ПАТРИАРХИ. Диана Никанчикова: выстоять и оставить свой след

Судьба Никанчиковой вместила в себя не только спортивные потрясения, но и жизненную трагедию. В 1972 году при нелепых обстоятельствах погиб муж Алексей Никанчиков, пятикратный чемпион мира по фехтованию на шпагах, уникальный спортсмен и чистый, искренний человек, прекрасный семьянин. Судьбе было угодно заманить его в смертельную ловушку, породившую грязные слухи и домыслы, вычеркнувшие на много лет славное имя Никанчикова из истории советского и белорусского спорта.

Самой мудрой и стойкой в этой черной головоломке оказалась его жена, ни на йоту не усомнившаяся в белоснежной репутации мужа. Она не дрогнула под скользкими взглядами, не испугалась шепота за спиной. Оставшись с шестилетним Вовочкой, посвятила ему свою жизнь. И сегодня может гордиться тем, что сын вырос человеком светлым и благородным. При этом у нее хватило сил остаться классным профессионалом, воспитавшим не одно поколение сильных рапиристок.

Гордая женщина с обостренным чувством собственного достоинства, Диана Ивановна не ходит на поклон к облеченным властью, оттого они ее игнорируют даже тогда, когда обязаны оказывать знаки внимания. Речь идет о некоторых руководителях Белорусской федерации фехтования. Кому-то, видимо, кажется, что эта женщина и ее сын испили недостаточно жизненной горечи. Боссам федерации этот турнир “продиктовали” люди, у которых память о Никанчикове никогда не меркла. Теперь недоброжелатели пытаются отделить мемориал Алексея Никанчикова от его вдовы и сына. Не получится. Добрую память о прекрасном человеке не в силах перечеркнуть ни зависть, ни сплетни, ни наветы, ни злоба. Потому что ее свято хранят самые близкие и преданные люди — Диана и Владимир Никанчиковы.

ИЗ ДОСЬЕ “ПБ”

Диана Ивановна НИКАНЧИКОВА. Родилась 23.11.37 в Минске. В 1955-м окончила Витебский техникум физкультуры, в 1959-м — минский ИФК.

Трехкратная чемпионка мира в командном первенстве по фехтованию на рапирах (1961, 1963, 1966). Финалистка ЧМ-61 в личном турнире. Обладательница Кубка СССР (1964). Многократная чемпионка и призер чемпионатов СССР в командном (“Динамо” и БССР) и личном турнирах. Серебряная медалистка турнира Соцстран (1963). Многократная чемпионка Беларуси. Мастер спорта международного класса. В 1968-1995 работала тренером РШИСП, СДЮШОР “Красное знамя”, РШВСМ. Подготовила победительницу Кубка Европы Е.Жуковскую, призеров юниорских первенств СССР Т.Дронь, Т.Клещунову, Т.Грамс, Е.Ситько, Г.Солдатову, Е.Монахову, мсмк В.Счестнович и других. Заслуженный тренер Беларуси (1990).

Родом из спорта

Родилась я в Минске в семье спортсменов. И мама, и отец занимались лыжными гонками и легкой атлетикой. Оба — хорошие люди, но вместе прожили недолго. Так бывает. Может оттого, что были они уж очень разными: мать — быстрая, энергичная, отец — медлительный. Но он всю жизнь любил маму, хотя и был потом дважды женат. Его не стало через полгода после ее смерти. Умер в 73 на боевом посту — во время соревнований по легкой атлетике, которые он судил. А еще 70-летним был очень крепок, на пятый этаж заносил мешок картошки, выигрывал первенство города среди ветеранов.

Папа, Иван Николаевич, много лет преподавал физическое воспитание в техникуме связи.

Когда ушел на пенсию, его сменила в этой роли моя младшая сестра Светлана. А в молодости она играла в баскетбол, за сборную республики выступала.

Мама, Нина Петровна, до войны не имела себе равных в лыжном беге на длинные дистанции. Ее рекорд республики на 20 километров держался много лет. Тренировала лыжников, легкоатлетов, а потом ушла на фабрику, шить сумки. Подрабатывала скорнячным делом. Она умела все, обшивала нас полностью, мы были самыми нарядными из детей, с которыми росли в нашем дворе. Мама каждый лоскуток умела использовать красиво. И я у нее всему научилась: и набойки себе на обувь прибить, и шить, и вязать, и готовить.

