Дом футбола. Сергей Сафарьян: плоскость текущих вопросов повседневной работы

Кажется, с чувством юмора у нынешнего хозяина этого кабинета — первого зампреда БФФ Сергея САФАРЬЯНА — значительно лучше, нежели у тех, кто обитал здесь до него.
Кстати, минуя приемную и на ходу выбирая из предложенной домовитой секретаршей альтернативы (кофе? чай?), галочкой в мыслях помечаем для себя важное: при прежней футбольной власти в этот укромный закуток третьего этажа со дня постройки Дома футбола не хаживали ни разу — не было ни поводов, ни приглашений. А теперь ведь могли появиться здесь даже парой недель раньше, не отсрочь предложенное тогда интервью уважительная причина — отлучка Сергея Вагаршаковича на финальный турнир молодежного EURO.
Между прочим, эксклюзивный травяной чай нам приносят с медом, наполнив им небольшенькие емкости явно иного предназначения и с милейшим слоганом “ВЧК — КГБ — ФСБ” на боках. Наследство от прежней футбольной власти? Словно подыгрывая нашим пытливым улыбкам, Сафарьян и начинает вполне сурово:
— А что, если вопросы здесь буду задавать и я?

— Будет интересно.
— Вот вы думали, что наш разговор придется отложить на такой срок?

— Не станем кривить душой. Предполагали, что вам придется вернуться из Дании чуть раньше. Однако и в ваших словах, когда намекали на полный срок, звучала, скорее, надежда, но никак не убежденность.
— Это чтобы не спугнуть удачу. Потому что самоуверенность, как правило, наказывается.

О моменте приближения

— И вот сразу получилась такая легкая руководящая рука…
— Нет. Потому что руководящая рука, на мой взгляд, изначально не должна быть легкой. Либо руководить, либо не мешать. В силу того, что команда и тренеры решили работать в закрытом режиме, в роли руководителя я был им не нужен. И не претендовал. Моя задача там была — обеспечить, чтобы никто не мешал. В том числе и я. И до последнего момента, пока можно было, никто к команде действительно не приближался. Они работали, как планировали. А мое приближение состоялось, когда надо было включать какие-то дополнительные силы — и у самой команды, и внешние.

— И когда же такой момент наступил?
— После выхода в полуфинал.

— В чем выражалось ваше приближение?
— Первый раз приехал на тренировку.

— Это на ту, фотосъемка которой попала в интернет? Где вы и Игорь Ковалевич пробивали друг другу пенальти?
— Да, наверное. Хотя, честно говоря, фото не видел.

— А они, между прочим, вызвали в кругах специалистов интересную трактовку.
— Да ну? А какую?

— Это вопросы касательно организации тренировочного процесса. Раз у второго тренера хватает времени бить пенальти первому зампреду федерации, так ли четко там все спланировано? Все ли загружены работой? Как вам такой поворот?
— Глупый, если откровенно. У меня тоже вопрос: какие специалисты об этом судят? Тот, кто хоть немного варился в этой каше, прекрасно понимает, что любая тренировка разложена на несколько этапов. Когда надо было таскать ворота, то все брались и несли. А когда часть тренировки вел один из помощников, то зачем остальным делать вид, будто они тоже заняты? Не знаю, это какое-то картинное участие. А вот если бы меня сфотографировали, когда мы разговаривали с главным тренером, стоя спиной к команде, это было бы расценено как измена родине? Ну несерьезно.

— Хорошо. Идем дальше. Как думаете, не пострадала торжественность момента, когда бронзовые медали ребятам вручили кулуарно, почти негласно?
— В регламенте чемпионатов Европы нет матча за третье место. Наш поединок с чехами официально именовался “плей-офф олимпийского турнира”. Исходя из этого УЕФА отдал комплекты наград представителям обеих команд заранее. Честно говоря, мы не планировали сразу их вручать. Но возникло ощущение, что это правильно сделать именно перед игрой против чехов, пожертвовать торжественностью ради того, чтобы команда еще раз собралась, чтобы сказать ей пару слов — патриотических, для придания сил. Чтобы передать ребятам какой-то импульс. Чтобы они почувствовали то, что уже совершили.

