Сборная СССР. Виталий Песняк — трехкратный неолимпийский чемпион

Сложись обстоятельства по-иному, он мог трижды выступить на Играх и, возможно, обрести олимпийский титул. Ведь все сильнейшие зарубежные атлеты были его “клиентами”, а двукратный олимпийский чемпион Петер Зайзенбахер — постоянным. На деле же Песняк не боролся на Играх ни разу.
Виталий Иванович по жизни молчун, спортивный вариант Штирлица. Ему всегда есть что сказать, но говорит он лишь тогда, когда уверен, что в этом есть необходимость. Он идет по жизни нехоженым путем, ни под кого не подлаживаясь. В юности выбрал неспортивный вуз и учился в нем без дураков, ухитряясь совмещать реальную учебу с сумасшедшими нагрузками. Окончил аспирантуру, вот только защитить диссертацию по экономике не довелось. Добившись громких побед и нахлебавшись несправедливости в спорте, он вовремя осознал, что в жизни есть иные сферы интересов. И нашел свою стезю в новом жизненном пространстве.
Его попытка вернуться в дзюдо в качестве функционера едва не закончилась трагически. Осенью 2003 года Виталия Песняка, председателя Белорусской федерации дзюдо, руководителя нашей делегации на чемпионате мира в Осаке, подло и, вероятно, умышленно отравили. Ему повезло, что это случилось в Японии: хозяева вернули белоруса к жизни. Дома его ждала еще одна мерзость: Песняка, лежавшего в госпитале на чужбине, заочно представили общественности психически нездоровым. Отравители, воры и лжецы по сей день остаются безнаказанными…
Он ворвался в большой спорт ровно 33 года назад 18-летним пацаном, бесцеремонно разбросав чемпионов мира и Европы, и стал самой большой сенсацией VII Спартакиады народов СССР…

Арнольд Мицкевич

“Советский спорт”, 14 июля 1979
— Борьбой стал заниматься у Арнольда Мицкевича в Барановичах, где родился и жил. А вообще их пять братьев Мицкевичей, все мастера спорта по самбо. Мой старший брат тренировался у Петра Мицкевича, меня отвел к Арнольду, а в Минске моим наставником стал Эрнст Антонович. Не запутал я вас?
— В детстве ходил в музыкальную школу обучаться игре на гитаре. А в спорте на чем-то конкретном до 11 лет не концентрировался. Хотя получалось многое: играл за город в футбол, хоккей, выступал на областных соревнованиях по легкой атлетике. Однажды на улице, когда боролся с товарищем, вдруг будто екнуло внутри: это мое! Попросил брата (он на пять лет старше) отвести в секцию самбо. Саша что-то такое почувствовал и повел меня не к своему тренеру Петру Антоновичу, а к его брату Арнольду, который уже тогда был самым успешным среди коллег. Кстати, мой старший брат стал мастером спорта по самбо и всю жизнь тренирует детей в родном городе.
О том, что тренировки заменили мне занятия музыкой, мы родителям не сказали. Они узнали об этом через четыре месяца из газеты, когда я выиграл городские соревнования. Не удивились, ибо о гитарной практике тоже узнали не сразу. Тренировался я много и с удовольствием. Проводил на ковре каждую свободную минуту.

— Такое возможно только при талантливом тренере.
— Арнольд Антонович отличался от большинства коллег тем, что сразу ставил перед учениками высокие цели и не видел преград на пути к ним. Однажды он велел выйти из строя Славе Сенкевичу и Валере Каракулько и торжественно объявил: они станут чемпионами Советского Союза. Время подтвердило его прозорливость: Сенкевич выиграл титул по дзюдо, Каракулько — по самбо. Они старше меня на два года, жили неподалеку. Мы все были влюблены в борьбу, поэтому общение большей частью происходило в нашем треугольнике. На Всесоюзных молодежных играх 1977 года, проходивших в Стайках, Сенкевич стал чемпионом, я взял серебро, Каракулько — бронзу. Нашему наставнику тогда присвоили звание заслуженного тренера республики.
Арнольд Антонович нередко повторял: “Правильно отработанный молниеносный прием равносилен боевому оружию”. Он убеждал нас в том, что использовать самбо вне борцовского ковра недопустимо. Но однажды пришлось: по дороге на тренировку к нам пристали подвыпившие хулиганы. Когда они поняли, что руками нас не возьмешь, достали ножи. Выручило самбо: двое нападавших получили переломы.

