ЛИЦОМ К ЛИЦУ С СЕРГЕЕМ ОЛЕХНОВИЧЕМ. Сергей Лиштван: ни слова о борьбе

Впрочем, “классику” Сергею ЛИШТВАНУ довелось испытать и то, и другое, испить из обеих чаш — признания и охаивания. Вот и после первенства мира по греко-римской борьбе в сторону трехкратного чемпиона Европы, обладателя серебряной медали Олимпиады в Атланте полетели критические стрелы: зря поехал Лиштван в Москву, не будучи абсолютно здоровым. Мало того, за спиной спортсмена начали шептаться, что он проиграл специально…

— Проект не предполагает разговора о том виде спорта, которым занимается мой собеседник, однако перво-наперво хочу спросить именно о борьбе. Что все-таки произошло на первенстве мира?

— То, что часто случается в спорте: проиграл. Хотя, уверен, если бы не травма, приключившаяся за неделю до начала чемпионата, выступил бы гораздо успешнее.

— Так, может, тебе действительно не имело смысла больным отправляться на турнир?

— Я неоднократно боролся травмированным и при этом завоевывал медали: работа у борцов такая. Например, на апрельском первенстве континента 2002 года, проходившем в Сейняйоки, стал вице-чемпионом Европы, несмотря на то что поехал в Финляндию с серьезным ушибом локтя. Поэтому, когда в преддверии московского чемпионата мира на одной из тренировок почувствовал боль в области ребер, решил: ерунда, ничего страшного, все обойдется. Тем паче в статичном положении боли практически не было. Правда, даже при небольшой нагрузке дискомфорт ощущался, однако я подумал, что перетерплю. К сожалению, ошибся. Ибо в первой же схватке чемпионата с литовцем Езексисом меня пронзила такая боль, что глаза на лоб полезли. Совсем как при переломе. Скажу больше: было такое впечатление, будто ребро выскочило из грудной клетки и принялось “гулять” по туловищу… А уже в Минске Валерий Иванович Белан (врач-консультант национальных команд Беларуси. — “ПБ”.) объяснил, что межреберный угол — чрезвычайно коварное место: если не напрягаться, то о травме можно вообще не подозревать, ее как бы и нет вовсе. Мало того, он настоятельно порекомендовал, чтобы я как минимум месяца четыре придерживался очень щадящего режима.

— Сергей, по белорусской столице ходят слухи, что Лиштван не отказался от поездки на чемпионат мира, поскольку твои соперники специально тебе проиграли, и ты якобы должен был вернуть должок…

— Чушь несусветная, можно было бы придумать чего-нибудь умнее… Дабы удостовериться в абсурдности этого предположения, достаточно вспомнить, каких “вершин” достигли в Москве мои противники по группе — немец Инглиш и тот же Езексис. Разве они добрались до пьедестала почета? Я еще понял бы упреки в мой адрес, если бы победитель нашей “пульки” Инглиш (это очень молодой борец, практически мальчик) пробился хотя бы в финал, он же проиграл в следующем раунде. Думаю, эти бредни специально распускаются, чтобы дискредитировать меня в глазах руководства федерации, тренеров, товарищей по сборной и болельщиков. Надеюсь, они смогут, как говорится, отделить зерно от плевел, однако все это слышать, не скрою, крайне неприятно.

— Так заслуживает ли большой спорт того, чтобы терпеть не только боль, но и всякого рода домыслы, бросающие тень на доброе имя?

— Поверь, заслуживает. Не представляешь, как порой приятно бывает доказать многочисленным скептикам и себе самому, что ты чего-то значишь в этой жизни. Особенно после того, как на тебе поставили жирный крест: спекся, дескать, парень. Помню, на чемпионате мира-99 не сумел с первого захода завоевать лицензию на Олимпийские игры в Сиднее, на меня махнули рукой, стали намекать, что пора завязывать с большим спортом и уступать дорогу молодым. Я возразил: “Вы сейчас меня поливаете, интересно, как заговорите, когда выиграю первенство Европы?” И будто в воду глядел: стал чемпионом. Тональность высказываний сразу поменялась — чуть ли не олимпийскую медаль на шею повесили, назначили знаменосцем национальной команды на параде открытия Игр. К сожалению, в Австралии я выступил неудачно, и все завертелось с новой силой… Не понимаю, почему у нас существует лишь две крайности: тебя либо возносят до небес, либо — в грязь лицом, третьего не дано. А надо-то всего ничего: дать атлетам возможность нормально работать, и не забывать, что в спорте всегда будут победители и побежденные. По-моему, Борис Беккер как-то сказал, что выигрывают все, а проигравший всегда сирота. В этом, видимо, и заключается “прелесть” моей профессии, да и спорта в целом: любишь, когда тебя хвалят, — терпи, когда критикуют.

