Есть что вспомнить. Владимир Михута: с тех самых пор не матерюсь

Но теперь-то знаю: если федерация решит провести еще один матч с участием звездного СКА 80-х, Владимир Михалыч сможет напомнить себя 30-летней давности, когда от его бросков трещали штанги и рвались сетки за спинами лучших вратарей Европы. Он сидит напротив, выложив на стол огромные кулачищи. Былинный двухметровый богатырь в Минске по делам: решить в федерации вопросы новополоцкого клуба имени Левина, который он возглавляет. У нас есть время пообщаться на разные темы, и остается лишь подвинуть поближе к собеседнику диктофон. Повспоминать он любит…
— Когда переодевались в раздевалке, готовясь к стартовому матчу марафона, такая волна воспоминаний нахлынула. Помню всех ребят-армейцев легкими и стремительными. А сейчас это уже серьезные дядьки — по полтиннику, с животами, подбородками, лишним весом. Хотя, надо признать, я оказался здесь среди лидеров. Тяжеловато было, чего скрывать… Хотелось, наверное, всем оказаться молодыми и вновь провести эту жизнь в гандболе. Я точно не отказался бы.
Родился в деревне Тулово. Это одиннадцать километров от Зельвы — райцентра на Гродненщине. Тренер заприметил на соревнованиях по легкоатлетическому многоборью еще в четвертом классе и пригласил в гандбольную секцию. Откровенно говоря, деваться было некуда: в городке эта секция была единственной. И я, заметно выделявшийся ростом среди ровесников, подходил для нее как никто другой. Но была проблема — большие расстояния. И родители отнюдь не горели желанием отпускать меня в эту даль ради кого-то гандбола. Так что всерьез начал тренироваться только в девятом классе. А уже через год Спартак Миронович и Виктор Косинский забрали меня в минский спортинтернат.

— Представляю, каково деревенскому парню было адаптироваться в большущей столице…
— Да уж, непросто. Минск раньше только по телевизору видел. Смешно, наверное, выглядел со стороны. Угловатый провинциальный хлопец, все было в новинку. Большой соблазн такого подмять, заставить “шестерить”, быть на подхвате. Поэтому поначалу приходилось много драться. Иногда и одному против нескольких. Троих еще мог удержать, а вот если толпой налетали, то потом их по одному вылавливал. Считаю, в том возрасте по-другому и быть не могло. Так мы проходили естественный отбор.

— В СКА тоже приходилось подобным образом отбираться?
— Нет, тогда уже повзрослели. Да и времени не было заниматься ерундой. Практиковалась, конечно, школа молодого бойца. Но довольно безобидная: потаскать мячи, лишний раз подежурить. Стариков мы уважали, обращались к ним не иначе, как “дядя”. Гречин — дядя Саша, Гуско — дядя Леня, Сидорик — дядя Вася и так далее.

— Кто был лучшим другом?
— Всегда старался делить номера с теми, с кем взаимодействовал на площадке: Игорем Кашканом, Сашей Мосейкиным, Женей Сапроненко. Но когда месяцами торчишь на сборах в одной и той же компании, хочется немного сменить окружение…

— Девушки?
— Любил пообщаться с теми, у которых высок интеллект. Чтобы юмор понимали и все такое… Надо было все же отвлекаться от суровых гандбольных будней.

— Слышал, так отвлекались, что могли и тренировку проспать…
— А вот это неправда. За все время не пропустил ни одной. Даже когда гланды удалили, через семь дней пришел в зал и сел на трибуне. Миронович спрашивает про здоровье, а я ответить не могу. Только головой мотаю. Он вначале попросил руку поднять, затем ногу. И сделал вывод: “Так, давай на площадку…” И я пошел, хотя врачи дали полтора месяца на реабилитацию.