В нархозе

После школы решил поступать в институт народного хозяйства. У меня был хороший аттестат: лишь две “четверки”, остальные — “пятерки”. В нархозе училось немало спортсменов, абсолютное большинство — на специальности “товароведение”: курс обучения там был немного проще. Однако мне казалось, что база знаний позволяет рассчитывать на большее, и я выбрал “экономику планирования”. Возможно, определяющую роль в выборе сыграла профессия мамы — учитель географии — и желание родителей.
В Минске моими делами занялся Эрнст Антонович Мицкевич, родной брат Арнольда Антоновича. Он сразу предложил перейти в студенческое общество “Буревестник”. Но изменять “Динамо” я наотрез отказался. Мне вообще не хотелось, чтобы мои спортивные регалии как-то влияли на поступление.

— Как спортсмен высокого класса учился в неспортивном вузе да еще на дневном отделении?
— Когда не был на сборах, аккуратно посещал лекции и семинары. Остальное время возил с собой конспекты и учебники, буквально спал с ними. Товарищи по группе поначалу воспринимали меня настороженно. Но после того как на семинаре я ответил на вопрос профессора, который всех загнал в тупик, меня приняли как равного и охотно делились конспектами. После окончания вуза учился в аспирантуре, готовил тему “Управление основными фондами промышленности в БССР”. До диссертации, правда, дело не дошло: мой научный руководитель Василий Хряпченков погиб.

Сенсация Спартакиады

В 1979 году проходила VII Спартакиада народов СССР. Меня, 18-летнего, поставили во взрослую команду. Я тогда уже республику выиграл и во второй раз юношеское первенство Союза. Мне планировали седьмое-восьмое место и… набраться опыта. Первый соперник — грозный Гумер Костоков, чемпион Европы. Я попался на его коронный прием — подхват изнутри и проиграл чисто. И тут взыграла спортивная злость: меня привезли в Москву защищать честь республики, а я… В последующих схватках разбросал всех оппонентов, среди которых были король болевых приемов Чесловас Езерскас и чемпион СССР Валерий Пашкин.

“Правда”, 14 июля 1979
— Спартакиада щедра на сюрпризы. Один из них преподнесли соревнования самбистов в весе до 82 кг. После предварительных схваток вряд ли кто решился бы назвать победителем 18-летнего В.Песняка из Белоруссии. Тем более что он проиграл стартовый поединок Г.Костокову… Но не пал духом Песняк, показал агрессивный стиль борьбы и вышел в финал, где судьба вновь свела его с Костоковым. Перед началом решающего поединка о молодом Песняке уже заговорили с уважением. Еще бы — он выиграл болевым приемом у самого титулованного спортсмена в этой категории — трехкратного чемпиона мира Ч.Езерскаса (Литва). Да и в послужном списке Костокова значились громкие победы на первенствах Европы и СССР. Однако в финале успех праздновал дебютант Спартакиады, которого тут же назвали ниспровергателем чемпионов.
— Чем объяснить, что первую схватку вы провели пассивно?
— Впервые выступал среди взрослых да на таком ответственном соревновании.
“Советский спорт”, 15 июля 1979
— Победа Песняка закономерна, он, юниор, не побоялся авторитетов, нашел именно свои варианты боя с каждым асом.
В финале я пропустил тот же прием Костокова, но повезло: отделался тем, что сопернику присудили четыре балла. А дальше очки набирал только я и стал победителем Спартакиады.

