Анжелика Крылова: хочется красоты!

А ведь двукратная чемпионка мира, серебряный призер Олимпийских игр 1998 года в танцах на льду отнюдь не довольствуется сейчас ролью какой-нибудь домохозяйки. 38-летняя Анжелика тренирует вместе с мужем Паскуалем Камерленго, причем весьма успешно. Последним доказательством могут служить результаты только что закончившегося чемпионата мира в Ницце, где одна из их пар — французы Натали Пешала/Фабьян Бурза — выиграла бронзу, а другая — канадцы Кейтлин Уивер/Андре Поже — заняла 4-е место. И это примечательно на фоне выступления российских танцоров, которые остались за спиной. Причем Пешала каталась, стараясь не обращать внимания на болезненные ощущения: за пару недель до домашнего чемпионата мира Натали сломала нос на тренировке, а операцию решили отложить. Как здесь не отметить, что Крылова в свое время на протяжении пяти лет, как она говорила, умирала от боли, но все равно выходила на лед.
В последние годы танцевальный центр фигурного катания переместился за океан. На Олимпийских играх в Ванкувере, чемпионатах мира-2011 и -2012 доминировали спортсмены, которые тренируются в США. И мысли молодого и успешного тренера Крыловой интересны в том числе и в этом контексте.
Нашу беседу (а состоялась она еще до того, как ее американская пара Олдридж/Итон стала на “Минск- Арене” третьей) Анжелика начала со слов восхищения:

— В Минске замечательный комплекс, просто фантастика! Мирового уровня арена. Я посмотрела все объекты, ходила на велотрек, на конькобежный стадион. И дворец прекрасный, и лед, и освещение. Все ухожено. Мне очень понравилось. Это важно, на каком катке выступаешь, какая на нем обстановка. Здесь атмосфера теплая, условия замечательные, гостиницы хорошие. Честно сказать, не ожидала.

— Вы уже приобрели большой вес на тренерском поприще. Долго ли после спортивной жизни шла адаптация к совершенно другой деятельности?
— В принципе да. Мы с мужем начали тренерскую работу практически с нуля. Решили вместе создать школу буквально ни с чего. У нас была всего одна пара.
Я закончила кататься в профессиональном спорте в 2004 году. После этого родила сначала одного ребенка (в 2005-м), потом второго (в 2007-м). И первые три года была очень занята детьми. Тренировала, но выезжать по роду деятельности не могла.

— Вы ведь давно в Америке?
— Очень. В 1994-м мы перебрались туда с Натальей Линичук. В Делавере у нее была очень большая группа спортсменов: Грищук с Платовым, Авербух с Лобачевой, Галя Хаит с Сергеем Сахновским, я с Олегом Овсянниковым. В Делавере я и осталась жить на десять лет. Потом нас с мужем пригласили в Детройт, предоставили условия, и мы начали тренерскую карьеру. И вот как-то все получилось. Это, конечно, большая удача, что спортсмены в нас поверили и пришли к нам. Сейчас у нас очень большая группа — четырнадцать пар.

— Ого!
— Да, съезжаются со всех стран. И у нас работают пять тренеров, в том числе Наташа Анненко (она каталась с Генрихом Сретенским), Массимо Скали.

— Кто руководит школой?
— Мой муж. Но каждый в коллективе исполняет свою функцию: кто-то работает над техникой, кто-то ставит программы. Чтобы скоординировать столько пар, необходимы большие усилия по организации. И Паскуаль этим занимается. Сейчас к нам еще спортсмены хотят приехать, льда уже не хватает, надо его просить. Работаем над этим. Детройтский клуб очень разросся. В нем и одиночники очень хорошие (в том числе чемпион Америки), и особенно танцевальная школа сильная, потому что совсем рядом Игорь Шпильбанд в Кэмптоне, в Энн-Арборе есть еще один танцевальный центр. Все сосредоточено в одном месте.
Конечно, период адаптации занял какое-то время. Понадобилось три-четыре года, чтобы начать тренировать столь серьезно. Здесь все сыграло: и удача, и напряженная работа, и любовь к тому, что мы делаем. И, наверное, талант в какой-то степени тоже.
Муж прежде работал во Франции, с Мюриель Буше-Зазуи в Лионе. Однако мы захотели сделать что-то свое. Наверное, можно было бы с кем-то сотрудничать. Так поступали многие спортсмены, которые уходили из спорта и работали сначала с тренерами высокого класса — Тарасовой, Чайковской, Дубовой. Так легче было бы учиться. Но у нас все сложилось по-другому.