— Вам как зрителю игра “молодежки” в Дании понравилась?
— Я же не мог абстрагироваться от своих целей, не был совсем объективным зрителем. Конечно, игра против швейцарцев не понравилась мне и как болельщику, и как функционеру. А, скажем, матч с испанцами, по-моему, удался. Он был явно лучше полуфинала Чехия — Швейцария.

— Будучи в Дании, вы знали о бойкоте командой белорусских журналистов?
— Нет.

— Вернувшись и узнав, как к этому относитесь?
— В эту проблему не вникал. Не знаю, что стало поводом для такого решения команды. У меня мало информации для оценок.

— Но этой команде жить еще год. Если она вдруг продолжит эту линию поведения, как вы это воспримите?
— По-человечески пойму. Потому что некоторые высказывания, которые читал, вызывали недоумение. Когда критикуют по делу, вопросов нет. Но когда вместо объективной оценки и анализа занимаются словоблудием, это задевает. Поварившись там с ребятами в одном котле, уверяю: если бы не было у команды могучего духа и коллектива, не победили бы они чехов. Когда надо было играть через “не могу”, наши смогли. А чехи “сдулись”. Это они сами проиграли в какой-то степени.

Об “олимпийке” взамен “молодежки”

— Теперь на повестку дня выходит организация работы олимпийской сборной. Имеете план?
— План — работа тренерского штаба. Наша задача — его обеспечить.

— Но этот план не вступит в силу без согласования с вами.
— У нас нормальный контакт с Георгием Петровичем Кондратьевым. Хотя такое ощущение, что скоро организуются инициативные группы в его защиту. С чего это, не могу понять. О продолжении работы мы заговорили еще до игры с чехами. Второй разговор был в раздевалке уже после матча. Там он в шутку и обронил: “Теперь я подумаю, продлевать ли контракт и на каких условиях”. Решение о кандидатуре рулевого даже не обсуждается. Все обговорено на встречах Кондратьева с председателем федерации и со мной. С 1 июля он работает по контракту тренером олимпийской команды. И о планах мы тоже говорили. Но пока нет еще четкого понимания, как эту работу выстроить, как сделать лучше. Условились, что он готовит предложения, мы обсуждаем и приходим к единому мнению.
Если выйти на Олимпиаду и там провалиться, то можно представить, что вы с нами сделаете. Поэтому задача — быть в тройке.

— Есть еще и национальная команда.
— Только не надо их противопоставлять! Ни одна из этих команд не может быть важнее другой. Обе родные.

— Важно, чтобы так же думали и Кондратьев, и Штанге.
— Будь иначе, играл бы Воронков в июне за национальную сборную?

— Речь не о прошлом. О предстоящем.
— Так ведь не поменялось ничего из-за путевки на Олимпиаду! И у “молодежки” новой та же задача — выйти в финальную часть. И точно так же для нее все будет делаться в обеспечении подготовки. А что касается олимпийской команды, постараемся сделать так, чтобы в распоряжение Кондратьева поступали все, кто ему нужен. Но не в ущерб другим командам. Проводить пустые сборы, дополняя составы людьми случайными, тоже не будем. Опыта таких ситуаций у нас нет. Но, думаю, тренеры будут иметь в поле зрения и интересы коллег. А мы выступим в качестве противовеса каким-то личным мотивам и сумеем договориться с пользой для всех команд. Потому что все они наши.

О параллельных процессах роста

— Давайте оставим сегодняшние хлопоты. И начнем издалека…
— С серого кардинала?

— Это кто ж такое написал?
— Новиков, по-моему.

— Неправда, такими банальными определениями не бросаюсь. Там было иначе: специалист по спецоперациям. Это гораздо интереснее звучит.
— Главное, новее.

— По пути сюда Светлана спросила, сколько лет я вас знаю. Получается, очень давно. Кажется, впервые заприметил вас в матчах ветеранской команды поколения Юрия Курбыко.
— Так и есть. Это был 1993 год.

