ПРЯМАЯ РЕЧЬ. Ирина Лепарская: в ответе за тех, кого приручили

— Я считаю своим долгом ответить на те вопросы, которые возникли у белорусских болельщиков после публикации в “Прессболе” целого ряда статей о художественной гимнастике. Меньше всего мне хочется дискутировать с их авторами. Искренне надеюсь, что они в своем творчестве руководствовались все же благими намерениями, направленными на развитие нашей школы художественной гимнастики и популяризации ее в мире. Но и у меня, как у человека, отвечающего за этот вид спорта уже восьмой год, тоже есть своя точка зрения, которую я и собираюсь изложить. А потом уж пусть каждый сам для себя решает, чья правда ему ближе…

Разговор этот нам придется начать издалека, с Олимпиады 1996 года, которую мы проиграли. Хотя, несомненно, могли надеяться на успешное выступление в Атланте Ларисы Лукьяненко. Что называется, по совокупности она могла претендовать на призовое место, так как в ее коллекции было не счесть медалей, завоеванных за предолимпийское четырехлетие на чемпионатах мира и Европы.

И после этого Галина Александровна Крыленко, бывшая тогда главным тренером, сказала: “Все, хватит. Надоело стучаться в стену. Надо или под кого-то прогибаться, или уходить”. И она ушла. Что Крыленко имела в виду под выражением “прогибаться”? Я никому не открою Америки, если скажу, что в нашем субъективном виде спорта существуют блоки. Если ты туда попал, то будь любезен играть по его правилам. А Беларусь — это не та страна, которая может вести самостоятельную игру. Мы убедились в этом перед Играми 1992 года, когда решалось, кто из четырех равных по силе гимнасток — Тимошенко, Скалдина, Костина или Лукьяненко — поедет от СНГ на Олимпиаду. Тогда нам очень хорошо дали понять, кто есть кто.

То же самое случилось и в Атланте — Лариса оказалась далеко от пьедестала. Тогда я уяснила одно правило: результаты олимпийского турнира в очень малой степени зависят от той раскладки сил, которая сложилась за предшествующее четырехлетие. Ускорение должно быть в предолимпийский год. И оно зависит не столько от самой гимнастки, сколько от политики той страны, которую та представляет. Мы всегда были в этом, можно сказать, дипломатическом труде не так сноровисты и сильны, как другие. Расшифровывать это предложение я не хочу, но запомнить его советую, мы к нему еще вернемся.

А пока у нас на дворе 96-й. Крыленко уехала в Германию, желая, естественно, продолжать руководить белорусской художественной гимнастикой. И целый год ей это удавалось. Но в результате мы пришли к выводу, что система тренировок по телефону не только не экономична, но и не эффективна. Кроме того, Галина Александровна довольно быстро адаптировалась на Западе и забыла, как решаются бюрократические вопросы — приказы, билеты и тому подобное у нас. “Нет, вы не можете, вы не хотите!” — интонации в трубке накалялись, а саму трубку все чаще бросали на рычаг. Так мы поссорились с Галиной Крыленко.

Потом был чемпионат мира 1997 года, где мы стали вторыми в команде. Получила травму и не смогла выступать Таня Огрызко, но зато мир узнал о существовании Юлии Раскиной — юной гимнастки, с которой мы связывали наши надежды на Олимпиаду 2000 года. Была еще и Лера Ваткина, чемпионка молодежной Европы — турнира, где Юля еще не смогла себя проявить. Очень долгое время, кстати, мы к ним присматривались и думали, кто же лучше. Дома мы эту дилемму разрешить не могли — все время вмешивалась третья сила: “Вы хотите знать, кто лучше? Таня Белан!”