— У Спартака Петровича не забалуешь…
— Он одним взглядом мог моментально повысить работоспособность любого. Вот влез в его шкуру и понял, что Миронович — прирожденный тренер. Он был жестким и вместе с тем обладал отменным чувством юмора, мог разрядить обстановку шуткой, выпустить пар…

— Какими стимулами вас вдохновляли?
— Да особых-то и не было. Когда впервые выиграли Кубок СССР, дали на команду шесть квартир. Сам командующий Белорусским военным округом подписал приказ о выделении жилплощади рядовому Михуте. В Минске как раз был тур чемпионата, мы обыграли ЦСКА, который прежде редко могли одолеть. И с легкой душой поехали смотреть квартиры. Занятие весьма приятное. А назавтра играли с львовским СКА — командой из хвоста таблицы. И надо же такому случиться, что игра не пошла ни у одного из шестерых потенциальных новоселов. Мы уступили, москвичи нас снова обошли. Но потом, правда, по ходу сезона их еще обыгрывали, в том числе в Москве, и добыли-таки золото. Командующий тогда накрыл великолепный стол. Начало мая, а там уже и клубника, и черешня… О спиртном не говорю. “Такие мужики должны не шампанским сырость в желудке разводить, а пить коньяк”. Миронович только за голову схватился. Но как он мог генералам перечить?
А еще стимулом для роста спортивного мастерства были зарубежные поездки. Это сейчас ими никого не удивишь, а раньше о лучшем подарке и не мечтали. Нас постоянно куда-то снаряжали. Регулярно заполняли множество анкет и бумаг. Но только почему-то редко ездили, хотя набор предполагаемых стран выглядел экзотично: то Иордания, то Эфиопия, то еще какая-нибудь держава победившей демократии, которую надо было еще отыскать на карте.

— Однако когда команда начала попадать в еврокубки, проблем с выездами наверняка не стало. Правда, неясно, как вы собирали сведения о будущем сопернике. Ведь ни интернета, ни спутниковых антенн тогда не было…
— Да, ехали в основном наугад. Но на всякий случай считали соперника очень сильным. Тренеры, надо отдать им должное, всячески это настроение поддерживали: мол, там такие мощные игроки, что просто огонь… Больше всего в дебютном Кубке кубков сезона-82/83 мне запомнился “Гроссвальштадт”. Небольшой немецкий город. Там, наверное, половина населения занималась гандболом и разбиралась в нем весьма профессионально. Клуб двумя годами ранее выиграл Кубок чемпионов и Суперкубок Европы, так что в представлении не нуждался. Поразила атмосфера матча: рев трибун, гром барабанов и звук преодоления самолетом звукового барьера, который лился на нас из колонок. Мы друг друга не слышали. Площадка окружена зрителями, и их ноги едва не упирались в игровое поле. Короче, все было непривычно — особенно после наших союзных туров, когда во дворцах спорта и муха не могла пролететь незамеченной. Мы проиграли там пять мячей. Вероятно, из-за того, что не привыкли тогда еще выступать в таких шумных залах. Это немцев и сгубило. Они думали, такого запаса хватит. А мы в Минске выиграли десять. Как сейчас помню, у меня было пять бросков — пять голов. Они меня персонально взяли, а Кашкан скомандовал: “Все, давай уводи своего отсюда, сам как-нибудь разберусь”. А уж Игорь мог! Или гол, или пенальти. А семиметровые бесподобно исполнял Саша Каршакевич. Потом победили венгерский “Волан” и в финале вышли на бухарестское “Динамо”. Это был действительно очень сильный клуб. Однако на выезде обыграли его в двенадцать голов — просто порвали отрывами. В них минские армейцы всегда были мастерами. Дома, правда, уступили пару мячей, но значения это уже не имело…

— После того феерического успеха трудно было не подхватить звездную болезнь…
— А у меня уже противоядие имелось: ведь был чемпионом мира среди юниоров. Наоборот, всегда старался быть незаметным. Если кто-то останавливал на улице, выдавал себя за брата-близнеца Володи Михуты.

— Откуда такая скромность?
— Болельщиков любил, но иногда и они надоедали. Только одному все объяснишь, как следом подходил другой с таким же вопросом. А на горизонте уже третий с четвертым. Иногда говорил: “Ребята, соберитесь вместе, и тогда пообщаемся”. Если же знакомился с девушкой, то старался сохранить инкогнито. В самом деле, зачем козырять достижениями? Надо, чтобы человек тебя любил за душу, а не за медали.