— К слову, по поводу знаменосца. Странная, согласись, тенденция наблюдается в суверенной истории Беларуси: спортсмен, которому доверяют нести флаг страны на церемонии открытия — то есть человек, фактически обреченный на победу, — всегда остается без медали Олимпиады. В 1994 году знаменосцем был Евгений Редькин, в 1998-м — Александр Попов, в 2000-м — Сергей Лиштван, в 2002-м — Олег Рыженков… Атланта-96 выпадает из этого ряда, на мой взгляд, лишь потому, что во главе колонны национальной команды шествовал Александр Медведь. Как думаешь, где собака зарыта?

— Считаю, все приведенные случаи — просто совпадение, никакой мистики я здесь не вижу. Откровенно говоря, для каждого спортсмена само участие в празднике открытия Олимпийских игр уже является дополнительной нагрузкой, стрессом. И если следовать подобной логике, то пролетать мимо пьедестала почета должны все, кто согласился выйти на парад в составе членов делегации.

— Вдруг “проклятие” висит лишь над знаменосцем нашей команды?

— Вряд ли. Во всяком случае, оправданием моему неудачному выступлению на Олимпиаде в Сиднее сей факт служить точно не может.

— Выходит, ты человек несуеверный?

— В последнее время стараюсь не обращать внимания на различные приметы. Ведь если все брать до головы — черный кот дорогу перебежал, дурной сон приснился, 13 число “внезапно” наступило и так далее, — то лучше вообще не выходить из дома. Нет, раньше у меня тоже были всякого рода “забабоны” (старался всегда присесть на дорожку, например), но однажды, поняв, что это выглядит просто смешно, сказал себе: “Серега, хватит!”

— А как относишься к вере?

— Нельзя утверждать, что я строго соблюдаю религиозные обряды, часто посещаю церковь, но Бог в душе у меня, безусловно, есть.

— Помогает?

— Так нельзя ставить вопрос, помогает или нет. Я просто стараюсь жить, как это подобает нормальному человеку, и не бросаться в крайности.

— Ты как спортсмен застал времена Советского Союза. Не жалеешь, что “великий и могучий” сыграл в ящик?

— Трудно дать однозначный ответ… Я родился и вырос в супердержаве, учился в школе советского образца, что, разумеется, не могло не сказаться на моем мировоззрении, побеждал на чемпионате Союза, входил в сборную СССР. Это с одной стороны. А с другой — прекрасно помню, как архисложно было пробиться в состав команды, отправляющейся на чемпионат мира или Европы. Поскольку первоочередное право на попадание в сборную всегда оставалось за москвичами. Затем шли “товарищи с Кавказа”, а уж потом — представители других республик. Уверен, будь сейчас Советский Союз, белорусские спортсмены в национальной команде на Олимпиаде составляли бы от силы двадцать процентов.

— Абстрагируясь от спорта… Если бы ты обладал неограниченной властью и мог вернуть СССР, сделал бы это?

— Прежде всего я белорус. Уверен, наша страна должна дружить со всеми, не забывая при этом, кто мы и откуда родом. Быть Иваном, не помнящим родства, я не хочу.

В Советском Союзе, несмотря на всю его многонациональность, мы жили как один народ, разговаривали на одном языке. Все так. Но, например, Австрия и пол-Швейцарии разговаривают по-немецки, а граждане этих стран являются австрийцами и швейцарцами… Мы тоже можем говорить, допустим, по-русски, однако нужно приложить все усилия, чтобы с политической карты мира не исчезла страна под названием Республика Беларусь. Отказываться от независимости нельзя. Равно как нельзя и сильно отдаляться от России, Украины. Схема, легшая в основу построения Евросоюза, — та модель, которая идеально, на мой взгляд, подходит для наших стран: государства Старого Света вроде и вместе, и в то же время каждый сам по себе.