На турнире в греческой Каламате Таня выиграла у Раскиной многоборье. Юля запуталась в ленте с ног до головы и получила всего лишь 7 баллов. И хотя в остальных видах ее оценки были значительно лучше Таниных, за счет более ровного выступления выше оказалась все-таки Белан. А по положению соревнований страна сама определяет, какую гимнастку она выставит на финалы в отдельных видах. Естественно, я заявляю Раскину. По той простой причине, что в Юле гимнастка видна сразу, ее не надо искать на площадке и внушать всем сомневающимся, что это и есть то, что нужно. Раскина выступила хорошо, и домой мы возвращались в приподнятом расположении духа. Но там нас ждал скандал. Известный доктор Валера Белан уже успел побывать в кабинете у министра спорта и рассказать тому, как несправедливо обошлись с его девочкой. “Моя дочка выигрывает, а Лепарская Раскину ставит!”

Для кого я старалась? Для собственной выгоды? Да я просто конъюнктуру рынка знаю, кого хотят увидеть от Беларуси! Может, не стоило бы, конечно, называть фамилии, но я просто хочу рассказать, как у нас проходит каждый четырехлетний цикл. Не ищем мы врагов — они сами находятся. Я с Валеркой Беланом училась вместе, мы дружили. У нас масса общих фотографий. А тут я оказываюсь плохой: “Валера, давай твою Таню поставим в групповые”. — “Не буду, это оскорбляет наше семейное достоинство”. В итоге мы ссоримся, а он отвозит Таню к Дерюгиной.

Здесь же все идет своим ходом. Но тоже не без трений. Ваткины уезжают в Австралию, и у Леры плывет вес. Она начинает проигрывать Юле. Я каждый день сажаю перед собой Леру и внушаю ей, что еще не все потеряно и можно побороться. Это слышит Юлина мама: “Почему ты так настраиваешь Леру? Да и вообще ты мою дочку не любишь. А все время проводишь с Ваткиной”. — “Я люблю их обеих. А больше времени уделяю Ваткиной потому, что ее родители сейчас далеко”.

Когда Наталья Николаевна работала в Словении, а Лерины мама с папой были здесь, больше внимания я уделяла Юле. А Лера приходила домой и говорила: “Ирина Юрьевна больше любит Юлю. Она ее на колени берет, а меня нет…” Смешно? Но это мой детский сад. И еще женский коллектив, где мамы Юли и Леры терпеть друг друга не могут. Но стране-то ведь все равно, кто из их дочерей выиграет медаль.

Меня вообще все эти разговоры и намеки родителей о каких-то взятках коробят. Это смешно. Любой профессиональный тренер скажет вам, что он всегда отдаст предпочтение тому ученику, кто сильнее, кто больше работает и больше хочет. Таким человеком перед Сиднеем оказалась Раскина, и потому именно она поехала первым номером.

— Я вот думаю, когда в нашем повествовании появится Андрей Иманали — загадочный персонаж, который нарисовался в сборной аккурат в предолимпийский 1999 год…

— Ну, положим, он не был, как рисует его Сергей Версоцкий, барином, внезапно приехавшим и всех рассудившим. Да, наследство после Атланты Галина Александровна нам оставила тяжелое: она сумела поругаться даже с теми, с кем этого было нельзя делать. Возможно, так получилось сгоряча, в порыве оскорбленных чувств, но там таких людей умеют отчислять. Мы эту чашу испили. Однако с течением времени нам удалось наладить не только отношения, но и подтянуть результаты. Про Берлин-97 уже говорили, на следующий год мы стали абсолютными чемпионками мира-98 в групповых упражнениях, тогда же выиграли командную Европу — Павлина в многоборье стала второй.

Наступает 99-й год. Юля — вторая на чемпионате мира вслед за Кабаевой. У Раскиных уже начинается нагнетаться семейная трагедия, мол, мы специально пропускаем Кабаеву вперед, так как любим Алину больше Юлечки. Да, мы любим Кабаеву и очень за нее держимся, потому что она вместе с Ириной Санной Винер должна протащить Беларусь на олимпийский пьедестал. Мы уже навели мосты, и у нас прекрасные отношения со всеми. Но остается последний год — самый опасный. Я по своему предыдущему опыту знаю, что в любой момент все может повернуться с ног на голову.