— Однако второе золото юниор упустил…
— Параллельно проходил турнир на призы Спорткомитета СССР, в котором боролись те, кто не попал в сборные республик. Победители спартакиадного и комитетовского турниров в финале разыгрывали звания чемпионов Советского Союза. И я буквально подарил титул россиянину Аркадию Бузину. Видимо, счастье так захлестнуло, что уже не мог собрать себя на еще одну решающую схватку. Мотивации уже не было, а житейского опыта не хватило.
…Наутро все белорусские газеты вышли с фотографиями юниора Песняка, открывшего золотой счет БССР на Спартакиаде народов. На закрытии форума Виталию доверили нести флаг БССР.

Строптивец

— У нас были большие надежды на включение самбо в программу московской Олимпиады. Я мечтал ее выиграть. Они обретали реальные очертания: меня включили в сборную СССР для участия в Кубке мира. Надеялся победить, но… Старшим тренером сборной тогда был Станислав Ионов. Не помню точно: он сам или кто-то по его просьбе стал меня обрабатывать. Мол, испанцы — хозяева, а Фернандо Конте, возглавлявший комитет по самбо в Международной федерации борьбы, — испанец, и от него во многом зависит, станет ли вид олимпийским. Чтобы стимулировать активность Конте, надо было подарить испанцам хотя бы одно золото. Выбор пал на меня, вероятно, потому что я был очень молод, а у хозяев есть лишь один атлет высокого класса — чемпион мира в моей категории Хосе Сечини. Но я заартачился. В конце концов, право представлять страну я завоевал в честной борьбе, а в сборной были два москвича, которых включили в команду, минуя спортивный принцип. Если уж очень надо, пусть они отдают победы. Психологическое давление на меня усиливалось, но я наотрез отказывался подчиниться. Меня поддержал Михаил Геннадьевич Бурдиков, основатель кстовской школы самбо: “Все правильно, Виталий! Не сдавайся”… Утром в канун схваток встречаю Сечини… с загипсованной рукой. Возможно, мое упрямство спровоцировало его “травму”.
МОК так и не включил самбо в программу Олимпиады. Выиграв Кубок мира, я пролетел мимо первой возможности стать олимпийцем и разочарованный переключился на дзюдо.

Япония

Впервые попал в Японию в конце 1979-го, когда Геннадий Иванович Калеткин повез туда сборную СССР по самбо. Японцы болезненно воспринимали поражения на мировом татами, а потому стремились изучать возможных соперников и новые тенденции в мировом дзюдо. Видимо, считали, что у советских самбистов можно чему-то научиться. Японцы инициировали и полностью оплатили наш визит. В команде было восемь-девять борцов. Мы находились там долго, недели три. Нас принимал Токайский университет, один из центров японского дзюдо. Работали напряженно. Это не были занятия с демонстрацией приемов. Только схватки. Мы приходили в огромный зал, в котором тренировались, может, сто японских дзюдоистов разного уровня. Боролись с каждым, кто подойдет и поклонится в знак приглашения к борьбе. В день выходило 20-25 поединков в стойке и 5-10 — в партере. Выходной — раз в неделю. После поездки я влюбился в эту борьбу, хотя дзюдоистом себя не считаю.

