ПРИМА. Под знаком Бессоновой

Времена изменились, и их нынешние штыки уж точно не передовой революционный отряд красивейшего вида спорта. Уповать на дальнейшую эксплуатацию неувядаемого таланта Алины Кабаевой слишком мало для деятельности сборной самой влиятельной гимнастической державы. А посему в героини ушедшего сезона мы выбрали стремительно набирающую бонусы украинку Анну БЕССОНОВУ. Дочь знаменитого защитника киевского “Динамо” в национальной команде некогда считалась вторым номером после занимающей призовые места Тамары Ерофеевой. Но только до последних событий. Впервые в мире вместив в прокрустово ложе новых правил давно подзабытый всеми художественный образ, добавив стабильности в многоборье, Аня в одночасье стала одной из основных претенденток на главную роль в следующем действии гимнастического спектакля. Подтверждением могут служить попадание на пьедестал ноябрьского чемпионата Европы и три золотые медали финала Кубка мира. Похоже, незаурядная внешность, яркая индивидуальность, безукоризненная чистота линий вновь востребованы самым субъективным в мире спорта судейским корпусом. И в этом немалая заслуга нашей героини.

— Аня, с отцом все понятно без комментариев. Мама (Виктория Серых. — ПБ.) также не подкачала, став в свое время чемпионкой мира в групповых упражнениях. Брат, насколько я знаю, связан с теннисом. Похоже, твой спортивный удел был предопределен.

— В смысле, куда бы я делась с подводной лодки? Это вы точно подметили. Тем более что моим самым большим наслаждением в детстве было любование мамиными фотографиями, где она изображена еще действующей гимнасткой. Естественно, как и всякая любящая дочь мечтала стать хоть чуточку на нее похожей. Но мама поначалу была против занятий гимнастикой, поскольку уж она-то знала, насколько тяжелый это хлеб. Поэтому отдала меня в танцы.

— Едва ли это легче.

— Так никто особых вершин и не намечал. Занятия хореографией очень полезны для общего развития любого ребенка. Но там недолго задержалась, и все-таки уговорила маму привести меня в гимнастическую секцию. На тот момент была столь мала, что даже не нашлось групп, в которые я подходила бы по возрасту. Тогда Альбина Николаевна Дерюгина предложила маме самой взяться за мою подготовку.

— Она, наверное, обрадовалась?

— Да уж! Если бы вы знали, насколько конкретно она за меня взялась. Сказать, что я находилась в ежовых рукавицах, — это не сказать ничего. Сманеврировать с гимнастической тропы уже не могла. О чем не жалею.

— Новый род деятельности сразу лег на душу?

— Абсолютно. На начальном этапе особых данных у меня не было, поэтому все приходилось брать трудом. Мама поставила “школу”, затем Альбина Николаевна наградила хорошей техникой. Вот так и вылепили гимнастку.

— То, что мама в совершенстве разбирается в твоем ремесле, — это плюс или минус?

— Скорее — плюс. Она в любую минуту готова прийти на помощь, видит все ошибки и знает, как их исправлять.

— Но ведь с мамой иногда хочется поговорить и о чем-нибудь другом?

— Это раньше мы были с ней зациклены на одной гимнастике, что безумно раздражало. А теперь она понимает, что я уже выросла и до многих вещей начинаю доходить сама. Сейчас у нас дома на разговоры о гимнастических делах наложено негласное табу. Рабочие вопросы необходимо решать на месте.

— Мудро. И давно ты себя ощущаешь такой взрослой?

— Вы будете смеяться, но до сих пор не могу в полной мере ощутить себя взрослой девушкой. Все с тебя пылинки сдувают, оберегают, ухаживают, словно за малым дитем. Хотя понимаю, что люди желают мне добра. Видимо, в нашем виде спорта по-другому нельзя: слишком много привнесенных факторов влияет на результат. Гимнастка, будь она хоть семи пядей во лбу, сама по себе не сможет существовать. Она — продукт взгляда со стороны. Всегда.

— Интересная мысль. И когда же в детском сознании увлечение переросло в дело твоей жизни?

— С того момента, когда мама передала меня в школу Дерюгиных. Там все поставлено на профессиональные рельсы, отношение к тренировочному процессу наисерьезнейшее. Можете назвать это конвейером. По форме верно, а вот по сути — ничего общего. Человеческая личность всегда должна стоять на первом месте. Да, не всем дано или суждено добиваться высоких результатов, не все в состоянии выдержать жесткие требования, но зато ни у кого нет причин сетовать на грубость и черствость со стороны тренеров, которые буквально вкладывают душу в каждую из нас. О тех же, кто смог пройти через весь дерюгинский цикл, можно смело сказать, что они вышли в люди. Во всех смыслах этого выражения.