И вот здесь боженька посылает нам Андрея Иманали. В один прекрасный день мне позвонила какая-то женщина из нашего спорткомитета и попросила посмотреть ребенка, которого привезет к нам в зал один молодой человек из Ростова. Я уже не помню ее фамилии, знаю только, что мужчину (это и был Андрей Иманали) рекомендовал ей какой-то знакомый. Ну ладно, дело это в общем-то обычное, привозите. Приехали. Девочку посмотрела Лариса Лукьяненко и выдала свой вердикт: “Ничего экстраординарного, оставлять ее в Минске не стоит”. Но молодой человек оказался весьма настойчив. Он ничего от нас не требовал, как это обычно случается с родителями, а был готов к тому, что из его дочки не вырастет олимпийская чемпионка. “Я хочу, чтобы она трудилась. Занималась художественной гимнастикой у профессиональных тренеров. У нас в Ростове таких нет”.

— И вы решили взять…

— Ничего я не решила. Посоветовала, чтобы они еще раз подумали. Стоит ли городить огород: перевозить в Минск ребенка с бабушкой, снимать квартиру, доставлять чадо каждый день на тренировки без малейшей гарантии успеха. Андрей сказал, что его такой вариант полностью устраивает. В этот же день мы уехали на соревнования в Москву. Андрей поехал вслед за нами. И вовсе не для того, чтобы лишний раз меня в чем-то убедить. Его друг Миша с первого взгляда влюбился в Наташу Степанову. У них начался роман. И вскоре они решили пожениться. И получилось так, что маленькую Карину — дочку Андрея — в зал за ручку привела Наташа. А это, как сами понимаете, совсем другое дело…

Степанова готовилась стать Монвелян, и потому ее будущий супруг стал приезжать на все соревнования с участием белорусской сборной. Разумеется, вместе с Андреем. И знаешь, что я заметила? Нашим женщинам — тренерам, судьям, чиновникам — стало очень нравиться проводить время в компании с Андреем. Это были не только красивые машины и рестораны, но еще и весьма располагающий к себе собеседник. Умный, интересный, стильный мужчина. В него все буквально влюбились.

И везде он ездил за свой счет. Вначале как друг жениха. А потом как друг мужа. В конце концов Миша уже просто не отпускал Наташу одну. Он — армянин, и у них такие порядки. А мне это все не мешало — наоборот, я видела реальную помощь. Все тянулись к Иманали. Олимпийские игры все ближе и ближе, а у нас ничего не рушится, наоборот, расцветает пышным цветом. И все наши смотрели ему в рот, начиная от Наташи Монвелян и заканчивая Раскиной-старшей. Если младшая со мной ссорилась, то она звонила Андрею и тот прилетал специально для того, чтобы нас помирить. Он — отменный психолог. Поговорит с ней 5 минут, и Юля мне уже бросается на шею: “Ирина Юрьевна, вы у меня самая лучшая!”

И что, я должна была отказаться от такого подарка, который свалился на нас буквально с неба?

— Вы знали об основном роде занятий Андрея?

— Я ездила в Ростов вместе с Наташей и видела все его фабрики и заводы. Надеюсь, ты не станешь упрекать меня в том, что я не провела аудиторскую проверку предприятий? А что касается нынешнего положения Андрея, скажу так — это Россия. Родина одного очень популярного выражения: “Был бы человек — статья найдется”. Насколько я понимаю, в этом регионе в свое время были произведены большие кадровые перестановки, повлекшие за собой неизбежную в таких случаях “зачистку” территории.

— Каков, по-вашему, вклад Иманали в сиднейский успех белорусской сборной?

