Старт без повода. Вальдемарас Новицкий: и падали сразу трое...

В результате мы стали переполнять газету материалами все больше “по поводу”: рассказываем о людях, вызываем их на откровения и эмоции в дни громких побед или поражений, по случаю юбилейных чествований и всяческих аномальных событий.
И вот однажды подумалось, что это отчасти неверно. Ибо суть каждого из нас полнее проявляется в настроении и поступках обычного буднего дня. Остается только выбрать один из них, выкроить часок-другой для встречи, поспрашивать, помолчать и послушать. И понять, почувствовать, как это интересно. Так и сделал во время давешней поездки в Брест. Старина-диктофон не подвел, выдержал ударную нагрузку. Надеюсь, что оставшихся майских номеров хватит для пересказа того, что мы с ним на пару узнали.

Его плечи по-прежнему коромыслом, и так же кубообразен торс. Было время, эти габариты идеально дополнялись повязкой капитана команды с названием “Гранитас”. Гармония была полной. Те парни из Каунаса и впрямь катались по паркету валунами, угрожая без разбора подмять и расплющить всякого неосторожного встречного. В гандбольном просторечии советскосоюзной высшей лиги их с симпатией именовали “камешками”. И несомненным подспорьем той симпатии был авторитет Вальдемараса НОВИЦКОГО. Пахарь и молчун, избегавший в игре внешних эффектов, он оказался вожаком и в фееричной сборной СССР олимпийского сеульского созыва. Ее авансом провозгласили тогда “командой из XXI века”. То скрытое от посторонних глаз доверие к каунасцу со стороны сплошь звездных партнеров-виртуозов до сих пор остается для меня загадкой. Подступиться к ней самое время: сезон в должности спортивного директора БГК имени Мешкова сделал Вальдемараса в белорусском гандболе почти своим. А значит, и куда более расположенным к пристрастным журналистским расспросам…

— Погулял по интернетовским поисковикам, запустив в них литовскую версию твоей фамилии. Новицкисов там отыскалось более сотни, и пару десятков как-то связаны с Литвой. И, между прочим, ты в тех перечнях непременно первый. Быть олимпийским чемпионом советских времен и в сегодняшней Литве — это почет в полном формате?
— По-моему, этот титул чтят в любой стране, независимо от обстоятельств и времени его завоевания. Иначе и быть не могло. Хотя бы потому, что я победил на одной Олимпиаде с Сабонисом, Марчюленисом, Куртинайтисом. И для Литвы не имеет значения, что они баскетболисты, а я гандболист, они — литовцы, а я — поляк.

— Ощущаешь себя в Литве человеком другого этноса?
— Нет. Поляк я только в общении с родственниками. Но мои жена и сыновья считают себя литовцами. Так что и я в большей мере — тоже. Хотя, впервые попав в сборную школьников республики, по-литовски не говорил вообще. Первое время это было проблемой. И вступительные экзамены в каунасскую ветеринарную академию сдавал по-русски. Хорошо, что тогда была такая возможность.

— Какой-то странный был выбор вуза.
— Почему? Во-первых, там хорошие гандбольные традиции. Во-вторых, спортивную карьеру мне никто не гарантировал. А специальность ветеринарного врача для деревенского парня была тогда путевкой в жизнь. С возможностью стать, к примеру, председателем колхоза, колесить по полям на уазике.

— И где же были те поля?
— Шальчиникский район. Деревня Калеснинкай. По-польску — Колесники. Это в полутора десятках километров от белорусской границы. Школа там была с обучением на польском языке. Ее и закончил.

— Гандболу тоже учился там?
— Да, у нас был замечательный тренер — Антанас Раткявичюс. Институт он закончил как специалист по лыжному спорту. Но с энтузиазмом принялся развивать детский гандбол. Глубинка наша стала в этом плане знаменита. Женская сборная Украины часто тренироваться приезжала. Красивая природа. Хорошая площадка под открытым небом. Проводили много турниров. Гостили команды из Гродно и Лиды, из Польши.

— Ты из учеников Раткявичюса самый способный?
— Может, просто дальше всех пошел? Со сборной школьников выиграл в 74-м году всесоюзную спартакиаду в Алма-Ате. В финале, кстати, обыграли белорусов. Помню, лидер у них был по фамилии Бушуев. Ну и тренер — Спартак Петрович. Меня тогда сразу взяли в “молодежку”. Так и вырос до чемпиона мира. За мои успехи, кстати, Раткявичюсу дали звание заслуженного тренера Литвы.

