БЫВШИЕ. Владимир парфенович: меня вытолкали за флажки

Впрочем, сам олимпионик бывшим себя не считает, к плугу и “комиссионке” примеряться не думает и на интервью приехал не на хромой советской кобыле, а на салатовом “Мерседесе”-кабриолете, заметно выделяющемся из пестрой толпы коллег-автомобилистов. Явно не стремится Парфенович начинать новую жизнь. Следует полагать, больше нравится ему старая…

О ней, собственно, тоже хочу поговорить. Очень мне интересно, как чувствуют себя бывшие спортсмены в политических коридорах, и нормальная ли это тема — продолжить там свою трудовую деятельность на благо родины. Беспокоюсь я в этом случае исключительно об интересах тех, кто уже несмело наметил себе подобную дорогу, продолжая пока еще уверенно всходить на пьедесталы чемпионатов. Кто им лучше об этом расскажет, чем не Парфенович?

Одна только есть загвоздка: чтобы Володя не слишком увлекался деталями, ведь нашу газету и так сейчас всеми силами толкают за флажки, когда хотелось бы как можно дольше, насколько хватит сил, оставаться посередине, самими собой — не петь в хоре, но и не лаять из-за забора. Об этом, усевшись на террасе одного из столичных кафе, своего собеседника и предупреждаю осторожно, на что получаю понимающий кивок, хотя далее следует реплика о том, что название проекта для Парфеновича мы выбрали не самое удачное: “Будущие” — было бы гораздо лучше”. Как об стенку горох…

ИЗ ДОСЬЕ “ПБ”

ПАРФЕНОВИЧ Владимир Владимирович. Родился 2.12.58 в Минске. Заслуженный мастер спорта. Трехкратный олимпийский чемпион. Победитель Игр XXII Олимпиады в Москве 1980 года по гребле на байдарке-одиночке на 500 м и байдарке-двойке с украинцем Сергеем Чухраем на 500 и 1000 м. Девятикратный чемпион мира (1979, 1981-1983). Девятикратный чемпион Европы (1979, 1981-1983). Обладатель трех серебряных наград чемпионатов мира (1978, 1983). Победитель соревнований “Дружба-84”. Семнадцатикратный чемпион СССР (1977-1984). Девятнадцатикратный обладатель Кубка СССР (1977-1984). Четырехкратный победитель Спартакиады народов СССР (1979, 1983). Награжден орденами Трудового Красного Знамени и Дружбы народов. Первый тренер — Петр Ковганов. В настоящий момент — председатель Белорусской федерации гребли на байдарках и каноэ.

— В недавнем прессболовском Интернет-голосовании на предмет определения лучшего спортсмена Беларуси за всю послевоенную историю ты занял шестое место. Такой результат льстит самолюбию?

— Безусловно. Особенно если учесть, что мы традиционно воспринимаем футбол как элитный вид спорта. Его представители всегда светятся куда больше, чем другие. К Эдуарду Васильевичу Малофееву вообще претензий нет. Как спортсмен, тренер и человек он сделал для Беларуси очень много.

Мне кажется, в этом опросе сработал не столько факт спортивных достижений — иначе всех многократных чемпионов можно было элементарно выстроить по количеству завоеванных олимпийских медалей, — однако еще и то, как человек затем строил свою жизнь.

Покоренная олимпийская вершина — это только один из тех пиков, которые должен достичь настоящий победитель. Знаешь, как у альпинистов — у них всегда за одной высотой следует другая. Спортсменам, конечно, тяжелее, им приходится долго адаптироваться в другой жизни, но сильный человек обязан выживать в любых обстоятельствах.

— Парфенович, несомненно, сильный, ибо оказался, если не ошибаюсь, первым белорусским атлетом экстра-класса, решившим пойти в политику…

— В принципе так оно и есть, но эта вершина пока еще мной не покорена. Белорусский парламент я могу сравнить с четырехтысячником. Но есть же высоты и покруче, верно? Семитысячник, например…

— Спикером, что ли, стать?

— Нет, это 5000 — не больше. Базовый лагерь. Если бы наш парламент избирался в открытых выборах действительно всенародным образом, то такой пост стоил бы куда больше.

