отошли?
— Думал, что отошел, но в ходе стройки понял: все наоборот — как раз вернулся. Правда, уже приходилось больше наблюдать, чем быть активным участником процесса. И со стороны многое показалось даже более явным, нежели изнутри системы. Во всяком случае, отчетливо понял, за что меня столько раз снимали, подставляли, били, и почему кругом вообще есть враги. Не сила их причина всех моих поражений, скорее — слабость, точнее даже — никчемность.
Жизнь ведь построена на движении, действии, стремлении ускорить, модернизировать тот или иной процесс. А на пути энергии реформ всегда стоит сопротивление материала. Этот закон Ома на себе прочувствовал, еще работая тренером в ДСШ, потом председателем облспорткомитета, помощником президента, министром… И чем выше должность, тем сильнее сопротивление. Уж не знаю, по какому закону физики наверх пробивается так много карликов, гномиков, людишек, которые в совершенстве владеют ремеслом плести интриги да надувать пузыри. Если бы не они, убежден: результаты в нашем спорте, не местами — в целом, были бы значительно выше.

— «Местами» — это, простите, где?
— Например, в тяжелой атлетике. Будучи начальником могилевского управления, мы в отдельно взятой «штанге» пробили бригадный метод работы тренеров, с которым сегодня можно решать большие задачи, в том числе и связанные с зарплатой разнокалиберных наставников — от мала до велика. Специалисты разного профиля, разделяя труд, преследуют один результат, а главное — его дают. Основатель этой бригады Лобачев, выходец и одновременно сегодняшний руководитель — главный тренер национальной сборной Гончаров, оттуда же и Короткий, Гусаков, многие другие авторитетные специалисты. Сейчас за россыпью медалей, которые стабильно идут много лет, никто и не вспоминает, сколько преград на пути могилевской реформы воздвигли на Кирова, 8. Против были практически все ключевые фигуры главка.
Второй пример — передача детских спортшкол из системы образования в ведомство Минспорта. Сколько я нажил на этом врагов! А сегодня практически все школы во всех регионах получили профессиональный статус, хотя я не был сторонником тотального перехода. Но всегда говорил: должна быть с одной стороны вертикаль, а с другой — конкуренция. Сегодня это укрепило районное звено, но тогда воспринималось в штыки, так как выводило людей из насиженных ниш, лишало каких-то кормушек. А ведь если бы мы пошли еще дальше, сегодня имели бы качественно иную картину в подготовке резерва, о котором только и говорят, но как-то все без толку. Суть моих предложений состояла в коренном перераспределении имевшейся богатой спортивной собственности.

По плану клана

— “Взять и поделить”?
— Доставшиеся в наследство от СССР всесоюзные комплексы “Стайки”, “Раубичи”, “Трудовые резервы” и так далее в какой-то степени децентрализованы до сих пор, что уж говорить о малых аренах и стадионах. Отсюда и парадоксы: одни детские спортивные школы без кадров, но имеют отличную базу, а в то же время кующие высокие результаты ДЮСШ вынуждены вечно арендовать, просить, побираться. То есть даже без капиталовложений, за счет организационной перестройки можно было бы решить массу глобальных проблем. Осуществись передача комплекса в Зеленом Луге под училище Олимпийского резерва, как я предлагал, и сегодня более уникальной и продуктивной кузницы кадров Европа не знала бы. Я настаивал, по форме докладывал президенту, но противники нашли путь короче, и в итоге, едва меня “ушли” с поста министра, прозвучало странное половинчатое решение.
Потенциально уникальный комплекс и сегодня в этом половинчатом анабиозе: учащиеся РГУОРа живут в одном месте, учатся в другом, а тренируются в третьем. Эдакий Бермудский треугольник, где теряются таланты. Кого-то сей треугольник, естественно, устраивал, более того, за него вели отчаянную борьбу — как воюют за дорогую землю. Она принадлежала РГУОРу, но волей спортивной власти почему-то ушла под коммерческие проекты, жилье в престижном районе. “Прессбол” на эту тему писал много, истинные мотивы моего увольнения с поста директора училища вашим читателям известны, повторяться не стану…