— А после золота Сеула в 88-м?
— Он не дожил. Нескольких месяцев…

— Прыгнем через пару лет. Чем было в твоей жизни крушение СССР?
— Сначала чем-то далеким. Революция грянула, когда играл в Испании. Уехал туда в 88-м, вскоре после Сеула. Потом перебрался в Германию. При мне там рухнула Берлинская стена. Помню, как вся ГДР хлынула на Запад и как все этому радовались. Но по-настоящему перемены почувствовал только по возвращении домой. Для начала у меня угнали “Мерседес”. В Каунасе тогда было немного таких заметных машин.

— Не побоялись твоих широченных плеч?
— Ничуть. Эти парни жили на одной улице с тестем, в гараже у которого я оставлял машину.

— Полиция помогла?
— Проще оказалось выйти на прямой контакт, заплатить выкуп. Потом позвонили: иди, забирай свой “мерс”, стоит на горе…

— Не затосковал по советским временам?
— Мне вообще грех на них жаловаться. Тогда у спортсменов была четкая система социальных гарантий, стипендии в зависимости от уровня мастерства. Не было градации между, скажем, баскетболом и гандболом — все сборники получали одинаково. Были выезды за границу. Играли, смотрели мир, хорошо одевались. Предпосылок для созревания во мне антисоветчика не имелось никаких. Тем более что в гандбольной сборной играли ребята из разных республик, и не было никаких конфликтов или притеснений с национальным подтекстом. Все под один флаг — и вперед. При сильнейшей конкуренции на каждой позиции.

— Помнишь, как стал в сборной капитаном?
— В 86-м году у нас случилась большая неудача — десятое место на чемпионате мира в Швейцарии. И при поиске крайнего для оправдания того провала остановились на моей кандидатуре. Версия тренера Евтушенко была такова: это Новицкий разложил команду, ибо вовлек ее в празднование своих семейных торжеств. А было так. У меня за несколько дней до старта, 22 февраля, родился сын Вальдас. Получил такой уникальный подарок от жены — день в день в мое тридцатилетие! Ясно, что незамеченным это не осталось. Так вот, команду, которую я якобы разложил, по итогам турнира созвали на собрание, устроили осуждение с торжественным отчислением. Правда, прошло лето, стартовал новый чемпионат Союза. И наш “Гранитас” так начал сезон, что меня как ни в чем не бывало вызвали в сборную снова. Там многое изменилось. Евтушенко впервые не стал назначать капитана, а объявил демократические выборы. И большинство голосов получил я.

— Как думаешь, почему? Ведь внешне ментальным лидером команды ты не казался.
— По-моему, ребята так оценили мою значимость как игрока. На мне многое держалось в защите. Получалось руководить партнерами. Помогал опыт.

— Капитанские функции не стали обузой? Ведь бывали же истории, когда приходилось проявлять принципиальность вне площадки?
— После победы в Сеуле нам заплатили премию — по три тысячи долларов каждому. И Евтушенко намекнул, что надо бы скинуться по сотне — на подарки нужным людям. А я подумал: зачем так много? Посоветовались с ребятами и сошлись на двадцати баксах с каждого. Собрал эти деньги, принес тренеру и сказал: мы думаем, что этого достаточно. Он изменился в лице: с такими суммами не мелочусь! Ну и хорошо: я спокойно раздал все обратно. Прилетаем в Союз. И почти сразу нас ждет поощрительное коммерческое турне по Германии. По следам олимпийской победы это был хороший заработок. И вот на последней перед отъездом тренировке объявляют: документы Новицкого уже ушли на оформление испанского контракта, что-то не срабатывает, и он не едет. Я как стоял с мячом в руках, так и всадил его в пол. И прочь из зала. А следом за мной — вся команда. Сорвалась тренировка. Сразу позвонили в Госкомспорт. Там говорят: никаких проблем, документы для всех готовы, ты едешь…

— Ты был в сборной и до прихода туда Мироновича. Что изменилось с его появлением в тренерском штабе?
— Евтушенко — теоретик. И при нем все время были ассистенты, которые помогали ставить игру: Предеха, Климов. С методикой Мироновича я знаком с молодости. Она дала сборной очень многое. Плюс значительным усилением стали пришедшие с ним белорусские игроки. Он заметно перестроил действия в атаке. Интересно было работать и над защитой.