— А не страшно ли тебе вообще было готовиться ко всем этим восхождениям? Там ведь лавины тоже случаются…

— Вспоминаю начало своей работы в парламенте — перед каждым выступлением волновался точно так же, как перед стартом на международных соревнованиях. Пройти три Конституционных суда еще никому, кроме меня, не удавалось — а это, я тебе скажу, серьезная штука. Но я отстаивал интересы наших граждан, и потому их итоги неизменно имели положительный результат.

— Как быстро освоился в Палате?

— Два года. Этого срока хватило для того, чтобы определиться и стать таким, какой я сейчас есть. Нет, конечно, можно было совершенно спокойно проплыть по течению, не задираться с властью, не лезть туда, куда тебя не просят, и чувствовать себя великолепно. И эта власть меня бы уважала и любила со страшной силой. И сидел бы я сейчас преспокойно в новом парламенте и одобрительно кивал бы в такт выступлению главнокомандующего, делая умный вид и изображая пометки в блокноте. Но ведь есть же еще и собственное мнение, верно? А с ним бороться тяжело. Во всяком случае, мне… Настоящие спортсмены — это люди, которые видели многое хотя бы потому, что в своей жизни изрядно поездили и некоторые вещи им трудно принять на веру. Нужны доказательства, а их чаще всего не хватает…

— Ладно уже всех спортсменов мерить одним аршином. Такой же, как и ты, трехкратный олимпийский чемпион Александр Васильевич Медведь, например, делает немало полезного и хорошо себя чувствует на всякого рода общественных должностях, не вступая ни в какие конфликты с властью…

— У каждого в жизни есть свои цели. У Медведя свое счастье, а мне хочется жить не во благо общественных организаций, а во имя общества, людей. Вот и вся разница.

— И что же такого хорошего сделал Парфенович для простого народа?

— Я отстаивал их интересы в вопросах пенсий, платной медицины и свободного выезда за рубеж. Думаю, это немало. Если бы мы в свое время не завернули платные медицинские услуги, то сегодня эта тема получила бы свое развитие, и операции в государственных лечебных учреждениях делали бы за деньги. А кто сделал эту подачу? Александр Григорьевич… Ты чего морщишься?

— Да уши не успел закрыть. А все от отсутствия чутья — это у вас, политических волков, проблем с такими инстинктами априори уже, наверное, не возникает…

— Какие там волки… Сейчас говорят, мол, рано вы, ребята, все начали. А что, надо было сидеть четыре года и прятаться за спины?

— Попытаюсь увести разговор в сторону. Неужели спортсмен, попадающий, по сути, в высший орган законодательной власти, настолько легко адаптируется там для того, чтобы вести самостоятельную партию? На мой взгляд, это просто жуть какая ответственность…

— Если бы я сейчас был членом национальной сборной и заседал в парламенте, то это выглядело бы откровенно глупо. Но ведь после окончания моей карьеры прошло уже 20 лет, на протяжении которых я обрел опыт в различных сферах человеческой деятельности — в том же бизнесе, например. Так что сделал этот шаг абсолютно естественным образом. И теперь мне понятно, почему политику называют грязным ремеслом. Потому что ее делают грязные политики…

— А разве в мире есть страны, где политику делают джентльмены в белых перчатках?

— Да не надо валить на весь мир. Прежде всего стоит посмотреть на себя. Есть вещи, которые касаются только нас. А мы постоянно на кого-то оглядываемся. Знаешь, когда Иисус Христос взял крест и понес, то его никто не заставлял это делать. Но кто-то же должен нести?

— То есть, оглянувшись по сторонам, ты сделал вывод, что подходишь для этой животворящей и, прямо скажем, нелегкой физической миссии лучше других…

— Дело не во мне — просто кто-то должен выражать мнение, отличное от официального. Одно, второе, третье, четвертое, пятое… Это абсолютно нормальная вещь, которая, по-моему, не нуждается ни в каких доказательствах. Но у нас свободу мнений и суждений называют деконструктивизмом, раскачиванием лодки и еще бог знает чем.

— Володя, но ты же спортсмен, зачем тебе эта политика? Бери в руки плуг и поднимай целинные медальные резервы или, еще лучше, окучивай благодатную ниву международного спорта — как те же Бубка с Поповым. И люди при деле, и их странам приятно…

— Я никогда не ставил себе целью стать министром спорта или хотя бы его замом. Впрочем, когда закончил карьеру, у меня было желание работать там, где разбираюсь более всего — то есть в спорте. Но только кому я там был нужен? В спорте существует точно такая же чиновничья мафия, как и везде, которая не пускает в свои ряды ни одного человека со стороны. Посмотри на сегодняшнее руководство — что, там много бывших спортсменов?

