ТМ. Вокруг матча. С причала рыбачил Апостол Попов

На редакционных планерках по утрам никого нет. Уникальная Татьяна Лукашевич пишет и теннис, и плавание, и легкую атлетику, и все на свете. И непонятно, зачем нам вообще нужны Тасман с Версоцким, если она во всем и без них разбирается. Можно насыпать в кузов, похлопать сверху лопатой: давай вези, Таня!
С Дмитрием Ильичом Беленьким торгуюсь за каждые полколонки. Он вкрадчивым голосом говорит: “Пометь себе, пожалуйста: Беларусь — Болгария. “Вокруг матча” — две колонки с фотографией. Игрок сборной Беларуси — одна колонка. И… — здесь небольшая пауза, — товарищеский матч Босния и Герцеговина — Греция — 1,2 колонки с “компотом”. “Дмитрий Ильич, — говорю, — как же я посмотрю Боснию, если я весь вечер буду на “Динамо”?” “Ну, в записи попробуй. У меня людей вообще нет. Все в отпусках”, — разводит усами Ильич. Вид у него предельно ласковый. Можно или согласиться, или все равно согласиться. Я обычно выбираю второй вариант. Хотя две колонки “Вокруг матча” для такой игры — нереальный объем.
Прямо перед выходом на “Динамо” в редакцию позвонил какой-то мужик, попросил меня. Сказал: “Хочу пожаловаться на организаторов матча Беларусь — Болгария”. Я объяснимо оживился: “Так, так”. “Сейчас все расскажу. Приезжаю к динамовским кассам. Работают две ближние к букмекерским конторам. Хочу купить билет на центральный сектор. А мне говорят: в 28-й и 29-й уже нормальные места разобрали. Только нижние остались. А на 2-й нету. То есть вообще они есть, но у нас нету. Подвезут где-то через час. Так что ждите”. Вот почему все так плохо организовано? Я вот вашу статью прочитал, поехал. А тут такое неуважение. Почему билеты вообще не в кассах. Где они находятся?” “Это очень интересно. А как вас зовут?” — спросил я. “Николай”, — ответил болельщик. “А фамилия?” “Ой, ну зачем вам…” — на всякий случай не сказал он. “Вы если столкнетесь с какими-нибудь еще неудобствами, обязательно звоните”, — попросил я. Но Николай не позвонил. Видимо, сталкивался он впоследствии только с удобствами.
По пути на “Динамо” встретил коллегу Герчикова. Вид у Дмитрия был крайне довольный. Как у всех отпускников. “Как погода в Рио-де-Жанейро?” — спросил я. “Не знаю. Я же там не был”, — сказал Герчиков. “А почему в белых штанах?” — “Это я их постирал. Как там дела в редакции? Что-нибудь интересное было?”
(У Герчикова мания. Ему постоянно кажется, что без него где-то постоянно происходит что-то интересное. В принципе так и есть, но лучше сказать, что все спокойно. А то он расстроится.)
На прощание Герчиков выразил мне искренние соболезнования по поводу необходимости идти на “Динамо”. И попросил: “Только не говори в редакции, что меня видел в Минске. Особенно Добрияну”. Конечно, Димон. Какие вопросы? Я ж нем как рыба.
На стадионе народу было мало. Получался совсем эксклюзивный матч. Можно было купить сколько хочешь чебуреков, хычинов и прочей печеной нечисти и кваса почти без очереди. В этом есть свой шарм. Каждому болельщику — по отдельной продавщице пирожков. Чувствуешь себя почти что випом.
“Между прочим, правильно писать “с ветчиной” а не “с ветченой”, — сказал я продавщице напротив ложи прессы. “А гэта не я писала. Гэта усе хазяйка. Яна у мяне с Чэркас. На сваем чэркасском и пиша. Вон яна там стаиць, с чорными валасами. Пиша абы як, а вабшчэ яна жэншчына харошая. Я у яе ужо дванаццать лет на рэализацыи. И на кухне была. Там усе чыста, никакой грази”, — все это я уже слушал, жуя пирожок “с ветченой”. Он и правда вкусный.
“Вы знаеце, бывают жа такие невкусныя! Я сама не минская, со Столбцов езжу. Так на вакзале недавна такой твердый купила с тварагом. Есци невазможна. Невазможна!”
“Витя, купи пирожок с ветчиной”, — сказал я появившемуся неизвестно откуда отпускующему коллеге Казюлину. Он был в меру небрит и вид имел лихой. Сопровождал его верный товарищ — знаменитый писатель Майкл Голденков. “Андрюха, я тебя прошу, не говори Беленькому, что ты меня видел на футболе”, — начал Витя с самого главного. “Не вопрос, Витя”, — сказал я. “Я хоть раз в жизни схожу нормально на сборную, на сектор. Представляешь, Майк даже не знает, кто такой Маттеус!” “Да ладно, знаю я, знаю. Немец какой-то”, — начал спорить Голденков. Мне захотелось его утешить: невозможно все знать. Я, например, не читал ни одной книжки Голденкова. Но было уже поздно: бодрой походкой людей, не обремененных ничем, кроме плещущейся внутри радости, друзья проследовали на сектор, так и не купив пирожков. Я пошел в ложу прессы.
Как иногда хочется на сектор, когда надо идти в ложу прессы.
Там сидел отпускник Бачило. “Егор, давай ты напишешь “Вокруг матча”. Или игрока хотя бы. А я за это не скажу Беленькому, что ты был на футболе”, — решил использовать я последний шанс. “Я не боюсь Ильича, — заявил этот храбрый негодяй, — я в отпуске, и мне положено отдыхать”.
В перерыве поздравляли свободную от игр часть олимпийской “молодежки”. Подарили ей воздушные шарики и денежные призы. Самым дисциплинированным оказался Юра Рыжко. “Позвонили, попросили прийти в костюме. Я так понял, кроме меня, никто не послушал”, — рассказывал Юра своему однополчанину Максу Скавышу, который, как и все остальные кандидаты в олимпионики, оделся “по гражданке”.
Вообще те, кто пришел на матч в качестве зрителя, вряд ли пожалели. Дождь так и не пошел, хотя вроде бы собирался. Белорусских атак было море. Эмоций — тоже. Как специально под заголовок вышел даже болгарин Попов с шикарным именем Апостол. Больше всех, наверное, был счастлив мальчик в коляске на трибуне зрителей с ограниченными возможностями, которому Егор Филипенко презентовал свою футболку.
Матч стоило провести хотя бы ради этого.