ЛЕГЕНДА. Иван Коршунов: профессионалы не стареют

Путешествуя круглый год таким образом по городу, он наверняка не раз натыкался взглядом на умилительных бабушек и дедушек. Те, которым за семьдесят, любят сидеть в сквериках или не спеша прогуливаться по улице где-нибудь неподалеку от своего дома, радуя умиротворенностью романтические парочки: мол, и мы когда-нибудь такими будем.

А вот Коршунов — не такой. И хотя дома у него надежная и все понимающая жена, начать полировать подъездную лавку он планирует, наверное, лет через двадцать. Когда найдет, наконец, своего преемника — того, который сможет повторить его коршуновский характер, наработки, и, самое главное, успехи на тренерском поприще.

Это странно, но у великих тренеров редко остаются такие же одаренные ученики. Всем им чего-то не хватает: одному — характера, второму — дара психолога, третьему еще чего-то… Хотя, возможно, талант — товар слишком штучный, чтобы можно было требовать от матушки-природы его клонирования со стопроцентной точностью. Незаурядные не похожи друг на друга, и каждый оставляет память в сердцах потомков на свой фирменный манер.

Что все наверняка запомнят о Коршунове, так это то, что обладатель этой фамилии был одним из самых жестких тренеров в истории всего белорусского спорта и запросто мог выставить с занятия опоздавшего всего на десяток секунд любого, самого заслуженного чемпиона. Как, разумеется, и его феноменальный результат 1985 года, когда, наполовину (!) составленная из белорусов команда вернулась с чемпионата Европы с 7 золотыми медалями, 5 из которых добыли уроженцы синеокой.

Он до сих пор неуемен и легко может показать “крокодила” — опершись всей тяжестью тела на одну руку, застыть в горизонтальном положении над землей. А еще, мгновенно сменив кресло на ворсистый ковер в гостиной собственной квартиры, продемонстрировать журналисту, в каком именно положении успешнее всего двигается тренерский процесс у некоторых его коллег по цеху.

Я уверен, что последние называют Коршунова живчиком. А руководители среднего и высшего звена наверняка еще и палочкой-выручалочкой.

Ведь практически везде, куда его ни поставь, все тут же начинает работать как надо. Разболтанные было шестеренки либо экстренно заменяются, или же сами, очистившись от ржавчины, начинают крутиться, вращая весь механизм, с управлением которого не справлялся другой часовщик. И при всем при том не признающий компромиссов Коршунов остается всеобщим любимцем даже среди тех, кого он мучит на ковре. Что, как известно, позволяется лишь при одном условии — собственной полной самоотдачи и безоговорочного авторитета среди…

Впрочем, на этом месте я остановлюсь. Ибо кстати вспомню предостережение, сказанное мне Иваном Александровичем при еще отключенном диктофоне: “Вы только, если можно, поменьше всяких славословий пишите, читателю ведь интересно не то, какой там в газете человек хороший, а то, что он думает и чем полезен обществу”.

— Почему вы в 92-м ушли из сборной наконец-то уже самостоятельной страны?

— Некоторые тогда ощутили дуновение ветра перестройки не той частью тела, которой бы хотелось. Мол, хватит нам этих старорежимных руководителей, теперь мы уже развернемся, покатаемся по миру как следует. И быстренько так организовали поездочку в Финляндию. Даже спонсора нашли, какого-то председателя колхоза. Меня как главного тренера такой поворот дела, разумеется, не обрадовал. Если я — старший, то только я решаю, как наша команда будет тренироваться и куда ездить.

Пошел к Рыженкову, который тогда был председателем Госкомспорта. И говорю: “Как это так, без моего ведома творятся такие дела? Мне остается тогда просто подать в отставку”. Рыженков тут же вызвал этого деятеля, который заварил кашу, дал ему хороший втык и, естественно, поездка была зарублена.

Но я все равно написал заявление — раз уж сказал, так надо делать. Кстати, когда я увидел, с какой скоростью мне вернули трудовую книжку, лишний раз убедился, что поступил правильно.

— Говорят, что после Олимпиады 2000 года ваш ученик Юрий Чиж предлагал содействие в возращении на должность главного тренера сборной. И, думается, ему удалось бы устроить все надлежащим образом, будь на то ваше согласие…

— Зная его возможности, мне как раз не хотелось их использовать подобным образом.

