В ТЕНИ МЕДАЛЕЙ. Леонид Тараненко: пропадает силища

Заслуженный мастер спорта, чемпион XXII Олимпийских игр, серебряный призер XXV Олимпийских игр, неоднократный чемпион мира и Европы, обладатель 19 признанных официально мировых рекордов по тяжелой атлетике Леонид ТАРАНЕНКО повествование о своем жизненном пути тоже мог бы начать словами: “Это было с полсотни килограммов тому назад…” Юмор и самоирония и по сей день помогают ему перемещаться во времени с помощью единиц веса.

Герой викторины

— Леонид Аркадьевич, общеизвестно, что в большой спорт вы возвращались не однажды, прямо как Майкл Джордан.

— Баскетбол по части травматизма не сравнить с тяжелой атлетикой. По этому показателю штанга намного превосходит другие виды спорта, удерживая позиции в первой десятке. Бегун получает нагрузку лишь за годы вертикального состояния, а штангист — за пребывание во всех плоскостях, что если не в десять, то в девять с половиной раз больше. В первый раз я решил все бросить в 93-м году, когда настолько устал от травм, что даже от одной мысли о поднятии тяжестей кидало в дрожь. Состояние тела было ужасным — “посыпались” суставы, позвоночник. Я сразу же уехал в Индию в качестве тренера (тогда это называлось консультантом) и после пребывания в этой стране почувствовал себя настолько молодым и здоровым, что решил вернуться на помост. Тем более что тогда в Беларуси не было тяжеловеса, а потребность выставлять “тяжелую артиллерию” имелась. Забегая вперед, скажу, что юношеские ощущения быстро прошли. Когда в процессе самостоятельных тренировок сбросил со 150 кг до 117, организм воспрял, и этого здоровья мне хватило на два-три месяца. Потом я снова начал набирать вес, и старые болячки вернулись. Закончилось все плачевно на Играх в Атланте, о чем вспоминать не хотелось бы.

— Небось до сих пор давят на больную мозоль?

— Да, свет не без “добрых” людей. Недавно мне приятель рассказывал об одной викторине на радио “Би-эй”. В игре со слушателями прозвучал вопрос: “Какой известный спортсмен съездил на такую-то Олимпиаду туристом?” Никто сразу не ответил. Наводящий вопрос с подсказкой “штангист” сдвинул дело с мертвой точки. И, на удивление, я оказался весьма популярен у молодого поколения.

— Протестовать не стали?

— Чего ради? Если люди не интересуются чем-то более глубоким, если они не выросли в профессионалов, то что с них возьмешь. В 96-м пресса в мой адрес вылила ушат грязи. Среди журналистов не нашлось ни одного специалиста, кто отнесся бы к своей работе добросовестно. Проще всего оказалось понавесить ярлыков, дескать, Тараненко захотел прокатиться за государственный счет, посмотреть Америку. Как будто я не бывал десяток раз в США, чтобы вновь посетить знакомые места. Меня обвинили в том, что я симулянт, негодяй, который проел народное добро, совершенно забыв, что с 1975 года родине исправно добывались золотые и серебряные медали. Прошлое перечеркнули. И никто не спросил у меня, как все было на самом деле.

— А если бы и второй стороне предоставили слово, что бы вы сказали?

— В тот год я набирал очень неплохую форму, хотя и посредственно, с небольшим результатом, выступил на чемпионате Европы, при этом заняв первое место. Но планомерная подготовка велась только с прицелом на Олимпийские игры. Попутно разгоралась сильная антидопинговая борьба, масла в огонь подливало и наше спортивное руководство. И я думал, что без помощи извне, благодаря большому физическому потенциалу удастся выступить достойно. Но случилось так, что не хватило ресурсов, чтобы дожить до Олимпиады. К Играм я готовился с середины 95-го по 96-й, и изношенный организм не выдержал форсированных нагрузок. Стали преследовать досадные травмы, мышцы попросту рвались. Не раз жаловался нашему доктору Семенякову: “Андрей, обидно: такая силища пропадает!” На что он отвечал: “Что ж ты хочешь, батенька, чаще заглядывай в паспорт”. Получилось, что на фоне лжеборьбы с анаболиками мы отказались даже от восстановителей, от стимулирующих средств, которые могли бы поддержать мой изношенный организм. В таком возрасте — а было мне тогда 40 лет — их уже необходимо применять, иначе за молодыми не угнаться. Перестраховка обошлась мне дорого.

