ЛИЧНОСТЬ. Жизнь модели

Я перебираю фотографии абсолютной чемпионки мира по художественной гимнастике Гали Малашенко до и после. Еще с детских групповых она выделялась среди девчонок статностью фигуры и законченностью черт лица, и я не сомневаюсь, что именно такую профессию ей пророчили тренеры еще тогда. “А вот Галя наша пойдет в модели”. Собственно, так оно почти и получилось. Сейчас Галку с удовольствием снимают как на профессиональные, так и на любительские камеры ценители женской красоты — эта девушка по-прежнему выделяется из толпы. Мне очень хочется написать, что она ходит по подиуму или регулярно появляется на обложках модных европейских журналов, но ведь это вполне еще может быть в будущем, правда?

Галка танцует — везде, где предписывают условия ее очередного контракта, и делает это, по старой своей спортивной привычке, на совесть, да там, собственно, по-другому и нельзя. Танцевальное шоу на Западе — это доходный бизнес, а значит, и относятся к нему серьезно.

Галка была в Минске проездом и недавно снова уехала в очередное полугодичное турне. За месяц она успела перевидать всех, кого хотела, и даже тех, кого не очень. Так уж устроена Олимпийская деревня — тут и шагу невозможно ступить, чтобы не наткнуться на какую-нибудь знакомую физиономию.

Когда-нибудь я посвящу отдельную заметку этому непонятному феномену — почему девчонки-“художницы”, вместе добывшие стране не одну россыпь медалей, после спорта едва лишь кивают при встрече и, живя на соседних этажах и подъездах, никогда не заходят друг к другу в гости.

Они странные — эти грациозно-длинноногие особы. Будто бы их тайный внутренний чемпионат в сборной групповых упражнений уже давно не закончен и грамоты не спрятаны в шкаф, а медали, словно антикварные музейные экспонаты, не развешаны аккуратно по стенам. Никогда не пойму эту женскую натуру.… Да еще и врут на каждом шагу.

Галка, ну зачем ты вводишь журналиста в заблуждение, рассказывая о том, что по жизни была вторым номером и больше всего боялась стать первым? Ведь твой любимый тренер Татьяна Ненашева рассказывала о Малашенко совсем по-другому. О ее несгибаемом характере бойца, о том, как часто ей приходилось взваливать на свои плечи ношу лидера, о том, как… Жалко, Галка, что ты этого не слышала. Тебе было бы приятно узнать о том, что в жизни Татьяны Евгеньевны были всего лишь три гимнастки, которые сделали себя сами, и одна из них — ты…

Хотя не знаю, может быть, она говорила тебе об этом в приватном разговоре — ты ведь любишь бывать у Ненашевой в гостях, когда приезжаешь на побывку, верно? У Ненашевой идеальная семья: муж Игорь Николаевич, который так хорошо подходит Татьяне Евгеньевне, сын Пашка, о котором ходят легенды, как о человеке своеобразном и уже почти взрослом, несмотря на свои годы, количество которых пока легко показать с помощью одной лишь растопыренной ладони. Мне рассказывали, как он попрощался с тобой в последний раз: “Галя, ты у меня такая буся…”

Буся… Мне бы Пашкину раскрепощенность, обязательно бы буськнул ее в бронзовую щечку. Но неудобно, понять может неправильно, да и мама рядом на кухне. Хотя.… Очень кстати разговор заходит о травме, которая перечеркнула ее мечту стать участницей двух Олимпиад. Зачем-то бережно ощупываю ее лодыжку, хотя и на глаз заметно, что она имеет более округлую форму, нежели другая. Галка что-то рассказывает моему диктофону про ладьевидную кость (впервые о подобной слышу), а я вспоминаю о том, как она получала звание заслуженного мастера спорта после победного чемпионата мира 1998 года.

Проходило это на той самой “Галине Бланке”, которая затем благополучно канула в Лету. Министром спорта тогда был, если не изменяет память, Ананьев, и он, как обычно, не скупясь на комментарии, выдававшие в нем тонкого знатока предмета, вручал значки и удостоверения спортсменкам, которые выпархивали на сцену, как и полагается девочкам-припевочкам, по-воздушному легко, словно мотыльки. И только одна, с закованной едва ли не по пояс в гипс ногой, в силу, вероятно, именно этого веского обстоятельства не принимала участия в общей радостно-возбужденной суете. Конечно, это все обыграли, и Ананьев подошел к ней сам, и умиленная такой вот неожиданно обнажившейся гримасой большого спорта публика аплодировала сдержанно улыбавшейся девушке особенно бурно, но что-то тогда меня кольнуло — “она уже не вернется”.

И глупое это предчувствие (миллион ведь примеров известно, когда возвращались после и не таких травм), к сожалению, сбылось. Галя, конечно, встала в строй, залечив травму и добросовестно завоевав право поехать на очередной чемпионат мира. Запасной. Уже это было достижением и для нее, и для команды, которая вновь обрела своего лидера. Жаль, выйти на помост в Осаке ей не удалось, хотя дела у белорусок на том чемпионате складывались хуже не придумаешь — Настя Зварико заболела, а Таня Белан получила травму. И позарез нужен был седьмой, но как раз-то он по правилам (я всегда говорил, что в художественной гимнастике они несовершенны) не мог принимать участия в соревнованиях. Так она и просидела, вернее, проболела весь турнир на трибуне за своих подруг. А вернувшись в Минск, поняла, что надо заканчивать.