Сквозь войну

Летом 1941-го мама отвезла меня и Свету к брату отца в Полоцк, а сама уехала в составе сборной республики на соревнования в Белосток. Началась война, разлучившая нас. Дядя погрузил вещи в подводу, посадил нас, и мы покинули Полоцк. В эвакуации жили в Башкирии, недалеко от Уфы, в селе Одногулово. Башкиры беженцев не любили, говорили даже о том, что вырезали несколько русских семей. Запомнилось, как бабушка собирала лопухи и пекла из них лепешки. Вкус ужасный, но выбирать не приходилось. Там были огромные поля подсолнечника и конопли. Люди толкли коноплю, ели, у многих после этого из ушей шла кровь.

Когда война закончилась, мама стала нас искать, приехала и забрала в Минск. По дороге домой впервые узнала, что такое сахар. Солдат дал мне кусочек и говорит: “Попробуй”. Лизнула — вкусно… А дома было голодно. Мама тренировала, отчим был завскладом и подрабатывал слесарным делом. Мы жили на Грушевке. И, кажется, только у нас был футбольный мяч. Однако прежде надо было справиться с многочисленными домашними делами, порученными нам мамой. Правда, когда мама уходила на работу, мальчишки нам кричали: “Спортсменки, выходите!” И мы часами гоняли в футбол. Кто- нибудь стоял на стреме. Как только в поле зрения “сторожевого” появлялась мама, мы все вместе бросались к нам домой и спешно наводили порядок, мыли посуду, подметали.

Рискнула и горда!

В 14 лет я окончила семь классов, и мама отправила меня в Витебский техникум физической культуры. Через год приехала Света. Жить стало веселее. Помню, как мы с Людой Новицкой всем обрезали пуговицы на пальто, чтобы их не бросали на наши кровати. В день последнего госэкзамена решила, что пока все сдают, успею сходить в кино на французский фильм. Хорошо, догадалась предупредить девчонок, где меня искать. Во время фильма контролер на весь зал объявляет: “Ясюкевич, вас ждут на экзамене”.

Вернулась домой, мама сразу уговорила поступать в институт физкультуры. Моей специализацией была спортивная гимнастика. Я тренировалась у известного специалиста Александра Алексеевича Губанова. К третьему курсу выполнила первый разряд. И здесь вышло положение о том, что, кроме первого разряда по основной специализации, нужно иметь еще два третьих по другим дисциплинам.

Мне еще в техникуме нравилось фехтование. Поэтому я соблазнила девчонок пойти в секцию. Губанов возмутился: “Ладно, Ясюкевич, она взрывная, скоростная, а вы куда?”

Не бросая гимнастики, стала фехтовать. Моими первыми наставниками были Анатолий Иванович Козловский, Юрий Всеволодович Дексбах, участник первой для советских спортсменов Олимпиады 1952 года, и Александр Андреевич Овсянкин.

Первым турниром стало первенство СКИФа. Неожиданно для всех и для себя я его выиграла, победив в перебое за первое место Эллу Ягодкину. Страшно была горда! На четвертом курсе рискнула сменить специализацию. Мне говорили: “Что делаешь? Вдруг не выполнишь первый разряд”. Но я уже все решила.

Вскоре Бокун, бывший тогда старшим тренером сборной республики, сказал: “Будешь тренироваться у меня!” И времени ходить на другие занятия практически не осталось.

После окончания в 1959 году ИФК Герман Матвеевич устроил меня в Белсовет “Динамо” инструктором. Прихожу на работу к девяти утра и сижу, ничего не делая, до шести вечера. Потом — на тренировку. Пришла к десяти, ушла в пять, потом сократила безделие еще на два часа… Сделали замечание: надо, мол, приходить к девяти. Не выдержала, пришла к Бокуну: “Не могу я целыми днями ничего не делать! Напишу заявление”. — “Ну, и увольняйся”. Уволилась и перестала ходить на тренировки. Через неделю Герман Матвеевич говорит: “Пиши заявление о приеме на работу”. Меня снова взяли, причем даже добавили 10 рублей к прежнему окладу. Но теперь я уже не сидела в кабинете, мне позволили набрать группу девочек, которых я стала тренировать.