— 50 процентов! Остальные я оставлю на всю команду. Думаю, что без Андрея мы могли бы повторить Атланту. Но он был с нами, и мы чувствовали себя как за каменной стеной. Помимо всего прочего, этот человек обладает диким даром убеждения. Когда все колотятся, он спокоен: “Чего дрожите? Да вы — лучшие, вы так пахали, что должны выйти и разорвать всех на кусочки”.

— Когда же ваша дружная белорусско-ростовская семья начала распадаться?

— Знаешь, это не те люди, которые будут говорить женщинам о своих проблемах. Хотя я чувствовала, что у них не все хорошо. И даже ощущала свою вину — мне потом Андрей сам признался в том, что слишком много времени проводил, участвуя в делах нашей команды, и многое упустил дома…

Когда у ребят начались неприятности, выяснилось, что к ним все относятся по-разному. Наташа предпочла от них отдалиться. Она тут же уехала из Ростова. А я не такая. Я не могу бросить в беде людей, которые сделали мне много хорошего. Легко любить мужчину, когда у него все отлично — машины, дома, деньги. Но, по-моему, подло покидать любимого человека, когда он попал в черную полосу. И вдвойне подлее, когда ты стараешься сделать ему еще больнее.

Для Наташи Иманали остался нехорошим человеком, сломавшим ее устроенную жизнь. Для меня — другом, которого я не предам. В этом, и ни в чем другом, корни нашего конфликта с Наташей теперь уже снова Степановой — лучом света в царстве тьмы, как ее пытаются представить в прессе.

Сначала Наташа в своей борьбе со мной была в гордом одиночестве. Но у нас такой вид спорта, что униженные и оскорбленные могут найтись в любой момент. Раскина-старшая обиделась на меня после того, как Юлю на “Галине Бланке” не выбрали “Мисс турнира”. На следующий день в какой-то газете, по-моему, “На страже Октября” вышла статья с заголовком “Юля не нужна стране”.

И началось… Пришла Юля с букетом цветов: “Почему вы меня так обидели?” — “Юлечка, солнышко, выбирали 42 журналиста, а ты оказалась только в одной записке”.

Что мне надо было сделать: не назвать Кабаеву, которая победила с гигантским отрывом, а объявить Раскину? Опустить тем самым всю вашу журналистскую братию? Да “Прессбол”, уверена, первым стал бы раскапывать эту историю.

“Надо было тогда зал спросить”. — “Юля, каким образом? Хорошо, даже если бы я из ложи обратилась к зрителям, а они стали бы скандировать: “Ка-ба-е-ва!” — и что тогда? Мисс выбирается мужчинами на уровне гормонов, и их решение не зависит от того, сколько раз гимнастка вышла на помост, пять или один”. Я вообще не понимаю, откуда такая тяга к этому званию. Если бы выбирали “Мисс тренер” и победила Наташа Степанова, мне и в голову не пришло бы обижаться. Я же реально оцениваю положение вещей.

Юля в конце нашей беседы говорит: “Я вас слушаю и вас понимаю. Маму слушаю, и ее понимаю”. — “Юль, а ты сама что-нибудь понимаешь?” — “Ну да, но все равно обидно”.

Смешно? А мне было не до смеха, потому что на следующий день в нашем коллективе появилась еще одна обиженная — Наталья Николаевна Раскина.

— Давайте лучше поговорим о том, почему так получилось, что честь нашей страны в личном первенстве в Афинах-2004 отстаивали исключительно легионерки?

— Закончился Сидней, и мы начинаем обсуждение того, что у нас есть на афинскую Олимпиаду. Наташа Раскина 5 лет проработала тренером Юли на скамейке и одновременно старшим тренером РУОРа, отвечающим за резерв. Ей слово, мы хотим узнать, на кого из молодежи мы можем рассчитывать.

