Конференция БФФ. ПроЗАседавшийся цинизм. Тень выборов

Никакой неожиданности в том не было. Напротив: у пятничной конференции БФФ мог случиться только такой финал. Отчетно-выборное действо интригой не изобиловало в принципе. Интересовал сам процесс. О нем и расскажем, взяв в фокус главных действующих лиц — благо оных было немного, несмотря на немилосердную тесноту в зале.

Невыглас

Первым человеком на конференции был, разумеется, Геннадий Невыглас. Для него, давно смирившегося с неизбежностью ухода, пятница оказалась днем последней гастроли. Подготовился к ней глава БФФ с генеральским тщанием и основательностью немолодого уже человека. Костюм с иголочки, красный галстук, прическа со строгим пробором, армейская выправка — по всему было видать, что покидать пост после восьмилетней работы Геннадий Николаевич собрался с достоинством, не изображая обиженную добродетель. Так и произошло.
Свои приоритеты Невыглас озвучил уже в приветственной речи. “Раньше в нашем футболе власть менялась всегда с претензиями со стороны УЕФА и ФИФА. В 2003 году мы провели семь конференций! Если вы меня уважаете, то сработайте в этот раз демократично, взвешенно, чтобы нареканий не возникло. И, по возможности, быстро — хорошо бы нам уложиться в три часа”.
Делегаты внимательно выслушали “тренерскую установку”, но выполнили ее ровно наполовину. Претензий со стороны “международных наблюдателей” не последовало, но вместо запланированных трех часов конференция продолжалась шесть. Да еще и с немалым гаком.
А Невыглас продолжал солировать. Докладывая о незаметно подкрадывающемся 100-летии белорусского футбола, он сообщил, что хотя власть и меняется, августовские мероприятия по случаю круглой годовщины уже распланированы. Например, гвоздевое событие — товарищеский матч национальной сборной с болгарами — уже факт, от которого нельзя отмахнуться.
Ну а вслед произошел председательский “посошок”. Невыглас снова взял слово — то был пункт повестки об итогах четырехлетней работы исполкома. Но на деле звучала, в сущности, прощальная речь главы ведомства. Вначале, впрочем, была не речь — делегатам показали кино. Под бодренькую музычку и узнаваемый голос телеведущего Николая Ходасевича на экране промелькнули главные вехи нашего футбола последних лет. Глобальные успехи “молодежек” и локальные — национальной сборной, еврокубковые подвиги БАТЭ, ударные стройки… Фильм продолжался минут пятнадцать, его жанр сомнений не вызывал — добротный, твердый, качественный соцреализм. Когда экран погас, Невыглас скромно заметил: “После такого кино и говорить вроде бы нечего”. Но потом все же высказался — и делал это добрых полчаса. В основном о плюсах, но и немного о минусах. Была в этих апрельских тезисах и вполне бравурная риторика: “Самое успешное время… Поставлено множество рекордов… У нас есть профессиональный футбол…” Звучала и самокритика: “Работы непочатый край… Нет национального стадиона… Плохо работали над популяризацией…”
Собрание слушало умиротворенно. Ведь докладчик уходил — не агитировал. Он не пытался понравиться, а просто как бы сообщал залу: запомните меня таким. Все и запоминали — единомышленники и недруги, реваншисты и консерваторы. В Доме футбола царила атмосфера какого-то восточного спокойствия. Никакой неприязни, максимум вежливости и политеса, философского отношения к жизни и ее превратностям.
Конечно, впечатление это было очень поверхностным, внешним. Среди участников конференции хватало антагонистов, хулителей и просто обиженных. Подчас Невыглас адресовался к ним, не называя, впрочем, имен. “В последнее время Дом футбола стали называть Домом офицеров, — начал он тему, на которой собрание оживилось. — Только раньше так говорили с сарказмом, а теперь — с уважением. Вергеенко и Шукан четыре года не могли организовать при федерации тренерские курсы. Я поручил это дело полковнику Карнаушенко — и он за полтора месяца справился”. И в продолжение темы: “Новые кадры в БФФ прийти должны. Но не те, кто сидел здесь десятилетиями и уже пропах нафталином. Они уже использовали свое право”. Это была ядовитая стрела, пущенная явно в тех, кто некогда не поладил с “клубом полковников”, ушел из федерации, а теперь с победоносным видом стоял в кильватере нового председателя и готовил второе пришествие. О них Невыглас сказал и того больше: “Определенная группа людей посчитала, что может сделать наш футбол лучше. И выдвинула на пост председателя уважаемого Сергея Николаевича Румаса. Что ж, пусть будет так. Но, я надеюсь, эти люди понимают свою ответственность. Результаты будут видны очень скоро. В частности — по итогам этого года…”
К преемнику Невыглас претензий, естественно, не предъявил. Даже, можно сказать, поддержал его приход на хозяйство: “Слияние банков с футболом — это не мафия. А если и мафия, то очень хорошая”. Заставив коллег задуматься над этим оксюмороном, докладчик начал закругляться. “Спасибо вам и простите, если кого за восемь лет обидел”, — и извинительный взгляд в аудиторию. “Мои служебные телефоны станут личными, номера вы знаете — звоните”, — еще один взгляд. “Душой я с вами”, — и здесь конференция разразилась аплодисментами, а впоследствии присвоила Невыгласу статус почетного председателя БФФ. Представители Минспорта по такому случаю вручили Геннадию Николаевичу грамоту и букет цветов.

