ПАТРИАРХИ. Игорь Смушкевич: сам себе сценарист, режиссер и актер

Смушкевич — обладатель синтетического таланта. Он автор сборника стихотворений “На свет Божий”, сценарист, постановщик и ведущий юбилейных вечеров и телепередачи “Вас вызывает Спортландия!”, играет на фортепиано и гитаре, снимается в кино. В его активе также диплом профессионального тренера, две незащищенные диссертации, незаконченные журфак и музучилище. Немногие могут вспомнить о личном знакомстве с Петром Машеровым, Николаем Еременко-старшим, скульптором Анатолием Аникейчиком… Не с каждым согласилась бы петь дуэтом на фестивале “Золотой шлягер” прима белорусской оперетты Наталья Гайда.

Корреспондент “ПБ” попросил юбиляра рассказать о его насыщенной событиями жизни.

В Ростове с мамой

Мы ждали с победой советских бойцов,

Под игом фашистским мы жили,

И сколько тяжелых, мучительных снов

В Ростове родном пережили!

Наш город бомбили, наш город горел,

Пожары пылали везде,

Но нас не разбили. Ростов уцелел.

И снова готов он к борьбе!

Идем! Мы вперед продвигаемся снова

И четко печатаем шаг,

Над улицей чистой родного Ростова

Советский взвивается флаг.

14 февраля 1943

Это стихотворение я сочинил в тот день, когда наши войска освободили мой родной город. Оно несовершенно, но очень мне дорого. Конечно, потом оно появилось в нашей школьной стенгазете. А недавно дочка сообщила мне, что эти стихи сын ее подруги читал у себя в школе в Таганроге.

… С той поры прошло 60 лет. Тогда мне было всего девять.

К стихам пришел благодаря маме. Она научила меня одному стихотворению запрещенного тогда Мережковского. Помню его и сейчас, как и стихи Брюсова, которые очень люблю. Потом читал очень много — и поэзии, и прозы. Мама моя была простой домохозяйкой, но ей я обязан всем. Она меня крестила, научила вере.

Простая женщина, поверьте,

Жила, как все мы жить должны,

Но в страшный час меня от смерти

Собой закрыла в дни войны.

И это не сочла геройством,

Ведь так смогла б любая мать.

У матерей такое свойство —

Все, вплоть до жизни, нам отдать.

Мама действительно спасла мне жизнь. Мы получили эваколисты и возвращались домой. Вдруг сирена — бросились в бомбоубежище в парке имени Горького. Дали отбой, вышли, идем по улице Шаумяна. С одной стороны разбитый дом, с другой люди стоят в очереди за рыбой. Внезапно возник гул самолета. Мама затащила меня в разбитый дом и накрыла собой. Фашист сбросил три бомбы, одна попала в очередь, там — кровавое месиво, другая ухнула возле дома. Маму слегка ранило.

Батьке было за сорок, его взяли в резерв. Он приехал за нами, забрал с собой. Через некоторое время повез назад на попутке. Страшная была дорога. Над нами фашист летает, стреляет — такой ужас, такая беспомощность! Помню, кричал: “Мама, я жить хочу!”

Мама ходила на базар, продавала старые вещи, на вырученные деньги кое-как перебивались. Как-то ее взяли немцы и отправили на станцию Нахичевань-Донская. Там она работала по 12-14 часов в сутки. Я целый день оставался один. Ходил к Дону за водой. Зимой вез бидон на санках. О чистоте воды тогда не и помышляли. В Дону плавали трупы людей и лошадей. Когда починили водопровод, стал носить воду на базар продавать. Кружка воды стоила рубль. Вместо денег могли насыпать жменю кураги, это было здорово. А самым большим лакомством считалась макуха — жмых подсолнечника.

