Фол

Однажды Олега Блохина спросили: вот вас травмировали, так что ж вы без щитков играете? “А с какой стороны их надевать?” – вопросом на вопрос ответил форвард.

Грубость во все времена тянула футбол назад. На поле от нее трудно уберечься, и достается обычно тем, кто талантливее и ярче. В карьере почти каждого заметного форварда был свой палач – как выбивший из футбола Юрия Тишкова Бодак, или московский динамовец Новиков по прозвищу Гипсик, о котором упоминалось в главе о Владимире Гуцаеве, или разорвавший в ничего не значащей игре дублирующих составов возрастному Эдуарду Стрельцову ахилл партнер Гипсика по динамовской защите Никулин.

Пеле не дали сыграть в двух мировых чемпионатах – начиналась бесконечная полоса осознанной жестокости в футболе. В Лондоне 1966 года короля травмировали в стартовой же игре – вышел почти точный повтор истории предыдущего чилийского чемпионата. Пеле попытался на больной ноге удержать для Бразилии титул чемпиона мира, но португалец Мораис добил черную жемчужину. Хроника запечатлела уход Пеле с поля: убитый горем инвалид, закутанный в плед, приволакивал раненую ногу, и слезы досады и горя смешивались на лице с дождем. Он проклял виновников случившегося и объявил решение не играть больше в мировых чемпионатах никогда. Обещания, правда, не сдержал и в 1970-м отправился в Мексику за третьей “Золотой богиней”…

Пеле уже был неиграющим королем, когда костолом номер один испанского футбола защитник Гойкоэчеа из “Атлетико” (Бильбао) накануне ЧМ в Испании нанес тяжелейшую травму новой звезде Бернду Шустеру (разрешив тем самым разгоревшийся в Западной Германии нешуточный спор: ветераны сборной не хотели видеть Шустера в своих рядах), а через пару лет сломал ногу Диего Марадоне. Молодого преемника Пеле на футбольном престоле он отлучил от игры на 106 дней – ровно столько украл у болельщиков всего мира. Испания 80-х стала роковой и для сборной СССР: Вальдано надолго выбил Ивана Яремчука, а до того Анхел навсегда лишил советских зрителей футбольных чудес Давида Кипиани.

Беспощадность в отношении талантливых форвардов существовала в общем-то всегда. В нашем послевоенном футболе главенствовали два стойких мифа – о Федотове и Боброве. Но истинные свидетельства о классе Григория Ивановича датированы предвоенными годами, а Бобер в свою настоящую силу выступил в одном-единственном сезоне сорок пятого года. И болельщики судили о них по отдельным фрагментам, продолжавшим работать на легенду.

У Боброва первый уход с поля по травме случился во втором тайме игры с “Глазго Рейнджерс” в 1945 году, когда разобравшиеся в усиливших состав армейцем Бобровым динамовцах соперники принялись умышленно рубить по ногам. На глазах у 120 тысяч неистовствовавших зрителей была объявлена охота на Боброва. Когда динамовцы повели 2:0, на трибунах и на поле, по свидетельству очевидцев, сгустилась угрожающая, предгрозовая атмосфера. Привыкшие к свободному, романтическому, эмоциональному футболу довоенных советских лет динамовцы вдруг натолкнулись на новый для них “злой” футбол, который проник вскоре и в наши чемпионаты.

В 1946 году в ходе первого послевоенного первенства Киев с особым чувством ждал матча своих любимцев с ЦДКА. Дело было даже не столько в высоком классе встречающихся команд, сколько в символике. Именно эти клубы волей календаря должны были играть в украинской столице 22 июня 1941 года. При отмене встречи было объявлено, что проданные билеты будут действительны на матч команд после войны – никто не мог предположить, что беда затянется так надолго. И вот в 1946-м стадион был забит до отказа, но, говорят, по старым билетам не пришел никто. Возможно, их берегли как реликвию, но еще больше народу убила или разбросала по свету война.

Обещавший стать праздником матч вылился в сечу. Сначала с поля унесли Григория Федотова. Тот не учел состояния грунта после дождя и попробовал применить один из коронных своих финтов: с поворотом корпуса резко убрать мяч под себя. Но больше, чем с погодой, история связывает диагностированный в больнице разрыв коленных связок с действиями в эпизоде опекуна Федотова Лермана. А через несколько минут беда пришла и на улицу Всеволода Боброва. Против бомбардира персонально играл защитник Махиня. Справиться с подопечным он не мог, киевляне проигрывали 0:3 и были на взводе… Обыграв соперника, Бобров в очередной раз пошел в свой знаменитый прорыв, но обозленный защитник прыгнул ему шипами на пятки. Бобров всей мощью рванул вперед, а нога оказалась припечатанной к земле. Коленный сустав хрустнул, не выдержав перегрузки, и от страшной боли Бобров потерял сознание. От этой травмы, отнявшей у великого форварда пятьдесят процентов игры (свидетельство тренера Аркадьева), Всеволод уже не оправится. Мениск неудачно прооперируют в Югославии, потом чуть не каждый год будут вскрывать в Москве. Знаменитый хирург Ланда, осмотрев колено, сказал, что с такой ногой не то что в футбол играть – ходить нельзя.

