Шунтову 75. Он получил эту роль

Рафинированный интеллигент, седовласый мэтр — в его адрес эти избитые определения стреляют точно и без малейшего заряда иронии. Сегодня Шунтову стукнет 75, с чем и поздравляем, хотя общим местом в упоминаниях о нем является и такое: на свои годы Железный Феликсович никак не выглядит.

С вором — в законе

— Про вас чаще всего говорят так: человек, прорубивший для белорусского футбола окно в Европу, и человек, над которым не властно время…
— Прорубил окно — это как-то громко звучит. Хотя, может, и правильно. Мы туда действительно прорубались в 1992-м. Для суверенного белорусского футбола это был вопрос не престижа — выживания. Попасть в международный календарь означало многое: соревнования, развитие. Деньги, наконец. Для поездки в Цюрих на конгресс ФИФА я не мог найти в стране 200 долларов. А в итоге наша федерация стала первой в Беларуси, у которой на счету появилась валюта — отчисления из Швейцарии. В дебютный год мы не сорвали ни одного международного турнира. Выехали всеми сборными — и юношескими, и молодежной. Массу документов, конечно, пришлось оформлять, задействовать связи, малейшая ошибка грозила последствиями. Но я был заточен на эту работу. Не потому, что самый умный — просто мне выпала эта роль. Оказался ближе к пониманию того, как именно это необходимо сделать.
А по поводу возраста… Спасибо за комплимент. Я и в самом деле нормально себя чувствую. И умственно, и физически. Машину вожу! Для этого нужно ежегодно медкомиссию проходить. Так я даже врачу жалуюсь: чего вы от меня постоянно справку требуете? А он: послушайте, в вашем возрасте уникально не то, что мы требуем, а то, что вы эту справку получаете.

— Опять-таки в тему здоровья. 26 лет в руководящем кресле — это ведь неисчислимые приемы, презентации, церемонии. Все те самые ситуации, где нельзя не выпить…
— Я не аскет. И никогда им не был. Отродясь не курил, но выпить — мог. Правда, в меру. Не расположен я к этому. И потом — работа. Ведь приемы все эти застольные начались не сразу. И выдвигался я совсем не по профсоюзной или комсомольской линии. Пришел из спортивной среды, где принято держать себя в рамках. Был хорошим студентом — первые два курса получал повышенную стипендию. Затем играл — тоже не разгуляешься. Серьезно занимался гимнастикой — участвовал в московском фестивале молодежи. Рано начал тренировать — на детском уровне. Имел в этом большие намерения. Хотел реализоваться — и, значит, мысли не мог допустить, что перед воспитанниками можно появиться с сигаретой в зубах или “после вчерашнего”. Тем более на тренировках использовал личный пример — бегал и прыгал не меньше, чем юные подопечные. С детьми, кстати, так и рекомендуется работать.

— Удавалось вам это — тренировать?
— В том-то и дело, что удавалось. Пятнадцать лет отработал. Готовил молодежь в “Урожае”, СДЮШОР-5, на общественных началах сборными занимался — искал белорусских ребят для союзных команд. Кстати, знаете, где я Юру Пышника нашел? Вытащил из нехорошей компании, он у меня даже жил какое-то время. Я видел: из этого слуцкого парнишки выйдет толк. Мы по этому поводу с одним вором в законе до-о-олго разговаривали. Всю ночь напролет. Он из тюрьмы возвращался, заехал. И я в итоге его убедил. Правда, прощаясь, он сказал: смотрите, на вас большая ответственность. Вот удивительный человек! Шесть раз сидел. “Капитал” знал наизусть. Столяр, слесарь — мастер на все руки. Увидел у меня аккордеон. Можно, говорит, попробовать? Можно. Взял, наиграл “Дунайские волны”. Приезжал потом, когда Пышник уже в “Динамо” играл, мастером спорта стал. Умер, правда, рано.