Перед сном мама проглаживала простыни утюгом, чтобы было не так холодно ложиться в постель. Мы, пацаны, ходили по “горелкам” — обгорелым, разбомбленным домам, выковыривали оконные рамы, лазали на балки, рискуя сорваться, и отпиливали от них куски — на дрова.

Такой осталась в памяти война. Она многое отняла и многому научила, например, не теряться в стрессовых ситуациях…

Лет 40 назад, во время учебы на журфаке БГУ, приехал с первенства Союза по фехтованию. Пришел на факультет, спрашиваю: “Что сдаете?” — “Зарубежную литературу ХIХ века”.

Ребята втолкнули в аудиторию, где преподаватель Мицкевич принимал экзамен. Тащу билет, а там: “Первый журналист Англии Мильтон”. Все, думаю, труба. Сажусь готовиться, передо мной сидит другой студент и кое-как отвечает свою тему. Речь шла об английской литературе. Я улучил момент и поинтересовался, будем ли мы проходить творчество Сомерсета Моэма, которого я неплохо знал. Мицкевич ответил, что, к сожалению, его у нас в программе нет. Я огорченно воскликнул: “Как нет?! Одно “Бремя страстей человеческих” чего стоит!” Постепенно завязался светский разговор о литературе. Когда подошла моя очередь отвечать и я сел на “лобное место”, Мицкевич взял мою зачетку и со словами: “Ну что вы, что вы!” поставил пятерку. Такая получилась хохма. Выживать — это из детства.

Поиски пути

В школе я с упоением занимался баскетболом. Бегал на стадион, где играли взрослые, подавал мячи. Когда подрос, лет в 15 меня включили в мужскую команду “Медик”, игравшую в первенстве города. Примерно в то же время поступил в музыкальное училище, в котором мне разрешили заниматься параллельно с общеобразовательной школой.

У меня был замечательный тренер Михаил Андреевич Тихомиров, дядя Миша, педагог от бога. Он научил играть и на всю жизнь отбил охоту к курению, дав попробовать папиросу. Я закашлялся: “Как вы это курите?” — “То-то, не кури!”

Педагог же по музыке Яков Владимирович Друскин на меня особого внимания не обращал. Потом он говорил: “Игорь Смушкевич — моя самая большая педагогическая ошибка”. Может быть, поэтому, идя в училище, обязательно прихватывал с собой спортивные тапочки для тренировок.

По окончании школы в 1951 году на четвертый курс музучилища не пошел. К тому времени я был достаточно известным в городе баскетболистом, подававшим определенные надежды. Команда Ростовской области выиграла юношеский чемпионат России и стала основой сборной РСФСР, в которую я был приглашен вместе с Мишей Семеновым, будущим заслуженным мастером спорта, чемпионом Европы и призером Олимпийских игр. В Ростове звали поступать в медицинский институт и в педагогический на факультет физвоспитания. Но решающую роль в моем выборе сыграл личный момент. И я поехал в Киевский инфизкульт с рекомендательным письмом Госкомитета России по физкультуре и спорту. В Киеве будущий заслуженный тренер СССР Владимир Шаблинский взял меня в молодежный состав “Строителя”. Однако в столице Украины я долго не задержался, хотя учился на “отлично”. В мартовскую слякоть мы всей группой проигнорировали кросс. Началось разбирательство, в ходе которого наш парторг, симпатичная женщина, которой я аккомпанировал на институтских вечерах, предложила мне быть информатором. Представляете, мне, ростовскому пацану, предложили “шестерить”?! Я возмутился и решил оттуда уйти. Меня не отпускали, не отдавали документы. Тогда я разыграл истерику в кабинете ректора…

Поехал в Минск и остался здесь на всю жизнь, хотя до сих пор обожаю Ростов, город моего опаленного войной детства.

