Наталья СТЕПАНОВА. Художник божьей милостью

А чем тогда хуже славное тренерское сословие? Миронович представил бы гандбол, Турецкий — плавание, Винер — художественную гимнастику. Хотя нет, Ирине Александровне мой собственный, в высшей степени субъективный референдум никогда не отдал бы пальму первенства. Для меня собирательным тренерским образом в этом виде спорта всегда была, есть и будет Наталья СТЕПАНОВА. Ее уникальность как профессионала и притягательность как женщины не так-то легко выразить в словесной форме, как непросто в двух словах объяснить формулу благоговения перед морской стихией или, скажем, тишиной заповедной пущи. В ней есть нечто неуловимое, от чего не так-то просто отделаться. Может, такой магической силой обладают ее большие выразительные глаза с влажной поволокой в уголках? А может, причиной всему мягкий, словно вытканный из бархата, грудной голос с легкой хрипотцой на согласных?

Если вспомнить изречение, что устами ребенка глаголет истина, то разумнее всего было бы обратиться за помощью к ее многочисленным ученицам. Только самое интересное заключается в том, что это, пожалуй, так и останется единственным случаем в практике общения с женским коллективом, когда даже в кулуарных разговорах так и не прозвучало ни одного худого слова о человеке. Хотя, наверное, свое обожание и безмерное восхищение нашей героиней дети тоже вряд ли объяснили бы словами.

Старший тренер национальной сборной Беларуси по художественной гимнастике, бессменный автор практически всех композиций наших “личниц” в течение последних шести лет — личность действительно уникальная. И за свою совсем еще небольшую жизнь сумела достичь очень многого. Будучи самым молодым в стране заслуженным тренером Беларуси, она по праву считается одним из лучших в мире постановщиков упражнений для “художниц”. Ее многогранный талант наверняка сумели оценить и те белорусские любители самого красивого вида спорта, кто хоть раз побывал на традиционных шоу звезд мировой гимнастики в минском Дворце спорта. Именно Наталья Степанова в соавторстве с Татьяной Ненашевой вот уже четыре года дарит людям незабываемое по своей грандиозности зрелище из неподражаемых выступлений белорусских граций.

Но тогда как же такая колоритная личность до сих пор оставалась в тени журналистского внимания? Спросите что-нибудь полегче. Она-то как раз всегда находилась на острие интереса пишущей братии, но при этом почему-то оставляла жаждущих без воды. Оставлю за скобками причины прошлого молчания, тем более что дальше во взрыхлении почвы ее характера недостатка не будет. Соглашаясь на это интервью, Наталья Николаевна даже и не подозревала, насколько трудолюбивый садовник попался на ее пути.

Начало разговора неожиданно приобрело минорную окраску. Ничего удивительного, ведь за час до него в четвертьфинале футбольного чемпионата мира ее любимые англичане проиграли бразильцам.

— Откуда такая страсть к футболу?

— Вряд ли мои ощущения в полной мере соответствуют твоему определению. Если честно, то к футболу как виду спорта отношусь вполне равнодушно. Но когда игра номер один раз в четыре года собирает в одном месте весь мировой цвет, то грех оставаться безучастной к такому захватывающему зрелищу.

Тем более что мой папа — настоящий футбольный болельщик, который начиная с чемпионата мира 1986 года в Мексике приобщил к просмотру матчей и меня. Мы с сестрой Катей, несмотря на занятия художественной гимнастикой, с детства были приучены к зрелищу футбольной борьбы. Приоритеты тогда не отличались оригинальностью: вначале болела за сборную Советского Союза, потом за Россию. Я ведь родилась и выросла в Тольятти.

— Твоему пониманию подвластны нюансы футбольного спектакля, или ты смотришь на действие в целом?

— По крайней мере я знаю основные правила игры, знаю, в каких случаях пробиваются штрафные удары, а в каких назначаются пенальти. Более того, совсем недавно наконец разобралась с понятием “вне игры”.

— Ну, после этого шага тебе открывается глубинное понимание игры.

— С глубинным пониманием пусть разбираются те, кто должен это делать вследствие профессиональной принадлежности. Например, спортивные журналисты.

— Хорошо, тогда небольшое уточнение. Сборная Англии нравится сама по себе или потому, что в ней играет Дэвид Бекхэм?