Хотя не скрою, в период подготовки к Играм-2000 по просьбе Юры я помогал главному тренеру Максимовичу. Славе я всегда говорил одно: “Нельзя все время проводить тренировку по одному методу. Да и сам все время отмалчиваешься, никого не казнишь. Ну что это такое?” А он не слушался, и потом за это мы поплатились. Провал у нас в Сиднее был серьезный…

Наверное, мне потом можно было занять ставшее вакантным место, но я посчитал, что все-таки лучше тренировать молодежь. Вон в Москве в прошлом году были Олимпийские дни, там мои трое ребят отборолись лучше всех своих белорусских сверстников. Это, я считаю, — показатель.

— А не боитесь, что потом, при переходе в большой спорт, ваши воспитанники сгинут, попав в другую систему и к другому тренеру?

— Такое уже не раз случалось, когда мальчишки — призеры юношеских первенств Европы, поступив после окончания училища в ИФК, резко снижали результаты. Но не могу же я вести их по всем ступенькам лестницы, верно? К сожалению, институтская специализация не дает не только толчка в росте мастерства, но и губит то, что было наработано. Пусть теперь они не институтом называются и даже не академией. Но вы думаете, что там что-нибудь кардинально изменилось? Улыбаетесь…

Надеяться можно только на то, что ребята попадут в сборную. Я вижу, как работает главный тренер команды Валера Гайдук, и мне импонирует его стиль. Кроме того, понятно, что после Игр в сборной неизбежна смена поколений, и на базе новых ребят за четыре года вполне можно слепить хорошую команду.

— Как считаете, что самое главное в работе тренера?

— В любой ситуации сохранять трезвую голову. Человек — существо по натуре эмоциональное, и бывают такие минуты, что он поддается чувствам, не задумываясь о последствиях. Тот же тренер набрасывается на ученика чуть ли не с кулаками. Надо быть объективным, спокойно обсудить ситуацию. Покажите мне борца, которому не понравится такой подход. Но надо иметь в виду и другую крайность — если уже спортсмен начинает химичить, то его надо сразу отсечь.

У меня такая ситуация была с Сергеем Лиштваном. Пришел он в сборную и видно, что не привык к жесткости. То одно начинает у него болеть, то другое. Я раз сказал, второй — не действует. Тогда посадил на скамейку. Мол, смотри, Сережа, как другие работают. И он просидел у меня столько, сколько нужно. А через два года стал чемпионом Союза. И до сих пор борется. Правда, бывают провалы, но тут тренер виноват — мало требует.

Нет результата — казни тренера. Потому как он руководит процессом и несет всю ответственность. Я вообще не понимаю, когда слышу от кого-то, что, мол, спортсмены сейчас стали неуправляемыми. И чуть ли не уговаривать их нужно для того, чтобы они нормально тренировались.

У меня все очень просто: не хочешь тренироваться — свободен. Здесь тебе не собес. Сразу две задачи решаешь: и балласт ненужный отсечешь, и коллектив сохранишь. Хотя я не считаю, что у меня существуют диктаторские замашки. Когда правила одни для всех, то управлять командой не очень трудно.

Я же ведь не хотел брать сборную республики. В 80-м тогдашний председатель спорткомитета Валентин Сазанович буквально силой вынудил меня это сделать. Я был директором специализированной школы “Красное знамя”. Командочка у нас тогда подбиралась очень неплохая — Санюк, Федоренко, Брилевский и т.д., все молодые и перспективные ребята. Говорю: “Уйду я и мы потеряем школу, она станет всего лишь одной из многих”.

Сазановича мои аргументы, разумеется, не убеждали. Он два раза меня вызывал, а потом говорит так: “Иван Саныч, если ты не хочешь помочь республике, то впредь не обращайся к этой республике за решением каких-то вопросов”. Озадачил. Я — к своему руководству: мол, защитите, если не вы, то кто? А у них логика простая: “Мы указаниям вышестоящих инстанций перечить не можем”.

Хорошо, что с жильем вопрос решили. Дали мне эту трехкомнатную квартиру в Серебрянке. До сих пор живем…

А через четыре года мы вместе с Сазановичем в Венгрию на “Дружбу”-84 поехали. В составе команды белорусов было трое — Камандар Маджидов, Миша Прокудин и Игорь Каныгин, и все они вернулись домой с золотыми. В Москву приезжаем, и мне присваивают звание заслуженного тренера СССР.