— Предложение стать чиновником было из тех, от которых невозможно отказаться?
— Не нравится мне что-то слово “чиновник”… А ну ладно. Согласился я потому, что с министром Ливенцевым был уговор: отдел футбола при Минспорта возглавляю недолго, временно. Три года — и потом обратно в тренеры. Коллеги, тот же Лапунов, помню, агитировали: давай, впрягайся — с тобой у нас все получится. А время тогда тяжкое было. Минское “Динамо” вылетело из высшей лиги, тренер Севидов уехал со всеми своими москвичами. В общем, взялся я за это дело. И вышло в итоге: шел на три года — получилось на четверть века. Смеялись мы потом с этого. Ливенцев все папиросой пыхтел, хороший был человек.

Мемуары подождут

— Вам когда-нибудь хотелось написать книгу воспоминаний?
— Один журналист не поленился, составил список моих загранкомандировок. Конференции, семинары, конгрессы ФИФА и УЕФА, международные соревнования… Набралась почти сотня поездок — 94. При том что в каждой могло быть посещение нескольких стран. Как когда-то в Новую Зеландию летели — по пути Австралия, Фиджи. За границей в общей сложности провел 792 дня. В общем, есть на чем писать мемуары — материала хватает. И предложения поступают. Но я не знаю… У нас же как? Чуть что, человек сразу садится за книгу. И важно издает. А я знаю толк в такой литературе. Столько мемуаров прочел… Особенно ценю воспоминания военачальников времен Второй мировой. Всех перечитал — советских, немецких, американских, Черчилля, де Голя… Серьезное дело. Хотя можно, конечно, и в шутливом тоне все построить. Время прошло — пиши, пожалуйста. А я столько знаю — про 1982-й, многое другое. Или про то, как “Динамо” Компартия курировала. Был такой Пиляк — завсектора спорта в ЦК. Грамотный, все понимал — и защищал нас от нападок не слишком компетентных товарищей. Зампред Совмина Мицкевич футбол вообще любил по-детски. Мог приехать за мной на правительственной “Чайке” — айда в Стайки на тренировку. “Вертушку” мне в кабинет поставил. Каждый день в полдевятого утра я докладывал ему обстановку в команде: как настроение, кто травмирован. Зато и сам мог кому угодно позвонить — в обход всяких секретарш. Без той “вертушки”, думаю, в 1989-м и федерацию бы не открыл.

— Правда, что на первых порах в штате БФФ состояло всего три человека — вы, Жук и Строев?
— Нет. При Союзе — да, людей много не требовалось. Федерация была общественным органом — все решалось в Минспорта. Вдобавок региональным — над нами была Москва. Штат расширился уже при “незалежнасцi”. До 17 человек, включая тренеров. Маловато, конечно, но мы справлялись. Оптимальное число было — я подсчитал — 36 штыков. Сегодня в БФФ работает более полусотни — на мой взгляд, многовато. Знаю точно: самое страшное в любом деле — лишние люди. Те, кому нечего делать.

— Из футбола вас “уходили” в 1998-м — волевым решением сверху. Ни на кого обиды не затаили?
— Нет. Обижаться можно на другое — если в личном плане тебе кто-то подлость сделает, семью заденет чем-то. А в футболе я всегда четко представлял свою роль. И это понимание подсказывало: обид быть не должно. Иначе ты неполноценен.
Ведь каждый, кто занимает пост, считает себя истиной в последней инстанции — и имеет на то некоторое право. А главное, он чувствует футбол той своей частью, какая его интересует. Что интересует, скажем, руководителя нашего государства? Флаг, гимн — первое место. Или чего хотят журналисты? Тоже побед. Нет их — обостряют, активизируют общественное мнение. А мне был важен процесс, чтобы шел в нужном направлении. Я сразу понял: необходимо создавать систему подготовки резерва. А то ведь в Минск все время ехали москвичи. Помню, Севидов привез с собой 27 футболистов. Тех самых, что интересно, которых мы незадолго до того обыграли на первенстве Союза, — белорусы тогда второе место заняли. Идет заседание исполкома, я встаю: так дело не пойдет — есть у нас свои ребята. Севидов морщится: ладно, давайте в дубль троих. Я мог бы обидеться? Мог. Но зачем? Настоял на другом: завтра, говорю, играем матч — наши против ваших. Сделали их 2:0. После этого в “Динамо” взяли не троих, а восьмерых.