“Еще одна шпажка”

В Минске сразу попал в сборную республики, которую тогда тренировал Арустам Аванесович Харазянц. Вместе со мной играли Олег Войтов из Витебска, Александр Булыга из Бреста, Дима Карпов из Минска, эстонец Хейно Реммель, проходивший у нас воинскую службу. Когда готовились к матчу с китайцами, я сломал ключицу и на время выбыл из сборной. Это во многом предопределило мою спортивную судьбу.

Параллельно занимался фехтованием — для себя. От баскетбола у меня были хорошая реакция и сильные ноги — это уже основа. Начинал у Юрия Всеволодовича Дексбаха, одного из наших первых олимпийцев. В 1955-м выиграл первенство Белсовета “Буревестника”. Ничего еще не умел, только ноги работали, да спортивная злость помогала. Поехали в Ленинград на чемпионат центрального совета. Мы победили командой, а я дрался совсем неплохо. Одновременно там же проходило первенство ЦС “Динамо”, и наши динамовцы пришли за нас болеть. Герман Матвеевич Бокун, посмотрев мои бои, изрек: “Еще одна шпажка у нас появилась!” Тогда же я по его предложению перешел к нему тренироваться.

Меня включили во вторую команду “Буревестника” для участия в командном чемпионате СССР. Он сложился для меня весьма удачно: выиграл 9 боев из 12.

В фехтовальном зале стояло фортепьяно, за которое я иногда садился поиграть. Однажды во время музицирования ко мне подошел председатель Всесоюзной федерации фехтования Анатолий Голеницкий: “Опавшие листья” сыграть можешь?” Эта песня Ива Монтана тогда была очень популярна. Я заиграл. Возможно, это вкупе с успешным выступлением стало причиной того, что меня вскоре вызвали на сбор сборной СССР. С тех пор в течение девяти лет я был их непременным участником. Некоторое время пытался совмещать баскетбол и фехтование, но это оказалось мне не под силу. Статус сборной Союза по фехтованию возобладал.

В 1956 году команда нашей республики по шпаге выиграла I Спартакиаду народов Советского Союза. В ней я был пятым номером и в финале против Москвы не фехтовал. На дорожке работали Юрий Дексбах, Алик Павловский, Миша Ботвинник и Арнольд Чернушевич, мастер заключительных боев.

Через пару лет мне удалось стать первым победителем Кубка республики. В 1958-м мы стали чемпионами СССР в командном турнире. Вместе со мной радость победы разделили Арнольд Чернушевич, Александр Павловский, Игорь Василевский и Измаил Гарбар.

Был у меня еще один яркий всплеск. В 1961 году рижанин Бруно Хабаров выиграл личное первенство мира. На Кубке Союза мы столкнулись уже во втором круге, и я “вынес” его — 10:2. Бокун меня похвалил. А в газете “Советский спорт” материал назвали “Как подбирать ключи к чемпионам”. В том бою я так выложился, что следующий поединок с треском проиграл заведомо более слабому сопернику.

В 1959-м мы снова вышли в финал всесоюзной Спартакиады, но на этот раз уступили сборной России, причем я отработал как никогда неудачно — все четыре боя продул.

А накануне III Спартакиады в 1963-м встал вопрос, кому быть пятым номером — мне или Юре Рыбянцу. Первые четыре не подлежали обсуждению: бронзовые призеры римской Олимпиады Чернушевич и Павловский и восходящие звезды Никанчиков и Смоляков. Чтобы решить эту проблему, Герман Матвеевич попросил уже упомянутую четверку назвать пятого. Нолик и Алик проголосовали за Рыбянца. Леша и Юра стояли за меня, аргументируя тем, что в командных боях я всегда бьюсь до последнего. Свое решение Бокун объявил вечером, когда надо было уже паковать чемоданы: в Москву поедет Смушкевич! Правда, в тот раз нам достались только бронзовые награды. И все же горжусь тем, что являюсь обладателем полного комплекта наград всесоюзных Спартакиад.