Она, Галка, как раз-то лучше всех знала, что такое последний год перед Олимпиадой, и, взвесив предстоящие сумасшедшие нагрузки и свою постоянно ноющую ногу (которую резали, собирали отколовшиеся кусочки кости, приживали связки и резали вновь), добровольно отказалась от своего места в команде.

Так не состоялся ее реванш за Олимпиаду-96, за глупую ленту, брошенную почему-то именно в финале чуть сильнее обычного. Конечно, это была не единственная ошибка белорусок, но Галке все равно было обидно, и после награждения, где нашим не досталось ничего, она рыдала в раздевалке громче всех. Хотя и знала, что как раз у нее-то в отличие от всех остальных был шанс отыграться в Сиднее спустя четыре года.

За команду-96 отыгрались другие, и Галка, что самое удивительное, успела даже потренировать в качестве помощника тренера второй команды некоторых из тех, кто в Атланте взошел на вторую ступеньку пьедестала почета.

Мне очень хочется написать, что вклад Галки в их успех был неоспорим и существенен, и советы бывалого человека пригодились серебряной команде именно в самые тяжелые минуты борьбы, и вообще это был прекрасный момент ее возвращения в спорт в новом качестве, но я погрешил бы против истины…

Конечно, наша героиня была еще не готова к тренерской работе, тем более с не начинающими, а уже сложившимися гимнастками, в чем сама себе легко и признавалась. Потому, наверное, что тренером быть не собиралась. Она и сама до сих пор убеждена, что настоящим тренером можно только родиться, как, например, та же Ненашева.

А она была не Ненашева и потому уехала танцевать, как почти все девчонки из старой олимпийской команды. И к новой жизни, к своему удивлению, привыкла достаточно быстро.

Галка показывает мне фотографии — вот вся их группа снимается на плакат, вот она с подружками демонстрирует акробатические этюды на фоне одинокого корабля, который отдыхает перед тем, как выйти в очередной круиз. Вот она с дрессировщиком из Малайзии, а вот фокусник из США чего-то ей впрягает на английском. Пальмы, белый песок, изумрудная даже на фотографиях вода. Все чинно и благородно…

Но вы меня, конечно, не поймете, если я не задам ей вопрос про изнанку этого праздника жизни. Наверное, я испорчен так же, как и вы, если это интересует меня в первую очередь. То, чем заканчиваются все эти шоу.

Галка, кажется, ждет этого вопроса давно. “Я ведь crew — член команды, а это значит, что мне, как и всем 600 членам нашего экипажа, начиная от уборщика мусора и заканчивая крупье в казино, запрещено заводить какие-либо отношения с праздной публикой. Наша задача — работать. А их — оставлять деньги на корабле, в ресторане и казино”.

Впрочем, это не последнее ограничение для crew — им нельзя опаздывать на корабль в день отплытия в круиз, нельзя с собой проносить на корабль спиртные напитки, нельзя их же выпивать сверх определенного количества, которое русскому человеку покажется до обидного малым. Галка вспоминает, как закупала пиво и вино на свой день рождения под бдительным оком секьюрити. По две банки пива на человека и бутылку вина на четверых. Конечно, можно пить и больше — охранники тоже crew, просто такова норма — ведь каждого, кто слишком возбужденно размахивает руками, в любой момент могут проверить на “трубочку”, и тогда смело пакуй чемоданы.

Конечно, жить под взглядами телекамер, расставленных по всему кораблю, не очень приятно, но что поделать — в жизни всегда приходится играть по чьим-то правилам, и эти, западные, не самые плохие. Галка сказала мне, что вполне могла бы выйти замуж и за иностранца — многие из них, помимо распространенного мнения, в душевности русскому мужику ничуть не уступают, а в оптимизме переигрывают за явным преимуществом: даже когда у них напрочь нет денег, то на лице сияет жизнерадостная улыбка.

Галка рассказывает про минские троллейбусы, хмурые и вечно чем-то недовольные пассажиры которых, сдается, садятся в них только для того, чтобы подъехать к ближайшему кладбищу для проводов в последний путь очередной партии родственников. И я хочу ей возразить, что будущего супруга надо искать не в общественном транспорте, а хотя бы на его остановках, как некоторые, но мысленно аплодирую. Браво, Галчонок, сама разобралась. Что любимый — как правило, совсем не тот, к кому тянется тело и уж только потом, если повезет, душа, а совсем наоборот.… Впрочем, не хочу лезть в ее личную жизнь, хотя догадываюсь в силу мужской интуиции, что сейчас та, как картина знакомого художника на стене Галкиной комнаты с видами города, теряющегося в вечернем дожде. Этот пейзажист, небось, тоже из белорусского троллейбуса…

И наверняка ведь не без влияния своих приятелей-передвижников Галка в последнее время увлеклась фотоделом. Дает мне целый альбом собственноручно сделанных фотографий, смущенно улыбаясь, мол, пробы пера. Почему-то больше всего она любит закаты. “Они там короткие и очень красивые. В эти минуты по-настоящему понимаешь, как хрупка и стремительна наша жизнь…”.

Наши закаты все-таки подлиннее, и в лучах отечественного солнца, отправляющегося на боковую, Галка выглядит, на мой взгляд, особенно хорошо. И снова жалею о том, что я акробат всего лишь пера и никак не смогу составить ей компанию в поиске задумчивых пейзажей на другой половине земли. По крайней мере, в ближайшие полгода…