— Уж извини, Володя, но в этой так называемой “мафии”, по-моему, всегда хватало твоих друзей…

— Ты имеешь в виду всесильную футбольную команду парламента и правительства? Конкретно помощника президента по спорту и вице-президента НОКа Геннадия Алексеенко? Когда я работал в парламенте и отстаивал его интересы, то ему, конечно, это было на руку, чтобы потом выйти наверх. А когда я стал так называемой персоной нон грата, то Геннадий… Как бы это помягче… Боится снять трубку.

— По-человечески Геннадия Павловича, наверное, можно понять…

— Нет. Я не понимаю тех, кто говорит, мол, “мы маленькие люди, и нам приказали”. Таможенники прекрасно знают, что я — нормальный человек, и мне не придет в голову переть через границу ящик из-под ксерокса, наполненный долларами. Тем более что наличные деньги в мире современных технологий давно уже не ходят. Но тебя все равно раздевают до трусов и осматривают в течение полутора часов, бесконечно твердя при этом про “маленьких людей”. А что же тогда говорить о рабочих какого-нибудь фурнитурного завода. Они — кто? Блоха, что ли, неподкованная?

— Да ладно, прицепился… Белорусы в принципе нормальные ребята… И характер у них тоже имеется.

— А какой характер нужен для того, чтобы постоянно лизать заднее место?

— Теперь я понимаю, почему Парфеновича его друзья больше не берут на выездные матчи парламентской футбольной команды…

— Да и на домашние тоже. Но я по этому поводу не особенно переживаю. Значит, друзьями они были только на словах. Хотя я и раньше об этом догадывался…

Понимаешь, все начинается с очень простых вещей. Тебе говорят: “Вот эту кнопку при голосовании надо нажимать всегда, а до этой даже и дотрагиваться не смей”. Но если ты нормальный человек, то задаешь вопрос: “А почему я должен делать так, если я и те люди, которые меня выбирали, думают по-другому?”

После голосования по единому эмиссионному центру, когда я имел мнение, отличное от большинства, мне сказали, что выгонят из парламента. Четыре депутата были против, и нас так наклоняли, заставляя изменить свое решение, что мама дорогая…

— А зачем? Ведь когда хоть кто-то “против”, это выглядит куда пристойнее, чем все единодушно “за”.

— Ты рассуждаешь как здравомыслящий человек. А там такими способностями обладать вредно. Есть команда сверху: “Все 100 — “за”! И никто не думает, что она откровенно глупа, ведь люди по сути своей не могут иметь абсолютно одинаковый взгляд на все вопросы. В парламенте должны быть представлены все точки зрения Правые, левые, зеленые, голубые…

— Кстати, как ты относишься к последним?

— Знаешь, на одном из дипломатических приемов мне задали такой вопрос, и я ответил, что не расист, но считаю, что все люди должны быть белыми. На меня так странно посмотрели… Европейцы наш юмор не очень хорошо понимают, и пришлось объяснять, что пошутил. А к голубым отношусь спокойно, хотя их деятельность улучшению демографической ситуации в стране явно не способствует…

— Приятно, что в среде оппозиции завелся такой шутник. А то она, на мой взгляд, мало чем отличается от своих оппонентов с официальных телевизионных каналов — послушаешь-послушаешь, да и спать захочется. Какие уж тут майданы…

— Не хочу сказать, что у нас нет талантливых людей, но пока не существует одного-единственного, кто мог бы всех объединить и повести за собой. Каждый лидер захапал себе какую-то партию, подкашивает немного и нормально себя чувствует. Если разобраться, то такая ортодоксальная оппозиция власти очень даже выгодна. А вот когда появляются новые люди со стороны, то это начинает беспокоить.

— А ты себя лидером чувствуешь?

— Есть немножко. Не скрою, сегодня меня многие хотят видеть во главе демократического движения.

— Так нормальная тема получается. Чего тут думать? Следуя твоей терминологии, это даже не Эльбрус…

— Потому я и размышляю. Дело слишком серьезное для того, чтобы не бросаться в него, как в омут. Есть одна вещь, которая останавливает. Я сомневаюсь в том, что белорусскому народу сегодня нужна свобода. По-моему, это безликое существование началось еще с французов, которые шли на Москву в 1812-м, продлилось во вторую мировую, когда на 400 тысяч партизан приходилось 200 тысяч полицаев, и продолжается в наше время.

