МОДЕЛЬ. Леся, свет дарящая

О времена, о нравы… Наших тренеров теперь легко обвинить в том, что, не уловив надвигающихся тенденций, три года назад завезли в Беларусь не ту. Серебрянскую вместо Кабаевой. Не угадали.

Впрочем, Леся еще может взойти на олимпийский пьедестал. И даже запросто — если групповички Ненашевой сохранят свой темп, набранный в последние годы. Тогда наша героиня сможет выкупить служебную квартиру в олимпийской деревне, где сейчас проживает вместе с мамой. Это неплохая цель, но все же не та, о которой можно мечтать всю спортивную жизнь.

А она мечтающая. Дома, в не очень пока толстом семейном альбоме лежит фотография с последней “Бланки” — девушка лет шестнадцати с детской еще прической и таким же наивным и очень чистым взглядом, который только в этом возрасте и невозможно подделать. Выражение лица ее было настолько трогательным, что я, промучившись бесплодно часа два, не придумал ничего лучшего, как назвать героиню маленькой заметки “тургеневской девушкой с лучистою душой”.

Она тогда выделялась из всех. Немногословность и застенчивость были ожидаемы, но непреклонность в суждениях после минутного знакомства удивила: “Вы извините, конечно, но съемка в вашей газете Яны Корольчик (был у нас такой проект в стиле ню. — “ПБ”.) мне не понравилась. Я этого не понимаю”.

Это потом я узнал, что моя новая знакомая — человек весьма религиозный и даже ходит в какую-то специальную церковь, о которой мало кто чего знал определенно, что создавало ей дополнительный загадочный имидж. Тургенев, религия, лучистая душа — не складывалась она у меня никак в единое целое — потому, наверное, и следил за ней с тех пор с любопытством. Мне всегда нравились люди, не похожие на других.

Леся проигрывала вместе с белорусской сборной, и мне, ухмылявшемуся (чего уж скрывать) после каждого поражения новой политики Лепарской, было все же обидно за то, что Лесю, виноватую лишь в том, что родилась она не в Беларуси, судьи только по большим праздникам подпускали к призовой тройке. Белорусская украинка, тяжело дыша, уходила с ковра, и телевизионные мониторы ловили ее тревожные взгляды, брошенные на табло. Не Кабаева…

Говорят, она менялась, что в общем-то было неудивительно, все- таки девушка росла. Она наливалась той самой женской красотой, которая заставляет мужчин провожать ее обладательниц долгим взглядом, восторженно цокая языком.

Впрочем, Лесино участие в нашем интернет-опросе на звание самой красивой спортсменки страны дало мне обильную почву для размышлений. Почти уже эпически воспетый электорат прогнозируемо проголосовал за самых раскрученных. “А кого еще поставить?”

Собственно, эта новогодняя фотосессия и будет очередным нашим вариантом ответа на главный вопрос новой белорусской истории. Можно в принципе любого — надо только повнимательнее оглядеться по сторонам. Но, не скрою, к Лесе у меня был дополнительный интерес, связанный с тем самым интервью двухлетней давности. При всей своей журналистской испорченности я почему-то очень хотел, чтобы она, изменившись, все же осталась прежней. Не похожей на других. Я даже готов был простить ей глупую банальность, которая свойственна всем переселенцам (“Ах, как мне хорошо на новой родине, а белорусы — просто супер, такие душевные, заботливые, а вот у нас”…). Леся, я готов был простить тебе все, кроме утраты той самой непорочности и чистоты, которой, увы, так мало осталось в нашем деловом мире…

Родина

— Родина для меня — это место, где родилась и провела большую часть жизни. Родом я из Севастополя, где прожила 10 лет, потом был Симферополь и 6 лет тренировок в школе Любови Серебрянской. А три года назад мы с мамой приехали в Минск.

Севастополь не очень люблю, я жила в районе, который был построен на месте старого кладбища. И садик, куда ходила, — тоже. Поэтому вся атмосфера была какой-то тягостной, я часто плакала, и с детством на самом деле у меня связано мало ярких воспоминаний.