“На Юлю Раскину!” — “А еще кто?” — “Юля!” — “Третья тоже Юля?” — “Да!” — “А как же новые правила и травмы вашей дочки?” — “Ничего, мы справимся, или вы в нас не верите? Тогда уедем и будем выступать за Грецию!” — “Ну хорошо, вы за Грецию или Германию, а за нас кто?” — “А меня это не волнует, меня заботят только Юлины дела”.

В общем, мы схватились за тех, кто был под рукой. Ефремова, Осядовская, Пальчевская, Сегенчук, Прокопова. У Наташи Пальчевской, талантливой в принципе девочки, не хватило здоровья. Не могла она прыгать в полную силу, не держали колени. У Алеси Ефремовой — сколиоз третьей степени, у Сегенчук — операция на спине. Прокопова в рост сильно дала, крупная стала, но у нее особо данных для личного никогда не было, мы ее сразу в групповые отдали.

Зато групповое подсобралось. Осядовская и там, и там успевала. Из-за многочисленных болячек не могла она бороться за место в олимпийской сборной, но девочка помогала нам как могла. Я ходатайствую сейчас, чтобы ей по совокупности достижений дали звание заслуженного мастера спорта. Она его достойна.

В общем, получилось так, что не было у нас никого, кого мы могли бы планомерно подвести к Олимпиаде. В это время мой первый тренер предложила взять свою ученицу — Инну Жукову. Поначалу ничего особенного из себя она не представляла, но затем начала прогрессировать и стала занимать хорошие места. Наверное, если бы у меня была подходящая белоруска, то выступала бы она, но где ее было взять? Осядовской врачи запретили заниматься. Пальчевская ушла в групповое тоже не от хорошей жизни. Мы перекрестились, когда к нам попала Света Рудалова.

Они выступили бы лучше, если бы все время не слышали разговоров о похоронах белорусской школы художественной гимнастики. Кого мы заживо похоронили? Может, какие-то фамилии назовут?

Да, в Минске прекрасный зал, но он один такой на всю страну. В Гомеле есть отличный тренер Люда Сербина, но у нее нет условий. Мы ездили в этот город, встречались с мэром. И что? Опять ничего. В Бресте трудится прекрасный тренер Евгения Золотницкая. Но у нее в зале холодно и конкуренции нет, однако она подготовила Любу Черкашину. В Минской области есть Алла Димчогло… А Сыроквашко как работает? Хорошо. Но нет у них сейчас таких людей, чтобы взял и повез на международную арену.

И ту же Черкашину к нам надо было на годик раньше привезти.

Хотя опять-таки женский коллектив. Все равно кто-то шепнет Золотницкой на ухо: “О, а твоя-то могла не хуже Рудаловой на Олимпиаде выступить…” — а я отвечу: “Не смогла бы, и не потому, что хуже. На Олимпийские игры ездят не за тем, чтобы набираться опыта, а для того, чтобы набранный до этого опыт во что-то воплощать”. Ни Черкашина, ни Курильская таким опытом еще не обладали. Зачем нам надо было везти в Афины эти детские души и там их калечить?

А потом она скажет: “Так у меня уже была Олимпиада, я больше не хочу”. Обычно после Игр все начинают раздумывать: тренироваться им дальше или бросить. Еще не хватало, чтобы, скажем, Черкашина стала размышлять над этим вопросом.

Иманали нам не хватило и в Афинах. С ним наш результат был бы однозначно лучше, ибо по всем позициям — и у личных, и у групповых — произошло смещение наших результатов в сторону ухудшения. Но Андрея или такого же другого мужчины с нами не оказалось, потому мы получили то, что имеем.

— Председатель ассоциации гимнастики министр финансов Корбут заменить вашего вице-председателя не мог?