— Расскажите немного о своей связи с футболом. Как она возникла, крепла и доросла до этого кабинета? Или лучше начнем с более раннего времени. Мы знаем, что в 1983-м вы закончили Ульяновское высшее военное училище связи. И строили карьеру кадрового военного. Но почему-то не достроили.
— Да, уволился из Вооруженных сил Республики Беларусь в декабре 1994 года, после пятнадцати лет выслуги.

— Что побудило уйти на “гражданку”?
— Это были 90-е годы, перестройка. Служил в 86-й бригаде связи, она базировалась на улице Маяковского. В 1990-м меня избрали депутатом Ленинского райсовета. Вскоре там прошла небольшая реорганизация, и я стал первым замом председателя райисполкома. В марте 1991-го вышел приказ начальника Генерального штаба Вооруженных сил СССР, и меня откомандировали в распоряжение Ленинского райсовета. Зампредом работал пять лет. Это было время, когда как раз возникли вопросы по перерегистрации минского “Динамо”, по правам собственности, по стадиону. Познакомился с Леонидом Гараем, потом с Геннадием Божко. Через них сошелся с Людасом Румбутисом. Так все и закрутилось. Людас пригласил меня в качестве представителя органов власти сыграть против команды артистов “Старко” — она тогда впервые приехала в Минск. Мы назывались сборной бизнесменов, но там играли и Людас, и Алексейчиков. Короче, собралось нас много. А через год, в 1994-м, пришло приглашение на ветеранский турнир в Германию. И после того турнира ветераны про меня сказали: нормальный, пусть остается.

— Приняли в гвардию?
— Да. Причем там тогда были игроки не только команды 82-го года, но и старше: Семенов, Боговик, Хрусталев. Вот все они меня, можно сказать, не отторгли.

— Вы ведь еще и один из учредителей общественного объединения “Клуб ветеранов белорусского футбола”.
— В самом деле. Только это немножко другое. Это не связано с бывшими профессиональными футболистами. Скорее группа любителей, достаточно разношерстная компания, состоящая в большей степени из непрофессионалов в прошлом. А что, Светлана, это тоже в интернете есть?

— Нет. Но я пользуюсь разными источниками. Хорошо. Вот проработали вы пять лет зампредом в Ленинском райисполкоме. И…
— …а дальше банк.

— Купаловское отделение “Белинвестбанка”.
— Точно. И тогда уже многие футболисты спокойно ко мне обращались: за консультациями, по поводу кредитов. Короче, за всем что угодно. Я ведь стал управляющим филиалом.

— Вот так сразу?
— А что, разве из офицеров нельзя переквалифицироваться в зампреды, а из зампредов — в банкиры? В “Белинвестбанке” работал двенадцать лет, до 2007 года.

— И параллельно обретали вес в сфере футбольной?
— Да. Перед тем как мне предложили участвовать в футбольной жизни на официальных началах, помогал национальной сборной. При Боровском, Вергеенко. Финансирование там было еще непонятным, не устоялось. Просил через клиентов, которые обслуживались в банке, помочь сборной. Оплачивали сборы, даже мебель в помещении федерации на Кирова, фармакологию, витамины. А потом, одновременно с избранием председателем Григория Федорова, меня выдвинули в судейский комитет. Это было в 1999 году. По 2003-й являлся его членом. А историю с 2003-го вы уже знаете. Я так понимаю, выражение “специалист по спецоперациям” тех событий уже касалось?

О контекстах и подтекстах

— Ну да. Ваши действия были фактическим проявлением возникшей оппозиционности к Григорию Федорову?
— Нет. Это Федоров так считает. А у меня была оппозиционность к его методам руководства. Поэтому и был среди недовольных.

