Шлёпки

В отличие от Сергея Олехновича не могу похвастать целой россыпью интервью с легендарным игроком, которые мой приятель-журналист брал едва ли не по любому поводу. Что, впрочем, вполне оправданно, ибо Серега находился с Русланом в тесных дружеских отношениях, и я мало сомневаюсь в том, что, как только Расти закончил бы хоккейную карьеру, они сразу же вместе сели бы за книгу.
Вообще о природе взаимоотношений журналистов и спортсменов можно написать отдельную статью. Формы их дружбы весьма причудливы, но непременно базируются на симпатии, которая зарождается у звезды спорта, по определению окруженной десятком журналистов, как правило, к кому-то одному из них.
Следует полагать, именно к тому, кто не только искренне восхищается объектом приложения рабочих усилий, но и попадает с ним на одну волну. Мне тоже как-то посчастливилось — правда, на короткое время — подняться вместе с Русланом на ее гребень. После его удивительно откровенного интервью, увидевшего свет под названием “Артем с завода жениться не спешит”.
В нем Руслан просто и доходчиво рассказал вслух о том, о чем думают все, но зачем-то это скрывают. Считается, что такие материалы писать нельзя — мол, газету и дети читают. Но так думают только те, кто и понятия не имеет, какими интересами сейчас живут наши дети, что обсуждают и о чем говорят — поверьте, в этом они уже мало похожи на нас, выросших на “Свадьбе в Малиновке” и “Гараже”.
А тогда, на следующий день после публикации материала, на Руслана обрушился шквал звонков. От друзей, близких и знакомых — ошарашенных, удивленных, смешных, с хохотом в трубку и подначками, потому как в одном материале Салей умудрился оставить цитат не меньше, чем Гайдай в “Бриллиантовой руке”.
“Не знаю даже, что им говорить, — признавался Руслан, руля тогда еще воспетым в материале стареньким “Ниссаном”. — Поэтому решил, что пойду в отказ: мол, не я это. Просто напрягаться не хочется — каждому все рассказывать. Народ-то разный…”
Я перечитываю еще раз тот материал и улыбаюсь, вспоминая его радостно-недоуменное “Ты что, все это в газете потом напечатаешь?” Получая утвердительный ответ, он изумленно качает головой и неспешно продолжает (вот ведь загадочное качество белорусской ментальности): “Хорошо, давай тогда дальше…”
Интервью тринадцатилетней давности уготована долгая жизнь, и Бережков тут же вспоминает о нем, когда говорю, что хочу написать о Салее. Хотя странно, что потом с Русланом мы о том материале почти не разговаривали, а вот цитаты из него мне приходилось слышать порой в самых неожиданных местах. Как-то в точку попали его рассуждения о запутанных отношениях мужчин и женщин, особенно если они ознаменованы золотыми украшениями, которые принято носить на безымянном пальце правой руки.
В дальнейшем Руслан стал настоящим семьянином, но память — штука избирательная, она почему-то вырывает не счастливую идиллию на фото с женой и детьми, а поездку на одну из благотворительных акций — уже и не вспомнить, куда. Олег Шепель — тоже не чужой для Руслана человек — считает, что это был Быхов.
В минувшее воскресенье на очередной акции в этом милом городке Могилевщины он поднял тост за Салея и почему-то тоже вспомнил именно их…
Шлёпки. В них Руслан ходил во время своего знаменитого интервью, в них предстал перед торжественной делегацией отцов города, когда мы приехали туда десяток лет назад.
“И вот представляете, все в костюмах, национальных нарядах, каравай передают, а Руслан — в майке, джинсах и шлёпках на босу ногу — спокойно так его принимает”, — говорит Олег, и я вспоминаю лица представителей власти, которые нет-нет да и косятся на его ноги… А Расти безмятежно спокоен, будто так и надо…
Я рассказываю тот случай Бережкову, и он тут же приводит мне еще один пример — Овечкина и его знаменитый поход к Путину в тапочках. Это слишком, конечно. Руслан на прием к руководителям государства одевался, разумеется, соответственно, но почему-то кажется, что строгих смокингов он не любил и при случае менял их на одежду, в которой чувствовал себя наиболее комфортно.
Как и Сергей Рутенко — еще одного полпреда Беларуси в мировом спорте этим летом я неоднократно обнаруживал в центре Минска в похожих шлёпках. А на резонный вопрос о статусах и соответствиях Серега спокойно предлагал не париться, а носить в жару то, что нравится больше всего. И рассказывал, что европейцы никаких комплексов по поводу одежды и обуви не чувствуют вообще.