— Кто был самым неприятным соперником в чемпионате страны?
— Самым грозным — ЦСКА. А самым неудобным для меня — МАИ. Уж очень нестандартно москвичи играли. Вроде хорошо выходишь на бросок, прыгаешь неплохо, угол уже намечаешь, и вдруг — р-раз: откуда-то вырастают руки…

— Правда, что защитник ЦСКА Евгений Чернышев вас чуть ли не гипнотизировал?
— Как раз против него было проще. Он же меня в сборной натаскивал. Я не считал зазорным после тренировки поработать с ним и Юрием Климовым над бросками и действиями в защите. Знаешь, меня в 78-м году, когда, по сути, только начал познавать гандбол, пригласили на сбор в национальную команду Союза. Жил в одном номере гостиницы “Спорт” с олимпийскими чемпионами — Сашей Анпилоговым и Валерой Гассием. Тогда была мода — искать по стране перспективных высоких парней. Ее провозгласил главный тренер сборной СССР Анатолий Евтушенко после выигрыша олимпийского золота в 76-м. Мол, это достижение стало возможным главным образом потому, что наша сборная в Монреале была самой высокорослой. И тогда же было решено: если в каждой команде высшей лиги не окажется двоих двухметровых, она будет полтайма играть в меньшинстве. Вот я и оказался именно в этом, считай, олимпийском призыве. И очень хорошо понял уже на первом сборе, как же много мне еще пахать, чтобы стать в строй лучших советских мастеров. Затем тренировался одновременно в двух сборных — молодежной и национальной. А еще были и сборные Вооруженных сил — юниорская и взрослая. На Спартакиаде дружественных армий мы однажды взяли серебро, а другой раз — золото.

— Это когда в одном из матчей набросали 83 мяча афганцам?
— Я эту игру запомнил по странному запаху, который от этих ребят исходил. Хоть стой, хоть падай. В перерыве принял душ и сказал, что на площадку не выйду, не мог больше этот аромат выносить. Тренер сказал, что неудобно их “под ноль” разделывать, нужно и пропустить. Мы их в защите вообще не трогали, так чудаки вылетали и бросали вратарю в лицо, даже в ворота попасть не могли! Семиметровые не забрасывали. Так что все голы в наши ворота были исключительно заслугой защиты и вратаря. Тот уворачивался от мяча как мог…

— Тяжеловато, наверное, было в молодом возрасте за столько сборных играть…
— Меня Миронович постоянно ругал, что возвращался со сборов разобранным. А как по-другому? Там пашешь двадцать дней, а в Минске снова на ОФП попадаешь. А потом еще и предсезонка где-нибудь в Леселидзе или Ильичевске — три тренировки в день по жаре. В зал приходишь — двери и окна настежь, а температура под пятьдесят, потому как потолок заделан смолой. А она всасывает солнечную энергию и капает на площадку, только берегись. Зато физически мы были готовы великолепно. Помню, на сборах перед Олимпиадой-80 сдавали тесты на скорость, силу и прыгучесть. Так по их результатам первая тройка выглядела так: Михута, Каршакевич, Леша Жук — считай, все минские армейцы. А хочешь расскажу, как однажды у Мироновича червонец выиграл?

— С удовольствием послушаю.
— Я, как только в СКА попал, сразу за физподготовку принялся, в том числе и после тренировок. Как-то в тренажерном зале жал штангу — подхода три делал на двадцать раз с весом семьдесят кило. И когда уже готовился опускать снаряд на стойки, вдруг услышал голос Спартака Петровича: “Вовка, а вот если удержишь на полусогнутых минуту, десять рублей твои”. И откуда он взялся? Я уже никакой, но надо терпеть. Десятка по тем временам — деньги немалые, особенно для молодого парня. Круги перед глазами пошли, руки дрожали, но уперся из последних сил. И, наконец, услышал: “Ну ты и упрямец, давай опускай…”