— Часто бывали в Японии?
— Второй раз Калеткин, уже главный тренер сборной по дзюдо, взял с собой меня и Валеру Дивисенко из Брянска. Мы как раз выиграли юниорский чемпионат Европы 1980 года. Пока был в сборной СССР, летал в Японию практически ежегодно: соревнования, сборы, стажировка. Это стимулировало интерес к дзюдо. Там нас опекали братья Виктор и Василий Кога, местные бизнесмены из русско-японской семьи. Они показывали город, общались с нами. Мне в Токио понравилось буквально все! Но в первую очередь — дзюдо. После того как этот вид единоборства включили в олимпийскую программу, произошло разделение на собственно дзюдо и борьбу дзюдо. В первом приоритетны зрелищность, динамика, скорость движений. Борьба же предполагает достижение результата любой ценой, пусть и с помощью низшей оценки кока.
“Советский спорт”, 9 апреля 1988
— Что вы почерпнули из совместных тренировок с японцами?
— Не могу сформулировать. Это, пожалуй, ближе к ощущению, чем к знанию. Понял, что систему подготовки они держат в секрете. Нам открыта лишь внешняя сторона, результат. А саму школу — методику становления техники — они хранят за семью печатями. В учебниках борьбы подают совсем не то. Очень интересно, как точно и быстро умеют их борцы приводить себя в нужное психологическое состояние перед схватками.

— Шестаков рассказывал об особом отношении японцев к вам…
— Было такое. Могли взять только меня одного на прогулку или в ресторан. Не знаю, чем я их впечатлил. Может, тем, что за всю карьеру проиграл японцу лишь однажды — в финале турнира в Токио. Может, манерой борьбы.

— Как же общались с японцами?
— Калеткин, готовясь к выборам в Европейскую федерацию дзюдо, пригласил в сборную преподавателя МГУ — для себя и для нас. И мы полтора года занимались английским. Для меня это было в удовольствие. Нам вручили дипломы переводчиков. Мы, конечно, и близко не тянули, зато могли как-то изъясняться с иностранцами.

За родину

Олимпийский турнир по дзюдо на московских Играх я смотрел с трибуны Дворца спорта в Лужниках. Несмотря на отсутствие японцев, конкуренция была жесткая. Осталось ощущение сплошного праздника! К этому располагали высокий уровень организации и атмосфера турнира. Чемпионами стали Коля Солодухин и Шота Хабарели, еще трое — призерами.

— Но дома рассчитывали на большее.
— Тогда нагнеталась такая атмосфера, что некоторых ребят просто душило чувство ответственности. Я их понимаю. У меня и большинства моих товарищей по сборной главным мотивом был патриотизм, остальное — на втором плане…
В 1979-м я первым из белорусов выиграл молодежное первенство мира по самбо. В Минске меня встретил мой тренер Арнольд Мицкевич и повез домой, в Барановичи, прямиком в Дом физкультуры. Там шла тренировка борцов греко-римлян. Их построили, объявили о моей победе. Потом был банкет в горисполкоме, поднимали тосты за тренера, за ученика. Я не мог дождаться, когда же произнесут здравицу за нашу родину. Не выдержал и сам взял слово… Абсолютно искренне.

— За родину, за партию?
— Нет, правила игры я уже тогда понимал. Вступил в партию для того, чтобы никто и ничто не мешали мне идти к цели. Защита от системы. Были случаи, когда тех, кто завоевал право выступать за сборную, не включали в выездной состав без объяснения причин. А оставить дома коммуниста было почти невозможно.
КНГ
— В 1978-1979 годах у меня было очень много соревнований — юниорских, взрослых, по самбо и дзюдо. Поэтому сам выбирал приоритеты. Где-то боролся не в полную силу, чтобы сберечь энергию для более важных турниров. Никто не может оценить состояние спортсмена лучше, чем он сам. В 85-м я и Хазрет Тлецери из Майкопа третий раз подряд стали чемпионами Европы. В следующем году готовились завоевать четвертый титул. Нам этого не удалось. Комплексная научная группа, КНГ, так “загнала” всю команду, что мы прибыли в Белград на грани психофизического истощения. На трех предыдущих чемпионатах мы брали по три-четыре золотые медали, а в 86-м — лишь одну. Неудачу ученые списали на недостаточное усердие борцов.