— К Дерюгиным в гимнастическом мире отношение неоднозначное. Кто-то говорит о них с восторженным придыханием, кто-то с нескрываемой неприязнью. Одно неоспоримо: это, безусловно, знаковые фигуры в истории художественной гимнастики. Альбина Николаевна и Ирина Ивановна: кто они в жизни и работе?

— Лично у меня не получается воспринимать их в отдельности. Они настолько единое целое, что иногда даже удивляешься, как же наши тренеры обходятся друг без друга в период несинхронных поездок. Вообще, Альбина Николаевна и Ирина Ивановна — очень сильные, волевые люди, воспитавшие целую плеяду замечательных спортсменок, которые становились лицом мировой художественной гимнастики. До меня порой только в зале доходит очевидное: эй, остановись, оглянись, ты же находишься в пяти шагах от легенды. Но при всей масштабности личностей мама с дочерью обладают большим сердцем. В трудную минуту они всегда рядом, причем житейская мудрость позволяет им прописывать безошибочные рецепты.

— В современной украинской сборной ставка сделана на две фигуры — Тамару Ерофееву и Анну Бессонову. Причем ты в основном играла роль второго номера, уступая солирование более стабильной Томе. Такой статус-кво не угнетал?

— Ни в коем случае. Вы все правильно сказали, и я отдавала себе в этом отчет. Основную причину вижу в нелепых ошибках, не позволяющих в полной мере реализоваться в многоборье. Я даже затрудняюсь объяснить их природу: сложнейшие элементы получаются превосходно, а на пустом месте происходят потери. Очевидно, сказывается недостаток опыта и проблемы психологического плана.

— В жизни с Ерофеевой ты тоже соперничаешь?

— Мы искренне дружим, ходим в гости. Хотя был период, когда у нас выросли рога друг на друга.

— Рога обычно вырастают по другой причине.

— Я просто неправильно выразилась. У нас вырос зуб друг на друга. Но это давняя история, к тому же тренеры быстро привели нас в чувство. На вершину всегда легче идти в связке, рука об руку. Я теперь отчетливо это понимаю.

— Существует ли у тебя общение с белорусскими гимнастками?

— Только на соревнованиях. У вас нормальные девчонки, с которыми приятно бывать вместе. Но серьезных дружеских отношений как таковых нет. После турниров телефоны друг другу не обрываем.

— За последние два года в белорусскую команду влились две твои бывшие соотечественницы. Что скажешь о наших приобретениях?

— Мне сложно о них судить, так как вместе мы не тренировались. Могу сказать, что Света Рудалова, которая некоторое время находилась в обойме школы Дерюгиных, по моему мнению, очень хорошая гимнастка, влюбленная в свою работу, умеющая целиком посвящать себя тренировкам. Обычно перед такими девочками открываются все двери. Ее данные позволяют ей пойти далеко. С Лесей Ткаченко мы много общались на внутренних украинских соревнованиях. Она — фанат гимнастики, и никогда ее ни на что не променяет. Я знаю, что сейчас у нее проблемы с мениском. Желаю ей скорейшего выздоровления.

— Вернемся к твоей персоне. Почему уникальные данные, аристократическая чистота линий, позволяющая выигрышно смотреться на ковре, так долго не находили судейского отклика?

— Начнем с того, что у меня еще не было устоявшегося гимнастического имени, без которого о высоких местах можно и не заикаться. За два сезона, которые прошли после Олимпиады в Сиднее, я серьезно обкаталась на соревнованиях высокого уровня. Арбитры заметили новую соискательницу. Плюс к этому значительно вырос уровень мастерства. Говорю без излишней скромности, поскольку добросовестно пахала на тренировках. Считайте, что за признанием, наступившим в нынешнем году, я терпеливо отстояла в очереди.

— Насколько быстро ты приспособилась к новым правилам?

— Я очень долго в них врабатывалась, никак не могла понять направленность. Все было неудобно, композиция казалась неподъемной, короче, жуткие ощущения. Но, как говорится, не боги горшки обжигают. Сейчас эти изменения воспринимаются абсолютно нормально, словно ты всю жизнь только так и выступала.

— В твоей программе ушедшего сезона бросалась в глаза драматическая наполненность каждого упражнения, его драматургия. На ковре впервые за несколько лет вновь появился образ. Дерюгины пошли на это намеренно?

— Думаю, да. Все-таки наш вид спорта называется художественной гимнастикой. Стало быть, во главу угла все равно должна ставиться эстетическая ценность выступления, его выразительность. Сейчас все погнались за скоростью, темпом, сложными рисками, посчитав, что в десяти связках, требуемых правилами, не осталось места для творчества. Мы же попытались доказать, что это не так. Конечно, добиться такого совмещения нелегко. Попробуйте думать одновременно о сложном элементе, о качестве его исполнения, о предмете, о том, как правильно выразить музыкальный фрагмент, но для начала о том, как в него попасть. При этом вся эта каша должна в итоге понравиться судьям и зрителям. У гимнастки не голова, а компьютер какой-то.