Как спортсменка я быстро прогрессировала. В 1957-м впервые взяла в руки рапиру, через год выиграла республику и победила на Всесоюзных студенческих играх, а в 1961-м стала чемпионкой мира в составе сборной Советского Союза.

Леша

Студенческие игры в Смоленске стали счастливыми не только для меня, но и для Алексея Никанчикова, выигравшего турнир шпажистов. Герман Матвеевич познакомил нас и спросил у меня: “Ну что, Динка, возьмем в Минск этого парня?” Но тогда долговязый москвич ничем не привлек моего внимания. Примерно через полгода Бокун после тренировки говорит: “Девчонки, идем на вокзал встречать Никанчикова”. Он вышел из вагона последним: заспанный, на голове почему-то шляпа на шляпе, и в руках вещи. Подумалось: смешной парень — и только. Девчонки стали возле Леши крутиться, а я — никак. Может, это его задело, он поинтересовался: “А что это за черная ходит?” — “Это Динка Ясюкевич, выиграла республику и что-то строит из себя”. Многих зависть дергала: парень-то он был заметный, личность неординарная. Герман Матвеевич взял его к себе жить.

Я тогда встречалась с волейболистом Геной Ануфриевым, тоже москвичом, он служил в Минске в спортроте. Он был старше меня года на два, приглашал в кино, оказывал еще какие-то знаки внимания. В общем, хороший парень. Мама мне сказала: “Это твоя судьба!” Но я только рассмеялась — хохотушкой была еще той.

В 1959 году в Жодино мы готовились к Спартакиаде народов СССР. И стали наблюдать друг за другом не только сами, но и с помощью “шпионов”. Мне помогала Нина Хрущева, Леше — Вовка Юферов. Пока мы только переглядывались.

У Гены заканчивалась воинская служба, и он пришел ко мне со словами: “Дина, пойдешь за меня замуж — останусь в Минске, нет — вернусь домой”. Но я замуж не собиралась, мне уже Леша нравился. Гена расстроился, у него на глазах выступили слезы, а я подумала про себя: “Какая же я жестокая!”

Как-то в Москве у меня оставалось много времени до отъезда в Нальчик, и Леша предложил: “Дина, идем у нас посидишь, с мамой познакомлю”. С той поры он стал меня провожать. А Грушевка, как известно, имела дурную славу. Лешу однажды, после того как он меня довел до дома, сильно избили. Но мне ничего не сказал. Узнала об этом позже от других людей.

Борьба за власть

Мы встречались больше года. С мамой моей они сразу подружились, она его полюбила и потом всегда защищала. А он делился с ней новостями. Мне иногда обидно было, что мама постоянно берет его сторону, будто он ее сын, а не я дочь. Я возмущалась, а она мне в ответ: “Как ты можешь! Посмотри, у Мани Ваня и пьет, и поколачивает ее, а она его все нахваливает. А от Леши ведь дурного слова не услышишь…” И врач сборной СССР Нина Григорьевна мне рассказывала, как Леша восхищался: “Ой, Динка так хорошо моего Вовку воспитывает. Я вот так строго не умею…”

Расписались мы тайно от всех, но Герман Матвеевич об этом прознал, когда я сдавала паспорт на выезд в Польшу. Я просила его никому не говорить. Он недолго молчал. В 1960-м на закрытии первенства БССР объявил, что ставшие чемпионами республики Диана Ясюкевич и Алексей Никанчиков тем самым преподнесли себе свадебный подарок.

Первый месяц у нас не получился медовым, шла борьба за власть. У Леши была такая черта: если уж он на чем-то сосредоточился, остальной мир для него переставал существовать. Зову его кушать раз, другой, третий, четвертый, а он в ответ машинально: “Иду, Динуля, иду” — и ни с места. Несколько раз это заканчивалось тем, что я в отчаянии швыряла на пол тарелку с едой. Позже пришло понимание того, что есть рамки, переходить которые нельзя. И все вошло в нормальное русло.

Леше очень нравилось, как я готовлю. Бывало, еще ложку ко рту не успеет поднести, а уже хвалит: “Как вкусно, Динка!” Конечно, много говорили о фехтовании. Спорили, но слегка. Чаще всего он оказывался прав — Леша был склонен к глубокому анализу.