— Однако при всем упорстве на московскую Олимпиаду-80 Михуту не взяли…
— На Играх в Москве мне исполнился бы 21 год. Подумывал, что здорово было бы отметить это событие именно в столице, разумеется, после финиша. Но москвичи перетянули, предпочли Витю Махорина. Впрочем, не видел, чтобы его на площадку выпускали. А уже по окончании турнира, когда наши стали вторыми, все тренеры заговорили, что нужно было брать Михуту.
“Он бы свои три забросил, а больше там и не надо было…” А я действительно забросил бы. В 83-м встречался на Спартакиаде дружественных армий с этими гэдээровцами. Мы сначала много проигрывали, а потом меня выпустили, несколько штук положил и столько же пасов в линию Сане Рыманову сделал, и немцы без вариантов проиграли.
Перед Играми-84 Евтушенко вызвал на первый сбор тридцать трех игроков. Показал на меня: “Это первый кандидат на Лос-Анджелес”. Однако от той Олимпиады, как известно, СССР отказался…

— Как много заработали за карьеру в СКА?
— Ничего. Нищим пришел, таким же и ушел.

— А как же победы, звание лучшей команды мира?
— Какие нам премии тогда давали? Спальный мешок да часы “командирские” от командующего. Меня в разные места сватали — в тот же ЦСКА, МАИ. Естественно, в денежном плане там было интереснее. Да и выездов за границу — по пятнадцать за год, чтобы поправить материальное положение. Только как я мог изменить клубу, где начал тренироваться?

— Изменить все же пришлось…
— Это из-за непростых семейных обстоятельств. В 85-м уехал в тбилисский ГПИ, тогда же в ЦСКА перешли Кашкан и Юра Захаров. Меня тоже звали, но Миронович дисквалификацию сделал — за то, что недоиграл сезон. А в Тбилиси травму получил — мениск. Надо было его залечить немного, но тренер попросил помочь команде. На следующей игре сместил нагрузку на другую ногу, надорвал ахилл. А это такая травма, что страшное дело…

— Володя Жук, игравший тогда с вами за ГПИ, очень хорошо отзывался о Тбилиси: мол, условия были сказочные…
— У него — лучше, чем у меня. Он еще на год остался. А я уехал. Тем более что ситуация там уже начала накаляться, давление на русских усиливалось…

— Вы не похожи на того, кого можно подвергнуть давлению.
— Меня везде за своего принимали. Отпустил усы, “аэродром” на голову надвинул и пошел — ни за что от настоящего тифлисца не отличишь. Город специфический. Природа такая, что не забалуешь. Летом жара под сорок, зимой — сильнейший ветер, слякоть под ногами. Для гандбола, впрочем, условия были практически идеальные. Зал хороший, новая гостиница рядом. Но там, чтобы нормально себя чувствовать, надо родиться. Совсем другой менталитет. С девушкой, например, на улице просто так не познакомишься. Это считалось неуважением, могли и ножом полоснуть. Причем даже незнакомые люди сразу же спешили на выручку, стоило девушке выказать неудовольствие в отношении слишком навязчивого мужчины.

— Ну, и как же тогда?
— Искались другие пути.

— Драться приходилось?
— Да, надо было ребят защищать. Мой друг, бывший пятиборец, привез в Тбилиси бригаду строителей. Ребята день рождения отметили и распустили языки. А грузинам не нравится одно наше бранное слово — и понеслось. Я, кстати, до сих пор не матерюсь, потому что тогда за три года разучился.