— Как свидетельствует история, любая империя — Советский Союз, по-моему, по всей статьям подходил под такое определение — рано или поздно распадалась…

— В принципе в империи нет ничего плохого. Это слово, по сути своей, является синонимом понятия “сильное государство”. Убежден, страна должна быть сильной. В первую очередь экономически, но и морально тоже. Никогда не забуду, как бежали мурашки по спине и подкатывался ком к горлу, когда на соревнованиях звучал гимн Советского Союза. Нам необходимо стремиться к тому, чтобы аналогичные чувства овладевали спортсменами и при исполнении главной мелодии Беларуси.

Когда учился в БГУ, один из преподавателей начал разговаривать со студентами по-белорусски. Большинство возроптали: зачем, мол, нам напрягаться, давайте по-русски. На что наставник ответил: “Если мы перестанем поддерживать собственную культуру, то через какое-то время просто растворимся среди других наций. Среди китайцев, допустим, которых миллиард с четвертью…”

— Мне, например, очень обидно, что на улицах Минска белорусскую речь почти не услышишь…

— Понимаешь, я с детства говорю по-русски. Но двумя руками за то, чтобы у моего ребенка в детском садике, школе преподавание велось на родном языке. Единственное, все должно происходить плавно, без нажима. Необходимо прививать любовь к своей культуре, языку, но без директив сверху, которые, как кажется, вызовут только отторжение. Хотя я не вижу ничего плохого в том, что в Беларуси два государственных языка.

— Но в большинстве своем население страны говорит по- русски…

— Здесь нет ничего удивительного: мы столько лет жили в государстве, где этот язык был главным.

— Информация к размышлению: по данным Таварыства беларускай мовы iмя Францыска Скарыны, хотя у нас 60 процентов школ с белорусским языком обучения (преимущественно в сельской местности и небольших городах), но в них обучается только 23 процента от общего числа учеников. То бишь родители не отдают детей в белорусские школы…

Впрочем, это тема отдельного разговора, посему давай сменим направление беседы. Ты упомянул, что периодически Сергею Лиштвану намекают: пора-де давать дорогу молодым. И, скорее всего, после Олимпиады в Афинах ты скажешь большому спорту последнее прости. Не задумывался, чем станешь заниматься после того, как, извини за банальность, повесишь борцовки на гвоздь?

— Знаешь, я иногда сравниваю себя с конем, работающим на мельнице. И которому шоры позволяют видеть лишь то, что впереди, а того, что по бокам, вообще не замечать… Конечно, нередко в голову приходят мысли, чем займусь по окончании спортивной карьеры, но стараюсь гнать их прочь. Так как прекрасно понимаю, что из всех видов деятельности борьба получается у меня лучше всего. Да и нравится выходить на ковер один на один с соперником. Посему для себя решил: пока есть порох в пороховницах, буду заниматься борьбой, а иссякнут силы — начну искать другую работу. Короче, я буду решать проблемы по мере их поступления, в противном случае и жить неинтересно — слишком просто получается.

— Стало быть, загодя запасной аэродром не готовишь.

— Совершенно верно. Правда, два высших образования за плечами у меня есть — окончил Академию физвоспитания и юридический факультет Белгосуниверситета. Так что варианты трудоустройства имеются, но пока, повторюсь, мне больше всего нравится бороться.

— От себя добавлю: бороться здесь, а не за границей. Почему, имея возможность неплохо зарабатывать в зарубежном клубе, ты львиную долю времени проводишь в Беларуси?

— Народная мудрость гласит: где родился, там и пригодился. Мне легче жить здесь. Я не осуждаю спортсменов, которые в силу определенных причин покинули родину: возможно, им поступили более заманчивые предложения, нежели мне. И вместе с тем никто меня не убедит, что за границей сплошь молочные реки с кисельными берегами. Да, материальные блага — это здорово, однако все в этом мире относительно… Не буду зарекаться, но не хотел бы менять в одночасье устраивающий меня уклад жизни.

Правда, в Германии я на собственном опыте убедился: такое понятие, как “народная дипломатия”, натурально существует. Дело в том, что года четыре назад за клуб, цвета которого мне довелось защищать, боролся наш Ваня Чичко. И он оставил о себе настолько хорошую память, что мне не составило ни малейшего труда влиться в коллектив. Выходит, иностранцы действительно по одному человеку судят обо всей стране: не зная, кто такой Сергей Лиштван, они подсознательно хорошо ко мне относились.