— Ну, если за два века мы ничего не сделали, то чего рыпаться… Давай лучше попросим официантку: девушка, нам две чарки и столько же шкварок…

— Беда в том, что мы стали равнодушными, утратили не только характер, но и совесть. Нашими избирательными бюллетенями подтирают одно место, и большинство это знает, но его это почему-то абсолютно не трогает. “Ну, значит, доля наша такая…” Народ больше интересуют карьера, коммунальные услуги и пенсия. “Чтобы у меня все было, а мне ничего за это не было”.

— Ну вообще-то это голубая мечта любого сообщества людей, даже самого демократического…

— Наш народ хочет жить так же хорошо, как и на Западе, но не хочет за это бороться и страдать.

— Это все теории, а как показывает практика, побеждает тот, кто выводит на улицу огромное количество народа и удерживает его там столько, сколько нужно для победы очередного лидера…

— Если бы у нас это случилось, то я уверен, что народ на этой площади бы и положили. Не потому, что Лукашенко, как утверждают на Западе, — диктатор, и все такое. Он — сложная личность, и наряду со своими многочисленными ошибками сделал для страны немало хорошего и полезного. Не признать этого нельзя. Беда в том, что нынешняя кондовая идеологическая политика, напоминающая идеи чучхе, делит белорусский народ на две половины. Те, кто “за”, и те, кто “против”. С последними явно не церемонятся, и потому мой прогноз так пессимистичен.

— А давай-ка с Октябрьской площади перейдем к Синтагме — главной площади греческой столицы. Ты дал практически стопроцентный прогноз завоеванного белорусами олимпийского драгметалла…

— Я говорил о 14 медалях, а выиграли 15. Хотя, если бы глубже копнули в наших допинг-пробах, то наград оказалось бы на одну меньше. Я же ведь прекрасно знаю, кто и по какому пути шел…

— Наблюдая Олимпиаду, болел за собственный прогноз или за белорусские медали?

— Я не враг белорусскому спорту. С удовольствием приветствовал бы и 25, и 30 медалей. Но, к сожалению, приходится считаться с реалиями. Скажу больше: при таком подходе к спорту высших достижений в Пекине у нас будет не больше 8 призеров.

— А что такое коренное надо изменить, чтобы было зашибись?

— Взяться за детский спорт. Реально, не директивами и ворохом бумаги с бесчисленных заседаний по поводу, а конкретными мерами. Стратегия большого спорта должна базироваться на отлаженной системе подготовки резерва. Мы твердим, какой у нас прекрасный детский спорт, но тем не менее продолжаем завозить спортсменов из других стран. В этом парадоксе, да и не только в нем, нужно серьезно разобраться.

Кроме того, надо перестать бездумно, с барского плеча, грохать деньги в футбол и хоккей. Что-то много там развелось профессионалов. Поработал с кайлом в шахте, пришел домой, переоделся и на тренировку. Есть прекрасное слово — любитель, чему и соответствует уровень наших национальных чемпионатов. А мы, наверное, слишком богатая страна, коль платим людям за плохое качество работы.

Если же ставить целью развитие олимпийских достижений, то мы должны ориентироваться на медалеемкие виды: плавание, гимнастику, легкую атлетику, греблю, стрельбу и так далее.

— А зачем Беларуси вообще этот олимпийский престиж? Кому он еще, кроме нас самих, нужен?

— Я вот тоже так раньше думал, когда меня покойный Гончар пригласил на разговор с далеко идущими последствиями. Задача ведь не в количестве медалей должна состоять, а в здоровье нации. Кстати, с тех времен мое мнение мало изменилось.

— Тем не менее Парфенович вряд ли был бы против, если бы ведомую им федерацию гребли на байдарках и каноэ после Пекина ставили в пример другим. Вот, мол, какие ребята молодцы: привезли столько медалей, что и не сосчитать…

— А для этого много не надо. Следует всего лишь увеличить количество детей, занимающихся этим видом спорта, с 5 тысяч до 12. Тогда мы завоюем столько медалей, сколько нам будет нужно. Исключительно на базе конкуренции. А попутно решим большое количество сопутствующих проблем — оздоровление детей, отвлечение их от наркомании и так далее.