— Ты к тому времени уже стал в сборной узким специалистом обороны.
— Да, из-за возраста. В атаку на позиции разыгрывающего выходили Тюменцев и Свириденко. Они были быстрее.

— Переход от клубного стиля к тактике сборной был сложен?
— В том-то и дело, что сборная сеульского образца в обороне во многом отталкивалась от наработок “Гранитаса”. С помощью схемы 3-3 мы обыграли на Олимпиаде и главных конкурентов — югославов, и корейцев в финале. Если не скромничать, тренеры тогда о многом советовались со мной.

— От Мироновича в тренировочном процессе зависело больше, чем от Евтушенко?
— Бывало по-разному. Но вел игру, оставался на виду все равно Евтушенко. Хотя между тренерами не было конфликта в плане лидерства. Они хорошо ладили и договаривались о распределении ролей.

— Доводилось встречаться с Евтушенко после его ухода из сборной?
— Кажется, только раз. Мельком, когда “Гранитас” играл где-то в еврокубке. Зато Гинтарас Савукинас был не так давно на тренерских курсах в Австрии. Анатолий Николаевич читал там лекцию. И все время хвалил меня. Я потом слушал запись: Новицкий клал руку на плечо одному — и падали сразу трое. Конечно, это приятно…

— Сейчас кому-то под силу вот так же управиться сразу с тремя?
— А ты видел, как здесь, в Бресте, действует Гросас? Вайдотас — мой ученик. Пожалуй, его игра — наиболее точное повторение того стиля.

— Отлично, переключаемся на Брест. Что побудило тебя сюда перебраться? Помню каунасскую идиллию: ты приезжаешь на работу в “Спортгалле” на велосипеде. Потому что неподалеку уютный дом. Вокруг тишина и покой…
— Знаешь, в моей домашней жизни с годами многое менялось. Когда в 90-х взялся руководить “Гранитасом”, были интересные времена. Суверенитет, демократия. Открывались фирмы, им нужна была реклама. Появлялись спонсоры. Нам помогали. Казалось, гандбол двинулся в гору. Появилась возможность постоянно играть в еврокубках. Создали сборную.

— Ведь это ты возил ее в 97-м в Японию, на чемпионат мира.
— Да. Но потом этого успеха никто уже не повторил. Как-то постепенно и незаметно спорт в Литве сполз в кризис. Если честно, то в последние годы работа в клубе сводилась к постоянному поиску денег. День за днем — с протянутой рукой. Игроки уезжают. А те, что остаются, начинают тренировку с вопроса: когда же зарплата? В конце концов сделал для себя два признания. Первое: судьба “Гранитаса” волнует лишь меня. Второе: хочу поработать спокойно, без мыслей о постороннем. И сегодня именно так тружусь здесь.

— Тандем с Гинтарасом Савукинасом в качестве главного тренера был условием брестских работодателей?
— Нет, этот вариант предложил я.

— Странно.
— Почему?

— Потому что осень оставила стойкое впечатление ваших разногласий. Несинхронность действий, разнобой решений бросались в глаза по ходу неудачных матчей против “Динамо”, в еврокубке.
— Да, такое было. Возможно, не в такой критической степени, как ты описал. Но мы действительно искали общий язык. Гинтарас — мой ученик. Он все понял и сейчас разделяет мои мысли и планы. Дело за выполнением. Мне остается координировать наши действия. Для команды лучше, когда это происходит на расстоянии.

— Ты пересел со скамейки на трибуну, то есть больше не вмешиваешься в ведение игры?
— Бывает. Все-таки размещаюсь в пределах возможной коммуникации, чтобы при необходимости что-то подсказать.

— Насколько брестская реальность при близком с ней знакомстве совпала с твоими умозрительными о ней представлениями?
— Когда отправлялись сюда, готовились к встрече с абсолютным профессионализмом. Оказалось: откуда бежал, туда попал снова. Если честно, игроки воспринимали ситуацию на уровне какого-то детского лепета. Надо было заново учить их всему: дисциплине, отношению к тренировкам, построению игры. Люди не вполне понимали, за что получали деньги.