— Уходить из спорта во второй раз было тяжелее?

— Не столько уходить, сколько возвращаться к нормальной жизни. Все-таки дать организму еще раз такую нагрузку — за пределами всяческих норм. За год я снова набрал свои 150, которые надо было сбрасывать, чтобы все вернулось на круги своя. Благо помогли друзья, пригласившие после Атланты на отдых в Испанию.

— Кто в тот момент оказал вам моральную поддержку?

— В этом не было нужды. Потому что в основном мои друзья относились ко мне по-прежнему. Все знали истинную причину прокола, были осведомлены о состоянии моего здоровья и восприняли те публикации скептически. Не хочу предстать в роли эдакого страдальца или суперсильной личности. Впрочем, все это время со мной рядом была жена Вика. У нас грядет знаменательная дата — 15 лет совместной жизни. Не могу сказать, что супруга натерпелась в какой-то нужде, но была неизменно рядом. Мне грех жаловаться.

— Стало быть, вы вместе с 87-го года?

— Так я тогда еще считался красавцем… Правда, перешел в супертяжелую весовую категорию, и видок у меня был, конечно, подгулявший.

День космонавтики в Индии

— Слыхали, что вы имеете два высших образования…

— Я закончил, кроме физкультурного, институт механизации сельского хозяйства и получил специальность инженера-электромеханика.

— Не этот ли факт стал первопричиной вояжа в Индию, аграрную страну?

— Отнюдь нет, хотя я и снимаю шляпу перед трудолюбивыми индусами, вынужденными работать в тяжелейших климатических условиях… Меня заинтересовала женская штанга. В Индии этот вид спорта начал культивироваться намного раньше. Когда в 94-м году я туда приехал первый раз, они уже проводили свой восьмой национальный чемпионат. Женщины там совершенно бесправные существа, и спорт для них — единственный способ выйти в люди. Лишь звание чемпионки стирает все границы кастовости, до сих пор существующей в древней, со своими обычаями, стране. Первый опыт работы с женской национальной сборной был достаточно успешным: спустя год после моего приезда одна ученица стала чемпионкой мира, вторая — серебряным призером, попутно установив мировой рекорд. И в 99-м году, когда близилась Олимпиада в Сиднее, я не устоял от соблазна попробовать еще раз. В итоге Карнам Малешвари завоевала бронзовую медаль Олимпийских игр, став к тому же единственной женщиной в истории Индии, которой удалось добиться такого успеха. Сказать, что она национальная героиня, “pride of India”, гордость Индии — значит не сказать ничего. Cамому довелось быть свидетелем всеобщего ликования. Я не помню, как встречали Гагарина — видел только по телевизору. Но в родном штате Карнам во время ее чествования происходило примерно то же. Толпы людей, вышедших на улицы, выкрикивали приветствия, дарили море цветов. А в автомобиле с открытым верхом вместе с виновницей торжества ехал ваш покорный слуга.

— Был ли этот момент для вас очередным пиком славы?

— Я как наемник стремился не высовываться, да и индусам хотелось бы, чтобы заезжий тренер остался в тени. Но, надо отдать должное моей подопечной, она настояла на моем присутствии на празднествах. Не скрою, было приятно.

— Не жаль тратить время на чужестранок? Почему бы вам не сделать чемпионку из белорусской девушки, способной и коня на скаку остановить, и в горящую избу войти?

— Между прочим, начинал я работать в Бангалоре, а этот город — побратим Минска, даже площадь в его честь названа. В 93-94-м годах в Беларуси еще не было женской штанги. О ней и сейчас не хотят говорить всерьез, хотя уже создана команда и назначен главный тренер. А вообще для тренера-профессионала не существует национальных различий. Когда видишь хороший материал — обо всем забываешь. По-настоящему талантливые люди рождаются очень редко. Телосложение, скорость, гибкость, координация — это данные для поднятия тяжестей. Но самый главный талант — работоспособность. После рождения ребенка моя ученица, прокрутив много раз видеозапись, где она в толчке уронила золотую медаль, решила готовиться к Афинам. К тому же ее отец, умирая, сказал, что хотел бы видеть ее олимпийское золото. И отцовские слова, вероятно, запали в душу. Недавно я снова ездил в Индию — Карнам, конечно, не в лучшем состоянии. Но это настолько целеустремленная, с мужским характером спортсменка, что я ей поверил. Сравнивая свою ученицу с собой, я порой диву даюсь: как могут в разных точках земли существовать абсолютно одинаковые люди. В ней узнаю себя.