Но сейчас никто не хочет думать о глобальных реформах. Медаль нужна именно сегодня. И потому надо жрать по 20 таблеток в день…

— Как будто кто-то без них сейчас обходится…

— Действительно одаренному человеку это не нужно. Как бы Агурбаш ни плясала, а если нету голоса, деньгами не запоешь.

— Следует полагать, что в бытность спортсменом ты относился к самородкам…

— Я побеждал за счет труда и таланта — своего и тренерского. Никогда не употреблял никаких запрещенных препаратов. За исключением одного случая, когда мне ввели два укола ретаболила.

В 1984-м, когда отменили Олимпиаду в Лос-Анджелесе, приехало начальство и сказало, что нам теперь нужны победы любой ценой. Всю команду положили на стол. Я отказался, и тогда мне сказали, чтобы уезжал из сборной. Так бы и сделал, но я греб тогда не только в одиночке, но и в четверке. Ребята пришли меня просить, и я сдался…

А сейчас понимаю, что надо было уезжать. Причем всем. И участвовать в Олимпиаде.

— Это как?

— Просто. Остаться в какой-нибудь западной стране и выступать на Играх под олимпийским флагом. Запретить спортсменам участие в Олимпиаде — это преступление. И потому, если сегодня кто-то из политиков — наших или европейских — и захочет создать подобные проблемы белорусским атлетам, то они должны сделать все, чтобы приехать на Игры. А иначе, как и мое поколение, будут жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.

— Ну, положим, у нас до такого не дойдет. Мы, наоборот, стремимся к олимпийскому празднику всеми фибрами души…

— Боюсь, что белорусам запретят участвовать в Олимпиаде из-за той политики, которую сейчас проводит наше правительство.

— Большей глупости и придумать сложно…

— Вопрос о запрете въезда белорусских спортсменов на территорию Евросоюза уже был на грани обсуждения. Возник он после наезда на польские меньшинства в Беларуси. Путь этот тупиковый, и я не сторонник его применения. Но если такие вещи всплывут, считаю, нашему президенту НОКа для того, чтобы располитизировать ситуацию, следует уйти в отставку. В НОК должен будет прийти другой человек, не связанный с политикой.

— Ты, что ли?

— Почему я? Меня же вывели из НОКа. Думаю, у нас нашлось бы много достойных людей.

— И кто же?

— Классная у тебя постановка вопроса — совсем как в хрестоматийном примере с президентом страны. “Если не он, то кто?” В стране, где проживает 10 миллионов, и вероятность того, что только один из них умный, а остальные — нет, ничтожно мала. Но наш народ почему-то уверяют в этом круглые сутки уже несколько лет подряд. Чтобы одержать элегантную победу на выборах над Гайдукевичем, много ума не надо, согласен?

— Как говаривал в таких случаях легендарный Эдуард Васильевич: “У меня есть свое мнение, но я с ним не согласен”. Во всяком случае, не на страницах спортивной газеты. Как ты сегодня себя чувствуешь у руля федерации гребли на байдарках и каноэ?

— Нормально. У нас была отчетно-выборная конференция, которую признали нелегитимной. Вы, вон, ведущая спортивная газета, по сути, наш главный общественный контролер, элементарного устава от ассоциации гимнастики полгода добиться не можете, даже сам генеральный прокурор не в силах помочь, опускает руки. Потому что Корбута трогать нельзя. А Парфеновича не только можно, но и нужно. И поставило наш форум вне закона почему-то Министерство юстиции, не имеющее право контролировать общественные организации. Заниматься такими вещами должен суд и…

— Что ж такое, какой вопрос тебе ни задавай, все заканчивается одним и тем же… Пускай теперь спортсменов в политику с их 100 тысяч “почему”. Вот Игорь Железовский в это дело все-таки не втянулся и, думаю, не жалеет об этом…

— Один раз он сказал “нет”, а потом, видимо, стало страшно.

— Осуждаешь?

— Отнюдь. Не боятся только дураки. Мне тоже страшно.

— А пути назад уже нет?

— Это как упасть на колени и поцеловать чью-то задницу?

— Более цивилизованно. Мол, не разобрался… Хотел, как лучше… Передумал, дайте плуг… Ну что еще в таких случаях говорят?