— Конечно, из-за него. (Смеется.) Если серьезно, то вряд ли смогу объяснить свою симпатию к англичанам. Не хочется показаться смешной в глазах матерых знатоков футбола, читающих вашу газету. Скажу только, что, по-моему, сборная Англии тактически очень грамотная команда, без пижонского выпендрежа. Впрочем, как и вся английская нация. Этим они меня и привлекают. Жаль только, что сейчас праздник не на их улице.

— Ладно, давай оставим футбол на попечение тех, кто обязан заботиться о нем по роду службы, а сами поговорим о вечном. Ты согласна с утверждением “не родись красивой, а родись счастливой”?

— Полностью.

— Про твое счастье я не в курсе, а пока поведай, насколько трудно в жизни быть красивой женщиной. Только не бросайся доказывать обратное, а то я засомневаюсь в твоей искренности.

— Н-да… А я-то думала, что готова ко всему. Хорошо, отвечу. Никогда не считала себя эталоном женской красоты, но в то же время сознавала, насколько далеко нахожусь от понятия “уродина”. Та внешность, которой меня наделили родители, не была по жизни в тягость. И по этому поводу никто никогда не комплексовал: ни я, ни окружающие меня люди. Моя внешность не заменяла им мой внутренний мир.

— Художественная гимнастика как раз и является тем родом деятельности, в котором красота может реализовать себя непосредственно, не так ли?

— Конечно. Вначале пробовалась в фигурном катании, но по малолетству не подошла. Первого сентября 1980 года я пошла в первый класс, и уже спустя несколько дней мама повела меня в секцию художественной гимнастики. Причем Дворец пионеров, где шли занятия, находился в другом конце города, и родители возили туда дочку по очереди. Но в конце первого класса решила, что уже достаточно взрослая, поэтому стала ездить сама. И так продолжалось десять лет.

— Я так понимаю, что гимнастика тебе понравилась?

— Более того, я в ней просто растворилась. Мне было симпатично абсолютно все. Может, именно поэтому из тогдашнего большого набора в спорте остались только я да моя подруга, с которой, кстати, мы общаемся до сих пор. Самое удивительное: никаких особых предпосылок задержаться в гимнастике не было — данные у меня весьма и весьма средние. Хотя тренеры отмечали выразительность и хорошую координацию, которая помогала в работе с предметом. Недостаток таланта приходилось компенсировать упорным трудом на тренировках. В этом компоненте мне равных не было. Но вот когда дело доходило до любых соревнований, там Степанова пропадала начисто. Психология абсолютно не подготовлена для выступления на публике. Но это не главное, потому что мне нравился сам процесс нахождения в гимнастике. Жизнь была систематизирована и упорядочена и сбоев не давала. Пропуск тренировки без уважительной причины считала явлением совершенно ненормальным. Когда были определенные проблемы с лишним весом, то кросс в пять утра накануне первого занятия — поступок самого обычного порядка. Наверное, как раз эта упертость и позволила стать мастером спорта СССР, что мной воспринималось не меньше чем выигрыш на Олимпиаде.

— Это звание стало логическим завершением карьеры действующей спортсменки?

— Еще старшеклассницей я знала, что посвящу себя тренерской работе. Чувствовала большой внутренний посыл заняться именно этим. После школы поступила в пединститут на спортфак, хотя изначально мечтала учиться в ленинградском институте имени Лесгафта. Но в последний день перед отъездом все же сдала билет на Питер — мама не решилась отпустить дочку так далеко. Но и в Тольятти я получила хорошую подготовку, грех жаловаться. Как раз в то время мой тренер, женщина творческая, собрала своих бывших учениц под эгидой Театра спортивных миниатюр. Представляешь, настоящий театр, со сценой, зрителями. Наш первый спектакль был посвящен небезызвестной Айседоре Дункан, которую, кстати, абсолютно справедливо считают прародительницей художественной гимнастики. В этом спектакле я принимала участие только в качестве исполнительницы. Но время шло, надо было придумывать нечто новое, и я потихоньку пробовала создавать отдельные номера для спектакля “Времена года, или Смятение чувств”.

— Видно, не зря все те, кто хорошо тебя знает, в один голос говорят о твоем колоссальном творческом начале. Сама его в себе ощущаешь?