В 85-м пять золотых медалей взяли наши белорусы на чемпионате Европы. Знаешь, какой штурм тогдашний главный тренер сборной Союза Геннадий Сапунов выдержал? Свои же, россияне, кричали: “Да что ты делаешь, Геннадий Андреич? Белорусов полкоманды набрал. На черта столько, ты их что, солить собрался?” А Сапунов (что мне всегда в нем нравилось) мужик был справедливый, не делил спортсменов по республикам. “Вы, — говорит, — только о себе думаете, а мне за всю сборную СССР отвечать. И в белорусах я уверен. Эти ребята не подведут”. Потом, когда уже в спорткомитет вернулись, чтобы отчитаться за поездку, Сапунов дверь к зампреду Колесову ногой открыл: “Ну что, Толя, так кто прав оказался? Я или эти паникеры?”

Но мы с тобой от темы отошли. Есть спортсмены, в которых постоянно надо вселять уверенность. Миша Прокудин всегда очень мнительный был. “Иван Саныч, а что это, когда я борюсь, Иванов сядет на меня и смотрит?” — “Ну, может, нравишься ему”. — “Не-а, он как-то плохо смотрит…” — “А ты проведи прием и на него посмотри. Улыбнись, мол, как у меня это здорово получается”.

Ну не могу же я всех из зала выставить, когда Прокудин тренируется, верно? А вот с Каныгиным никогда подобных проблем не было. Тот — как удав. Борется и ничего вокруг не видит. Он свое дело знает — всех подмять, всех положить. Тут хоть полгорода будет вокруг него с дудками скакать, он и ухом не поведет.

А с Толей Федоренко тяжело было работать. Федора постоянно метался, то к одному, то к другому, то к третьему. Но все равно хороший борец. Три раза “Европу” выигрывал. А “мир” — ни разу. Волевых качеств не хватало. Да и выносливости тоже. Как только кто-нибудь поживей ему попадался, то находила коса на камень. На Олимпиаду в 88-м не взяли. Повезли грузина Гедехаури. Меня потом укоряли: мол, грузины взятку дали главному тренеру, а мы не смогли. Бред все это — ни Сапунов, ни я никогда бы на такое не пошли. У нас всегда все решалось в честной борьбе.

— Уж извините, но верится с трудом. Жизнь, она-то ведь разной бывает…

— За свои слова отвечаю. Приведу для примера случай с Маджидовым. Поехали мы с ним в 87-м на турнир в Америку. А когда возвращаемся, то по традиции собираемся на тренерский совет и совещаемся, кто как боролся. И Казаков, российский специалист, рассказывает: мол, Маджидов выглядел очень слабо, плохонького французика даже не смог победить. Я так: “Стоп, Казак, я что-то не понял. Кто первое место выиграл?” А он не ожидал такого напора: “Ну, Маджидов”. — “Так чего ты на него бочки катишь?” Сапунов аж зашелся от смеха: “Слышишь, Казаков, оказывается у тебя с математикой проблемы”. А ларчик-то очень просто открывался — Казаков лоббировал своего земляка, сам-то он на Украине родился.

И надо же было такому случиться, что мы потом едем во Францию на чемпионат мира, и в первой схватке Камандар попадает опять на этого француза. Я отзываю Маджидова и говорю: “Над нашими головами висит топор. Огромадный. Если ты сейчас этого француза не порвешь, у нас будет много неприятностей”. А тот спокойный такой: “Иван Саныч, так ведь на мире за ковром всю схватку не пробегаешь, как в Америке…” В общем делал он с этим французом все что хотел прямо на глазах его публики. 6:0. Что и требовалось доказать.

Но доказывать приходилось постоянно — соперники у Камандара внутри страны были очень серьезные — тот же украинец и еще один россиянин. И вариантов развития событий Сапунову предлагалось море. А я сразу предложил самый справедливый — надо устроить на сборе между ними турнир. Кто оказывается сильней, того и везем на Олимпиаду. Маджидов вначале побеждает россиянина, а через час и украинца. Вот так и добрался он до Сеула, где стал олимпийским чемпионом.

— Но с чужими-то тренерами понятно — приходится бороться, а со своими как быть? Иной ведь и на собственную тренировку приходит как на каторгу…

— В мою бытность главным тренером сборной зал, где работала команда, в пять часов закрывался. И кто бы ты ни был, будешь сидеть под дверью. Завтра выясним, почему опоздал. И количество тренеров у меня на занятиях тоже было ограничено. Тренеров из института физкультуры я пускал в зал по понедельникам. Из “Буревестника”, например, — по вторникам и пятницам. Мне праздные зрители были не нужны. Тренер приходит тренировать, а не чесать языком. И если я вижу, что кто-то из них отвлекается, тут же делаю ему замечание.