— Заработать хоть удалось?
— Да какое… В Минске чистыми сто сорок получал. Там пообещали пятьсот. Но таких денег ни разу не видел. С началом перестройки моя трудовая начала кочевать по самым разным местам. Шел за зарплатой в одно общество — его уже разогнали. В следующем месяце из нового места переводили в другое. И так постоянно. Покупал тушу кабана или барана, отдавал повару, и он мне готовил все, что просил. Но после травмы желание уехать окрепло. Да и обстановка усложнялась — с русскими женщинами могли на улице что угодно сделать, мужчин тоже не приветствовали. Грузия стремилась к самостоятельности, избавлялась от наследия великой империи.
Тогда Николай Чигарев МАИ принял, позвал к себе. Говорю: “Коля, помочь не смогу, весь перебитый…”. А он: “Хоть дух командный авторитетом укрепишь…” Не скажу, что сильно там отличился в игровом плане. Но настроение в команде действительно поднял. А в 90-м вернулся домой, лечился. Бассейн, спортивный зал, кроссики. Смотрю, парни стали за рубежом устраиваться. Подумал: может, и мне стоит попробовать? 31 год — разве возраст? Пошел в институт физкультуры, к Аркадию Гургеновичу Мовсесову, попросил, чтобы включил в команду. Съездили на пару турниров. Российские и украинские тренеры стали на части рвать. Мол, давай за границу тебя продадим. А я подумал, что лучше деньгами родному СКА помочь. Отправился к Мироновичу. Он позвонил Герду Бутцеку, и тот меня сразу вызвал в Германию. Но, как только начал серьезно тренироваться, все травмы о себе и напомнили. Вида не подавал, научился играть через боль и слезы. Надо было зарабатывать. Вначале во второй лиге получал 2500 марок, а когда опустился в региональную — 1500.
Затем вернулся к себе в Тулово. Решил стать предпринимателем. Открыл деревообрабатывающее предприятие — сам здание строил. Но его затем отобрали местные чиновники. Моя вина: надо было землю выкупить, а уже потом что-то делать. Не тех послушал, в итоге и прогорел. Видно, не мое это. А потом в Зельву заглянул Владимир Николаевич Коноплев. Подарил гандбольной школе мячи, экипировку, ворота и, само собой, значительно поднял в районе авторитет нашего вида спорта. Дело правильное. Надо больше встречаться с местной властью и хотя бы намекать ей, что есть вид спорта, который когда-то приносил стране мировую славу. Ну, и селекция необходима. Искать таких вот Михут по поселкам и деревням. Чтобы побеждать на Олимпиадах, нужны самородки…

— Вы теперь работаете в новополоцком гандбольном клубе…
— Два года назад под Витебском, при гимназии в Лужесно, построили современный зал. Там мы собрали лучших детей из тех, кто есть в области. Надеемся, со временем они усилят клуб. Плохо, что в самом Новополоцке зал напоминает курятник — 18 на 32 метра, да еще балконы нависают над площадкой так, что пас толком не отдать. Играть можно только усеченными составами, семь на семь просто не помещаются.

— Травмы дают о себя знать?
— У меня порвана суставная сумка большого пальца. Он так выворачивается, что племянник ребятам сказал, будто я специально операцию сделал, так лучше мяч в ладони держать. В команде даже брожение пошло: может, всем такую сделать?

— Гандбол снится?
— Часто. Вот один из последних снов. Я в майке сборной СССР — почему-то в Америке, гуляю по Бродвею. Еще игры, банкеты какие-то…

— И если вернуться назад, снова выбрали бы гандбол…
— Если честно, в детстве очень нравился хоккей. Играли на пруду деревня на деревню. А если бы тогда были такие ледовые дворцы, то, наверное, выбрал бы клюшку и шайбу. Хоккеем и тогда все бредили, особенно после суперсерии-72. Михайлов, Петров, Харламов, Кузькин, Ляпкин, Цыганков… Батя как раз телевизор купил. Так ночью никто не ложился, все смотрели. Даже соседка тетя Соня приходила. А наутро мы брали клюшки, вырезанные из можжевельника, из каблуков кирзовых сапог мастерили шайбу, сооружали ворота — это было самое простое — и гоняли до вечера. Родители хоккей ненавидели — обувь быстро стиралась. Коньки стоили больших для деревни денег. Понятно, что никто их себе позволить не мог.