— Наверное. Всегда нравился процесс придумывания чего-то нового. Мне повезло, что музыку к новому спектаклю взялся написать мой земляк, сотрудничавший тогда с белорусскими гимнастками, Анатолий Векшин. Что ни говори, а в тот момент вершилась моя судьба. Он приехал посмотреть, во что превратилась его музыка в обрамлении нашего спектакля. Увиденное понравилось, после чего композитор предложил попробовать свои силы в постановке упражнений для “художниц”.

— Чувствую, мы вплотную подошли к началу твоей белорусской карьеры.

— Почти. Перво-наперво Векшин посоветовал мне поработать со вторым номером немецкой сборной Кристин Срока, которой осенью 1994 года я и поставила несколько композиций. Уж не знаю, как обо мне узнала Галина Крыленко — от Векшина или от немецкого тренера, но как-то Анатолий намекнул, что Галина Александровна была бы не прочь воспользоваться моими услугами. Вообще, когда еще занималась в секции, имя Марины Лобач было для меня священным. Я считала ее лучшей гимнасткой всех времен и народов. Услышав о таком предложении тренера олимпийской чемпионки, была не в силах совладать с эмоциями. Сказка, да и только! Но в декабре я никак не могла прибыть в Минск, и тогда Крыленко вместе с Ларисой Лукьяненко, Таней Огрызко и Женей Павлиной отправились по мою душу. Точнее, они приехали в Самару выступать на турнире, организованном Векшиным. Там и состоялось знакомство с Крыленко и ее подопечными. Целых три дня мы работали вместе. Потом я наведывалась в Минск наездами — для того чтобы что-то добавить, что-то поменять в упражнениях. Помню, Юле Раскиной тогда поставила булавы, Ане Глазковой — булавы и ленту. Они как раз готовились к молодежному чемпионату Европы. А уже в июле 1995 года я окончательно переехала в Беларусь.

— А как же мама? Не возражала против такой дальней отлучки?

— Родители были очень рады тому, что у меня появилась перспектива соприкоснуться с настоящим и большим делом. Отпустили не задумываясь.

— Чему посвятила первое время пребывания здесь?

— Очень многому пришлось учиться. Уровень подготовки гимнасток в Минске не шел ни в какое сравнение с тольяттинским. Что ни говори, а у Галины Александровны Крыленко и Ирины Юрьевны Лепарской, людей совершенно разных подходов к тренировочному процессу, было что перенять. Я сутками просиживала в зале и как губка впитывала все в себя.

— Как приняли новичка местные старожилы?

— Замечательно. Мне еще никогда не работалось в таких комфортных условиях. Именно попадание в национальную сборную Беларуси считаю настоящим подарком судьбы. Хотя поначалу в отношении к моим новым подопечным испытывала некоторую неуверенность. Особенно когда тренеры уезжали на турниры, а я оставалась одна с маленькими гимнастками. С их стороны никаких проблем не было, только психологические заморочки начинающего тренера. Иногда думала: ну кто я для них такая? Приехала молоденькая девочка и вдруг ни с того ни с сего уже командует. Я тогда больше старалась не переборщить с наставлениями, нежели их давать. Но невидимую грань тренер — ученица выдерживала всегда. Со дня приезда наши наставники ко мне при детях иначе как Наталья Николаевна не обращались. Даже Павлина и Огрызко, с которыми всегда была на “ты”, не переносили приватные отношения в зал. Впоследствии я могла запросто выгнать Женьку с тренировки за ее некачественную работу, и даже после этого проблем в повседневном общении у нас не возникало. Она воспринимала меня прежде всего как тренера, наделенного полномочиями спрашивать.

— Интересно, а в чем принципиальное отличие постановщика от обычного тренера?

— В моем понимании идеальным вариантом можно считать совмещение этих двух ипостасей в одном лице. Яркий тому пример — наш старший тренер в групповых упражнениях Татьяна Евгеньевна Ненашева. Она берет на себя и постановочные функции, и репетиторские. В результате как тренер-стратег получает огромное пространство для маневра. В ином случае если постановщик, что называется, приходящий, то тогда зальному тренеру необходимо как можно плотнее с ним контактировать не только на стадии формирования композиции, но и на восстановительных, предсоревновательных и соревновательных сборах. Если этого нет, то схема “пришел, увидел, поставил и ушел” никогда не будет результативной.