Машеров

Жизнь подарила мне встречи со многими замечательными людьми. Один из них — Петр Миронович Машеров. В 1959 году он был секретарем ЦК Компартии Беларуси, курировавшим спорт. Машеров проводил совещание по итогам Спартакиады народов. После доклада зампреда Спорткомитета Валентина Савича Васильева обсуждали итоги выступления в отдельных видах спорта. Машеров спросил, кто скажет про баскетбол. Тогда обе наши баскетбольные сборные провалились. Я взял слово как председатель Минской городской федерации и выдал всю ситуацию. Машеров резюмировал: лучше и не скажешь. В постановлении ЦК КПБ строки, посвященные баскетболу, были взяты из моей речи.

Вскоре меня назначили ответственным секретарем Союза спортивных обществ и организаций БССР по баскетболу. Сейчас это должность гостренера. Отбивался: ненавижу копаться в бумагах, но, главное, я тогда готовился к Олимпийским играм-60. По прикидкам шел четвертым-пятым и очень надеялся, что попаду в Рим.

Виктор Ильич Ливенцев сказал мне: “Это указание Машерова. Иди к нему и объясняй. Ты стоишь в очереди на квартиру как кандидат в сборную СССР. Придешь работать в комитет — получишь”. Он сдержал слово, квартиру мне дали очень быстро. А на Олимпиаду я не попал по другой причине — шлагбаум передо мной опустил аппендицит. Конечно, очень переживал.

Позже личные обстоятельства сложились так, что нам с женой посчастливилось бывать в доме Машеровых. Петр Миронович держался просто и принимал нас тепло и радушно. Он как-то поинтересовался, почему я не в партии? Ответил, что вступлю, если он даст рекомендацию. Мы оба знали, что он, как член высшего партийного руководства, не имеет права этого делать. Машеров оценил мой ответ, так как обладал чувством юмора, умел посмеяться, ему было чуждо высокомерие. Общение с ним доставляло удовольствие и оставило в душе глубокий след на всю жизнь.

Тренерская синусоида

После окончания в 1955 году ИФК я стал тренировать в БПИ студентов и в “Красном знамени” — школьников и взрослых. В конце 50-х работал вместе с Анной Брониславовной Абрамович с женской командой “Буревестника”, выступавшей во втором дивизионе чемпионата СССР. Перед нами поставили задачу — пробиться в высшую лигу. И мы ее выполнили в 1960-м. Из белорусских игровиков до нас в высшей лиге бывали только футболисты. Однако успех сменился разочарованием: в высшем классе поработать не удалось — команду отдали Вячеславу Кудряшову, опытному наставнику, приехавшему из Ленинграда. Я расстроился еще больше, чем из-за непопадания в Рим.

Вскоре расстался со Спорткомитетом и почувствовал облегчение. Ходил туда, как на каторгу. Да, не сделал карьеру. Но это — не мое. Пришел в институт народного хозяйства и десятилетие работал там старшим преподавателем. Потом еще 20 лет трудился в ИФК на кафедре спортигр старшим тренером женской команды института. Два года посвятил и фехтованию, но в итоге остался предан первой любви — баскетболу.

Запомнилась спартакиада институтов физкультуры в середине 70-х. В Минск приехала чуть ли не вся высшая лига. Достаточно сказать, что победили рижанки, за которых играли баскетболистки знаменитого ТТТ во главе с Ульяной Семеновой. Мы попали в подгруппу с Баку, Душанбе, Литвой и Киевом. Чтобы выйти в первую финальную пульку, нужно было занять первое или второе место. Была у меня тогда в команде центровая Лена Лапцевич ростом 185 сантиметров, бывшая велосипедистка. Я хотел ошеломить главных соперниц — киевлянок, а потому в победных матчах с девушками из Азербайджана и Таджикистана прятал Лапцевич от киевского тренера Ковянова, который внимательно смотрел наши матчи. Когда украинки проиграли литовкам, перед нами замаячил финал.