— Судя по всему, в личном первенстве у тебя дел было невпроворот. Каким ветром тебя занесло на чемпионат мира в групповых упражнениях?

— Тайфуном. (Смеется.) Дело в том, что летом образовался некоторый перерыв в индивидуальных соревнованиях. И дабы не терять форму, Альбина Николаевна отправила нас с Томой в групповое на один вид — мячи и скакалки. Затем тренер решила, что в лентах ей не хватает одного “лебедя”. Упиралась я жутко. Что за дела такие: вместо положенного законного отдыха — официальный турнир! Но как там раньше говорили: партия сказала “надо”, комсомол ответил “есть”. (Смеется.) Так я стала полноценной “групповичкой”.

— Ну и как по сравнению с прошлым местом работы?

— Две совершенно разные профессии. Ко всем вышеперечисленным заморочкам добавляется контроль за равнением и синхронностью, причем повышаются требования к переброскам, которые ты не имеешь право сделать плохо. Ответственность колоссальная. Нет, уж лучше я сама себе напортачу, чем всей команде.

— Теперь на очереди твоя история с допингом. Точнее, “утка” о дисквалификации, запущенная прессой накануне чемпионата Европы.

— Даже не знаю, чья в этом заслуга, кому я обязана столь повышенным вниманием. Если честно, испытала состояние шока. Даже думала все бросить, раз я такая плохая и всем приношу только разочарования. Но тренеры успокоили, мол, чего переживать, когда тебе сделали бесплатную рекламную кампанию. Так что большое спасибо за раскрутку.

— Чемпионат принес тебе первую в карьере награду за многоборье. Тут бы радоваться, но я практически уверен, что ты осталась недовольна своим выступлением.

— Я была страшно недовольна собой. Такие ошибки необъяснимы. Сказать, что излишне волновалась перед европейским первенством не могу. Только отчетливо помню вдруг появившееся ощущение пустоты: вот я сейчас выйду на ковер и просто упаду. После завершения упражнений даже не могла вспомнить, что делала на площадке. Вы говорили про образ, так вот там я была в роли зомби.

— Европейская бронза — это, конечно, не “Оскар”, но тебя, похоже, оценили и в таком малопривлекательном виде.

— Дело в том, что преследовательницы Зарина Гизикова и Симона Пейчева ошибались еще больше. Мне просто повезло.

— Зато финал Кубка мира прошел на ура.

— На последний старт сезона настраивалась особо. Хотелось оставить о себе хорошие воспоминания перед уходом на зимние соревновательные каникулы. Хотя я очень сильно устала, год меня вымотал полностью. Но, как ни странно, с первого же вида почувствовала прилив сил и уверенности. В Штутгарте определенно был мой день, когда получалось буквально все. Судьи тоже так решили, отдав мне три золота и серебро. Кстати, и Тамара завоевала три награды. Такой вот украинский успех.

— Насколько остро переживают твои победы и неудачи родители?

— Мама все носит внутри, я иногда не могу прочитать ее настроение. К тому же давно известно, что всегда легче выступать самой, чем наблюдать со стороны. Тем более за дочкой. Что касается папы, то он наконец-то научился понимать художественную гимнастику, и теперь смотрит ее как настоящий профессионал.

— То есть Владимир Бессонов может запросто указать Анне Бессоновой на недокрученный поворот в равновесии?

— Как нечего делать. Таких ошибок он не прощает. (Смеется.)

— Спортивная слава отца когда-нибудь отражалась на тебе?

— Когда я еще только начинала заниматься гимнастикой, пришла пора первых соревнований. Комментатор сопроводил мой выход на ковер следующей фразой: “А сейчас на площадке выступит дочь нашего знаменитого футболиста”. И все просто впились в меня глазами. Ничего не попишешь, надо было поддерживать престиж фамилии.

— А ты в свою очередь постигла прелесть футбола?

— Когда папа в него играл, это был мой любимый вид спорта. Когда перестал, я возненавидела футбол, потому что телевизор дома не выключался, пока папа не пересмотрит все матчи. Сейчас отношение нейтральное.

— Чем сейчас занимается отец?

— У него контракт с туркменской федерацией футбола. Вот уже полгода, как папа тренирует национальную сборную этой страны. По моим сведениям, успешно.

— Провокационный вопрос. В круговерти тренировок, сборов, соревнований находишь ли время на общение с молодыми людьми?

— На самом деле провокационность вопроса не в молодых людях, а в том, что у меня действительно остается очень мало времени на общение с ними. Это серьезный пробел, но, уверена, не смертельный. Мне еще только восемнадцать, и мое от меня не уйдет. Пока гимнастика превыше всего, я пошла на это сознательно.

— Это называется самоотречением. Не зря, видимо, многие специалисты предрекают, что ближайшие сезоны пройдут под знаком Бессоновой, чье дарование достигнет расцвета.

— Не знаю. Как-то вычурно это звучит. Хотя я была бы не против.