— Ты общаешься с коллегами из других сборных? Насколько принято у вас делиться опытом?

— Что касается методов создания собственно композиций, то это тайна за семью печатями, и никто никого на свою “кухню” не допустит. Мы, конечно, можем где-то на соревнованиях высказать какие-то суждения насчет удачной музыки или органичного движения, но не более того. Прежде всего мы соперники, ими и останемся.

— А в плане человеческого общения?

— Никаких проблем. С удовольствием контактирую со всеми, и врагов у меня нет.

— Может, пустишь на свою “кухню”? Ничего, я тут с краешка, на табуреточке. Хотелось бы знать, от чего ты прежде всего отталкиваешься при создании нового упражнения?

— Только от музыки. От той музыки, которая так и просится выразиться в движении. Она может быть совершенно разного стиля, направления. Она может прийти откуда угодно: из магнитолы в машине, из уличного киоска, из киловаттных колонок какой-нибудь дискотеки. Например, то самое танго, под которое потом поставила номер для гимнастического шоу с Юлей Раскиной, Элоной Осядовской, Лесей Ткаченко и Наташей Пальчевской, я услышала в ресторане. Оно так понравилось, что уже на следующий день имела запись этой мелодии. У меня даже гимнастки ассоциируются с определенной музыкой. Вот Раскина — это типичное танго, а, скажем, Света Рудалова — синтез современных ритмов. Музыка всегда со мной и в нерабочее время. Причем, как правило, она всегда разная. Я специально не отдаю никаких предпочтений, чтобы не сужать поле деятельности.

— Что получаешь от музыки, как ты выразилась, в нерабочее время?

— Прежде всего отдых для головы и тела. Хотя иногда ловлю себя на мысли, что в последнее время нравится слушать тишину.

— Вернемся к спорту. Каким в идеале должен быть тандем тренера и ученицы в вашем виде?

— Учитывая нашу чисто женскую специфику, это слияние в нужной пропорции черт наставницы-педагога и наставницы-матери. Соответственно для подопечной это правильное соотношение в одном лице ученицы и дочери. В художественной гимнастике спортсменка в высшей степени зависима от своего тренера. Если в циклических видах спорта, таких как легкая атлетика, гребля, велоспорт, атлет высокой квалификации способен обходиться без контроля, то у нас даже суперзвезда сама тренироваться никогда не сможет. Наставница в гимнастике выполняет роль своеобразного зеркала, позволяющего спортсменке увидеть себя со стороны. И вот от чистоты этого стекла, его незамутненной поверхности и будет зависеть их совместный успех.

— Ты, безусловно, тренер и постановщик мирового уровня. Способна ли в своем творчестве подстроиться под любую гимнастку высокого класса?

— Ты сейчас затронул самую сложную сторону моей работы — выбор музыки и характера постановки под конкретную личность. Можно, конечно, улететь на крыльях фантазии и придумать невероятно красивые вещи. Но грош им цена, если они потом не просмотрятся на гимнастке. Обязательно надо исходить из того материала, что имеется под рукой. Звучит несколько цинично, но суть именно в этом.

— Что делаешь, когда сталкиваешься с непониманием и неприятием твоей композиции?

— Здесь могут быть два выхода: либо пробовать бесчисленное количество иных вариантов (это идеально подходит к работе с Раскиной), либо отложить постановку, как шахматную партию. Есть такие гимнастки, например Валерия Ваткина, которые сразу практически ничего воспринять не могут. Им нужно время для наработки нового движения. Только потом наступает понимание — это как раз то, что им нужно. Насильно я еще никому ничего не насаждала. Всегда спрашиваю гимнастку, насколько удобно она чувствует себя в композиции. Хотя, по большому счету, слова не нужны. За годы работы научилась читать ощущения по их лицам. Очень часто прибегаю к показу нового движения на себе, чтобы девочки визуально уловили мою мысль.

— Скажи, часто ли приходилось бывать в шкуре комментатора из анекдота, когда в кабину зашел тренер и попросил вести репортаж помедленнее, потому что ребята не успевают за ним играть?