Я выпустил против киевлянок Лапцевич, они так были удивлены. Но, увлекшись игрой в прятки, я не дал Лене почувствовать площадку. Эффект получился обратный: гостьи собрались и за первые пять минут убежали вперед — 23:4. После этого Литву надо было побеждать с определенной разницей, которой нам не удалось достичь, хотя мы и победили. В финале Литва заняла второе место, украинки — третье. А мы остались седьмыми.

Были и взлеты. В 1983-м моя команда выиграла чемпионат и Кубок республики. Правда, “Горизонт” тогда не выступал, он, конечно, был сильнее.

В 1998-м Евгений Кулинкович попросил меня взять женскую команду нархоза. Начинал практически с нуля, а в прошлом году девчонки уже стали третьими в первенстве вузов республики. Очень помогал ректор Роман Михайлович Корсеко, кстати, мой бывший воспитанник.

Особое место занимает работа в школе-интернате N 3 столицы для детей-сирот. Первые лет пять- шесть трудился на общественных началах. Почему? В своем ростовском детстве я хлебнул голодухи и страха, приходилось и в форточки лазить. Не хочу, чтобы дети, обделенные родительской любовью и лаской, пошли по скользкой дорожке. Позже директор Владимир Александрович Сексяев, прекрасный человек и отличный педагог, пригласил меня завучем по спорту. Сам он душу вкладывал в сирот. Мы работали рука об руку более 15 лет. Горжусь тем, что мои воспитанники не только научились играть в баскетбол, но и стали востребованными обществом людьми, а некоторые поступили в вузы и колледжи.

Несправедливость

В 1968 году, через несколько лет после схода с фехтовальной дорожки, я стал готовиться к Спартакиаде профсоюзов. Чтобы приблизиться к форме прежних лет, потратил на тренировки весь отпуск. Нас было четверо: кроме меня, Нолик Чернушевич, Витя Лисовский и Володя Бирченко. Но в личном турнире могли участвовать лишь трое. Я был спокоен, потому что до этого выступил лучше всех на первенстве “Буревестника”, был хорошо готов, и во всех предстартовых раскладах мое имя звучало в тройке. Однако тренер Александр Андреевич Овсянкин меня в число трех “личников” не включил. Это было как удар в спину, от которого я долго не мог прийти в себя. Тогда от обиды я ушел жить к ребятам из Таджикистана. Ко мне бросились: “А как же командный турнир?” — “Буду фехтовать, буду”.

Еще раз было горько, когда в ИФК у меня забрали фактически молодежную сборную республики в отместку за то, что я не поставил зачет за систематические пропуски занятий обнаглевшей студентке (годами не ходила!), протеже одного институтского начальника.

Напомню истину простую:

Мы все подвластны небесам.

И пусть сегодня мразь пирует,

Я свято верю: “Аз воздам!”

Олимпиец

Накануне Олимпийских игр в Москве друзья-соперники по фехтовальной дорожке Валерий Базаревич и Олег Мильштейн пригласили меня поработать на Олимпиаде старшим группы информаторов турнира мушкетеров. Обкатка всех церемоний проходила на чемпионате СССР.

Текст, который я читал, был заверен представителем протокольного отдела ЦК КПСС, а мои помощницы дублировали его на английском и французском языках. Чтобы отпустить людей с пьедестала, у нас принято говорить: “Финал свободен”. Поскольку этот момент в протоколе оговорен не был, то я и сказал: “Финал свободен”. Вдруг подлетает мужичок-с-ноготок и начинает орать на весь Дворец спорта: “Какой хрен сидит на микрофоне? Кто “свободен”? Они что, из тюрьмы выходят? Вам дали бумагу, вы что, читать не научились?”