— Каяться мне абсолютно не в чем. Никогда я не желал белорусам ничего плохого. Даже тогда, когда возникала возможность применения к стране более жестких мер, я всегда был против, народ не должен страдать из-за чьих-то ошибок.

— Давай-ка лучше снова к спорту прибьемся. Как ты расцениваешь практику совмещения отечественными министрами должностей председателей спортивных федераций?

— Негативно. Во-первых, новый председатель будет руководить только до тех пор, пока сидит в своем министерском кресле. Во-вторых, и это самое главное — он в спорт не рвался, его назначили. Сказали: “Иди и “кiруй”. Толку мало, когда человек индифферентен. Ну не любит он этот гандбол или волейбол, а деться никуда нельзя… Так что большей частью наши руководители “крышуют” федерацию, а не руководят ею. Хотя сам такой термин, уверен, поставил бы в тупик каких-нибудь французов или англичан. Там трудно представить, чтобы федерацию футбола возглавлял, скажем, главный полицейский страны.

— Но те же россияне после долгих раздумий и шатаний пошли по нашему пути…

— Россия, к сожалению, научилась брать у Беларуси далеко не самое хорошее. В плане укрепления тоталитаризма…

— Стоп, Володя, любая тема, которую бы мы ни затронули, в кратчайшие сроки съезжает на одни и те же рельсы. Вот скажи, какое место занимает спорт высоких достижений в твоей сегодняшней жизни?

— Если честно, то стараюсь в него не вмешиваться. Я знаю, что там и почему происходит. Хотя опять-таки был немало удивлен, когда узнал, что 15 июня меня пригласили на заседание министерской коллегии. То ли что-то сломалось в механизме, то ли что-то еще… Разительный контраст с Олимпийским собранием, куда меня — члена НОКа (!) — не пустили. Хотя мне и очень хотелось там побывать…

— Ты можешь назвать себя богатым человеком?

— Когда-то мог. Теперь, после всем известных событий, нет. В нашей стране можно зарабатывать и честно, но потом все равно все отберут, едва ты только попытаешься выйти за флажки. Хотя, по большому счету, я за них не выходил — меня вытолкали. Главным образом вытолкало окружение Лукашенко, которое должно себя оправдывать как борец с врагами, коих еще надо найти. Ни на что другое это окружение не годится, и, если не будет громких врагов, аппарат их подавления останется без хорошего жалованья.

— Ну а если Парфенович сегодня небогат, то на что же он живет?

— На те деньги, которые остались со вчера. Благо их еще надолго хватит. Но я же тоже на месте не сижу, хотя и не получаю из-за рубежа посылок с денежной наличностью. Восстанавливаю свои старые связи. Бизнес же в Беларуси вести не буду — с моей фамилией, думаю, делать теперь это несколько затруднительно. Но есть еще Россия, Европа…

— А в качестве постоянного места жительства Старый Свет ты не рассматриваешь? Или пока не предлагали?

— Я давно мог выбрать любую страну, получив статус политического беженца. Занимался бы там предпринимательством и комфортно себя чувствовал. Поверь, что в бизнесе только начинать трудно. А дальше все идет по накату. Но я родину люблю, вот в чем беда. И уезжать отсюда никуда не собираюсь. Не дождутся!

Остается только догадываться, кому именно адресовал Парфенович финальную фразу своего диалога, но, похоже, лазанье по горам действительно становится его новой профессией. Хотелось, как лучше, но наше интервью, надо признать, все-таки превратилось в презентацию его политического кредо. Ведь в отличие от многих своих коллег не только по спорту, оно имеет четкие и понятные очертания. Наш чемпион вслух говорит то, что другие поддерживают на кухнях и в кулуарах собраний, а как только выходят в зал или появляются на телеэкранах, инстинктивно сдвигают брови, зачем-то не признавая в публичных встречах вчерашних друзей. Рано или поздно, они тоже станут бывшими. Но будет ли им что сказать в рамках нашего грустного проекта?..

Парфенович же, не делая пока, на мой взгляд, ничего экстраординарного, упорно карабкается в народные герои. Но даже если он возьмет свою высоту и, по большому счету, найдет себя в послеспортивной жизни, очень хотелось бы, чтобы не понесло вниз. Чтобы потом, когда мы начнем новый проект, он точно так же хотел бы жить для других, оставляя решение собственных проблем на неопределенное потом. У политиков это почему-то чрезвычайно редко получается…