Румас

Первое впечатление — последнее дело. Это о дебютном выходе на футбольную публику Сергея Румаса. Вице-премьер зашел в зал в компании с Невыгласом, занял место в президиуме, но сидел на всеобщем обозрении, не выражая никаких эмоций, ни одним мускулом не реагируя на происходящее. Было видно, что лицо он — значительное и официальное, однако непроницаемое абсолютно. Что это за человек и каким будет руководителем — шестичасовая конференция на сей вопрос не ответила и близко.
Даже когда пришел черед выборов и 41-летний Румас встал за трибуну, ясности не прибавилось. Вещал он негромко, но это был тот случай, про какой сказано: если хочешь, чтобы тебя услышали — говори тихо. Сергей Николаевич поблагодарил свою “инициативную группу” за выдвижение, сказал, что футбол для него — “дополнительная приличная нагрузка”, отдал должное старой власти и выразил уверенность, что ее достижения ему удастся “не только сохранить, но и приумножить”.
Что именно необходимо приумножить — о том тоже провозвестил единственный кандидат. Там было о массовом футболе и популяризации, о материально-технической базе и развитии чемпионата, об уровне менеджеров… Обезличенная и недлинная, читанная по бумажке программа в общем не содержала ничего взрывного. Ну или почти ничего: все же сказано было, что Беларуси нужно ратовать за право проведения молодежного EURO 2015 или 2017 годов, а также в перспективе бороться за минскую прописку одного из финалов Лиги Европы.
Сегодня эти международные устремления кажутся, конечно, прожектерством, маниловщиной. Глядя на нынешний стадион “Динамо”, иного и не скажешь. Лига Европы в белорусской столице — это как “Евровидение” в сельском клубе где-нибудь в полесской глубинке. Но Румас, безусловно, верит в то, что говорит — как крупный госчиновник, экс-банкир и топ-менеджер, умеющий планировать развитие. И потом он ведь тоже не агитировал — кандидату безальтернативному популизм мог только навредить.
В проекции на заданные ориентиры действия нового председателя, конечно, теперь будут и оценивать. Но в пятницу об этом еще не думалось. “Надеюсь на вашу поддержку,” — бодро сказал Румас в заключение и покинул трибуну. За поддержкой дело не стало. Новую власть конференция приветствовала в едином порыве — единогласным “за”.
Благополучно избравшись, новый глава БФФ принял первые поздравления и с того момента повел конференцию сам. Ближе к ее финалу, когда флер официоза начал от усталости спадать и делегаты взялись расслаблять галстуки, Румас, похоже, адаптировался в новой обстановке и даже стал улыбаться.