По мандату Лукашенко

— Да, эпопею вашего, которого по счету, планового низвержения клановыми силами прекрасно помню, но забвение длилось недолго — вскоре последовала очередная реабилитация.
— И не только в личном плане. Сбылась и мечта увидеть рядом с РГУОРом не дома для нуворишей, а общежитие для учащихся. Здание-то уже практически построено, остались отделочные работы, так что один угол Бермудского треугольника, считай, ликвидирован!
Меня поднял президент, причем придал импульс совершенно иной силы, качества и характера, за что Александру Григорьевичу благодарен особенно. Лукашенко связал меня единой целью с политико-экономическим тяжеловесом Ермошиным — Хозяйственником и Человеком с большой буквы. Когда вошел в кабинет главы государства вслед за Владимиром Васильевичем и услышал “Вы будете там вместе строить, а потом и работать”, не поверил своим ушам. Энергетика шла колоссальная. Буквально взлетел, наполнился новыми силами и вдохновением.
Но вскоре нас ожидал холодный душ той же закостенелой администрации спорта. Заинтересованность и активное участие в строительстве “Минск-Арены” из числа так называемой спортивной элиты проявлял лишь тогдашний председатель ФХРБ Владимир Наумов. Всем же остальным руководителям федераций, вице-президентам НОКа, команде министра стройка была как бы до лампочки. Сам же министр спорта появлялся здесь лишь во время высоких субботников, когда лопату в руки брал сам президент…
Первое, что поразило — безграмотное, наплевательское задание на проектирование объекта. Дескать, лепите, что хотите. Так называемый пакет документов содержал хаотичную служебную переписку вперемешку с правилами соревнований. Заказчик, УКС Мингорисполкома, просто недоумевал, взывал на каждом совещании: “Мы-то построим, но что?! Скажите, чего вы хотите!”
Но внятного ответа не было. Более того, зная, что велодром, конькобежный стадион и 15-тысячный спортивно-зрелищный комплекс будут-таки возведены, головное спортивное ведомство пять лет назад палец о палец не ударило, чтобы начать подготовку кадров для этого уникального комплекса. Хотя, казалось бы, все условия были созданы — вот перспектива трудоустройства, вот целевые учебные заведения. То есть те, кто поступил бы при начале строительства арены, в этом году должны были прийти сюда на работу целевым назначением. Однако сегодня велодром и конькобежный стадион нашим спортом практически не востребованы. Здесь тренируются казахи, россияне, поляки, но только не белорусы. Нашим великим конькобежцам подавай Канаду.

— Про Канаду интересно, надеюсь, дойдем, но давайте по порядку. Вы заявили об отсутствии грамотного технического задания на возведение комплекса “Минск- Арена”. Кто же в конечном счете принимал решения — что и как проектировать, строить?
— Президент наделил нас с Ермошиным полномочиями, которые в создавшейся тогда ситуации позволили не ждать у моря погоды, а взять инициативу на себя. Мы активно штудировали интернет, специальные книжки, проспекты, изучали мнения и впечатления специалистов. Потом сами проехали всю Европу — смотрели, лазили, вникали, фотографировали. Комплекс “Минск-Арена” уникален еще и потому, что здесь собраны немецкий, чешский, польский, российский, итальянский, бельгийский и многие другие опыты. Благодаря этому удалось избежать многих ошибок, которые сегодня уже нельзя было бы исправить. Мелких недостатков, конечно, полно, но в целом это функциональный, современный объект, которым может гордиться любое европейское государство. Он — достояние нашей страны.

12 000 кв. м льда

— Пресловутый дефицит раздевалок для юных хоккеистов тоже отнесем к “мелочам”?
— Нет, это серьезная проблема. Но она — следствие поиска добра от добра. Ведь первоначально две хоккейные коробки внутри конькобежного стадиона вообще не планировались. Однако что бы мы без них сейчас делали, о чем бы вообще говорили? Гоняли бы ветер по овалу? Так его и без того достаточно. Трибуны ведь будут востребованы один-два раза в год, все остальное время — это мертвая зона, которая, конечно же, украшает любой стадион, но украшение сие крайне неэффективно. При таких государственных вложениях преступно только сидеть и ждать, когда к нам пожалует какой-то чемпионат или этап Кубка мира. Объект должен функционировать 24 часа в сутки. Переодеваться на трибунах тоже не выход, после интенсивных занятий необходимо принять душ, высушить форму — специфика, требующая отдельного подхода. По раздевалкам сегодня есть решение, оно, конечно, требует дополнительных затрат, но не кардинальных изменений генплана. То есть дело со временем вполне поправимое.

— Сколько вообще стоит “Минск-Арена”? Разные источники называют разные цифры. Хотелось бы наконец получить информацию из первых уст…
— Весь комплекс — три спортивных объекта с паркингом — плюс два подземных перехода, улица Нарочанская и благоустройство прилегающих территорий обошлись примерно в 350 миллионов долларов.