Жизнь на пенсию

— Вы сегодня почетный президент БФФ. Как и Колосков в России. У него есть служебная машина с водителем, безлимитная мобильная связь. Вам какие-то привилегии оставили?
— Что-то на этот счет говорилось, но ничего я не имею. И тоже, кстати, не в обиде. Нет привилегий — и хорошо. Живу на пенсию. В федерацию приглашают — на исполкомы, конференции. Если надо — выступаю. Возглавляю арбитражный комитет. Иногда бываю делегатом на матчах. И на том спасибо.

— С Колосковым связь поддерживаете?
— Конечно. Колосков — это вообще отдельная история. Уважением друг к другу мы прониклись с самого начала. Я же 13 лет был членом исполкома Союзной футбольной федерации. А когда уже все развалилось, Колосков очень помог. Мог бы внимания не обратить — своих проблем хватает. Ан нет: посодействовал и с выходом на ФИФА, и с поездкой на тот самый конгресс — дал денег на командировку. В Швейцарии я познакомился с Авеланжем. С которым тоже сложились хорошие отношения.

— Авеланж руководил ФИФА до 82 лет. Его сменщик Блаттер на пару месяцев вас моложе — собирается на новый срок. Юханссон в УЕФА рулил до 78. А вы в 75 живете на пенсию. Не жалко, что не востребованы по-настоящему?
— Как вам сказать?.. Не все в моей воле. Я даже сегодня смотрю со стороны — чувствую: можно было бы поработать. Все ведь прошел в футболе. Даже судил — в первенстве СССР класса “Б”. А с другой стороны, 26 лет — срок немалый. Хорошо и то, что меня терпели в течение такого времени. Когда переизбирали в середине 90-х, в мое кресло метили пять человек. Пусть работают.

— Есть место, где вам сегодня наиболее комфортно?
— Я из тех людей, которых зовут детьми войны. А у нас так: где ты находишься — там и создаешь комфорт. Подобных мест у меня много. Надо побыть в тишине, одному — на это есть дача. Никаких огородов — банька, газончик. Хорошо чувствую себя дома — особенно с внуками. На стадион хожу. Это особенное удовольствие. Знаете, я по-настоящему рассмотрел игру, только когда от дел отошел. Не удивляйтесь. Тренер наблюдает футбол одним взглядом, президент федерации — другим. Помню, сидишь раньше на трибуне — дрожишь: выиграть бы, все остальное ерунда. А сегодня я наслаждаюсь. Ладно, голы — единоборства, передачи, мышление! Выражения лиц только чего стоят! По ним подчас можно заранее узнать, какая команда выиграет. Люблю ходить на футбол. Даже если юноши играют. Это настоящий отдых. Я ведь до пенсии в отпуске ни разу не был. С тех пор, как молодым после института остался в Минске — без квартиры, с женой и ребенком на руках.

— По телевизору футбол тоже смотрите?
— А как же. У меня две спутниковые антенны — дома и на даче.

— Если по одному каналу будет Лига чемпионов, а по другому — “Летят журавли”, что выберете?
— Футбол, конечно. “Летят журавли” я смотрел. А Лига чемпионов каждый раз новая.

— Если нужно футбольные новости узнать, кому звоните?
— Я как-то сам их отслеживаю. А не удается — звоню, конечно. Разным людям. В том числе и из вашей газеты.

Голод и крысы

— Когда футбол был лучше: раньше или теперь?
— Сегодня играют более динамично — это понятно. Мысль, пас, движения мяча — все работает быстрее. Раз так, значит, и мастерство выше. Но футбол всегда двигали вперед личности. И вот смотрю я на нынешних ребяток и вспоминаю прежних — знаете, к какому выводу прихожу? Если бы сегодняшние условия создать тем, кто играл в наше время, — они добились бы большего, чем их теперешние коллеги. Потому что сильнее физически, лучше подготовлены. Крутануть переднее сальто или фляк для того же Зарембо было парой пустяков. А Адамову или Малофееву ничего не стоило отбегать вместо двух таймов все четыре. Раньше здоровее люди были! Простой пример. Отбирали мы когда-то мальчишек 1956 года рождения в знаменитую группу Лапунова. Обошли 111 школ. Просеяли много народу — в итоге осталось сорок человек. Из этих сорока медосмотр забраковал всего двоих. Еще один впоследствии сошел из-за проблем со зрением. А что теперь? Повел я своего внука в группу 1993 года рождения. Там тоже отобрали сорок ребят. И что? После диспансера осталось 11. Вот и вся разница. И потом раньше все бойцы были. Если упал и не встает — значит, что-то серьезное. А сегодня чуть что — кричит, катается по полю.