— Сразу пошли своим путем?
— Ой, ну вы знаете, я хотела в первое время работать с Линичук. И обращалась к ней, предлагала, потому что у меня была травма, спорт закончился очень внезапно, и я хотела немножко научиться. Однако у нас не сложилось. И сейчас, честно говоря, рада тому, что дошла сама, на каких-то своих ошибках, разочарованиях и радости. Пока сама не пройдешь их — не поймешь.
Но это, конечно, только начало! Еще надо много чему учиться, общаться, чтобы понимать психологию спортсменов. Вот в этом, правда, еще сложно, потому что я молодая, а некоторые фигуристы уже взрослые, как, например, французская пара Натали Пешала/ Фабьян Бурза. Фабьяну уже 30 лет или 31, и он считает меня почти ровесницей. И немного осадить его, дать понять, что я тренер, а он спортсмен, нелегко, тем более в первый год их прихода к нам. На все надо время. А его мало, потому что еще два года — и Олимпиада. Ребята вроде бы поддаются, но все равно довольно сложно. Ну и канадская пара у нас очень сильная — Уивер/Поже. О ней сейчас много говорят, она очень прогрессирует. Тренируются все на одном льду, соперничают, наверное, это дает им толчок к большему прогрессу. Ведь и мы тренировались с Грищук и Платовым вместе на первое-второе место. И так, на одном льду, занимаются сейчас Мойр с Вирчу и Уайт с Дэвис. Может быть, в этом что-то есть.

— Наверное, такое ожесточенное соперничество не дает спокойно спать даже между тренировками, не то что на соревнованиях!
— Да. Но спортсмены, видимо, понимают, что мы стараемся для всех дать максимум, а не кому-то больше или меньше.

— Вы привезли в Минск на юниорский чемпионат мира еще и эстонскую пару, которую начали тренировать недавно. У нас тоже маленькая федерация, и подобный опыт интересен. Как происходит финансирование этих спортсменов?
— Федерация Эстонии свою пару не финансирует вообще. За все платят родители. Да, маленьким федерациям очень сложно, даже если спортсмены талантливые. Это не как в Советском Союзе, когда катались тысячи детей, а потом уже шел отбор — поэтому все складывалось так просто. И вообще раньше фигурное катание было очень популярно. Хорошо, что сейчас эта популярность возвращается, может, конечно, благодаря даже Авербуху и “Ледниковому периоду”. Очень этому рада. За русских болею всегда, потому что в душе я русская. Хотелось бы, конечно, чтобы российские танцы были на более высоком уровне.

— А, на ваш взгляд, почему у них сейчас не получается?
— Не знаю, не хочу осуждать кого-то, потому что все работают очень сильно. Лена Кустарова — замечательный тренер, у нее очень много пар, хорошая работа проведена с ребятами. Просто иногда не попадаешь — то с программой, то с оригинальным танцем. Знаю, что тренер всегда хочет, как лучше. Но иногда не получается. Считаю, что в этом сезоне просто немного раскритиковали программу пары Боброва/Соловьев. Хотя, как по мне, так она очень неплохая, драматическая. Может быть, немножко по стилю они не попали, ведь ИСУ хочет сейчас что-то более веселое и позитивное. Но для меня программа и ребята сильные. Не знаю, сложно говорить, потому что они мои соперники, и я их не могу критиковать. Вторая российская пара тоже хорошая, просто они еще не готовы.

— Дело в том, что российские танцы выпадают не только в этом году. Уверена, что причина не только в тренере…
— Нет, думаю, федерация сейчас финансирует, они очень стараются для Сочи. И, полагаю, выделяют деньги на все. Тренерам просто надо направить спортсменов: что им надо делать, с какими хореографами сотрудничать, с какими акробатами. Сейчас очень много разноплановой работы, той, что мы не делали раньше, потому что правила были другие. Теперь важен классический балет. Впрочем, вероятно, русские так и работают, мне со стороны трудно судить.

— Когда ваша группа привлекает специалистов балета и акробатов?
— Обычно в начале сезона, когда идет постановка программ. Мы ищем новые элементы, поддержки, свежие трюки. Сейчас это очень важно для технической оценки, которая очень влияет на общую.