Вот сейчас я хожу в РДФК к Гайдуку два раза в неделю, вожу своих лучших пацанов, чтобы они опыта поднабирались. И вижу — ходят в зал все кому не лень. Стоят, стенку подпирают. Валера мне: “Ну я же только втягиваюсь, неудобно сразу все ломать”. С одной стороны вроде как понятно, а с другой — сломают самому шею, и тогда уже не придется ничего менять…

Ходят они опытом обмениваться… Да лучше идите своих пацанов тренировать. Дожились — Минск уже республику проигрывает. По всем возрастам. Недавно было юношеское первенство страны, где три наши столичные специализированные школы заняли соответственно 11-е, 16-е и 19-е места. Это же уму непостижимо: как надо тренировать, чтобы добиваться таких “выдающихся” результатов. Я бы на их месте повесился. А все потому, что никто ничего не контролирует. Заняли последнее место? Ну и Бог с ним. Зарплаты ведь никто не лишает.

— Знаете, мне рассказывали историю о том, как один тренер показывал приемы не на спортсменах, а при помощи… стула.

— Так это еще передовик производства. Многие и до такого не додумываются. Даже со скамейки не встают. Как лекторы в партийной школе. И это я говорю про молодых ребят. Мне 75, и я до сих пор на себе приемы показываю. А вот когда у меня лень появится, стану на стульях рассиживаться, то закончусь как тренер. Словами еще никто олимпийского чемпиона не сделал.

Тренер — это сложная профессия. Постоянно надо держать себя в тонусе — и на тренировках, и в быту. Что будет думать обо мне молодой борец, если увидит когда-нибудь, скажем так, навеселе? Во-первых, пропадет уважение, а во-вторых, он и сам будет считать выпивку нормальным явлением.

Или, знаешь, раньше была популярна такая штука — талоны. Я никогда подобными вещами не занимался, да и презирал их, но в тренерском цеху были такие специалисты, которые делали на этом незамысловатый бизнес. Подловатый такой — даешь пареньку талонов на питание не столько, сколько ему положено, а сколько тебе совесть подсказывает. Если она есть, конечно. Мне вон Юра Чиж рассказывал, как ему талоны один тренер выдавал, не буду его фамилию называть. “Ну, на тебе два рубля…” Осчастливил, называется… А что потом получилось? Чиж сегодня — серьезный человек, а у того деятеля, на мелочах зарабатывавшего, все по-прежнему осталось. У одного цель была, и он к ней шел, а другой боковыми тропами пробирался.

Путь всегда один — работа. По-другому не бывает. Мне смешно слышать, когда молодые тренеры начинают жаловаться на жизнь: “Как можно работать за такую мизерную зарплату? Вот если бы мне дали, скажем, долларов 500, я бы вам показал”. А за что тебе, мил человек, давать такие деньги? За 16-е место? Ты вначале покажи, что умеешь что-то в профессии, добейся результата, по которому тебя можно будет оценить.

Вообще меня раздражают люди, которые все время на что-то жалуются. Маленькая зарплата? Ну так иди работать в другое место, где зарплата больше. Сторожем, директором фирмы, кем угодно. Только не зуди над ухом.

Высокое самомнение — штука опасная, особенно когда начинающий тренер хочет всего и сразу. Хотя, не поверишь, некоторые из них даже не знают названия приемов, уже не говоря о том, как их правильно выполнять. И кто их только учил…

— А вот вам бы и научить. Сходить, если надо, к министру и пробить семинар для тех, кто еще не потерял способности к самообразованию.

— Пробивать — не моя работа. Моя профессия — учить. Вон захотели провести подобное мероприятие для тренеров области в нашем училище олимпийского резерва — милости просим. Приду, расскажу и покажу.

А ходить к министру… Это не выход. У него наверняка много собственных дел, да и не обязан он думать обо всех сразу. Тем более, когда есть такой аппарат. Что, в министерстве мало сотрудников? Организация — это их прямая обязанность. Как и контроль. В советские времена, кстати, с этим лучше было.

Ко мне на тренировку часто захаживал зампред спорткомитета Путьков. И пусть его больше всего интересовало, написаны ли у меня учебные планы, но внимание вышестоящих органов всегда приятно. А ты думаешь к тому же Гайдуку за полгода кто-нибудь пришел на тренировку?

