ПОРТРЕТ. В нагрузку к штанге

В памяти он остался внушительного телосложения силачом, поднимавшим на Играх в Сеуле и Барселоне в сумме двоеборья с полтонны: 462,5 и 450 килограммов. Теперь белорусский богатырь, если провести параллель с картиной Васнецова, напоминает не Илью Муромца, а скорее Алешу Поповича. Костюм же рефери только подчеркивает его подтянутость и элегантность.

— К тому, что люди, не видевшие меня долгое время, при встрече удивляются, уже привык. Иногда спрашивают, не болен ли я часом. Не так-то просто сбросить тридцать килограммов. Но я в порядке и чувствую себя намного легче, чем раньше. Бегаю, подкачиваюсь и на “мухача” пока не похож.

— Любители штанги стали замечать вас в новом обличье во время трансляций с чемпионатов мира и Европы. Хотя за такой короткий срок ваша карьера судьи международной категории выглядит головокружительной.

— Все правильно. Последний раз я выступал в Атланте-96, а с 98-го — международный арбитр. Наверное, продвинуться столь быстро по служебной лестнице помог мой авторитет. Олимпийский турнир доверили обслуживать уже в Сиднее.

— Сейчас много говорят о необходимости внедряться в судейские структуры. Это действительно важно?

— Безусловно. Только когда наши арбитры присутствуют на международных соревнованиях, можно говорить о некой укомплектованной команде. Белорус в судейской обойме прямо или косвенно воздействует на выступление своей сборной, влияет на хорошее отношение к нашим спортсменам. Я уже не говорю о тех неоднозначных ситуациях, которые довольно редко, но все же возникают на турнирах и могут трактоваться двояко.

— Что-то вроде футбольного “был офсайд или не был”?

— Главный предмет спора — полностью вытянутые руки в момент фиксации снаряда. Хотя есть и масса других тонкостей. Судья должен мгновенно определить, взят ли вес. И случается, что рядом сидят два профессионала и высказывают диаметрально противоположные мнения…

— …отличающиеся друг от друга, как белое и черное?

— Скорее как белое и красное: ведь у нас включают сигналы этих цветов. Белый означает засчитанную попытку, красный — неудачный подход. Головной рефери находится напротив помоста, еще по одному — с каждой его стороны. Если двое дают одну и ту же оценку, звучит звуковой сигнал опустить штангу. Есть еще и жюри из пяти человек, наделенное правом опротестовать решение рефери. В последние годы меня как члена исполкома IWF чаще включают именно в его состав.

— И как вам судейский хлеб?

— Если отвечать на ваш вопрос буквально, то никаких дивидендов это дело не приносит. Арбитр — что-то вроде общественной работы. Проезд, пребывание на соревнованиях международная федерация оплачивает, а вот получать гонорары у нас не заведено. Поэтому источник доходов у меня один — тренерская ставка в гродненской ШВСМ, где веду группу мастеров.

Что же касается непосредственно этого занятия… Когда я был действующим спортсменом, о судействе практически ничего не знал. Поднимал, что называется, чисто, ко мне никогда не цеплялись, потому даже не задумывался над этим. Обо всех премудростях узнал, когда сам взял в руки пульт. Только тогда понял, какая это ответственность. Одним из первых моих турниров в новом амплуа был чемпионат Европы. Помнится, жутко волновался: как бы не получить “баранку”. Кстати, тогда и возник спорный момент, о котором я упоминал. И яблоком раздора был один из белорусских спортсменов. Мы с испанским арбитром дали белый свет, а немец — красный. Я, конечно, был уверен в своей правоте и ничем не рисковал, но все же на новичка могли посмотреть косо. Однако все обошлось, и в итоге наша копилка пополнилась бронзой.

— Когда выступают белорусы, вам труднее скрывать свои эмоции?

— Что верно, то верно. То и дело порываешься что-нибудь крикнуть, подсказать, поаплодировать, если вес взят. Приходится сдерживать душевные порывы. Хотя, не скрою, приятно чувствовать себя соавтором победы земляка. Как-то раз на чемпионате мира среди юниоров Андрей Рыбаков установил мировой рекорд на уровне взрослых. Судить такой финал — одно удовольствие! Хотя витать в облаках опасно: можно отвлечься, залюбовавшись чужим достижением, а кнопочки-то нужно нажимать быстро. Как только штанга поднята вверх, руки-ноги у атлета прямые — надо дать команду опустить снаряд.