И выходит, что шлёпки — самая простая и естественная обувь — и есть атрибут свободного человека, которому, по большому счету, плевать на условности. Потому что этот мир придуман для любого из нас, и каждый сам имеет право решать за себя, что и где ему носить, как и о чем говорить…
Даже среди хоккеистов, по определению никуда не спешащих, Руслан выделялся особенно неторопливой походкой — слегка вразвалочку, чуть приволакивая ноги — со шлёпками, которые имеют свойство иногда цепляться за выбоины в асфальте.
Общался он так же, как передвигался: неторопливо, словно размышляя над тем, куда поставить ногу, поскольку местные реалии страсть как непредсказуемы. Читаю нашу переписку в “Одноклассниках” — о сборной, курсе доллара весной, о девчонках и всякой ерунде — и возникает чувство, будто мы идем вместе по родному Минску. И уже потому не хочется загонять себя ничем, а только радоваться жизни, которая цветет и пахнет совсем рядом — только руку протяни.
Помню наш поход к Егору Мещерякову — на презентацию его школы, где Руслану и Виталию Щербо пришлось выйти на площадку и проявить свои баскетбольные таланты. К удивлению многочисленной публики, у обоих это получилось отменно. Мы вместе возвращались домой, и я спросил Руслана, не хочет ли он вот так же, по стопам Егора?
“Нет, — убежденно ответил Руслан. — Я об этом даже не думал никогда. Выходит, это не мое”. А что его, он тогда мне так и не сказал, хотя догадаться было не так уж и сложно. Если не Америка, то Минск и сборная, где его лидерское место никогда не подлежало обсуждению. Кто-то из молодых хоккеистов рассказывал мне: когда начинал говорить Салей, остальные сразу умолкали. И говорил он, как всегда, не очень громко, не очень спешно, но так, что его слушали все.
Наверное, именно такой тренер и должен быть у нашей сборной — спокойно-убежденный в своей правоте, за которой почти тысяча матчей в НХЛ и ведра пролитого пота. Может, потому Руслан, никогда не относивший себя к вундеркиндам, в любом интервью между строк говорил молодым хоккеистам: все в ваших руках.
В своем артемовско-заводском интервью Салей уже в самом начале сказал, пожалуй, главную вещь.
— Выходит, ты и в отпуске тренируешься?
— В принципе могу тренироваться, а могу и балду гонять целыми днями. Даже уверен, что многие мои коллеги именно так и поступают, разве что в футбольчик могут поиграть для поддержания формы. Я тоже мечтаю о тех временах, когда мне не надо будет в начале июня идти в зал и заниматься физподготовкой. Но это будет потом, когда стану настоящей звездой…
Став звездой, он почему-то по-прежнему продолжал пахать и в отпуске, с помощью железа вытачивая свое тело к следующему сезону. А насчет коллег оказался стопроцентно прав: вспомните сами, сколько его ровесников продолжили выступления на высоком уровне до фактически 38 лет? А ведь Руслан наверняка затем отыграл бы еще как минимум пару сезонов и в КХЛ…
…На Московском кладбище его похоронили между Быковым и Мулявиным — о большем признании после смерти спортсмену, наверное, не стоит и мечтать. Мы так часто используем термин “герой нации” в отношении атлетов, защищающих честь страны за рубежом, что обесценили это понятие мимолетностью его присуждения ровно на тот отрезок времени, когда наш герой будет в состоянии подниматься на верхние ступени пьедесталов. Но как же быстротечно все это…
У деятелей искусства все по-другому. Музыка и литература живут по другим законам, и их авторам нет нужды каждый раз брать первые призы на фестивалях и конкурсах. Но Быков и Мулявин — это навсегда, как две вершины, к которым будет стремиться каждый, кто избрал тернистый путь творца. И наш Салей — тоже высота. Скажу это как спортивный журналист, которому, возможно, придется объяснять параллель тем, кто от спорта бесконечно далек и услышал-то о Руслане лишь по поводу крушения ярославского самолета.
Он не самый заслуженный — есть у нас те, у кого медалей и призов значительно больше, но Руслан — это самое то. Настоящий спортсмен в первую очередь должен быть не знаменитым чемпионом, а мужиком, который останется таковым в любых обстоятельствах — в схватке с противником, значительно превосходящим по силе твою команду, или же в интервью, в котором можно спрятаться за набором штампов, а можно и рассказать, как все бывает на самом деле.
Впрочем, у каждого из нас есть любимый герой. Я часто иронизировал по поводу фото, висевшего над столом Олехновича. У меня на этом месте красавица неземной красоты, а у Сереги — Салей и он. А сейчас пригляделся и обнаружил и у себя в комнате среди бесконечных девчонок-моделей Егора Мещерякова, который для меня герой не меньший, чем Руслан для Сереги.
Все это значит, что никуда моему тезке не деться. Ему, и только ему, надо писать книгу о Руслане — лучшем своем друге, который так много оставил после себя на земле.
По которой ходил в шлёпках — обуви свободного и счастливого человека.