— Никогда не сталкивалась с такой ситуацией. Мне кажется, что и тренерам, и гимнасткам нравится процесс рождения нового упражнения, как бы трудно он ни складывался. Потому что как раз в этот момент творчество заметно превалирует над спортом. Я всегда встречаю понимание и желание работать.

— А ты когда-нибудь устаешь от гимнастики?

— Не припоминаю такого. Наверное, я хорошо защищаю себя от усталости. Например, дома никогда не смотрю художественную гимнастику по телевизору. До сих пор не видела себя на Олимпийских играх в Сиднее, где довелось выводить на помост Раскину и Ваткину. Не скажу, что это принципиальный подход, просто мне так удобнее. Зато с удовольствием смотрю передачи, в которых показан любой танец, классический, народный или бальный — все равно. Главная причина, по которой не устаю от гимнастики, — это любовь моих подопечных. Я ее чувствую, я ею питаюсь, я ее им возвращаю. Это колоссальный стимул, лишающий меня права плохо относиться к делу.

— В работе ты больше тренер-диктатор или тренер-демократ?

— В основном у меня царит диктатура с примесью умеренного либерализма. Процент демократии в тренировочном процессе ничтожно мал. Во главу угла в художественной гимнастике всегда ставилась жесткая дисциплина. Так было и так будет. Иногда и на голос нажимаешь. Но чаще всего это происходит по причине моего органического неприятия тихого звучания музыки во время тренировки. Для правильного эмоционального воздействия на гимнастку она должна звучать громко. Вот и приходится перекрикивать мелодию, чтобы быть услышанной.

— В фильме “Успех” герой Александра Збруева бросает блестящему, но ни во что не ставящему человеческую личность режиссеру, роль которого сыграл Леонид Филатов: “Ты, без сомнения, художник. Художник! С лицом убийцы!” Каковы твои моральные рамки в достижении успеха?

— Уж по трупам не пойду точно. Да и вообще, ставить жизненные цели — не по мне. Никогда не забивала голову мыслями обязательно стать каким-то великим тренером. Вполне хватает того, что свое увлечение сумела сделать любимой работой. Говорю со всей искренностью: даже если бы я и осталась тренером по гимнастике в российской провинции, это тоже было бы счастьем.

— Ты лишь немногим старше своих учениц. Как удается балансировать на грани требовательной наставницы и доброй подруги?

— Чем меньше об этом думаешь, тем лучше для дела. Главное — быть самим собой. Я с удовольствием иногда ставлю себя на одну доску с моими ученицами и на какой-нибудь дискотеке могу лихо отплясывать вместе с ними. Но отдых — это отдых, а работа есть работа. Гимнастки это знают и никогда не смешивают понятия. Внутренний статус-кво каждой из нас уже давно выработан. Причем раз и навсегда. И даже когда чуть ли не все выходные девчонки приезжают ко мне домой, где мы с удовольствием общаемся друг с другом, я остаюсь для них только Натальей Николаевной. И было бы очень неуютно, назови кто-либо из них меня просто Наташей. Точно так же и мой творческий партнер по составлению программ для шоу навсегда останется для меня Татьяной Евгеньевной Ненашевой, хотя разница в возрасте у нас небольшая. Моя внутренняя установка и уважение к ней никогда не позволят перейти на “ты”. Назвав ее Таней, я превращусь уже в другого человека.

— Мы незаметно подошли к самому приятному. 11 сентября прошлого года у тебя родилась дочка. Каково ощущать себя мамой?

— Вся жизнь состоит из парадоксов. Странно: тот страшный для всей планеты день стал самым счастливым в моей жизни. Материнство нельзя объяснить словами, его можно только прочувствовать. В жизни женщины нет ничего важнее этого чувства.

— Включая любовь к мужчине?

— Конечно. Но мне меньше всего хотелось бы сейчас говорить на эту тему.

Все мыслимые и немыслимые временные рамки нашего разговора давным-давно прошли, и Наташа уже поглядывала в мою сторону с некоторым недоумением. А я, прекрасно понимая, что она за три часа беседы уже все сказала, тем не менее упорно желал продолжения. Даже сейчас не могу понять, что же постоянно мешало поставить точку в той встрече: ее большие выразительные глаза с влажной поволокой в уголках или мягкий, словно вытканный из бархата, грудной голос с легкой хрипотцой на согласных?