— Александр Николаевич, а пытались ли вас когда-нибудь подкупить?

— В нашем виде спорта не крутятся большие деньги, как в футболе или теннисе. Поэтому коррупция, мафия исключены напрочь. Я не в силах помочь даже по-дружески. Бывает, товарищи по сборной СССР, которые сейчас занимают видные должности в своих командах, перед стартом напутствуют: “Смотри там, ежели что, подсоби”. Но как можно судить неправедно на виду у всех, когда на тебя смотрят десять тысяч зрителей?! По этой же причине невозможен бартер: дескать, ты помогаешь моему спортсмену, я — твоему. В гимнастике или фигурном катании закрывают глаза на субъективные мнения судей. В тяжелой атлетике судейство намного честнее. Да и атлеты борются не столько друг с другом, сколько с притяжением земли: кто больше поднял, тот и победил.

Не скрою, что на международные соревнования везу известный всем презент — водку и сало. Мои коллеги из других стран тоже запасаются виски. Но назвать “средство налаживания контактов” взяткой ни у кого язык не повернется.

— Доводилось удостаиваться похвалы за свой труд?

— У нас работа рефери считается не очень сложной. Главное — знать специфику своего ремесла и быть внимательным. Поэтому лучшая награда — это отсутствие каких бы то ни было нареканий. Но однажды мне сказали спасибо. На юниорском чемпионате мира кто-то из атлетов пошел на мировой рекорд. И ассистенты, видно, машинально взяли не те диски, забыв, что в таких случаях не обязательно наращивать вес на два с половиной килограмма. Первым заметил оплошность я.

— Находясь со спортсменами по разные стороны помоста, кому вы симпатизируете больше — им или судьям?

— Я всегда на стороне атлета. Случается, рядом со мной сидят коллеги, которые и пороху-то не нюхали. Они знают правила лишь по книгам. А тут каждый толчок либо рывок мысленно прокручиваешь на себе. Бывает, у спортсмена не поставлена техника — тогда кажется, вот-вот полетят суставы. В такие минуты по спине — холодок. За все это время в моей практике было не больше пяти случаев из разряда “пятьдесят на пятьдесят”, и я всегда включал белый сигнал. Порой это надо сделать, чтобы поддержать штангистов. К примеру, здесь, в Борисове, на чемпионате страны выступали девочки, которые занимаются не больше трех месяцев. Может, по меркам чемпионата мира им нельзя засчитывать сырые упражнения. Но иногда на второстепенные ошибки можно и закрыть глаза. Это как стимул для дальнейшей работы.

— Коль скоро вы упомянули о женщинах-штангистках, скажите, надо ли это “нашему брату”?

— Девчонки, которые выступают в двух-трех легких категориях, вообще ничем не отличаются от других спортсменок. Если они симпатичные, привлекательности у них не отнять. В других весах, конечно, тяжелая атлетика налагает отпечаток на комплекцию. Я не раз судил дамскую штангу. Вся разница только в том, что соревнования проходят более эмоционально. Что до целеустремленности, преданности своему делу, то женщины дадут сто очков вперед мужчинам. “Вашему брату”, как говорится, виднее. Но, по большому счету, это не самое плохое из занятий. И, разумеется, штангисткам я сочувствую еще больше — нагрузки-то сумасшедшие.

— Ваша юрисдикция распространяется на допинг-контроль?

— Как судья я не касаюсь этих проблем. Однако занимаюсь ими вплотную на исполкомах IWF с 2000 года. Могу сказать одно: борьба с допингом ужесточается. А тяжелая атлетика под особым контролем — сотрудники ВАДА к штангистам наведываются куда чаще, и приглашений им не надо.