Николаю Махине, играющему тренеру киевлян, доселе в умышленных злодеяниях не замеченному, после трагического случая предстоит последний в карьере год. И почти полвека послефутбольной жизни – с геростратовой славой губителя Боброва. Он изопьет свою чашу до дна, но сколькие грубияны выходят “на пенсию” незаслуженно незамеченными, а то и со славой “непроходимого” защитника. Впрочем, болельщикам каждого поколения хорошо известны имена костоломов своего времени – в годы Боброва и Федотова такими были ленинградец Копосов, киевляне Пшеничный, Голубев, тот же Лерман. Правый защитник московского “Металлурга” Алятрицкий, как однажды случайно выяснилось, чтобы играть пожестче, даже вставил в подъем бутсов металлическую прокладку – нападающие боялись к нему приближаться.

Захватившие середину нашего футбольного века болельщики помнят, как вместе с бутсами игрок доставал из сумки пакетик с гаечным ключом и запасными шипами. Металлические шипы ввинчивались во втулки ровно настолько, чтобы не давить на ступню. Эти шипы были приговором для голеней, бедер, ступней, коленей игравших, это был приговор для футбола. Каждый защитник старался ставить шипы подлиннее, особенно задние — делалось это для устрашения и переходящей в жестокость жесткости в борьбе за мяч. Было множество рваных ран — и федерация наконец вынесла решение об ограничении высоты шипов от 1,2 сантиметра передние до 1,6 задние. Судьи выходили на поле со штангенциркулем, пока не догадались упростить дело готовыми мерками.

Искусники черных дел имелись на разных уровнях. В Бресте на стыке 60-70-х играл защитник, которого знали и боялись все форварды второй лиги. Ему даже карточек не показывали – “вставлял” незаметно, был мастер подловить такую секунду, что получался игровой эпизод, мужской стык, в котором защитник просто на мгновенье “опоздал”. Игрок атаки корчился на газоне, а судья и штрафной не всегда назначал. А еще бил исподтишка: угловой у чужих ворот, все внимание на штрафную, а он в центральном круге наступает нападающему на голеностоп и второй ногой бьет в колено… Его любимым соперником был бомбардир зоны, грозный форвард литовской команды. Как только тот начинал “возить” нашего героя – защитник, не раздумывая, бил в колено где-нибудь у углового флажка. Новый момент – еще раз в колено, не удостаивая вниманием мяч. После чего форвард переходил за центральную линию и играл на своей половине поля – задача по нейтрализации была снята.

…В послевоенные годы знаменитый Борис Аркадьев предложил теорию “О допустимости мелкого фола”. Мысль не новая, но воплощенная в научные рамки, она пришлась по вкусу многим нашим тренерам – наряду с пресловутой “персоналкой”. Николай Старостин, сам получивший на поле перелом, называл последнюю хронической язвой футбола, родившейся в борьбе с асами. “В жизни виртуозов футбола подстерегала “звездная болезнь”, — писал он. – Через славу и лесть они впитывали в себя нравы и обычаи богемы. А на поле их ждала “персональная опека”. Циничная и примитивная тактика “с корнем в момент приема мяча”.

“Сам не играй и ему не дай”, — это был выгодный обмен своей посредственности на лучшего игрока соперника. Но за этой выгодностью — при рьяности исполнения, которого обычно требовали тренеры, — стояли травмы, выбивавшие потом в силу цепной реакции и ведущих футболистов приверженца “персоналки”. Характерно, что гений тренерского ремесла Виктор Маслов, знаменитый Дед и великий матерщинник с неполным средним образованием, придя в киевское “Динамо”, упразднил “персоналку”. Он трижды подряд, с 66-го по 68-й год, приводил команду к чемпионству, не применяя этот тактический прием.

И напоследок пример из разряда поучительных. Вратарь послевоенного “Спартака” Алексей Леонтьев закончил играть в сорок девятом, получив тяжелейшую травму в матче с московским “Динамо”. Спартаковский защитник Сеглин пытался взять в “коробочку” форварда Карцева, но тот по ловкости выскользнул, и все досталось собственному вратарю.