— Не были, так придут, уж за это не волнуйтесь. Мне вот интересно ваше мнение по поводу того, необходимо ли во время спортивной карьеры атлету образование?

— Ну как без него? Нужно, конечно.

— Я к чему спросил-то? Один из ваших учеников как-то сказал с экрана телевизора, что стать олимпийским чемпионом куда труднее, чем профессором…

— Что, в самом деле? Он, наверное, имел в виду тех профессоров, которых знал лично. Но если говорить об учебе, то спортсмен должен посещать занятия. Хотя бы для того, чтобы иметь какое-то представление о другой жизни. Понятно, что одновременно преуспевать и в спорте, и в учебе нельзя — чего уж тут лукавить. Но совсем уж дубом быть неприлично. Поэтому мне всегда были симпатичны спортсмены, которые пытались заглянуть в свое завтра. Чиж в свое время понял, что не сумеет осилить Прокудина с Чечко, и выбрал учебу.

А я все время учился заочно и мечтал выиграть чемпионат СССР. Для меня это было равносильно получению звания Героя Советского Союза. Мне во сне снилась золотая медаль. В 55-м — я третий. В 57-м — второе место, в 58-м — второе, в 59-м — третье. В 60-м, наконец, выиграл. В эти годы, если честно, не до учебы было. Так что правильно моя жена говорит: “Ты, Ваня, только одному в жизни научился — на лопатки класть”. Но разве ж это плохо? У художников или программистов почему-то никто не спрашивает, за сколько они бегали стометровку. А у спортсменов стало уже признаком хорошего тона выяснять, кто на кого учится между тренировками. Хотя всем уже давно понятно, что спорт — это такая же профессия, как и другие.

— Стихи вам хочу почитать от Ренальда Кныша.

Все сердце можете свое В ученика вложить, Но с благодарностью его Вам лучше не спешить.

Спокойны будьте, ни на миг Нельзя надежд терять. О том, что должен ученик Вам в душу наплевать…

— Очень правильно сказал. Спортсмен — натура эгоистическая. Он привык, что все для него. Что надо успеть как можно больше не только сделать, но и заработать. Таких и переманивают всякими посулами. А потом проходит какое-то время, и атлет понимает, что его старый тренер — самый лучший. Потому что не смотрел на тебя как на средство обогащения. Ты был для него ребенком. Шумным, своевольным, но все-таки любимым. Он тебе душу свою отдавал, а ты его на деньги… Кто может, возвращается. Кто нет, все равно потом просит прощения. В мире есть вещи, которые важнее квартир и машин. Жаль, понимание этого приходит слишком поздно, когда мало что можно поправить. Если человек уже начал собою торговать, то пиши пропало… Я много таких историй знаю. И рад, что меня они миновали. Хотя на тренировках, конечно же, бывало всякое.

Боролся у меня Толя Зеленко. Тяжелый характер у парня был. Иногда найдет на него, начнет выступать: “Все, ухожу от вас. Надоело!” — “Давай, тебя ж никто не держит. Да и жить будет веселей, приятней. Такие перемены в жизни только приветствовать можно”.

Неделю-две походит где-то, потом возвращается. Говорит, мол, я вас неправильно понял, потому и завелся сдуру. Простите меня, если обидел. Ну куда денешься, берешь обратно.

Недавно в троллейбусе ехал, подходит человек: “Иван Саныч, вы меня помните?” А я его вспомнить не могу, как ни пытаюсь. Оказывается, когда-то у меня тренировался. “Ну, вы, говорит, и казнили нас в свое время, мы с ковра еле живые уползали. Спасибо вам сказать хочу. За то, что работать научили и характер такой на тренировках выковали, что сейчас мне ничего не страшно”. Знаете, такие вещи приятно слышать…

— А кто у вас были любимчики?

— Самое главное для тренера, чтобы их не было. Да, всегда кто-то симпатичен больше остальных, но я как главный тренер должен подходить ко всем одинаково. Хотя к тому же Мише Прокудину применять общую линейку было неперспективно. Я не знаю, бывали ли дни, когда ему все нравилось. Он из-за этой своей капризности и сгорел преждевременно.