— А казалось, КНГ в сборных СССР — пример подготовки спортсменов на научной основе…
— Они втихую писали на нас диссертации, по сути, мы для них были подопытными кроликами. Кое-какая польза от ученых все же была. Например, они расписывали годичный цикл подготовки. Но индивидуально никто ни к кому не подходил. Каждый дзюдоист сам знал, что ему нужно, а что нет. Если накапливалось утомление, искали возможность сачкануть. Иногда я прибегал к помощи врача сборной Михаила Рыгалова. Он и сейчас работает в сборной России. Раз, другой на его рекомендацию снизить нагрузки можно было сослаться. Но делать это постоянно не представлялось возможным.

Эрнст Мицкевич

Очень важно, что Эрнст Антонович в спортивном плане мне не мешал, и я тренировался, как считал нужным. С другой стороны, без него я долго в сборной не протянул бы. До 1985 года он успешно закрывал мои бытовые проблемы: доставал мебель, дефицитные продукты. В советскую эпоху все было дефицитным.
Представители разных видов спорта могли иметь приблизительно одинаковые результаты, но одни жили в общежитиях, а другие — в собственных квартирах. Чтобы их получить, нужно было долго ходить по кабинетам, днями просиживать в очередях на прием к чиновникам. Это невозможно совместить с тренировками.
До поры до времени Мицкевич тщательно контролировал мое физическое состояние. Он наладил контакт с талантливыми специалистами-медиками Натальей Анатольевной Логиновой, Виталием Константиновичем Заборовским, Валерием Ивановичем Беланом, без помощи которых моя спортивная карьера была бы значительно короче.
“Советский спорт”, 9 апреля 1988
— Эрнст Антонович, трудно ли работать с Песняком?
— И легко, и трудно одновременно. Легко, потому что по данным своим Виталий — прирожденный дзюдоист. Когда человек занимается своим делом, он с годами становится настоящим творцом. Его не надо принуждать к работе, важно убедить в целесообразности того или иного задания. Песняк не терпит диктата. И это хорошо! Разве интересно общение с покорным исполнителем чужой воли? А трудно — по этой же причине.

Сборная тренеров

— В 1984-м после победы на турнире “Дружба”, заменившим нам Олимпиаду, мне присвоили звание заслуженного мастера спорта, а Эрнсту Антоновичу — заслуженного тренера СССР. После получения регалий Мицкевич словно утратил мотивацию. Его удовлетворяло достигнутое, а на большее, в отличие от меня, он не претендовал. Но я-то не знал! Если бы он честно признался в этом, я бы на него не рассчитывал. Все же за годы пребывания в сборной у меня сложились доверительные отношения с Геннадием Ивановичем Калеткиным. Я ведь много лет был комсоргом коллектива.
На самом деле в сборной СССР существовали как бы две команды — спортсменов и тренеров. Как только спортсмен оставался без тренерской опеки, он не мог долго продержаться в сборной. В дело вступала тренерская команда, которая круглосуточно сидела на ушах главного тренера — в столовой, бане, на совещаниях, во время вечерних прогулок-посиделок. У них всегда множество вариантов, чтобы подставить “чужого” борца, не имевшего опеки, и освободить место для “своего”. Дело не в Калеткине. Такова система, сложившаяся задолго до него. Об этом в одном из интервью упоминает Владимир Мусатов, первый тренер серебряного призера Олимпийских игр Валерия Двойникова. По этой причине его ученик переехал из Челябинска в Киев под опеку именитого наставника Ярослава Волощука.