— А эксплуатация?
— Эту цену назвать пока не готов, поскольку речь идет о первых месяцах работы, когда о ритмичности говорить не приходится. Но отдельные цифры, чтобы иметь представление об их порядке и масштабах, могу озвучить. Больше всего тянет лед — его у нас 12 тысяч квадратных метров, о которых нужно круглые сутки заботиться. Уход этот только в части расходов на электроэнергию составляет около миллиарда рублей в месяц. Поэтому когда наши так называемые арендаторы заикаются, что они платят много денег, это вызывает улыбку. Дело ведь в том, что благодаря указу президента все спортивные подразделения компенсируют нам только коммунальные расходы.

— Но электроэнергия — это и есть “коммуналка”.
— Да, естественно, но, к примеру, минское “Динамо” катается на “Минск-Арене” два часа в сутки. И платит за два, но лед-то для наших хоккеистов мы вынуждены держать все 24!

Конфликт интересов

— Зато здесь вы можете заработать на билетах — наш хоккей в последние месяцы весьма востребован, посещаемость матчей “Динамо” бьет “всесоюзные” рекорды…
— Билеты, увы, идут мимо нас, эта статья доходов арене недоступна.

— То есть как?! Вы не участвуете в активах минского “Динамо”?
— Нет, никак.

— Это же противоестественно!
— Я тоже так думаю. Но у нас есть свой учредитель — Мингорисполком. Поэтому мы не вправе принимать самостоятельные решения и сами входить в долю с кем бы то ни было. Хотя предложение председателя БФСО “Динамо” Бородича, сделанное нам еще летом, как только клуб вернулся в родное общество, показалось мне грамотным и целесообразным. Юрий Федорович хотел, чтобы “Минск-Арена” выступила соучредителем ХК “Динамо-Минск”. Тогда бы мы вместе участвовали в хоккейных активах. И это было бы не только справедливо, но и эффективно, давало бы больше стимулов в работе. А так у нас зачастую сам собой возникает конфликт интересов.

— Было бы странно его не иметь в такой ситуации. Фактически ведь клуб, сам того не желая, мешает вам зарабатывать, жить в условиях рынка…
— Совершенно верно. К сожалению, статус взаимоотношений с ХК “Динамо” мне непонятен. Клуб ведь не только продает на наши трибуны билеты для зрителей, но и сам занимает лучшие помещения арены, а нам возмещает только коммунальные услуги. Офисной аренды тоже не существует. Вы сами видите размеры и интерьер моего так называемого директорского кабинета на седьмом этаже — стол и стулья. Сегодня своих специалистов разместить негде, заняли для этого все подсобные помещения и курилки, благо на общем собрании трудового коллектива постановили полностью отказаться от курения на работе. Мягко скажем, менеджмент хоккейного клуба находится в несколько иных условиях, в более привлекательном месте, причем бесплатно.
Вы только не подумайте, что я кому-то жалуюсь, меньше всего мне хотелось бы здесь упрекнуть в чем-то того же Бородича — Юрий Федорович пользуется не моей добротой, а данными ему указом президента преференциями, к тому же предлагает упорядочить наши взаимоотношения. Вот и я за это!
А то обидно, знаете ли, слышать от тех же менеджеров хоккейного клуба или тренера Сикоры замечания, мол, кто-то здесь неприветлив и неповоротлив. Были бы в одной упряжке — вышли бы на один из ночных субботников по трансформации сцены в лед, тогда бы и рассуждали, насколько все просто.
Однако, несмотря ни на что, Сикора еще играет в Мытищах с “Атлантом”, а зал, где еще позавчера проходило детское “Евровидение”, уже готов к приему большого хоккея.

Зритель на поводке

— А как другие спортивные мероприятия — на тех же “коммунистических” условиях?
— Да.

— В такой ситуации о том, как относитесь к директивному заполнению трибун, спрашивать даже нелепо. Внутренне, понятно, — против, а снаружи… В самом деле, какая вам разница, купит человек билет, или его приволокут на поводке классного руководителя…
— Разница огромная. Если мы хотим идти в рынок и развиваться цивилизованно…

— Неужели?..
— А что? Я не только “Прессболу” — всем говорю: искусственное наполнение публикой такого объекта, как наш, — анахронизм, который несет больше вреда, нежели пользы. Да, на каких-то соревнованиях и в каких-то залах это допустимо, порой даже необходимо. Но в масштабах, скажем, баскетбольной встречи на “Минск-Арене” принудиловка влечет бессмысленный хаос, издевательство над людьми.