Зеленко, хоть и был упрямым до невозможности, но мне нравился. Союз выиграл и бежит ко мне счастливый: “Иван Саныч!” — “А кто, дубина ты эдакая, уходить от меня собирался?” — “Ну ладно, чего между своими не бывает…”

Коля Соцкий хороший борец был. Трудяга. Силища в руках неимоверная — гвозди в узлы завязывал. А от желтухи не уберегся. Из-за нее и не стал знаменитым спортсменом, хотя все предпосылки у него к этому были.

Юра Чиж подавал надежды очень большие. Подкупало в нем то, что никогда ни на что не жаловался. Спокойный такой. Придет на тренировку и пашет, пашет, пашет… Как и Володя Щерба, который сейчас кафедрой в нархозе заведует. Мне нравится, что все они людьми стали.

— Но я думаю, что вам все-таки хотелось бы наследников. Тех, кто и сам блистал на ковре, и усвоил на отлично тренерскую науку от Коршунова. Например, тот же Маджидов возглавлял сборную страны дважды…

— Нет, Камандар — это не то. Не по его характеру эта должность. Не смог он себя поставить надлежащим образом. Стал со всеми заигрывать, компромиссы искать, а это уже не дело.

— Давайте пройдемся по золотому списку 1985 года.

— Каныгин? Картину видел “Охотники на привале”? Вот это любимая поза Игоря на тренировке. Лежит на боку, одна рука голову подпирает. Если кто-то делает ошибку, даже не встает: “Вася, ну что ты, ей богу… Жестче давай, жестче…” А еще, бывает, и собаку с собой приведет. Рядом располагается. Я Максимовичу сразу сказал: “Что ты делаешь-то, убирай этот натюрморт с тренировки”. А он стеснялся, наверное.

Прокудин хотел на главного тренера пойти, когда Маджидов второй раз ушел. Но смешно получается: Миша еще и бизнесом каким-то, связанным с фурами занимается, поэтому, когда приходит на тренировку, телефон звонит беспрерывно. И народ резонно рассудил, что на должности главного предпочтительней будет видеть Гайдука. У того и опыта тренерского не в пример больше, да и делом он только одним увлекается.

С Толей Федоренко похожая история. Он в каком-то шведском клубе работает и постоянно курсирует туда-сюда. Тоже не подходит.

Оганез Арутюнян. Как мне кажется, из всей этой компании более всего близок к тренерской работе. У него получается. Я видел его тренировки, очень мощно проводит. И что мне нравится, все на себе показывает.

— Что думаете об олимпийских перспективах сегодняшней команды?

— Я не сторонник добывания большого количества лицензий. По мне лучше повезти четверых и привезти призовое место, чем семерых и ничего.

— Взгляд достаточно скептичный…

— Надо быть объективным — хорошо, если будет одна медаль.

— С таким подходом мы, Иван Александрович, президентский наказ о 25 медалях завалим на корню.

— Это уж какой-то слишком стахановский план. У нас столько населения нет, чтобы его выполнить. Конечно, мечтать не вредно, но надо все-таки более реально смотреть на вещи. Не верю я в эти графики, когда нам говорят: “Да, мол, как раз столько вроде бы должно и получиться”. Спорт — живой организм, и предсказать его слишком сложно.

— А когда у вас были самые тяжелые минуты в тренерской карьере?

— В карьере — не помню. Честно. Спорт промелькнул так, что воспоминания остались о нем только самые приятные.

А во время войны — дело другое. Меня же в 15 лет медалью наградили — “За особые заслуги перед Отечеством”. Кстати, очень ценная оказалась. Круче, чем орден “Знак Почета” и звание заслуженного тренера СССР; у меня, благодаря ей единственной, льготы оставили.

Я мальчишкой во время войны на ташкентском инструментальном заводе работал. А тогда никто на возраст не смотрел. Сколько тебе лет, 15 или 20. Три смены. Уставал очень сильно. Один раз в шпиндель токарного станка рукав фуфайки затянуло. А я уже почти засыпал. Ничего бы не смог сделать, если бы не мастер, который вовремя подскочил…

В 49-м у токаря Коршунова появилось персональное клеймо, и его продукцию заводской ОТК уже не проверял. И в том же 49-м он впервые увидел в цирке борьбу, которой заболел на всю оставшуюся жизнь. Потом он выпускал в мир борцов, и за рубежом, узнавая, через чьи руки проходил атлет, удовлетворенно кивали головой. “Коршунов? Конечно, знаем. Это серьезная фирма”.

Наверное, это и есть счастье, когда у тебя все получается так, как и должно быть. Даже в 75. Или в 80. Настоящие профессионалы не стареют никогда.