— Кто работал с вами в сборной?
— Мне не требовалась помощь в зале: я сам занимался планированием и моделированием тренировок. Мне нужна была надежная защита от тренерских языков. После 1985 года я ее лишился. На сборы вызывали не только первых номеров команды, но и в каждой весовой категории по семь-десять спарринг-партнеров. Это стимулировало лидеров всегда быть в тонусе, с другой стороны — прогрессировали те, кого поначалу использовали в роли “мешков”.
На сборы приезжали, как правило, борцовские “кусты”: грузинский, украинский, казахстанский, челябинский, майкопский, курский, пермский. Скажем, Михаил Скрыпов мог привести из Курска 15 борцов, Якуб Коблев из Майкопа — и того больше. А белорусского “куста” не было. Нашего Семена Гуманова в “сборную тренеров” не пустили, хотя, кроме меня, не раз становились призерами чемпионатов Союза Слава Сенкевич, Саша Шабанович, Игорь Метлицкий. Только из-за этого чемпиона СССР Сенкевича на серьезные турниры не брали, хотя по достижениям он этого заслуживал. Видимо, наши функционеры были нерешительны, а Бокуна к тому времени уже не было в живых.
В 1977-м в Минске проходил турнир самбистов Всесоюзных молодежных игр. Мне было лишь 16. Чтобы разрешили бороться с теми, кто на два-три года старше, потребовалась специальная справка врача. Команды БССР и России шли очко в очко. Выхожу в финал, мой соперник — 19-летний россиянин Елисеев. Веду 4:2. Судьи успели посчитать, что в случае моей победы белорусы выигрывают в общем зачете. За 30 секунд до конца схватки внезапно объявили, что мой прием не засчитан, и счет остается прежним — 2:2. Победу отдали россиянину. Помню, сидел в раздевалке, оглушенный несправедливостью. Заходит Герман Матвеевич: “Ты молодец, Виталий, не плачь!” И сразу же набросился на тренеров: “А вы, сволочи, парня отстоять не можете!”

Зайзенбахер и другие

— После перехода в дзюдо прошло три года, прежде чем я достиг такого же уровня, на который поднялся в самбо. В тот период очень помог старший тренер ЦС “Динамо” Анатолий Алексеевич Хмелев. Приезжает на сбор Хмелев — меня в главной команде ставят в основу, уезжает — используют в качестве “мешка”. Однажды при нем мне дали прикидку с Дивисенко. Я выиграл и впервые попал на юниорское первенство Европы. А Валеру перевели в более тяжелую категорию — до 95 килограммов. И мы оба победили.

— Но в весе до 86 кэгэ были еще трехкратный чемпион Европы Яцкевич, призер первенства мира Бодавели, победитель Игр доброй воли Сивцев…
— С Сашей Яцкевичем особо не пересекались. Проиграл ему однажды на первенстве Союза. Получилось: он уходил, а я поднимался. С Сивцевым соперничали с переменным успехом, я побеждал чаще. Мне отдавали приоритет еще и потому, что на международном татами мои результаты были в разы лучше, чем у него. А с Бодавели ключевая схватка произошла в 83-м на тбилисском международном турнире, который тогда имел очень высокое реноме. Я тогда разбросал всех, в том числе чемпионов мира — немца Детлефа Ульча и француза Бернара Чолуяна. А уж Бодавели у меня летал, как в космосе. И он перешел в другую весовую категорию.

— А японцы?
— В те восемь лет, что я выступал на высшем уровне, в моем весе доминировали сплошь европейцы: на мировом татами выделялись трое — Ульч, француз Фабьен Каню и австриец Петер Зайзенбахер. Ульч — низкорослая машина, здоровенный, сбитый как камень — с места не сдвинешь. В борьбе за захват он был профессором и во многом благодаря этому дважды стал чемпионом мира. Обыграл его дважды — в Тбилиси и на “Европе”. Каню уступил лишь однажды, на чемпионате континента в 1986-м. Его лучшие годы пришлись на конец 80-х, когда я уже сходил. Зайзенбахер собрал больше всех титулов: мощный, техничный, выиграл Олимпиады в Лос-Анджелесе и Сеуле, чемпионаты мира и континента. С Петером боролся четырежды и трижды у него выиграл. В финале чемпионата Европы 1983 года сделал ему “юко”. В 1984-м, когда он стал олимпийским чемпионом, поверг в финале Кубка мира на его родине, в Австрии: мне удалось заработать “юко” и “вазари” — “полпобеды”. Через два года мы с Зайзенбахером опять сошлись в решающей схватке за Кубок мира. Я исполнил подхват влево и добился чистой победы — иппон! Это был мой третий успех в Кубках мира. Уступил ему лишь на чемпионате мира 1985 года: боролся со сломанным ребром и пропустил прием, когда он уперся рукой в болевую точку. Тогда он взял титул, а мне досталась бронза.