— Конечно, нет. Хотя этого человека я очень уважаю. Есть люди, про которых можно сказать: он на своем месте. Корбут, наверное, как никто, из их числа. Но именно его нынешняя должность — министр финансов — и не позволяет оказывать ту помощь, которую все предполагают, узнавая о том, какой человек возглавляет нашу ассоциацию. Корбут все время на работе. Я бываю у него преимущественно или в 7 утра или в 11 вечера, когда он не так сильно загружен своими непосредственными обязанностями.

Буквально пару дней назад вместе с ним мы вернулись с конгресса ФИЖ, где он был выбран в консулат — это высший проверяющий орган, занимающийся ревизией деятельности этой организации. Мне было интересно, как нашего министра примут там. Могу сказать, что впечатление на всех он произвел только самое положительное. Очень контактный и простой в общении человек — таковым было резюме практически всех, с кем я общалась. Его приняли в эту семью, и меня такой факт только радует.

И мне обидно читать о том, что “руководство спортивной отрасли не очень довольно отношением министра финансов Николая Корбута к спорту в целом и к гимнастике в частности”. Чушь. Он — палочка-выручалочка многих проектов, и как раз в министерстве об этом хорошо знают.

И еще пишут — ай-яй-яй, мол, как не стыдно педагогу Лепарской просить девочек говорить в своих интервью хорошие слова об Иманали. Да, не стыдно, потому что то же самое касается и Минспорта, и “Металлпрофиля”. Они нам помогают, и мои девочки должны об этом всегда помнить. Это, если хотите, элемент воспитания. Который, к слову, почему-то дается с трудом. Часто забывают…

Пишете, что в список членов оргкомитета минского турнира Гран- при мы внесли Андрея. В Интернет-версии — да. Нам хотелось таким образом его поддержать. Но в официальных бумагах, естественно, его фамилия нигде не фигурировала. Ну не такая я дура, каковой меня пытаются представить.

Сегодня меня хотят обвинить в сотрудничестве с человеком, который находится в розыске. Вы хотите, чтобы я отреклась от него? Да не сделаю я этого. Я друзей не предаю. Даже если мне пригрозят увольнением с работы. Да ради бога!

— А как, кстати, вы относитесь к мнению, что Лепарской нужно уйти?

— Здесь Сережа Версоцкий мой лучший друг. Моей отставки хотят только два человека — он и я. Больше никто, как ни парадоксально это звучит. Те люди, слова которых сегодня озвучивает “Прессбол”, вовсе не рвутся занять мое место. Ни Раскина, ни Степанова.

Я — нормальный человек и знаю, что диктатура ни к чему хорошему еще не приводила. Оппозиция — явление нормальное, и она должна быть. Однако я считаю так: критикуя, надо что-то предлагать взамен. Но мои оппоненты в открытую даже не признаются в том, что они что-то делают — пишут анонимки и ходят по министерским кабинетам. Здесь они смотрят на нас с изумленным видом и говорят: “Ой, да я не понимаю, о чем вы говорите. Я газет не читаю, и мне вообще ничего не надо!” — “Тогда чего ты хочешь?” — “Просто работать”. — “Наташа, хочешь стать главным тренером?” — “Ну что вы, это не мое. Я никогда этого не умела, да и не хочу”, а потом она отворачивается и пишет дальше.

Ну предлагайте что-нибудь! Неужели непонятно, что развалить все гораздо легче, чем потом построить? Но люди не думают о будущем гимнастики, ими движут сиюминутные инстинкты. А пусть Лепарской будет хуже. Напишем еще что-нибудь и порадуемся, когда она еще раз выйдет из себя. Я ведь не только руководитель, но еще и женщина. Знаю, что надо уметь переживать какие-то вещи молча, чтобы окружающие этого не замечали, но это не всегда получается.

Поверьте, в художественной гимнастике быть главным тренером — ноша очень неблагодарная, и как раз-то тренеры знают об этом лучше других. А журналисты пишут, как классно устроились эти девчата — на солнышке загорают, за рубеж ездят. Мы не загораем, мы боремся с лучшими сборными мира, и от меня все ждут только одного — результата. Я за него отвечаю!