— Как-то, Николай Константинович, уж больно вольно вы рассуждаете. У нас же “матчи со зрителями” — это вам не игры какие-нибудь, а самые что ни на есть мероприятия! Помните “мысли о градоначальническом единомыслии” от незабвенного мэра Василиска Бородавкина? “Градоначальник никогда не должен действовать иначе, как чрез посредство мероприятий. Всякое его действие не есть действие, а есть мероприятие”. В городе Глупове “обыватель всегда в чем-нибудь виноват, и потому всегда же надлежит на порочную его волю воздействовать”.
— Да, Салтыков-Щедрин: “Конечно, обыватели должны быть всегда готовы к перенесению всякого рода мероприятий, но при сем они не лишены некоторого права на их постепенность”… Из той же “Истории одного города”.

— Ох, далеко же глядел Михаил Евграфович…
— Если серьезно, то я с ужасом думал, что в ранг “мероприятий”, как вы говорите, у нас возведут матчи “Динамо” в КХЛ. Слава богу, этого не случилось. Мне кажется, клуб сегодня на правильном пути, команда играет хорошо, зрители ее любят и жалуют. И я горд моментом, что при 15 тысячах мест на хоккей уже спрашивали лишний билетик.

— А баскетбол?
— Здесь был печальный опыт. Понимаю, что надо пропагандировать, и в этом плане приглашение определенной категории людей — школьников, студентов — в какой-то степени оправданно. Но тогда в этом приглашении должно быть указано место в зале. Зритель должен не просто прийти, а почувствовать себя комфортно — именно человеком, а не расходным материалом, которым заполняются определенные кем-то ниши. И с другой стороны: один покупает билет и приходит смотреть любимый спектакль, а другой бесплатно ему мешает: мельтешит под ногами, бегает по трибунам, словом — безобразничает, как в школе на переменах. Это несерьезно.

— Зачем же вы тогда соглашаетесь? Почему бы ВТБ не выбрать тот зал, который реально соответствует интересу к лиге?
— Гм, потому что “Минск-2006” и приняли в ВТБ из-за “Минск-Арены”. Хозяевам лиги для раскрутки нужна не просто картинка — картина, которую в России не прогонишь.

— Хорошо устроились! Но ведь это же коммерческий проект, неужели и с сего “мероприятия” ничего не имеете?
— Ничего. Но здесь о другом сказать хотелось бы. У “Минска-2006”, как и у нас, очень серьезные учредители. Если бы не Ладутько, Титенков, другие инициативные руководители города, такого матча вообще бы не состоялось — нигде. Но, как мне кажется, мощный административный ресурс власти должен помогать, а не тянуть на себе весь воз. Где менеджмент клуба? Что предпринято для того, чтобы разрекламировать, раскрутить, продать баскетбольное событие?

— М-да, но каков бы ни был ответ на этот вопрос, не уйти от констатации: “Минск-Арена” совершенно не заинтересована в том, чтобы на трибуны приходило больше зрителей. Какова вам в этом выгода?
— Мы государственное предприятие, и выгода от аншлагов у нас чисто имиджевая.
Пока надеждою горим

— Хотелось бы, Николай Константинович, вернуться к этой теме, когда вы выйдете на пенсию. Хотя бы в известном формате диалогов с “бывшими” Игоря Свинаренко…
— А, “Сильно умные”… Читал. Мне понравилось — с юмором.

— Там, помню, какой-то бывший министр, из гайдаровских, по- своему читает Пушкина. “Пока свободою горим, / Пока сердца для чести живы, / Мой друг, отчизне посвятим…” Так вот, оказывается, ключевое в обращении к Чадаеву слово — “пока”. Не согласны разве, что “души прекрасные порывы” с возрастом угасают?
— С этим трудно поспорить.

— Ну так ведь холодный расчет диктует: чем меньше народу придет на ваши трибуны, тем меньше проблем, а касса арены что со зрителями, что без них — при полном покое.
— Поверьте, мне всегда хочется, чтобы к нам приходило как можно больше людей — этот благой порыв из души пока не выветрился. Пока мы горим надеждою. Но ее, вы совершенно правы, надо как-то, не медля, подкреплять, создавать систему естественной заинтересованности. Хотя бы потому, что сам президент ставит перед нами задачу зарабатывать деньги. А как их зарабатывать, если игнорировать самые лакомые куски? Хотя где-то мы уже и без них справляемся. Стучу по дереву, но смотрите сами: в январе мы заработали 340 миллионов рублей, ниже не опускались, к сентябрю доросли до полмиллиарда. А вот вам сентябрь, октябрь и ноябрь: в каждом из этих месяцев — более миллиарда.
Продолжение следует.