— В принципе мотивы той спецоперации с предложенными вами двумя конференциями в один день были вполне понятны. Нужно было найти лазейку, чтобы обыграть бюрократию УЕФА и ФИФА. Ведь так?
— Если вы так осведомлены о моей биографии, то знаете, что, кроме военного училища, в ней был еще и юрфак БГУ.
И, слава богу, в Беларуси есть юристы, которые не уступят в квалификации любой бюрократической машине с Запада.
Мы искали не столько лазейку, сколько противовес тому, как нас тупо душили: мол, в Швейцарии крепче палка, поэтому вы будете делать так, как там говорят. Вот и все. А мы видели путь в рамках нашего законодательства. И большинство тогда, если помните, склонялось к позиции: чего с этой ситуацией тянуть?

— В принципе в определение “спецоперации” не вкладывался негативный смысл. Оно вас задело?
— Да.

— Почему? Это связано с опытом прошлой жизни?
— А я прошлой жизни не помню… Нет, мы же взрослые люди. Есть контекст, и в нем чувствуется негативное отношение. Я был выведен в качестве отрицательного персонажа. Почему?

— Согласимся только с тем, что там был контекст. Он состоял в том, что ход отчетно-выборной конференции в апреле этого года автора как стороннего наблюдателя никак не убедил, что та смена власти, которая произошла, была необходима. Что она диктовалась здравым смыслом и желанием достичь прогресса нашего футбола.
— Правда?

— Повторимся, не убедил именно ход конференции! Показалось, и делегатов никто не попытался ни в чем убедить. Никто не сказал: мы хотим сменить Невыгласа, для того чтобы “а”, “б”, “в”, “г” сделать лучше, чем делал он. Мы и после конференции такого не слышали. Ни разу. Ни от кого. В том числе от вас.
— Ни от кого не прозвучало, что конкретно мы хотим сделать лучше?

— Считаем, ни от кого. Обычно в предвыборной борьбе идет конкуренция программ. Кто-то говорит: при моем конкуренте это было плохо, я сделаю лучше. Или как вариант: у него все классно, но я знаю, как сделать еще класснее. А та программа, которая была опубликована, показалась, по большому счету, отпиской.
— В принципе ключевые слова здесь таковы: он делает плохо, я сделаю лучше. Либо даже короче: я сделаю лучше. Все остальное — лирика, которая ничего не дает. Программы могут быть абсолютно идентичными. У нас не так много сфер действий, чтобы можно было говорить: вот кто-то что-то упустил, а я вижу новое направление, которого прежде никто не знал. Наполнять конкретикой каждый из разделов — это будет уже не программа, а диссертация. Но, на мой взгляд, желание что-то поменять созрело все же у многих. Однако не каждый хотел об этом говорить.

— Ну, например, мы посвятили этому немало газетной площади. Но, увы, потом так и не рассмотрели, не расслышали побудительного мотива, который привел в Дом футбола команду Сергея Румаса.
— Считайте, что мы провели спецоперацию.

О разделении заслуг и услуг

— Что же, пусть она принесет позитивные результаты. Один из них — выступление “молодежки” в Дании — уже можно к ним отнести.
— Не собираюсь заносить это нам в заслуги. Наверное, мое принципиальное отличие от многих людей, которые работают в футболе или им интересуются, состоит в том, что не могу отождествлять работу в федерации с достижениями конкретных команд. На мой взгляд, это разные плоскости. Федерация должна заботиться о подготовке резерва для тренеров, которые определяют составы команд и добиваются результата. От нас просто требовалось создать условия для команды Кондратьева — вот финальный этап нашей работы. А говорить, что наша заслуга в том, что они выиграли, неправильно. Точно так же неправильно было бы обвинить нас, если бы “молодежка” не вышла в полуфинал. Вот, допустим, тренер говорит: “Хотел провести сборы, а мне не дали”. Или: “Обеспечили их на низком уровне”. Вот за это меня казните.
Но спортивный результат — достижение не федерации, а тренеров и ребят, которые выходили на поле.
Вся подготовительная работа, благодаря которой эти ребята выросли, — вот это зона ответственности федерации. То, что у нас через два года будет заниматься футболом не один процент населения, как сейчас, а уже два — это тоже наша зона ответственности. То, что спортивные школы работают не на убитых площадках, а на новых полноразмерных полях, которые мы построили и им передали, — тоже наша работа. Вот мой подход к тому, чем должна заниматься федерация. Вообще никогда не назову себя футбольным специалистом. Права на то не имею. Специалисты делают результат. А функционеры создают для него основу. Это инфраструктура. Детский футбол. Массовый. Обеспечение сборов.