Суркис

Улыбался и Григорий Суркис. В Доме футбола он присутствовал на правах того самого “международного наблюдателя”. С недавних пор глава украинской федерации является членом исполкома УЕФА. Натурально, что в ведомстве Мишеля Платини его сделали ответственным за русскоязычную Восточную Европу.
Для Беларуси с ее самобытными избирательными лабиринтами это, конечно, здорово. Проблем по международной линии быть не должно. Свои люди, как сказано у классика.
Вот и Невыгласа Суркис величал просто — “коллегой и другом”. Коллега и друг тем временем не упустил случая подколоть соседа — напоминанием о том, как простые борисовские белорусы в Киеве на равных играли с “золотовалютным” динамовским интернационалом. “Вам бы только украинцев унизить,” — полуобернувшись, парировал гость.
Ему тоже довелось толкать речь. “Я сижу между трех Николаевичей, — так начал Суркис, имея в виду Невыгласа, Румаса и Заичкова. — Посмотрим, что из этого выйдет…” После этого киевлянин обратился к бумажке и с характерным “гэканьем” сказал все, что думает о белорусском футболе. Было там про Белькевича и Хацкевича, про Милевского, который уже “стал звездой”, про БАТЭ, “молодежку” и лондонскую Олимпиаду. В заключение Суркис пригласил в гости: “Буду рад видеть белорусов на нашем с Польшей чемпионате Европы”. В этом месте шире всех наверняка заулыбался Бернд Штанге.
А полпред УЕФА чувствовал себя в Минске вполне свойски. Кажется, он одним из первых нарушил дресс-код снятием надоевшего пиджака. Оставшись в белой рубашке и словно вспомнив, что Беларусь — страна Эдуарда Малофеева, Суркис затронул тему духовности. “Раньше что было? — философствовал он. — Футбол, кино и домино. Сегодня соблазнов больше. Детей труднее оторвать от улицы”. Далее сказал о морали, нравственности и этике.
А оценку избирательным процессам в БФФ Григорий Михайлович дал строго положительную. Так и сказал: “Респект”. И добавил: “Фэйр плей”. Напоследок сообщил, что был “горд и счастлив” оказаться в Минске, принял подарки, сел в черный “Мерседес” и уехал, не став дожидаться итогов голосования по составу исполкома.
В общем, международных претензий к нам нет. Ну а на нет и Мифсуда нет.

Капский

Анатолий Капский не сидел в президиуме, не значился докладчиком ни по одному пункту, имел на руках мандат рядового делегата. Но на конференцию прибыл вовсе не для того, чтобы отбыть номер. Это стало ясно еще при рассадке по местам. “Анатольич, пожалуйте,” — расступились перед боссом БАТЭ коллеги, освобождая проход вдоль кресел. “Нет, мне в центр не надо, — улыбаясь и оглаживая пиджак, степенно говорил Капский. — Я же потом пойду к микрофону — буду вас всех крошить…”
Всех не всех, а кое-кого рулевой самого преуспевающего клуба действительно покрошил. Оптом и в розницу.
Опт касался старого состава исполкома. “Знаете, почему я вышел из него?” — спросил Капский. И сам же ответил: “Мне было неуютно. Хочу выступить, высказать мнение, а меня одергивают. Ну чего, мол, ты лезешь — мы собрались, сейчас часок посидим, отобедаем за счет федерации да и разъедемся по домам… Таким людям, считаю, нет места не только в исполкоме — в футболе вообще. Работать нужно не для пропуска в ложу на матч сборной и не для места в самолете федерации, чтобы первый и последний раз слетать за границу”.
Перерывы в конференции полагались после всякого важного пункта повестки. Эти короткие паузы Капский подчас коротал с Юрием Чижом. Соперники в футболе, в его тесных коридорах они уже вполне соратники. Хозяин минского “Динамо”, правда, публичности традиционно сторонится, уж и не вспомнить его последней громкой речи на футбольном форуме. Но с борисовским коллегой он, несомненно, солидарен. И когда оба возвращались в зал мимо журналистского ряда, один другому говорил: “Сказать об этом надо!” — “Конечно, позицию озвучить…”
И тогда от опта Капский перешел к рознице. Оттолкнувшись от мелко “покрошенной” исполкомовской массовки, он двинул в атаку на “зиц-председателей”: “Есть такие в нашей федерации. Которые посидели в замах у нескольких руководителей. И не одного уже успели предать. Мужчины так не поступают…” И, обратившись к Румасу, Капский высказал пожелание: “Я, может, слишком эмоционален, но у меня есть вера в будущее. Хочу, чтобы у вас, Сергей Николаевич, в футбольном окружении не было зиц-председателей”.
Имен руководитель БАТЭ не называл, но кто есть объект его суровой критики было в общем-то понятно.