В первый же вечер после окончания Олимпиады мы собрались вместе с тренерами. Посмотрели друг другу в глаза и высказали свои претензии. Поругались сто раз и сто раз помирились. Я предлагала занять свое место Тане Ненашевой — талантливому и очень порядочному человеку, который у всех пользуется авторитетом. Она отказалась. И я ее понимаю. Предложила: “Может быть, нам стоит вообще отказаться от поста главного тренера. Я с удовольствием буду работать в зале, а все вопросы станем решать коллегиальным путем?” — “Нет, нами надо руководить”.

Потом мы сидели и в Минске, после всего того, что прочитали о себе в газетах. Я сказал тренерам: “Девочки, я хочу уйти”. Меня никто не отпустил. “Ира, а что мы тогда будем делать? Что станет со сборной? Вспомни, как в Афинах мы все вместе поклялись пахать в этом зале, чтобы в Пекине взять реванш. И после этого ты хочешь уйти?” Что я могла ответить? Мы в ответе за тех, кого приручили…

Я — не незаменимая. Может быть, у кого-то получится лучше. Я с удовольствием передам бразды правления тому, кто не разрушит, а будет строить дальше. Но где этот человек?

Если мне на предстоящей аттестации в министерстве скажут: “Ира, уходи”, я уйду. Клянусь. Не буду, как Наташа Степанова, кричать о том, чтобы дали еще один шанс. Но я все равно буду помогать этой команде. Жуковой, Курильской, той же Шмаковой с квартирой, хотя я уже сто раз зарекалась делать добро, которое всегда почему-то оказывается наказуемым. Но Шмаковой я все равно помогу. И Рудаловой.

— А Нерсесьян?

— И Злате тоже. Я своих девочек не брошу. Потому что они — моя плоть и кровь. Как и зал, где каждый гвоздик родной, а каждое пятнышко на потолке, словно шрам на сердце. Скоро, кстати, ремонт сделаем…

— Между прочим, тем временем, когда в Беларуси занимаются разгоном бури в стакане воды, Россия семимильными шагами уходит далеко вперед. Вас это не тревожит?

— Знаешь, располагая такими возможностями, какие есть у Ирины Александровны Винер, грех было бы ими не воспользоваться. Она — львица. Я — тоже, но с ограниченными возможностями. Паралимпийская, можно так сказать.

Деньги есть, мозги тоже. Молодец. Красавица. На ее месте я поступила бы точно так же. Ее вообще не стоит рисовать грубыми мазками. При всей своей жесткости по жизни Винер — очень хороший человек. Жизнь ее била, муж Ирины Санны, Алишер Усманович, в советские годы продолжительное время провел в местах лишения свободы, а теперь он весьма уважаемый в российском бизнесе человек. Это, кстати, относится и к нашему разговору о превратностях человеческой судьбы.

Ира помогает поднимать гимнастику в Азербайджане, Узбекистане и Казахстане. Думаю, этими странами она не ограничится. Схема взращивания талантов в Москве просто гениальна — страны, получающие звездочек российской сборки, тут же становятся союзниками Винер на всех крупнейших турнирах.

— Кстати, о последних. Чем вы объясните тот факт, что ближайший чемпионат мира пройдет в Баку?

— Президентом местной федерации художественной гимнастики по просьбе Ирины Винер стала жена действующего президента Азербайджана. Это многое объясняет. Ей хватило лишь одного турнира Гран-при, чтобы очаровать все руководство мировой гимнастики. Таких приемов и размаха никто никогда не встречал, и потому предложение провести мировое первенство 2005 года в Баку вызвало у всех только положительные эмоции.

Беларусь — не нефтяная республика, но мы тоже кое-что можем. Наш Гран-при “BelSwissBank” всем понравился, и мы реально претендуем на проведение в Минске чемпионата Европы 2006 года. И если мы не будем биться за топ-турниры, то просто погибнем под натиском наших соседей по бывшему СССР. Тем более что украинка Ирина Дерюгина стала членом техкома ФИЖ.