— В чем разница между танцами, которые были во времена, когда вы побеждали, и теми, что развиваются теперь?
— Я ушла из любительского спорта в 1999 году. А как раз в сезоне-1999/2000 ИСУ начал вводить новую систему судейства, думаю, для большей объективности. Однако для меня танцы, что были раньше, — на самом деле танцы. Сейчас идет программа, которая состоит из элементов и связок между ними. Нет какой-то целостности. Ее очень редко теперь увидишь, ну, может, на чемпионатах мира у семи-восьми первых пар. А в основном следуют повторяющиеся элементы, и от этого такая скука получается, что зрителю смотреть неинтересно. Идет гонка за элементами, уже нет эмоций, целостности, характера. Исключение составляют буквально единичные пары, у которых техника на очень высоком уровне. Наверное, в этом разница…

— Что тогда впереди, куда идем?
— Не знаю. Будем продолжать так кататься, чтобы оставить танцы в олимпийской семье. Конечно, хочется видеть больше катания, хоть что-то интересное, новое. Но та техника, что была раньше — катание по ребрам, по дугам, — как я вижу, ушла. Исполняют одно и то же. А какие-то связки интересные, элементы пропадают.

— Они уже не оцениваются?
— Да. Поэтому все зациклены на технике. Артистизма, считаю, очень мало.

— На ситуацию невозможно повлиять?
— Не знаю. Сейчас в ИСУ думают, проводят все время какие-то консультации с тренерами, спрашивают: “Что и как вы хотите?” Может, к чему-то и прислушиваются, но, кажется, потом все равно делают по-своему. Однако даже в этой системе надо находить какую-то душу. Вот пропала душа, которая раньше была, особенно у русских. Не могу говорить про себя, скажу про более старшее поколение. Пономаренко, Жулин… Это было такое катание… Они до сих пор мои кумиры. Ну да, сейчас катаются канадцы, американцы, но все равно для меня это не то. Они исполняют элементы, трюки, но чего-то не хватает!

— Вы с такой грустью об этом говорите.
— Да. А вы разве так не считаете? Просто разный уровень катания.

— Оно не захватывает.
— Вот именно! Я и говорю, что нет души в танце, должна быть отдача. Конечно, канадцы — это уникальная пара. Скотт Мойр — талантище колоссальный. Они попытались под эту систему подстроиться. Для меня эта пара — номер один, хотя они постоянно конкурируют с американцами. Но мне очень хотелось бы, чтобы русские танцы были на высоких ступенях пьедестала. И чем быстрее, тем лучше. Не знаю, что будет в Сочи, но после Олимпийских игр надо…

— Сейчас что-то изменить уже поздно?
— Очень сложно. Конечно, нет ничего невозможного. Посмотрим, поживем — увидим. Федерация будет работать, тренеры, спортсмены.

— Вы упомянули про конкуренцию между парами Вирчу/Мойр из Канады и Дэвис/Уайт из США. Она в какой-то мере напомнила ожесточенное сражение, которое шло между вами и другим дуэтом, тренировавшимся у Натальи Линичук.
— Вы про Грищук с Платовым? Да, общее что-то есть. Однако первые два года мы с Олегом Овсянниковым до них не дотягивали, а когда началась серьезная конкуренция, в 1998 году, Грищук с Платовым ушли к другому тренеру. А Вирчу/Мойр и Дэвис/Уайт вместе еще тренируются. Поэтому мне интересно, как все у них происходит. Да вообще всему миру это интересно! Наверняка американцы очень хотят выиграть Олимпиаду. И все у них для этого есть. Но и канадцы не собираются уступать. Не знаю, как они дальше будут работать в одной группе…

— А вы для себя сформулировали какую-то причину, по которой не удалось достичь тогда, в 1998 году, первого места на Олимпийских играх?
— Ой, знаете, я вообще не думаю об этом сейчас, совершенно. Первое место одно, и, считаю, мы сделали все, что могли. Многие специалисты говорят, что именно мы должны были выиграть. А кто-то уверен, что Грищук с Платовым. Мнения разошлись. Думаю, наша федерация ставила именно на них, и от этого очень многое зависело. Не считаю, что мы катались хуже. Просто федерация решила, будто я смогу кататься еще четыре года до следующей Олимпиады.

— В федерации не знали про ваше здоровье?
— Видимо, нет, полагали: мол, докатается, подлечим, то да се. Однако у меня на самом деле были серьезные проблемы со спиной, грыжа в шейном отделе, смещение позвонков. Чувствовала себя очень плохо, мучилась сильно… Да, была обида вначале. Но что от нас зависело? Мы сделали максимум. А судьи ставят пары, как считает федерация, если только кто-то не совершит серьезную ошибку. Впрочем, не хочу на российскую федерацию лить грязь. Там, конечно, очень много для меня сделали и тоже боролись за мои победы. Но думаю, что на Олимпиаде в Нагано было именно так. Поскольку если бы мы там выиграли, то сразу бы ушли. И образовался бы пробел, так как за нами никого не было. Вот так все получилось. Но ничего, серебряная медаль — тоже очень хороший результат.