Мимо второй Олимпиады

— Что случилось на мировом форуме-83?
— Тот сезон складывался успешно: победил в Тбилиси, затем — на чемпионате Европы и Спартакиаде народов. Тогда же случилась и неприятность. В интересах сборной Беларуси меня попросили выступить и в спартакиадном турнире самбистов. Однако в самый его канун, на вечерней разминке, получил болезненную травму спины: на “скорой помощи” меня отвезли в институт Склифосовского. Организм просто не выдержал перегрузок: случилась “взаимная ротация третьего и четвертого позвонков с частичным выпадением диска”. А через два месяца — чемпионат мира. Кое-кто из функционеров решил, что я “не захотел ломаться за республику”. Их доброжелательность сменилась пренебрежением. Тогда я в полной мере ощутил, что мы, спортсмены, для них всего лишь инструмент для достижения эгоистических целей.
К чемпионату мира вроде бы восстановился, включили в команду. Поскольку он проходил в Москве, руководство рассчитывало на безусловный успех сборной СССР. Во второй схватке против меня вышел малоизвестный чех Карел Пуркерт. Я сразу пошел в атаку, но схватил вместо кимоно за сползший налокотник (он цвета кимоно). Мгновенная утрата внимания стоила чистого поражения! Мне “погрозили пальчиком”, ведь я был одним из тех, на кого делали ставку. План по золоту оказался не выполнен. Поражение стало для меня хорошим уроком. В следующем, 84-м, выиграл три главных старта: чемпионат Европы, “Дружбу” и Кубок мира.

— Но Олимпиада снова прошла мимо…
— Мы узнали о том, что не поедем в Лос-Анджелес по возвращении с чемпионата Европы. Испытали страшный шок… Партийные боссы, принявшие решение о бойкоте Игр, совершенно не понимали, какой урон наносят целому поколению атлетов. Чтобы настроить нас на турнир стран-отказников “Дружба”, за победу в нем были обещаны такие же дивиденды, как за олимпийский успех. Но главное не в этом: я утратил вторую возможность претендовать на олимпийское золото.