— Кстати, а почему у нас нет ротации в судейском корпусе? Наверняка Беларуси пригодились бы молодые кадры…

— Любой на такое место не сгодится. Впрочем, кажется, мы все-таки нашли достойную кандидатуру. Не хочу называть фамилию девочки, она не так давно закончила карьеру, но обладает и талантом, и амбициями. И еще мне очень хочется со временем увидеть в числе членов техкома Марину Лобач. Тогда мы будем чувствовать себя увереннее.

Ты извини, я опять возвращаюсь к статье в “Прессболе”. Читаю: “У Рудских хотя бы хватило смелости подать в отставку”… Да не надо для этого смелости — гораздо больше ее надо, чтобы остаться и снова взвалить на себя груз ответственности. А вдруг не получится? Вдруг опять в 2007-м все станет с ног на голову? Нам снова придется искать нового Иманали, который захочет положить на этот олимпийский алтарь кусочек своей жизни? Ты уверен, что мы такого найдем?..

Здесь, видимо, самое время дать слово Андрею ИМАНАЛИ — заместителю председателя Белорусской ассоциации гимнастики, который по вполне понятным причинам смог пообщаться с журналистом “ПБ” только по телефону:

— Ситуация, в которую я попал, характерна для современной России. Процессы, в ней происходящие, а я уверен, что читатели “Прессбола” смотрят российские телеканалы, говорят о том, что от тюрьмы и сумы заречься сегодня не может никто. Даже олигархи, чьи позиции еще вчера казались незыблемыми.

В возглавляемую мною федерацию спортивных единоборств Северо-Кавказского региона попали люди, связанные с криминалом. Мы вывели их из состава исполкома, а один из них, как впоследствии выяснилось, внештатный сотрудник ФСБ, пожаловался на то, что мы оказывали на него меры физического воздействия. Хотя все это не так, в это время меня даже не было в Ростове. В этом деле много нюансов, но я не уверен, что они будут интересны читателям вашей газеты.

— Почему же так долго тянется следствие, а вы находитесь в розыске?

— К сожалению, дело слишком долго не покидало пределы Ростовской области, а здесь на справедливое решение вопроса рассчитывать не приходилось. Недавно документы перешли в Генеральную прокуратуру России, и теперь я надеюсь, что через месяц-другой все станет на свои места.

— Зачем вам была нужна белорусская гимнастика?

— Так распорядилась судьба, что я познакомился с Ириной Лепарской. Вначале привез устраивать к ней свою старшую дочь, а теперь у нее тренируется средняя. Это говорит о том, что у нас сложились хорошие отношения. А когда начинаешь дружить с человеком, то тебя поневоле интересуют его дела. Мужчины вообще должны помогать женщинам, когда им трудно. Кроме того, мне очень симпатична белорусская сборная. В общем, втянулся…

— Как много денег вы потратили на защиту, скажем так, интересов отечественной школы художественной гимнастики?

— Никогда не считал… Думаю, что много. Это не были взятки, просто траты на мероприятия, которые помогали поддерживать имидж белорусской школы. Банкеты, презентации и так далее. Понимаете, художественная гимнастика — это хотя и красивый, но очень непростой вид спорта. В ней есть свои правила, по которым надо играть для того, чтобы чего-нибудь добиться.

— В том случае, если ваши проблемы с правоохранительными органами благополучно разрешатся, станете ли вы вновь сотрудничать с нашей командой?

— Мне не нужны никакие посты в вашей федерации, и я отнюдь не уверен, что мой роман с художественной гимнастикой будет иметь какое-то продолжение. Но я всегда буду помогать Лепарской. Она — человек. Я думаю, вы понимаете, что я имею в виду…