— Так в чем проблема?

— Не нужно наивно полагать, будто “за бугром” живут исключительно кристально честные люди, которые никого никогда не “кидают”. “Кидают” — и еще как! Так что стопроцентную гарантию, наверное, нигде получить невозможно: ни у нас, ни за рубежом.

Кроме того, когда выступаешь за немецкий клуб, то по деньгам вроде выходит и неплохо: за 4-5 месяцев зарабатываешь приблизительно столько же, сколько за год в Беларуси. В принципе можно даже скопить какую-то сумму. Но только в том случае, если поехать туда одному. Я же привык, чтобы рядом находились близкие мне люди — ребенок и супруга. Следовательно, расходы на проживание увеличивались в несколько раз. И вообще, я не измеряю собственную жизнь деньгами или медалями, они для меня не самоцель — радуюсь тому, что имею. Конечно, на каждый турнир отправляюсь с конкретной целью: выступить максимально ус- пешно. Однако не всегда судьба бывает благосклонна…

— Многие мастера единоборств (прежде всего борцы, боксеры) оказываются связанными с криминалом: занимаются рэкетом, “крышуют” коммерческие структуры… Как думаешь, почему так происходит? Отчего у борцов, боксеров такой негативный имидж?

— Спроси что-нибудь полегче… Может, потому, что через названные тобой виды спорта проходит очень много людей. Мало того, если человек занимался борьбой или боксом даже непродолжительное время, он все равно навсегда остается причастен к борцовскому или боксерскому братству. Поэтому если кому-то удается продвинуться, скажем так, по криминальной линии, он наверняка пригласит в свою команду кого-нибудь из старинных приятелей, с кем занимался в одном спортзале.

Что же касается “бандитского” имиджа борцов… У меня, например, другое реноме. Да и у всех, подчеркиваю, белорусских борцов, боксеров (как бывших, так и действующих), насколько я в курсе, репутация не запятнана связями с криминалом.

— А еще говорят, что спортсмены в массе своей люди недалекие: книг не читают, в театры не ходят… Вот ты, например, как к литературе относишься?

— Одно время я серьезно увлекался философскими трудами Канта, Фрейда. Кстати, именно после изучения подобной литературы прекратил верить в приметы… Однако не могу сказать, что читаю запоем, не лежит душа к этому делу: беру в руки книгу только тогда, когда мне нужно почерпнуть из нее полезную информацию.

— Но расслабляться как-то надо…

— А я особенно и не напрягаюсь. Для меня лучший отдых — просто полежать на диване. Минувшей зимой, правда, друзья вытащили в Якуты, где построена специальная трасса, покататься на горных лыжах. Знаешь, понравилось.

— В какой стране предпочитаешь отдыхать?

— После завершения Олимпиады в Атланте мой тренер выиграл двухнедельную путевку в Испанию с бесплатным проживанием и подарил ее мне на свадьбу. Мы с женой провели на Пиренеях 14 дней, а по возвращении выяснилось, что за два месяца мне президентская стипендия не положена. Почему? Элементарно: оказывается, я посмел уехать без разрешения, не отпросился, не написал соответствующее заявление. Наказали, короче, на семьсот долларов, а заодно опустили на землю, дабы не зарывался.

— Имеются ли у тебя вредные привычки?

— Хочешь спросить, доводилось ли мне бывать пьяным? Случалось, чего уж тут кривить душой… Но редко. И не потому, что я такой правильный, просто жалко собственного труда. Ибо хорошая пьянка перечеркивает как минимум полторы недели твоей работы, необходимо по новой набирать форму. Наутро же меня мучает похмелье, причем не физическое — моральное: зачем это я вчера напился и пустил коту под хвост плоды тренировок? Поэтому стараюсь не злоупотреблять спиртным, могу после крупного соревнования выпить в “Раковском броваре” бокал-другой пива — ячменный напиток в бутылках как российского, так и отечественного производства, не приемлю.

— И последний вопрос. Если ты вдруг выберешь юридическую стезю, то в роли кого — прокурора или адвоката — видишь себя в зале заседаний?

— Мне ближе защищать людей, нежели их обвинять. Не знаю, буду ли когда-нибудь представлять в суде интересы обвиняемых, но одно могу сказать точно: по характеру я человек неагрессивный.