Показал ему текст, и когда он убедился в отсутствии каких бы то ни было указаний на этот счет, я обложил его “пятиэтажным”, чтобы в другой раз думал, что говорит. Люди за его спиной с ужасом наблюдали эту сцену. Когда мужичок ретировался, ко мне подошел один из них: “А вы знаете, кого вы сейчас послали? Начальника протокольного отдела”. Через несколько минут майор КГБ пригласил меня пройти за ним. Ну, думаю, Смуся, попался. Захожу в огромный кабинет, этот начальник подходит ко мне: “Извините, Игорь Зиновьевич, я не прав. Посоветуйте, как этот момент лучше организовать”. Тут и я дал задний ход: “И вы меня извините за горячность”. Решили, что буду подавать по рации команду об окончании награждения, а потом и вовсе перешли на визуальную отмашку, которую давал я.

На самих Играх тоже не обошлось без казуса. В один из дней приехали смотреть фехтование лорд Килланин, сложивший полномочия президента МОКа, и маркиз Самаранч, его преемник. Вышеупомянутый Голеницкий приносит мне текст, в котором Самаранча величают президентом МОКа и послом Испании в СССР. Спрашиваю: “А посол Испании при чем?” — “Делай, что тебе говорят!” Назавтра пришел Голеницкий: “А ведь ты, Смуся, оказался прав. Самаранч и Килланин были крайне недовольны упоминанием о после Испании”. И Голеницкий получил “строгача” по партийной линии. Я был беспартийным — буря прошла мимо.

Мне интересно все

Где-то в середине 60-х ко мне обратился главный балетмейстер Белорусского театра оперы и балета Отар Дадишкилиани с просьбой поставить фехтовальные бои в балетном спектакле “Ромео и Джульетта”. С тех пор театральные сражения шли в моей постановке. Минуло ровно четверть века. Всемирно известный балетмейстер Валентин Елизарьев в начале 90-х решил поставить этот же балет в новой редакции и предложил мне снова поработать с актерами.

Приходилось не раз писать сценарии различных праздников. Особенно трудной и интересной была работа по подготовке торжества, посвященного 50-летию ИФК.

Три месяца я толком не ел и не спал. Действо состоялось во Дворце спорта и прошло на ура!

Лет 40 назад помогал корифею кафедры спортивных игр ИФК Евгению Моисеевичу Геллеру популяризировать Спортландию. В первой телепередаче “Вас вызывает Спортландия!” я еще сидел в жюри, а начиная со второй, был ее ведущим на протяжении 20 лет.

Сниматься в кино много лет было моей мечтой. Еще в Ростове ходил в драмкружок Дворца пионеров. Хотел даже поступать во ВГИК. Но подумал: закончу институт физкультуры, стану сильным и красивым, и кино от меня не убежит. Вспомнил об этом, когда в 1958-м объявили набор в учебную студию при “Беларусьфильме”. Первый тур преодолел. Во втором надо было читать басни. Я показал комиссии конферансные мульки, которые неоднократно исполнял, ведя концерты единственного в то время эстрадного оркестра БПИ под управлением Льва Моллера. Комиссия лежала от смеха. Уходя, был уверен в успехе. Однако меня из списков вычеркнули. Режиссер Николай Николаевич Фигуровский, председатель комиссии, пояснил: “Вы — законченный актер, за вами пойдут ребята. Мне это не нужно. Приходите на студию, выбирайте сценарии!” В итоге я получил от него приглашение сниматься в фильме “Любовью надо дорожить”, а у нас как раз подоспел подготовительный сбор к Спартакиаде народов СССР. Пришлось от роли отказаться. Ее сыграл известный теперь московский актер Анатолий Адоскин.

Через девять лет мне позвонили снова и предложили небольшую роль вместе со Львом Дуровым в фильме “Житие и вознесение Юрася Братчика” по произведению Владимира Короткевича “Христос приземлился в Гародне”. С тех пор меня стали приглашать на эпизодические роли. Всего снялся в более чем 30 кинофильмах. Последний раз это было в прошлом году. Играл трагический эпизод в фильме американского режиссера “Бабий яр”. На глазах у старого еврея (моя роль) убивают его дочь и внука, он бросается на фашиста и тоже погибает.