— Плохо мы воспитываем нашу молодежь…
— Самое главное — воспитывать тренеров. Их же не готовят сегодня. Я швейцарский опыт как-то изучал. Там, если ты четыре года не отдал детскому футболу, никто тебя до взрослого не допустит — лицензию не дадут. И правильно: начинать нужно с малышей. Возьми группу “головастиков”, научи их, вытащи. У нас этого нет. Заканчивают ребята играть — и сразу тренировать в высшую лигу. Наивно полагают, что это естественный путь. Ошибочный подход! Не все так просто.

— За кого вы сейчас болеете?
— За сборную нашу. А из клубов… С минским “Динамо” связаны мои лучшие годы, лучшие результаты. Оно мне ближе. Но некоторые вещи, что там сегодня происходят, — за пределами моего понимания. Другое дело Борисов. Я не во всем согласен с Капским, но надо признать: как менеджер он почти не ошибается. А Гончаренко порой вообще работает шестым чувством. Этому нельзя научиться, это дано. Молодой еще — может вырасти в хорошего тренера. Если раньше времени не потащат на сборную или, не дай бог, уедет в Россию.

— Война — самое драматичное воспоминание вашего детства?
— Мы в Воложине жили. Война началась неожиданно. Никто ничего понять не мог. Летают самолеты над головами — ну и пусть летают. А через три дня бомбы начали падать. Вот здесь уже стало не до шуток. Много всего было потом. Дом наш сожгли. Хорошо, мы убежали. Нас предупредили — один из немцев, кстати, и предупредил. А после войны пришел голод. Жуткий — это, я вам скажу, больше всего и запомнилось. И крысы. Сплю, помню, ночью. Чувствую, что-то холодное на лице. Думаю, мать руку положила. Глаза открываю — крыса сидит, за ухо кусает! С тех пор я этих зверей не выношу. Как увижу — трясти начинает. А радостей тогда мало было. Одна из них — отец вернулся, аккордеон привез. Трофейный.

— До сих пор играете?
— Могу! У меня отличный инструмент. На шестидесятилетие подарили. Интересный был случай. Юбилей приближается, я во главе федерации. И вижу: все что-то суетятся, только и гадают, что бы такое Шунтову преподнести. Да-а, думаю, завтра очередь в кабинет выстроится, будут поздравлять. Ну и запретил все это дело. Так люди что решили? Купили аккордеон. Из Германии привезли, ручной работы. Вот за это спасибо. До сих пор служит. Я покажу потом, он в соседней комнате. Черненький, красавец. Музыка у нас — семейное занятие. Мой брат консерваторию закончил. Пошел бы по этой линии и я, если бы не футбол.

— Любящие хлесткие заголовки журналисты назвали вас как-то Железным Феликсовичем. Прозвище соответствует характеру?
— Так его мне “Прессбол” и приклеил! А как оно соответствует? Никакой я не железный. Пакостей людям никогда не делал, двойную игру не вел — за это готов поручиться. Хотя и воля была, и характер — иначе федерацию не построили бы. На энтузиазме же все делали — месяца четыре работали бесплатно.

— В фильме “Белые Росы” герой спрашивает: как прожить, чтобы не притомиться? Есть у вас ответ?
— Чтобы не устать, нужно одно — цель. Маленькая или большая, ежедневная или на неделю, на год. Если она есть — все в порядке. И еще. Что такое отношение к жизни? Это отношение к людям. Я не бываю один. Вокруг родные, близкие, друзья и знакомые. В этом тоже мой интерес. Я всегда знаю, на что потратить время, которое у меня есть. На пенсии это самое главное.