Житейские проблемы он решать не умел. Починить обувь, отремонтировать стиральную машину или автомобиль, вбить гвоздь — все это лежало на мне и было совсем не в тягость. Когда он приезжал домой после турниров и чемпионатов, мне очень хотелось встретить его достойно: что-то купить, приготовить вкусное. Он всегда это замечал. Зная, что я люблю цветы, с юга привозил розы или первые ромашки. Его мама возмущалась: “Все ей везет, а себе ничего не покупает!” Из-за границы Леша привозил обычно дорогие, модные вещи. У него был вкус, да и я модницей была. Однажды привез золотой браслет с надписью “Диана”. Я его потеряла и очень сокрушалась, а он успокаивал: “Не волнуйся, другой привезу”. Но больше такой ему не попался. После побед весь светился, понимал, что и для нас это радость.

Квартира

Несколько лет мы с Лешей обитали в однокомнатной квартире на улице Урицкого, кстати, на одной площадке с Бокунами. Они жили в трехкомнатной, но и этого было немного, ведь у них росли трое детей. Позже Бокуны получили пятикомнатную квартиру.

И мы с Лешей после того, как родился Вова, а мы добились высоких результатов на чемпионате мира 1966 года, надеялись, что получим трехкомнатную квартиру. Тем более что стояли первыми на очереди. Тогда как раз сдавался дом на Парковой магистрали (сейчас это проспект Машерова), в котором расположен магазин “Алеся”. Но выяснилось, что положенную нам квартиру намереваются отдать какому-то футболисту, который должен приехать из России и играть за минское “Динамо”.

В это же время заслуженный тренер СССР Семен Яковлевич Колчинский (наставник олимпийского чемпиона Григория Крисса и чемпионов мира Иосифа Витебского и Сергея Парамонова) настойчиво предлагал нам переехать в Киев в трехкомнатную квартиру на Крещатике. Видя, что в Минске нас уже не впервые игнорируют (речь уже шла не о трех комнатах — о двух), мы с Лешей почти решились на переезд в Киев. Хотя ему, конечно, трудно было менять такого тренера, как Бокун. Сам Леша поговорить об этом с Германом Матвеевичем не мог, он в таких вопросах всегда полагался на меня, а я шла и таранила, как танк. Бокун просил: “Дина, подождите, вот следующий дом будет ваш. Вы же первые на очереди“. Но после нашего письменного заявления ему пришлось доложить о том, что Никанчиковы собираются переехать на Украину, своему начальнику Ливенцеву, много лет возглавлявшему Госкомспорт БССР. Виктор Ильич сказал тогда Герману Матвеевичу: “Плохо, что вы так воспитываете людей, что они готовы уехать из-за квартиры. Но почему вы раньше этот вопрос не ставили и довели ситуацию до кризисной?!”

Тогда мы и получили эту квартиру, в которой живем уже около 40 лет.

Музыка в душе

Двери нашего дома всегда были широко открыты для друзей и соседей, на которых нам везло. В те годы дружили с семьей органиста и композитора Олега Янченко (к сожалению, он умер несколько лет назад в Москве). До сих пор у нас прекрасные отношения с Виолеттой Игоревной Прохоровой, она профессор в области онкологии и просто милая, интеллигентная женщина. Однажды я перенесла тяжелую операцию и осталась жива только благодаря ей и ее матери.

Музыку я всегда любила. В техникуме пела дуэтом с Лилей Никитиной, занималась в драмкружке. С удовольствием ходила на оперные спектакли и пыталась к этому приобщить мужа. “Леша, тебе не понравилось?” — “Нет, ну хорошо, Дина, но когда они пели хором, я ничего не разобрал”. А вот балет он смотрел с интересом. Будучи беременной, мы пошли на “Травиату” Верди. Тогда я впервые услышала, как застучался мой Вовочка.

Музыка у нас звучала в доме постоянно: покупали пластинки, позже появился магнитофон. Любила петь романсы, заучивала слова и пела их во время домашних посиделок с друзьями.