А вот Симферополь обожаю. Квартиру-“сталинку”, где жила, дом трехэтажный, двор… Минск поначалу не понравился. Я сразу подумала, что как только закончу карьеру, тут же уеду на Украину. А теперь меня здесь все устраивает. Просто друзей много появилось.

— А чем белорусы отличаются от украинцев?

— Вы какие-то холодные и не очень приветливые. Первое впечатление — будто бы вам всем все равно и безразлично. Не обижайся, но у белорусов, как мне кажется, отсутствуют лидерские тенденции, они все время под кем-то. Притихшие и порабощенные. А вот украинцы — бунтари, все время с кем-то скандалят. И я в душе тоже бунтарь, только умело маскируюсь.

Душа

— Раньше я была очень закрытым человеком. Лишь в последнее время поняла, что от меня требуется. Я должна быть светом этому миру. Нести людям радость и дарить счастье в меру своих скромных мирских сил. Ведь верно, да? А раньше я этого не понимала и вся была какая-то замкнутая и забитая. Постоянно в людях искала негатив. Мне все время казалось, что они должны сделать что-то недоброе. Я ждала каких-то подвохов, и это ожидание убивало меня морально. Теперь я отношусь к окружающим по-другому — прощаю многие недостатки, потому что идеальных людей не бывает. Но вместе с тем ищу в человеке в первую очередь хорошие качества.

— Слушай, а свет этого мира к самопожертвованию готов?

— Не на сто процентов. Я еще не готова отдавать. В принципе я эгоистка. Я с детства привыкла быть в семье единственным и любимым ребенком. Когда у меня родители спрашивали: “Леся, хочешь, чтобы у тебя появилась сестричка или братик?”, я всегда отвечала категорично: “Нет!” Сейчас хочу, но уже поздно. Я пытаюсь бороться со своим эгоизмом.

— Это как?

— Стараюсь о других думать больше, чем о себе. Бывает, что мне чего-нибудь делать не хочется, но это нужно другим, и тогда я переступаю через свои желания. Но потом все воздается сторицей — радостным чувством от того, что оказался полезен.

— Тебе важно быть востребованной?

— Мне кажется, что это самая главная человеческая потребность. Ну, еще, конечно, хочется любить и быть любимой.

Любовь

— Когда я встречу этого человека, то сразу пойму, что это он. Я верю в любовь с первого взгляда, однако вполне возможно, что нам нужно будет время для того, чтобы узнать друг друга поближе.

— А если его профессия будет проста — сантехник?

— Я не верю в то, что человека можно полюбить из-за того, что у него роскошная квартира и дорогая машина.

— А я не верю в то, что с милым рай в шалаше.

— У меня есть пример — семейная пара. Еще полтора года назад он был, как ты говоришь, сантехником, а сегодня — весьма обеспеченный человек. Почему ты не веришь в хорошие истории?

— Я — реалист.

— Но зачем мне придумывать сказки? Мои друзья — очень хорошие люди и …

— Ты мне еще расскажи насчет дружбы мужчины и женщины.

— Но она может быть! Я не хочу, чтобы общение с молодыми людьми было только на уровне флирта и заигрываний. Мне хочется говорить на разные темы, советоваться, открываться… Хотя, наверное, я немного лукавлю. Даже близкие мои друзья говорят о том, что я слишком скрытная. И моя мама — самый по идее близкий человек, знает обо мне не все.

— Есть пословица: “Не родись красивой, а родись счастливой”, но я думаю, что красивых женщин, как ты, она все-таки не касается. Над умом особенно работать не нужно, и книжный шкаф дома без надобности…

— Не нравится мне подобный подход. Почему ты такого низкого мнения о моем будущем избраннике? Ты считаешь, что он будет счастлив видеть рядом с собой красивую куклу? Умному мужчине такая жена неинтересна. А мне неинтересно быть рядом с примитивным мужчиной.