— Не умели? Или не хотели?
— Обойдусь без подробностей. Мне кажется, что прежние тренеры влияли на положение в команде меньше, чем игроки. Это отголосок времен, когда БГК не с кем было соперничать. Оттого и образовался такой дисбаланс.

— Вы стали зажимать гайки?
— Нет. Наоборот, решили уйти от пресловутого русского диктата: мол, вы должны делать так — и точка. Постарались без угроз объяснить, что эту кашу должны расхлебывать вместе, друг другу помогать. Думаю, игрокам понравилась наша уверенность. Сейчас все работают хорошо.

— БГК — детище семейства Мешковых. Каково оно: оказываться в его мощнейшем биополе?
— Братья — очень умные люди. Они точно знают, чего хотят. Их мысли о том, как сделать лучше, абсолютно совпадают с нашими. По-моему, они понимают, как важно постоянно общаться и сверять курс.

— Осенью, при вызовах на ковер в Москву, такое общение давалось труднее, чем сегодня?
— Нет. Мы сразу сказали, что есть проблемы и для их решения нужно время. Его нам дали.

— Когда предъявите результат?
— Он уже есть. Мы довольны, что с командой налажен хороший контакт, что она заиграла лучше. Но для болельщика результат — это не столько впечатления, сколько цифры. Пора бы, конечно, предъявить и их.

— Почему ты выбрал в напарники именно Савукинаса?
— Гинтарас был талантливым разыгрывающим. Он пытлив, поиграл во многих странах. Знает несколько языков. Его стиль общения с игроками смело назову европейским.

— Совмещение им тренерских постов в брестском клубе и литовской сборной не кажется тебе аномалией?
— Если отталкиваться от официального международного календаря, ничего страшного в этом нет. В году есть несколько недельных отрезков, предусмотренных для вызовов игроков в национальные команды. В Литве соблюдают евростандарты. И, думаю, такие отлучки Гинтараса из клуба — куда меньшее зло, чем принятая в Беларуси практика вырывать игроков в сборные чуть ли не ежемесячно и на десять дней. Подолгу работать в клубе без шести основных игроков — вот это проблема.

— Противоречия БГК и сборной страны по этому поводу перерастают в конфликт?
— К этому все и идет. Подобного нет ни в одной европейской стране. Работая в Лемго или Эссене, Юра Шевцов наверняка противился бы таким частым вызовам своих лидеров в сборную Германии. Да и истребовать вопреки регламенту Рутенко из “Барселоны” ему сегодня и в голову не придет. Почему в Беларуси не действуют международные правила? Понимаю недовольство людей, которые содержат БГК. При таком положении дел готов поверить словам Мешковых о том, что им не составит труда перевести клуб в Москву и заявиться в чемпионат России.

— Вы с Шевцовым обсуждали эти вопросы?
— Я пробовал. Но в Юре при этом проявляется такой… лукашенковский стиль общения. Вместо обсуждения на равных мы получаем факсы с ультиматумами. Вот теперь в августе, на решающем этапе подготовки к старту в еврокубке, у нас собрались на десять дней вырвать ведущих игроков — ради поездки сборной в Германию. Где здесь логика?

— Такая твоя озабоченность выдает желание встретить в Бресте и новый сезон…
— Над предложением продлить контракт пока думаю.

— Что сдерживает?
— Усталость от переездов. Жена осталась в Каунасе, у нее там работа. Правда, мы купили дом в Друскининкае, у самой белорусской границы. От Бреста это двести пятьдесят километров. Чаще всего там, на курорте, и съезжаемся на выходные. Вначале было тяжеловато. Сейчас привыкли.

— Любопытно, насколько возвышенные чувства обуревают тебя всякий раз при въезде на белорусскую территорию с литовской стороны?
— Чувства бывают, пока часами стоишь в очереди на таможне и не понимаешь, кому и для чего понадобились эти ненатуральные проблемы. А когда проедешь, все хорошо: дороги ухоженные, машин мало. Зал в Бресте — супер. Основное время ведь в нем проводишь. Супермаркет для покупок — тоже недалеко. У меня закалка осталась с союзных времен. В бытовом плане неприхотлив.