Сын

Вова стал чемпионом Советского Союза в составе сборной республики, но уже в 23 года закончил фехтовать. Его спортивная карьера могла сложиться и по-иному. Баскетбольный тренер Михаил Бицан считал, что у Вовы хорошие данные для того, чтобы стать классным игроком. Но занимался он баскетболом недолго. Дома оставить его было не с кем, а в спортинтернате, где я работала, он все время был у меня на глазах. Но и в фехтовании он не полностью реализовал свой потенциал.

Характер у Вовы и от меня, и от Леши. Я категорична в суждениях, особенно если убеждена в своей правоте. Леша отстаивал свою позицию не так жестко, добиваясь результата не напролом. Вова также сосредоточен, как отец. И как Леша, сын уважает людей и добросовестно относится к своему делу. Пристрастно, иногда настороженно воспринимает людей, которые говорят “Я знал твоего отца”. Знает, что не всегда за этим стоит искренность.

Много лет Вова преподавал физвоспитание в школе, и сейчас работает в системе образования. Везде, где бы он ни появлялся, слышу о нем только хорошие отзывы. Лежала в больнице, так он бегал ко мне по два-три раза в день, приносил все, что нужно было по диете. Одаривал медсестер и нянечек, только бы ко мне относились внимательно. Все вокруг Вовой восхищались. И я горжусь им. Единственный недостаток, который меня беспокоит: он никак не бросит курить…

Мои девочки

Я всегда тренировала только девчат-рапиристок. И добилась на этом пути некоторых успехов. Лена Жуковская в 1972 году стала чемпионкой СССР среди молодежи, а в составе сборной выиграла Кубок Европы. Татьяна Дронь — финалистка чемпионата мира, она, а также Таисия Клещунова, Лена Ситько, Галя Солдатова становились призерами юниорских чемпионатов Союза. За сборную республики фехтовали Лена Монахова, Наташа Брайчук-Грамс, Валя Острожанская, Вита Счестнович (она начинала у Светланы Солдатовой) много лет была и остается по сей день сильнейшей белорусской рапиристкой. Жуковскую и Дронь я взяла новичками, большинство остальных приезжали ко мне в спортинтернат из разных концов Беларуси.

Работала с удовольствием, девчонки шли ко мне с радостью. У нас всегда была домашняя комфортная атмосфера, лишенная дрязг и интриг. Свою лепту в это вносила и врач Викторина Анатольевна Сонкина, с которой мы дружили и сотрудничали. Увы, ее уже нет.

О титулах не заботилась, пока мне не сказали: “Дина, ты чего сидишь? Другие получают заслуженных неизвестно за что, а у тебя столько отличных рапиристок выросло. Если сама не пошевелишься, никто за тебя это не сделает”. Меня это задело, я обратилась к Дмитрию Шичко, который был тогда гостренером по фехтованию, и в 1990 году мне присвоили звание заслуженного тренера республики. Хотя, по справедливости, это должно было произойти на 10-12 лет раньше. А вот со званием заслуженного мастера спорта меня обошли. Пусть я была чемпионкой мира в команде, но ведь не раз, а трижды.

Приказано проиграть

Старшим тренером сборной СССР по женской рапире долгие годы был москвич Иван Ильич Манаенко, грамотный специалист, разумный стратег и психолог. Три места из пяти всегда были заняты его ученицами Галиной Гороховой, Александрой Забелиной и Валентиной Растворовой. За других два (иногда три) места шла жесткая борьба между остальными фехтовальщицами.

Я впервые попала в команду на чемпионат мира 1961 года, который проходил в Турине. В финале мы выиграли у Венгрии и завоевали золотые медали. Я выступала и в личном турнире, пробилась в финальную восьмерку Манаенко дал мне четкую команду: отдать бои Гороховой и Забелиной. Я выполнила приказ и все же оказалась не последней, седьмой.

Могла ли ослушаться? Конечно. Но тогда, скорее всего, на моей международной карьере был бы поставлен крест. А так я еще дважды пробивалась на чемпионат мира. И оба раза мы побеждали. Чтобы попасть на Олимпиаду-64, мне не хватило всего пол-очка. Манаенко взял вместо меня Люду Шишову, и она проиграла все что можно. А я всегда давала команде очки: как правило, две победы.