Это понятно, что красота — первое, на что смотрят мужчины, но она очень быстро надоедает. Любовь, построенная на одном инстинкте, недолговечна. Да и вообще это не любовь, а увлечение.

— Ты можешь кем-то увлечься?

— Да. Так бывает часто, но я об этом никому не говорю, потому что знаю, что все это мимолетно. Это не то, чего бы мне хотелось. Мужчину своей мечты я пока что не встретила.

— А ты работаешь над своей головой?

— В свободное от тренировок время я пытаюсь самосовершенствоваться, но, если честно, из благих намерений мало что получается. Я где-то читала, что после напряженной тренировки мозгу надо восстанавливаться достаточно продолжительное время, чтобы он пришел в норму. Это правда. Я, например, очень хочу хорошо говорить по-английски, и учебник у меня постоянно находится в пределах досягаемости, но иногда открываю его только для очистки совести, пытаясь в себя что-то запихнуть. И через пять минут кладу обратно. Не лезет, не идет. Отдыхать, спать или почитать что-то легкое.

Деньги

— Любишь делать дорогие подарки?

— Да!

— Последний?

— Подружке на день рождения подарила туалетную воду.

— Тоже мне дорогой…

— Ты имеешь в виду кольца и золото? Мы с родителями как-то тренеру в Симферополе сделали такой подарок. И все.

— А сама хотела бы дорогие украшения?

— Я их люблю. Но такие вещи ко многому обязывают. Зная мой характер, не многие решатся подарить что-то подобное. Я всегда останавливаю отношения, если вижу, что они начинают развиваться слишком бурно.

— Сколько тебе надо денег для нормальной жизни?

— Честно говоря, в деньгах я плохо разбираюсь. Умею их только стремительно тратить. Мама даст какую-то сумму, и она у меня очень быстро улетает.

— Позорище. Ты бы видела, какое я вступление для нашего материала написал. За душу берет. Имидж, тургеневские дела, да разве ты поймешь? “Мама дает”. Как вам такая невеста из детского сада? Ну хоть готовить-то умеешь?

— У нас с мамой есть девушка, которая готовит. Я тоже кое-что умею — картошку, например, торт вкусный. В принципе люблю готовить, но очень редко это делаю. Для кого? Когда будет тот, о ком мне захочется заботиться, я стану классным поваром.

— Где и как любишь одеваться?

— Честно говоря, вещи мне тоже покупает мама. Когда я тренируюсь, она ездит в Ждановичи. Иногда, конечно, мы ходим вместе, но большей частью подбором моего гардероба занимается мама. И никогда, кстати, не промахивается — у нее прекрасный вкус.

— Кто у нас мама?

— По специальности она учитель музыки, а сейчас поет в церковном хоре.

Вера

— Церковь наша не православная, а евангелистская. Отличаемся мы от православных тем, что у нас нет такого количества обрядов. Мы более свободны в одежде, не ставим в храме свечки, обходимся без кадила и так далее. Мы все делаем чисто по Библии.

Хотя, конечно, я не могу прийти в церковь с голым пузом, топике и мини-юбке. Я не должна быть соблазном для мужчин, которые пришли на службу. Надо, чтобы они думали о боге, а не о девочках.

— Так, выходит, они тоже живые люди?

— Да, так же, как и я. Я ведь тоже слабый человек. А ты знаешь, что Беларусь до XVII века была евангельско-протестантской страной, которая, кстати, процветала, а потом ее насильно перекрестили?

— Нет, но меня это не удивляет. С нашим “абыякавым” менталитетом, говорят, даже в войну пришлось полицаев из соседней, не такой равнодушной республики завозить. Никто ничего не хотел делать…

— Хватит издеваться. Почему вы, атеисты, всегда такие агрессивные? Ты — как Бендер в “Двенадцати стульях”, заладил “Почем опиум для народа?”, хотя сам ведь наверняка знаешь, что и Ильф, и Петров были людьми верующими. Ты хочешь, чтобы я тебя агитировала за веру? Но бог — это истина, а в истине, по-моему, умных людей убеждать не надо.