— В хоккей вам сейчас бы. Стали бы тафгаем, да отстаивали честь страны в играх с “Витязем”.
— Я ребятам говорю, что и гандболист должен быть крепким. И в то же время выносливым и эластичным. Есть броски, исполнить которые может только спортсмен, отлично владеющий телом. Шлифовать броски никогда не уставал. Когда только попал в СКА, подходил к Гречину, Семенкову, Лене Гуско. Понятно, надо было многому научиться. Болельщикам же не объяснишь, что в восемнадцать лет очень трудно пробить защиту, где стоят олимпийские чемпионы. Сейчас, правда, былые нагрузки сказываются. Иной раз и захочешь пробежаться. Но представишь, как колени заболят, и отказываешься. Даже на девятый этаж забраться проблема. Утром проснешься — хоть на руках ходи, пока боль уймется. Зато перемену погоды чувствую. Если колени крутит, готовь завтра зонтик. У ребят спрашивал — такая же картина…

— Плохая реклама большого спорта получается…
— А чем еще себя можно было в молодости занять? Ну не получали мы больших денег. Зато болельщики нас любили, мир посмотрели. Спортсменом в любом случае лучше быть, чем алкоголиком или наркоманом. Конечно, это крайности, но у каждого человека своя судьба. Наша — такая. К чему ты предрасположен, вообще понять трудно. Начал заниматься спортом, добился каких-то результатов — и никуда уже не деться. Хочешь еще и еще, ставишь задачи выше и выше. Могу сказать молодым гандболистам, которые это прочтут: научитесь играть на усталости, когда пульс под двести, старайтесь даже в этом состоянии держать голову холодной. Наудачу в ответственных играх мячи в ворота не зайдут. Поэтому надо оставаться после тренировки и до блеска броски отрабатывать. У нас вроде есть хорошие ребята. Но технический арсенал у них крайне беден. Один-два броска — и все. Но есть же опорные, с первого шага, с опережением, с переводом в дальний и ближний углы, с отклонением туловища. Если у гандболиста будет десяток хорошо отработанных вариантов броска, у него намного увеличится огневая мощь. Самое главное — никогда не подумать, что все умеешь, избавляться от технического брака. Нет ничего глупее неподготовленного броска при игре мяч в мяч, когда любая ошибка равна проигрышу. У нас в СКА ребята в этом плане были очень ответственные. Если бросали, то наверняка.

— О чем разговариваете при встречах с партнерами тех времен?
— О гандболе, конечно. Сравниваем, как играли тогда и теперь.

— Есть мнение, что золотой СКА не имел бы сейчас шансов против сборной страны.
— Я так не считаю. Вот есть ли сейчас у нас такие крайние, как Каршакевич и Шевцов? А задние игроки уровня Тучкина или Михуты? А Кашкан второй есть? Говорят, что скорости уже совсем не те, игра иная? А для нас сегодняшние правила были бы, как коту сметана. Если соперник попадал под наши отрывы, его песенка была спета, могли любому легко привезти и десять, и пятнадцать мячей. Мы выигрывали за счет быстроты и подвижности. Так что в нынешнем гандболе команда в этом компоненте только прибавила бы.

— То есть вы сейчас и Лигу чемпионов могли бы выиграть?
— Думаю, да. Надо просто взять и сравнить игроков. Кашкан или Свириденко в розыгрыше — они что, хуже Карабатича? У нас еще Саня Лоссовик был, белорусский разыгрывающий, который потом в ЦСКА ушел. Так он с десяти метров с опоры такие “пушки” засаживал, что вратари мяч лишь в воротах замечали. Да и вообще не вижу в мировом гандболе сегодня таких игроков, как Эрхард Вундерлих, Василе Стинга или Саша Анпилогов. Это колоритные личности, которых невозможно спутать с кем-то другим. Мяч в руках — все, вратарь, готовься… А сегодня посмотришь: один голкипер снимает пятнадцать выходов один на один, другой — тоже. Все говорят, что выросли скорости. Но какой от этого прок, если люди не научились ими распоряжаться? Брака технического сколько! И толку в этой суете? Все-таки Мироновичу надо передать через газету большое спасибо. За то, что научил меня играть. Видел много тренеров. Но он, бесспорно, самый великий…