Грузы попутные и обратные

— С уходом из большого спорта что-то оказалось навсегда потерянным?

— Ничего интересного вы в ответ не услышите. А придумывать что-то — значит лукавить. Скажу лишь одно: мне сейчас не хватает любимой работы. Я лишен возможности делать то, что умею. Пришлось освоить такое ремесло — не пожелаешь и врагу.

— Не выдавая коммерческих тайн, можно хотя бы в общих чертах коснуться вашей теперешней профессии? С чем она связана?

— С грузоперевозками.

— “Быстро, дешево, надежно…” И характер труда не изменился — все та же работа с отягощениями. Отчего же вам она не по сердцу?

— Дело в том, что по своей натуре я человек замкнутый, а сейчас мне очень много приходится работать с людьми. Это сильно опустошает психологически. Как будто целые дни напролет проводишь с энергетическими вампирами. В свое время, тренируясь по шесть и более часов в день, привык к одиночеству. В нашем деле такая сосредоточенность играет большую роль. Есть у меня брат Юра, у которого прекрасные для тяжелой атлетики задатки — и скорость хорошая, и гибкость получше моей. Но он не мог концентрироваться. Занимался в зале и поглядывал на часы — как бы ему, начав в пять, выполнить план и в семь успеть на свидание. То есть — парень работал, не пропуская нагрузки через сознание. От этого эффект небольшой. А у меня концентрация была предельной. Поэтому и удалось, не отличаясь какими-то особенными физическими данными, кое-чего достичь.

У нас с тренером Иваном Петровичем Логвиновичем было четкое разграничение обязанностей: он обеспечивал тренировочный процесс, а я — качественное выполнение заданных объемов. В те времена, сами помните, купить дефицит в магазинах было невозможно, приходилось все доставать. Одной из главных функций наставника являлся поход к начальнику торга: надо было падать на колени, и он отписывал записочку, где взять банку икры по госцене. Благо на моем пути встречались люди, помогавшие решать все вопросы. Логвинович, к слову, не профессиональный тренер, а инженер, кандидат наук. За свою жизнь я не встречал больше таких фанатов своего дела. Он до сих пор практикует и отдает своим ученикам деньги, помогая купить недостающие калории. Теперь, конечно, можно посетовать на наставника — из-за его одержимости я засиделся в тяжелой атлетике. Иногда меня охватывает ужас, сколько же лет был на арене: в 80-м стал олимпийским чемпионом и держался аж до 96-го. Сейчас кажется, что, добившись в спорте каких-то результатов, следовало перейти в народное хозяйство.

— Податься в механизаторы?

— Нет, но воспользоваться многими открытыми в ту пору для меня дверями можно было. Я упустил этот момент, продолжая штурмовать новые вершины. Да, это было интересно — ставились рекорды, выигрывались соревнования, но по деньгам компенсация была недостаточной. Хотя все относительно. В девяностых годах главным тренером в сборную СССР пришел Василий Иванович Алексеев, легендарный спортсмен и неординарная личность. Мы тогда получали спортивные гонорары от 2 до 5 тысяч долларов, и он говорил: “Ну вы и гребете деньги лопатой! Мне за мировой рекорд в Англии платили 5 фунтов”. Это порядка 10 долларов — при курсе один к двум. Однако расходы и потребности в мое время стали выше. Но, как бы там ни было, на мой теперешний ум, я не потратил бы на занятия спортом лучшие годы.

— Однако, признайтесь, глаз не отведете от экрана, если вдруг увидете до боли знакомые кадры? Не так давно на чемпионатах мира ваши соотечественники вновь стали подниматься на высшие ступени…

— Конечно же, не отведу. Сердце екнет и даже защемит. При мне начинали и Гена Олещук, и Саша Анищенко. Я за них рад, потому что знаю, какой это тяжкий труд и как нелегко все дается. Тем более при таком прессинге допинг-служб. В мою бытность спортсменом можно было применять препараты, которые вроде бы были и “как”, но на самом деле считались и “нет”. Сроки допинг-проверок были разными, то есть делалось какое-то послабление. Теперь же контроль ужесточился. Еще приятно, что ребята попали в руки нормального тренера — Виктора Шершукова. Этот человек настолько предан штанге, что заслужил успех по праву. Наконец-то ему улыбнулась фортуна — появились два классных атлета.