— Наверное, и организация соревнований?
— Так все это и входит в сферу детско-юношеского, массового футбола. Там без соревнований не обойтись никак.

— Нет, имеем в виду чемпионат Беларуси. Это ведь тоже ваша зона ответственности.
— А вот здесь вопрос относительный. Может появиться профессиональная футбольная лига. И тогда это будет ее хлеб.

О печке и танце

— Ого! Даже такой вариант вашей администрацией допускается?
— А почему нет? Если позволит экономика клубов и они примут такое решение, будем создавать лигу и в ней играть. Ради бога, если это во благо.

— Наверное, это как раз то, чего мы не услышали на конференции. Идея, которую, нам кажется, сильнейшие клубы восприняли бы на ура.
— Сильнейшие — да. Но мое глубокое убеждение: должна быть сначала печка, а от печки — танец. А когда начинают спускать новшества сверху (мол, как где-то, у кого-то), то, как правило, ребенок — мертворожденный. Должна быть база. Если сейчас мы еще не можем собрать с клубов все заявочные взносы, но не перестаем при этом обслуживать соревнования, оплачивая судейство, то, простите, за счет чего лиге появиться? А это еще один административный аппарат! Есть для этого основа? А теоретически… Почему нет?

— Смена футбольной власти приспела у нас в конце апреля. И тогда думалось: как не вовремя! Потому что у Штанге на носу были важные матчи, у Кондратьева — финал. Опасались, что пересменка в Доме футбола сборным в первую очередь и навредит. Но, судя по результатам, процесс прошел благополучно.
— Так ведь спецоперация! Мы готовились.

— Как бы ее механику детальнее раскрыть. Сложно было?
— Точно не было. Мы готовились к тому, с чем придется сразу столкнуться и чем заниматься. И первым пунктом в плане было не сорвать подготовку сборных команд. Сразу после избрания попросил Михаила Никифоровича Вергеенко как куратора национальной сборной организовать на следующий же день встречу со Штанге. С Кондратьевым тоже пообщались без заминки. С Георгием Петровичем было проще. А Бернд тогда сказал в интервью, что ему абсолютно непонятно, что происходит. Вот при встрече я ему и пообещал: “Любые просьбы касательно сборной будут выполнены. Запланированное вами никоим образом не подвергнется ревизии. Интересы национальной команды превыше всего”. И спросил, есть ли пожелания что-то изменить или добавить. На этом церемония установления рабочих отношений закончилась. Все остальное перешло в плоскость текущих вопросов повседневной работы.

— Рычаги управления переключились легко?
— Что касается аппарата, то вечером после конференции, когда новый и старый председатели уезжали на ужин с представителем УЕФА, я, извинившись, что задерживаю, попросил собраться в зале всех сотрудников. Дело было в пятницу. Сказал несколько слов, пожелал хороших выходных. А в понедельник начали работать.

— Дом футбола не был для вас “терра инкогнита”?
— На всякий случай напомню, что с 2003-го по 2007-й я был в федерации заместителем председателя.

— А в следующий срок входили в исполком…
— …и в его бюро.

— То есть территория была изучена. Про все капканы знали?
— Вряд ли про все. Но представление, что, где, как и с кем, конечно, имел.

О ветрах надежды

— Итак, выстроим цепочку упомянутых спецопераций. Вы приходите в федерацию при Федорове — потом оказываетесь в составе команды, которая его свергает. Затем два председательских срока Невыгласа…
— Второй в исполкоме я недоработал.

— Да, об этом обязательно вспомним. Но и теперь вы были в команде, которая забирала власть. Как посоветуете относиться к этому нам — людям, которые хотят вас понять?
— Наверное, воспринимать меня как человека, который всякий раз оставался неудовлетворен тем, в чем участвовал и на что надеялся. Это была реакция на неоправданные надежды.