Чемпионками токийской Олимпиады стали венгерки. Они всегда были “моими клиентками”. За счет скорости их переигрывала. Иван Ильич потом сокрушался: “Надо было тебя брать, ты как счастливый талисман”.

Мудрый был. К своей троице подходит, видит, что кто-то из них мандражирует и говорит так: “Ты отдохни, подготовься, пусть фехтует Никанчикова, ей все до лампочки”. А мне вещает другое: “Выручай, Дина, видишь, она в штаны наложила”. И я выиграла оба боя да еще с нужным счетом.

После того как я родила Вову, возвращаться на дорожку не собиралась. Но Герман Матвеевич позвал. А я вес набрала лишний — 20 килограммов. Чтобы его сбросить, месяц бегала в горку. Половину удалось убрать. И тут Бокун объявил, что у него нет времени со мной работать. Тогда я обратилась к помощи Арнольда Чернушевича. И он меня здорово поддержал. Я выиграла турнир сильнейших рапиристок страны и попала на свой третий чемпионат мира. Команда у нас была сплоченная, как один организм. Вот и побеждали чаще других.

На дорожке

Все фехтовальщики на дорожке кричат. Я пищала. В боях всякое бывало. Синяки и царапины на руках и ногах — дело обычное. С Гороховой и Забелиной фехтовала успешно, с Растворовой мне было сложнее — она высокая. А самая, пожалуй, неудобная для меня соперница — Таня Любецкая, левша. Ее тренировал великолепный специалист и редкий интеллигент Виталий Андреевич Аркадьев. Он никогда не сквернословил и к своим подопечным обращался на “вы”. Это резко контрастировало с Бокуном, который на тренировках кричал и подбирал не самые мягкие выражения.

Однажды ученица Аркадьева во время боя стала жаловаться на плохое судейство. Виталий Андреич изрек: “Вы — дура!”, и отвернулся.

Самый памятный бой произошел у меня на чемпионате СССР. Наблюдаю за боем Шуры Забелиной, она ведет 7:1, до победы ей остается сделать один укол. Однако ее “замкнуло”, и она проиграла — 7:8. Ну, думаю, я бы не упустила. Назавтра встречаюсь с Забелиной, веду 7:1. И тут “замкнуло” уже меня: продула Шуре с тем же роковым счетом 7:8.

О памяти

Недавно побывала в музее “Динамо”, который создал и бережно хранит Евгений Иванович Павловский, председатель республиканской коллегии судей по фехтованию. Все-таки надо, чтобы новые поколения знали свою историю.

Мы с сыном много лет мечтали о турнире памяти Леши. Ведь он был звездой не только белорусского спорта, но и советского, и мирового. Не зря же ему, пятикратному чемпиону мира, в 1970 году присудили приз Фейерика, высшую награду Международной федерации фехтования.

В этом году турнир памяти мужа пройдет в четвертый раз. На первых двух я не была. То меня не могли найти, то пригласили на день, когда чемпионат закончился. И только в прошлом году наконец все сложилось по-человечески. Сейчас опять старая песня. Если бы не Павловский, нас бы снова проигнорировали. Я не посторонний человек и могла бы принять участие в подготовке этого турнира. Собираюсь вручить победителю памятную медаль, которую вылепил и изготовил известный белорусский скульптор Алесь Шатерник. Хочу, чтобы это стало традицией.

Я ни на кого не в обиде. У меня прекрасный сын, лучшая подруга — моя любимая сестра Светлана, с которой мы всю жизнь делим радости и горести. У меня есть надежные, проверенные временем друзья — Валентина и Алесь Шатерники.

Работаю в 51-й школе Минска в хорошем коллективе среди доброжелательных людей, а в свободное время — на даче. И берегу память о муже, равных которому не было на дорожке и в моей жизни.

Мои стихи

Сколько в жизни потерь

испытать мне пришлось,

Сколько горьких минут

Надо мной пронеслось!

Сколько хлыст роковой

Мою душу хлестал.

Изощренный садист

Да и тот бы устал.

Но я выжить сумела.

Я сказала: стоять!

Не хочу от судьбы

больше милостей ждать.

***

Не рыдать. Не стонать.

Стойко выдержать

ложь и измену —

все это бред.

В жизни самое главное —

выстоять

и оставить

свой маленький след.