Кому нужен прошлогодний снег

— Тренерского хлеба вы попробовали и у себя дома, возглавив национальную команду спустя два года после Олимпиады в Атланте.

— Да, и наследство, надо сказать, мне досталось незавидное — четыре самых сильных спортсмена были дисквалифицированы, вследствие чего белорусские штангисты находились под пристальным вниманием международной федерации. Как руководитель я не могу похвастать большими достижениями. Почему? Это очень сложно объяснить. Есть существенная разница между тренером, который сам был приметным спортсменом, и тем, кто не добивался больших результатов. С одной стороны, в штанге очень важно зафиксировать первый вес. Начальный успех как бы раскрепощает человека, и он прогрессирует в поступательном движении, ведь впереди еще два подхода. А с другой — атлету нужно знать, что его считают бойцом. Тогда он способен свернуть горы. Но если инициативу задушить на корню, в дальнейшем подвигов от него ждать не придется. Скажем, штангист хочет толкать начиная с 210, а ты велишь ему заказать 190 — в итоге он парализован, и героя из него уже не выйдет. Будучи в должности главного тренера, я не мог лишить человека шанса сделать шаг к улучшению результата. Потому что тот вес, к которому он был готов, в турнирной таблице ему ничего не давал: занимает штангист место во втором десятке или получает баранку — для команды нет особой разницы. Эти эксперименты на соревнованиях частенько заканчивались нулевыми оценками, что мало радовало руководство.

— Но наверняка педагогические разногласия можно было бы и уладить, если бы они не отступали на задний план перед материальным фактором?

— Все верно, зарплаты в 20 долларов мне не хватало, чтобы залить бак бензина в машину, не говоря уже о том, что надо было кормить семью. Мысли постоянно витали вдалеке от работы. Нет смысла вкалывать, когда твой труд не оценивается должным образом. Я начал заниматься штангой в 1972 году, в национальной сборной СССР был уже с 75-го. И с таким багажом знаний довелось не однажды слышать от какого-нибудь умника, клерка из Минспорта: “Мало платят? Иди в зал и тренируй начинающих”. Когда тобой командуют дилетанты, поневоле на ум приходят сравнения из советских времен. Что бы там ни говорили, но раньше спортом руководили толковые, грамотные люди. Пусть себе председателем Госкомспорта был, как правило, чиновник-партиец, но в начальниках отделов ниже чемпиона мира никого не значилось. Колесов, по нашему профилю (борьба, штанга), — двукратный олимпийский чемпион. Пархоменко — неоднократный чемпион мира. То есть уровень был высочайший.

— Это вы к чему клоните…

— Только не подумайте, что я мечтаю об их креслах. Просто пытаюсь выразить свою обиду. Ведь достойная зарплата — не что иное, как уважение со стороны государства. Чего не скажешь и о наших спортивных пенсиях, равных 45 долларам. Вроде бы ковали славу стране, а получили такую низкую оценку. Здесь что-то недоработано.

— А на парадах — грудь в орденах — не приглашают пройтись?

— Еще не так давно звали, а теперь уже, наверное, вычеркнули из списков. Может быть, кто-то поставил в упрек тот факт, что я “бросил” родину, уехал работать на чужбину. В мое отсутствие в Беларуси на высоком собрании меня тут же исключили из членов НОКа. Похоже, чиновникам, знающим спорт по газетам, не нужны чемпионы. Они уверены, что признание наше осталось в прошлом. Хотя заслуги перед отечеством — вне времени. Я не отношусь к тому типу людей, которые свою боль обсуждают на кухне. Пройдет время — произойдет переоценка ценностей. Русскому человеку это характерно — что имеем, не храним, потерявши плачем. Поэтому ко всему надо относиться философски. Из тех медалей, что у меня есть, по-настоящему блестит только одна — золотая, вернее позолоченная, за Москву-80. Остальные, бутафорские, потускнели и хранятся в сундуках. Иногда кто-то просит показать боевые награды, а я даже не знаю, где они лежат, начинаю искать… Для меня это прожитый отрезок жизни, о котором стараюсь не вспоминать. Отношусь к нему, как к прошлогоднему снегу.