Вергеенко

Михаилу Никифоровичу вообще доставалось в пятницу исправно. То Невыглас вплетет его имя в критический контекст, то вот и Капский туда же… Вергеенко сидел в первом ряду, читал чужие речи между строк и в драку дальновидно не лез.
Но когда дошло дело до главной интриги — голосования по составу исполкома, оказалось, что футбольный актив не связывает будущее с именем “федерального” долгожителя, зампреда с лихим вратарским прошлым. Делегаты сходили на тайное волеизъявление — в специальные кабинки за бордовыми занавесками, и вышло, что требуемой половины голосов Вергеенко не набрал. Это была сенсация, о которой сразу же заговорили на своей галерке журналисты. Соответственно не оказалось Михаила Никифоровича и среди румасовских замов. Их избирали из членов исполкома. Первым зампредом стал Сергей Сафарьян — именно он в условиях нахождения первого лица на госслужбе будет управлять аппаратом и заниматься насущной текучкой. Тройку “просто заместителей” составили Сергей Куница, Олег Чикун и Юрий Курбыко.
Из старой гвардии в авангарде БФФ остался, таким образом, один Куница. А Курбыко — тоже бывший вратарь — вернулся в футбольные контексты после того, как четыре года назад был демонстративно отставлен со всех общественных постов. С той поры Юрий Алексеевич утвердился на бизнес-поприще и, честно говоря, сложно вообразить, что теперь он оставит коммерческое корневище ради возвращения туда, где людьми распоряжаются как футбольным мячом.

Седнев

А в формирование исполкома, кстати, вкралась одна процедурная коллизия. Отчего конференция получила в общем-то комедийную развязку.
На 22 места претендовали 29 человек — все больше люди футбольные, включая Гончаренко, Вергейчика, Румбутиса, Пунтуса, Чижа… Все они вошли в число избранных, но в целом “проходной балл” набрали… 23 кандидата. Такая вышла занимательная арифметика. Один был явно лишним, но кто? Повисла недобрая пауза, пока кто-то не предложил хирургический метод. “У кого из прошедших меньше всего голосов?” — спросили у главы избиркома Александра Пугача. Поглядев в бумажки, он ответил: “У Седнева”. “Где он?!” — раздались требовательные голоса. Седнев решительно отсутствовал. “Ну так давайте вычеркнем его — и все,” — поступила к рассмотрению креативная идея. К тому времени уж вечер наступил, все устали, и потому с разных концов зала неслось: “Убрать Седнева, убрать!” История получалась вполне киношная — как в фильме “Гараж”. Александр Сергеевич Седнев где-то тренировал свою “Белшину”, не подозревая, что в Минске ему вот-вот отведут роль рязановского Гуськова.
Но с пути естественного отбора конференцию сбил почетный председатель. “Что значит — убрать? — ударил по дарвинизму Невыглас. — Это не по уставу. Лишнего нужно определять голосованием. Или если кто-то возьмет самоотвод…” Над Домом футбола нависла угроза второго волеизъявления — процесса хотя демократичного, но очень уж длительного… Послышались вздохи. Возник ропот. И вдруг в зале взметнулась рука: “Я беру самоотвод!” Это был председатель “Нафтана” Леонид Подлипский. Уже избранный в исполком он от этой роли добровольно отказывался — в пользу Седнева и ради всеобщего освобождения из “домфутбольных” стен в седьмом часу вечера.
“Добрейшей души человек!” — наверняка восхитились новополоцким делегатом многие его коллеги. Глава Белорусской федерации футбола Сергея Румас смотрел в зал из президиума и думал, видимо, примерно о том же: с какими людьми доведется работать!