В фильме “Белое озеро” Леонида Мартынюка мы снимались вместе с женой.

Валя

С Валентиной познакомились в Бресте в 1954 году. Там был в то время единственный в республике манеж. В первенстве БССР по волейболу участвовали команды Вильнюса, а наши, в свою очередь, сражались в чемпионате Литвы по баскетболу. Валентина была уже в молодежной сборной Союза, а в Брест приехала в составе вильнюсской сборной. Познакомила нас лучшая волейболистка тех лет Леночка Лампе. Поскольку Валя была эталоном моих представлений о женщине, то вскоре, в следующем году, мы поженились.

Переехав в Минск, Валя защищала цвета сборной БССР. Получила травму, укоротившую ее спортивную карьеру. Позже стала известным тренером. В течение 17 лет, с 1975 по 1992 год, была директором ДЮСШ “Спартак” по волейболу. Ее школа некоторое время считалась лучшей в Союзе. Именно воспитанницы Валиной ДЮСШ создали основу минского “Коммунальника”, выигравшего Кубок кубков европейских стран. Это был результат профессионального подхода большой группы специалистов — детско-юношеских тренеров, комплексной научной группы (КНГ) и, конечно, тренеров высшего звена Владимира Козлова и Владимира Чернова, возглавлявших команду в разные годы.

Мне тоже довелось поработать на волейбол. В КНГ я отвечал за изучение социально-психологического климата в “Коммунальнике”. Мы применяли самые современные на тот момент методики для выявления симпатий и антипатий по трем категориям — игре, тренировочному процессу и личному времени. В женском коллективе это особенно важно. Выясняли мнения спортсменок о тренерах, девушки нам доверяли порой больше, чем наставникам. К чести Чернова и Козлова, оба они прислушивались к нашим рекомендациям, и они имели практический эффект.

Кстати, некоторые девчата, играющие сейчас в молодежной команде Козлова, тоже начинали в спартаковской школе.

Возвращаясь к семье, скажу, что мы с Валентиной вырастили двух дочерей — Евгению (она тоже была спортсменкой) и Раду. Если доживем, через два года отметим золотую свадьбу.

Стихи

Марш биатлонистов

Опять бураны, опять метели —

И вдаль зовет заветная лыжня…

Сквозь снег и вьюгу ты мчишься к цели

И тормозишь у линии огня.

Цени мгновенья — ведь ждет дорога,

Пять раз нажми уверенно курок —

И до победы совсем немного,

Всего один стремительный рывок.

Что может быть прекраснее победы?

Чем заменить сраженья остроту?!

И ты бежишь, чтоб это все изведать,

Хотя бежать порой невмоготу.

А если гимн родной звучит в эфире,

И гордо ты взошел на пьедестал —

То нет тебя счастливей в целом мире,

Ты до конца борьбе себя отдал.

***

Огонь страстей горит во мне —

Всех женщин провожаю жадным взглядом…

Мы видим серебро на стороне,

А золота не замечаем рядом.

***

Я предаю анафеме всех тех,

Кто подлостью мостит себе дорогу,

Которая ведет как будто вверх,

Сбегая вниз на деле понемногу.

***

Увидев хама — бей под дых,

Отбросив напрочь все сомненья:

Уж он хороших и плохих

Затопчет в грязь без сожаленья.

***

Издалека ко мне приходит Осень,

Издалека повеяло Зимой,

Мы каждый день у Бога что-то просим,

Теперь тебя прошу: побудь со мной.

И чтоб зима холодной не казалась,

И чтобы Осень стала золотой,

Я попрошу у Бога только малость:

Чтоб до конца осталась ты со мной.

***

Я не заслуженный и все же

Людей признанье мне дороже

Высоких званий, орденов,

наград различных и чинов.