Постоянно увеличивается список запрещенных препаратов. Ориентироваться в потоке фармакологической продукции спортсменам становится все тяжелее. Нередко попадаются некачественные витамины, протеины, изготовленные сомнительными фирмами. Их состав на упаковках указывается не всегда, и вероятность проглотить что-нибудь из черного списка очень велика. Недавно разбирали такой инцидент с норвежцем Грином Сетом, стабильно входящим в десятку сильнейших в мире. Он предоставил веские аргументы своей невиновности, в сопровождении юристов привез гору документов — и все равно подвергся двухгодичной дисквалификации. Единственное, пока суд да дело, три месяца “срока” уже прошли, и парню осталось “отмотать” год и девять месяцев. Похожая беда случилась с польскими штангистками, сумевшими доказать, что допинг им подбросили. И, несмотря на то что виновника оштрафовали, девчонки тоже не избежали наказания. Никого не волнует, каким образом в организме спортсмена оказались запрещенные вещества. Раз есть допинг — значит, принимал и держи ответ. Причем в Польше разбирательство вела местная федерация, действовавшая по принципу: бей своих, чтобы чужие боялись.

— Кстати, как член исполкома вы могли бы делать погоду в вашем виде спорта? Например, изменять правила в пользу выходцев из советской школы?

— Тяжелая атлетика — весьма консервативный вид спорта. Основа остается незыблемой, а правила меняются только по мелочам. В основном это касается требований к форме, обуви, ремням. Революционных преобразований ждать вряд ли стоит. Но в любом случае исполком — влиятельная организация, и быть в его рядах очень престижно.

— Наверняка, чтобы вращаться в высоких кругах, надо знать иностранные языки, владеть компьютером. Как у вас с этим делом?

— Ни один международный турнир штангистов теперь не обходится без электроники и новейшей техники. Для удобства зрителей в последнее время вывешивается специальное проекционное табло, на котором отмечаются количество подходов, взятый вес. Работа секретариата также полностью компьютеризирована… Выбора нет — чтобы быть на уровне, потихоньку осваиваю и то, и другое. Жизнь сделала из меня почти что полиглота. Школьной и университетской базы оказалось недостаточно, поэтому пришлось воспользоваться услугами репетитора. Как-то пару сезонов выступал за клуб в германской бундеслиге, подтягивал немецкий. Затем переквалифицировался в судьи, решил осилить английский. Причем обратился за помощью к той же женщине-преподавателю, чем поднял спортсменов в ее глазах на невиданные высоты. Во всяком случае, моя учительница долго удивлялась. И хотя прогресс налицо — свободно общаюсь с коллегами, читаю в оригинале всю документацию, до полного совершенства еще, как до Берлина. Языком надо заниматься каждый день: стоит выпасть из этого графика хотя бы на неделю — и многое забывается.

— Не сомневаюсь, что ежедневно следите за событиями в мире штанги и, вероятно, с особым пристрастием — за тяжеловесами. Менее чем за два года до Олимпиады можете сказать, есть ли в белорусской сборной ваши достойные преемники?

— Отчего же нет? Очень перспективным атлетом считаю Сергея Карасева, ставшего чемпионом мира и Европы среди юниоров. Да и вообще разделяю уверенность белорусской федерации, что медали в Афинах у нас будут. Долго говорить на эту тему не хочется — боязно сглазить. К слову, на Олимпиадах рефери распределяют таким образом, чтобы не судить атлетов своих стран. Вдобавок в Сиднее нам запрещали появляться в Олимпийской деревне. На турнирах другого ранга с соотечественниками общаться можно, но только за пределами зала. Это негласная этика, нарушать которую небезопасно: на последнем чемпионате мира одного из арбитров слишком часто видели на разминках — и освободили от судейских обязанностей, посоветовав ему в следующий раз приехать в качестве тренера своей команды.

— Думается, вам такая участь не грозит. И все же общественная нагрузка, как вы ее называете, не в тягость?

— Когда я распрощался с большим спортом, думал, никогда не смогу получать от штанги удовольствие. А сейчас просто не понимаю бывших чемпионов, которые не кажут носа в тренировочный зал. Хотя забыть любимое дело нельзя. Я счастлив, что в моей жизни все сложилось именно так. Появилась возможность встречаться со знакомыми и друзьями, дышать атмосферой борьбы, проявить себя на другом поприще. Это как продолжение спортивной жизни, в которой свой рекордный вес я еще не взял.