— Так почему вы покинули исполком в конце второго срока Невыгласа?
— Это было связано с манерой работы начальника отдела судейства и инспектирования Левникова. И отношением к этому со стороны руководства федерации.

— Вы протестовали как председатель судейского комитета?
— Да. Против позиции, которая там была: цель оправдывает средства.

— Можно расшифровать?
— Левников не обращал внимания на положения, принятые исполкомом с его же подачи. Ему надо было — поступал так, как считал нужным, а не так, как сам же прописал в документах. Я считал, что так нельзя. На этой почве мы не могли договориться фактически с первого дня его присутствия здесь. А когда дошло до хамства, я сказал, что не собираюсь работать ни в таких условиях, ни с таким человеком.

— Невыглас взял другую сторону?
— Когда я официально предложил вывести Левникова из состава судейского комитета, мне отказали. После этого не счел возможным работать в комитете, где мой заместитель вел себя, мягко говоря, некорректно.

— Теперь вопрос уже как к первому заму. А это вообще удобная конфигурация, когда судейскими делами одновременно руководят и общественный комитет, и штатный отдел? Она, надо полагать, создавалась специально под Николая Левникова. Но сохраняется и после его ухода.
— К самой системе отношусь нормально. Но у нас ее извратили. Ведь Левников пришел в комитет в качестве зама, он же возглавлял и отдел, и комиссию назначений. И он же потом все разбирал.

— Это плохо?
— На мой взгляд, да. Тем более ставились условия: если мнение не его — оно неправильное, и работать он отказывается.

— Но в целом сезон с Левниковым пошел белорусскому футболу в “плюс”?
— Посмотрите статистику судейских оценок и решите, был ли он лучше предыдущего. А я не хочу отвечать на этот вопрос. Наша система должна строиться так, чтобы любой, кто участвует в процессе судейства, имел право на собственное мнение и его защиту. И на объективную оценку. Эти положения должны соблюдаться. Тогда будет движение вперед. А если оценку вывели, а потом под шумок исправили, и человек не может ничего доказать, то это ведет к разным спекуляциям.
Если кого-то “отмазал”, то в следующий раз можешь сказать: я тебе помогал, а теперь меня интересует то-то.
Есть почва для этого? А если арбитр, независимо от своей фамилии и родственных связей, получает объективную оценку и никто не может на нее повлиять, тогда это всем впрок.

О пользе катания на коньках

— В предвыборном интервью нашей газете Сергей Румас рассказал, что к идее пойти в руководители федерации его обратил как-то разговор с хорошими знакомыми из футбольных кругов. Вы из числа тех знакомых?
— Из числа.

— А при каких обстоятельствах вы вообще познакомились с Сергеем Николаевичем?
— При неформальных. Это не было официальным мероприятием. Нас просто представили друг другу в общей компании.

— Румас в то время работал в “Белагропромбанке”?
— Да. Еще там.

— Так вот, тот ваш футбольный разговор с ним тоже можно расценивать как спецоперацию?
— Нет. До уровня операции это недотягивало. Если хотите, рекогносцировка.

— Успешная.
— Просто мысли вслух. Поговорили, но ничего сразу не вызрело. Решения никто и не требовал. Возникла идея. Потом к ней вернулись. Это процессы не одного дня.

— То, что сейчас происходит в экономике страны, руководство федерацией осложняет?
— Конечно. На футбол у вице-премьера остается меньше времени, нежели предполагалось в обычном режиме. Понятно, что Сергею Николаевичу тяжелее переключаться с государственных забот на локально футбольные.

— При его дистанционном руководстве вам хватает полномочий?
— Не был обижен по этой части с первого дня. Мне сразу дали их столько, сколько необходимо для уверенной работы.

— Сейчас вы штатный работник БФФ?
— Да.

— С чем пришлось ради этого расстаться?
— С довольно интересной работой. Хотя вокруг нее и ходили глупые слухи.