Порок

— Ты завистлива?

— Да. Но это касается только спорта. Мне не очень нравится, когда кто-то стоит выше меня на пьедестале. Остальное не волнует — пусть люди живут хоть в пятнадцатикомнатных квартирах и в булочную ездят на “Феррари”. Бог сказал: “Радуйся”.

— Бывает, что думаешь одно, а говоришь другое?

— Да, когда от меня этого хотят. Когда спрашивают, например: “Как я сегодня выгляжу?”, то, естественно, ждут поощрительного ответа. И мне, даже если что-то не нравится, приходится делать вид, что все — класс, здорово и лучше не бывает.

— Когда тебе в последний раз было стыдно за какой-то поступок?

— Позапозавчера. Я поругалась с мамой. Была неправа и, зная это, все равно отстаивала свою точку зрения. Мне просто хотелось показать, что я уже взрослая. Хотя это совсем не так.

— Ты часто пускаешь в ход излюбленное женское оружие — слезы?

— Нет. Ни перед кем. Но я бы смогла. Раньше очень много плакала. В Симферополе практически на каждой тренировке. Отползешь себе в сторону от ковра и рыдаешь сколько хочешь. В Минске такие номера не проходят. Я как-то сразу после приезда попробовала, но мне тут же сказали: “Слезы и сопли — за двери”. И как отрезало. Сейчас я могу поплакать только в раздевалке. Да и то когда никто не видит.

— Ругаться умеешь?

— Да.

— Ну и как это уживается с твоей верой в бога?

— Так и уживается… Я ведь слабый человек, как и все. Но вообще-то я ругаюсь только с мамой. Чужого человека мне обидеть нелегко.

— Слов плохих много знаешь?

— Так ты подумал, что я матом ругаюсь? Какой ужас… Для меня ругаться — это когда голос повышаешь…

— Спиртное употребляешь?

— Я пробовала как-то вино, но мне не понравилось. Яблочный сок больше люблю.

— Сигареты?

— Женщина с сигаретой — это ужасно.

— Тебя можно купить?

— Нет.

— Хотел бы я посмотреть на ту, которая сказала бы “да”.

— Мне было бы очень больно, если бы когда-нибудь это случилось…

Судьба

— В судьбу веришь?

— Нет, и когда ее пытаются предсказать, то ни к чему хорошему это не приведет. Суеверия — тоже чушь. Какая разница, черный кот, белый или голубой? Кот он и есть кот.

— Кем планируешь стать после окончания спортивной карьеры?

— Не знаю, но уже задумываюсь. Учусь вот на тренера в Харьковском институте физкультуры.

— Знаю я, как там учатся “художницы” — приехал на пару деньков, поулыбался кому надо, собрал отметки в зачетку и айда домой, в Минск. И куда мы только катимся?

— Я, между прочим, хотела из него уйти в нашу академию, но меня уговорили остаться, мол, обидно с третьего курса переводиться. Ну а что делать, вообще не учиться? Потом, как закончишь, на первый курс поступать? Ты этого хочешь?

— Я просто спросил. Впрочем, ты наверняка, как это у вашего брата заведено, думаешь о модельном бизнесе.

— Я не против.

— Ну и какой у нас здесь может быть модельный бизнес?

— Возможно, это будет за рубежом. Я представляю себе это так: юридически грамотно составленный контракт, в котором четко будут расписаны обязанности сторон. И я сама буду выбирать условия своей работы.

— Какая ты, однако, продуманная. Разденешься, наверное, только лишь за очень большие деньги.

— В мои планы раздевания, как ты их называешь, не входят. Я вообще не понимаю людей, которые выставляют себя на всеобщее обозрение. Пусть мной наслаждается любимый человек, а не миллионы мужчин, которые смотрят и облизываются.

— Если бы они только ограничивались облизыванием…

— Вот именно!!!