— Сейчас в России много говорят о том, чтобы возвращать своих тренеров из-за рубежа. На вас уже выходили?
— Нет. Но вот уже Коля Морозов вернулся в Москву. Много работает и с танцорами, и с одиночниками. Его пригласили, создали условия в Новогорске. И, считаю, он работает хорошо. Посмотрим до Сочи, все же на это настроено… Пока мне ничего не предлагали. Но я сейчас и не готова уехать, потому что у меня в Детройте все складывается, просто нет смысла уезжать. Если будет какая-то русская пара высокого уровня (или юниоров, или мастеров), то я, конечно, очень хотела бы с ней работать. Но уезжать и оставлять все, что у меня есть, пока не готова. Хотя очень люблю Москву и всегда с удовольствием туда приезжаю. Я чувствую себя там дома.

— В Америке вы с мужем вдвоем или забрали туда маму?
— Нет, мама в Москве. У меня там и жилье: приеду — есть, где остановиться. А в Детройте у нас дом. Дети в школу ходят. Няня помогает. И муж тоже. Сейчас он остался дома, но на взрослый чемпионат мира поедем вдвоем, потому что в Ницце у нас будут выступать пять пар. Это очень хорошее достижение.

— Пары из каких стран?
— Из Франции, Канады, США, Австралии и Италии. Это большой скачок за последние два года. Мы вышли на очень высокий уровень. Просто замечательно, рада такому результату. И мы на этом останавливаться не собираемся, будем идти вперед и надеемся достичь мировых пьедесталов. И олимпийских, конечно.

— Каково работать с мужем на одном льду?
— Сложно. Но мне очень нравится. Считаю, что очень дополняем друг друга. Мы разные, даже в технике. И когда собираемся объяснять спортсменам, то нам надо сговариваться, потому что у меня русская школа, а у него английская.

— Как английская? Он же итальянец!
— Да. Но тренер у него был англичанин, и они много провели сборов в Англии. А там учат немного по-другому, чем в России. У них посадка другая, наклон. Конечно, у нас возникают споры, но как-то приходим к одному знаменателю, стараемся.
Да и не скажу, что мы все время в тесном контакте работаем. Он занимается с одними спортсменами, я с другими. Потом обсуждаем. Считаю, это замечательно. Вот когда муж и жена катаются в паре, то между ними на самом деле контакт бесконечный. Отсюда ругань и все остальное, так как утомляются друг от друга. А у нас с Паскуалем нет такого, чтобы мы все время были вместе.

— Вот говорите: русская школа, английская… А своим спортсменам какой стиль прививаете?
— Конечно, русский, как нас учили. База вся наша. Считаю, это идеал танцев — по коньку, по скольжению, по посадке, по красоте. Конечно, я хочу это видеть. А когда не вижу, злюсь. И спортсмены понимают. Снимаю их на видео, показываю, как должно быть. Хочется красоты! Иногда ее нет.

— Спортсменам сами показываете?
— Естественно! Я все время на коньках, на льду с ними. Если что-то не так, если не понимают, то подойду, возьму партнера, продемонстрирую. Поэтому, наверное, и такой прогресс, ибо все тренеры в нашей группе сами на коньках.

— Для меня с детства тренер в фигурном катании — это фигура, стоящая в шубе или пальто у бортика.
— И Линичук так в основном тренировала. В этом, возможно, есть своя прелесть, когда смотришь со стороны. Некоторые тренеры говорят: мол, если сам показываешь, то спортсмен берет пример с тебя. Но я и хочу, чтобы спортсмены взяли от меня что-то хорошее. При этом стремлюсь выделить их индивидуальность. Ставлю программы, которые больше подходят именно им, не хочу думать о себе. Да, мне должна нравиться музыка, но главное, чтобы подходила им. Но я, конечно, за эстетику, за красоту в танцах.

— Показываете подопечным записи своих выступлений?
— Ой, они сами их крутят. Я не люблю на себя смотреть, потому что вижу много ошибок. Вообще, у кого ни спросите, никто не любит на себя смотреть. Потому что даже высокого уровня спортсмен все равно находит какие-то моменты, которые немножко глаз не радуют.

— Есть какой-то идеал в фигурном катании для вас?
— Для меня идеалом всегда была пара Усова/Жулин. Естественно, Торвилл/Дин. Климова/Пономаренко. Эти три пары, как по мне, — высочайшего уровня. И все, кто катается сейчас и катались раньше, далеки от этого. Да, Дюшене хороши, но только в постановке. А пары того поколения, конечно, — это танцы. Хочется научить кого-то так кататься, как они, и чтобы при новой системе работали элементы — вот моя цель.