— “Конвекс Интернэшнл”? Можем затронуть эту страницу вашей трудовой биографии? Была банковская сфера. Потом…
— Год работал директором совместного общества с ограниченной ответственностью “ВТБ-Лизинг”, дочерней компании российской группы “ВТБ”. После ухода из “Белинвестбанка” пригласили заниматься созданием этой “дочки”. А дальнейшее футбола не касается…

— Так какие были слухи по поводу вас и “Конвекса”?
— Мол, какое отношение его бизнес, связанный с поставками сельхозтехники, может иметь к футболу? Иными словами, вправе ли я переходить на руководящую футбольную должность.

— Странная постановка вопроса.
— Но так она звучала. А работать там было действительно интересно. О переходе сюда не жалею. Хотя с удовольствием продолжал бы на прежнем месте. Кстати, планирую с этой компанией связи не порывать. Она участвует во многих спортивных мероприятиях в качестве спонсора.

— Например?
— Насколько помню, в “Снежном снайпере”.

— Знаем. Это по линии Президентского спортивного клуба.
— Да. Давний партнер. И не с моей подачи.

— А как давно вы, если не секрет, играете в хоккей в команде президента?
— Не секрет. Двенадцать лет.

— А на коньки когда стали?
— Больше сорока лет назад. Ведь я родился и провел детство в Ульяновске. Там коньки и футбол начинались одновременно.

Об аппендиксе и каше

— Что есть сегодня абсолютный приоритет в деятельности федерации?
— Об этом уже сказано. Дети. И инфраструктура для детей.

— Хорошо. Не оспаривается. Но почему нам никак не удается увлечь вас разговором о чемпионате Беларуси? Там ничего радикального не готовится?
— Вы о расширении высшей лиги? Или об отказе от проведения соревнований?

— Ну, против расширения лиги, полагаем, сейчас возражает хотя бы экономика. Речь о другом. О футболе как продукте на продажу. Так сейчас модно говорить.
— Когда расставляем приоритеты, чемпионат оказывается, безусловно, не на задворках. Но он в работе федерации наиболее отлаженное звено. Есть, конечно, и здесь важные вопросы, и их надо решать. Но они не такие кричащие, как работа с детьми.
И, кстати, тот пункт программы, где намечено “проанализировать эффективность численного состава высшей лиги”, в большей степени касался вариантов ее дальнейшего сокращения, а не увеличения. Мне вот категорически не нравятся три круга.

— Нам тоже.
— Двенадцать, четырнадцать, десять команд — это не так принципиально. А вот третий круг — непонятный аппендикс. Как с ним поступить, пока не решили. Но будем думать и анализировать. А что приложим все силы, дабы чемпионат стал интереснее, это само собой. Сейчас активно занялись институтом стюардов. Вопрос еще сырой.
Но ясно, что надо менять систему обеспечения безопасности, которая существует на стадионах. Через смену отношения к болельщикам можно увеличить их число на трибунах.
В жутком состоянии сервис на стадионах. Не пойдет человек туда, где после работы негде даже перекусить перед матчем. “Динамо” нас опередило в вопросе по продаже болельщикам пива. Он сложный. Но во многих странах такое есть. Чем мы хуже? Хотя мы хуже. Где еще стадиону позволительно скандировать оскорбления в адрес арбитра — так, как было на недавней игре БАТЭ и “Шахтера”? Стыдно, когда отец семейства сидит рядом с женой и ребенком и скандирует похабщину. Дико. Причем с профессиональной точки зрения ведь и арбитр упреков не заслуживал. Вот так. Из этого тоже будем делать продукт.

— От старой команды остались хвосты, которые приходится подчищать, отрубать?
— Есть просто работа, которая велась тогда и которую надо продолжать.

— А что скажете о правах на телетрансляции? В общем доступе в интернете нашлась информация о судебной тяжбе компании “Infront” против БФФ, о ее заблокированных банковских счетах.
— Хлебаем и эту кашу. Ничего страшного. У меня нет претензий к старой команде. В ней делали работу так, как ее видели и как могли. Теперь надо работать так, как видим мы. Надеюсь, лучше. Такая цель.