Отбор к Сеулу

Пять лет подряд, начиная с 1982 года, я становился призером чемпионатов Советского Союза: дважды был первым, дважды — вторым, один раз — третьим. А в 1987-м занял пятое место. Накануне олимпийского года кто-то из руководилей Спорткомитета — Пархоменко или Колесов — говорил о том, что, мол, надоели эти непонятные принципы отбора, вот к Сеулу отбор будет спортивным: главный критерий — чемпионат Союза.
По опыту прежних лет я знал, что перед этим нужно обязательно поработать в среднегорье. Но стоило раз проиграть “Союз”, как стал никому не нужен. Сам выбил деньги на сбор, позвонил в Кисловодск, договорился с Невзоровым о совместных тренировках со сборной профсоюзов. Нашел в Минске спарринг-партнеров — Сашу Воробьева и Вадима Жебина. Ребята, спасибо им, согласились поехать со мной. Приезжаем в Кисловодск — мест нет. Заселились втроем в голые стены. На свалке нашли кровати, собрали. Уладил вопросы с питанием. Стали работать: кроссы, спарринги… Потрудились добротно. После этого выиграл титул чемпиона СССР в третий раз. Может, не так ярко, как прежде, но уверенно. Однако на последующих сборах почувствовал, что пошел крен не в мою сторону. Володю Шестакова, занявшего в весе до 78 килограммов пятое место, перевели в мою категорию. Но на тренировках бороться с ним не давали. Четыре месяца мы тренировались в разных концах зала. Как только я делал попытку пересечь зал и подойти к Шестакову, меня возвращали на место.
Очередной сбор должен был пройти в Конча-Заспе под Киевом. В гостинице не расселяют: моей фамилии нет в списках. Метнулся в Минск — поговорить с Эрнстом Антоновичем, потом для чего-то снова вернулся в Конча-Заспу. Но поздно: “сборная тренеров” уже приняла решение. Тогда позиции пермского “куста”, который возглавлял тренер Шестакова Валерий Лузин, были весьма сильны. На жесткий разговор с Калеткиным я не решился: это не было принято. Со многими так поступали, но явно никто никогда не протестовал. Геннадий Иванович владел искусством восточной дипломатии. Спорные ситуации он готовил загодя и всегда имел весомые аргументы в пользу принимаемых решений.
“Прессбол”, 29.12.2006, “Неестественный отбор”
Владимир ШЕСТАКОВ, серебряный призер ОИ-88:
— Жизнь идет по кругу. В 1984-м Олимпиаду для советских спортсменов отменили. Тогда у нас был яркий лидер — Саша Яцкевич, трехкратный чемпион Европы, призер Олимпийских игр. Он выиграл у Песняка чемпионат СССР и на тбилисском турнире опять победил Виталия. Тренерский совет решил: на чемпионат Европы едет Песняк, на Олимпийские игры — Яцкевич. Хотя Саша с иностранцами боролся хуже Виталия. А Песняку трудно было сладить с Яцкевичем. Когда стало известно, что Советский Союз отказывается от участия в Играх в Лос-Анджелесе, тренерский совет принял решение отправить на “Дружбу” Песняка. Для Яцкевича это была страшная трагедия. Он, капитан команды, плакал перед строем. Он наш друг, и мы это переживали вместе. Виталий выиграл “Дружбу”, ярко боролся, а Саша закончил выступления в большом спорте.
Через четыре года в роли Яцкевича побывал Песняк. Он победил в чемпионате страны и должен был ехать на Олимпиаду. Но его отодвигают и ставят меня. Виталий в расстройстве уехал со сбора и оставил большой спорт. Спустя еще четыре года я выигрываю чемпионат развалившегося Союза и готовлюсь к Олимпийским играм. И точно так же поступают со мной — отодвигают, ставят Олега Мальцева из Красноярска. Вместе со мной тогда выбросили из сборной чемпиона мира Сергея Косоротова. Это имеет какую-то нелогичную последовательность: взял — дал, взял — дал…

Эпилог

— Удивительно: Шестаков перешел вам олимпийскую дорогу, а вы остаетесь друзьями…
— Сборная СССР 80-х отличалась уникальной атмосферой: мы старательно тренировались, достигали высоких целей, но это не мешало нам по-настоящему дружить. И в то же время понимали: мы — винтики в большой и часто несправедливой игре, в которой сталкивались интересы республик и спортивных обществ, амбиции функционеров и тренеров. И это понимание помогло нам сохранить добрые отношения на всю жизнь.

— Ваше поколение еще довольно молодо: но многих из той замечательной когорты дзюдоистов уже нет: Намгалаури, Соколова, Дивисенко, Веричева, Куртанидзе…
— За пребывание в большом спорте нередко приходится платить высокую цену. Он высасывает столько энергии, что кому-то ее не хватает, чтобы удержаться на орбите жизни, кого-то она выбрасывает на обочину. В лучшем случае чемпионы советского спорта заканчивали карьеру, заработав на квартиру и машину, в худшем — оставались без профессии и средств к существованию…
Из прожитого и пережитого сделал для себя вывод: если хочешь двигаться дальше — развиваться, достигать новых жизненных высот, надо поскорее забыть о том, какие вершины покорил в спорте. Нельзя жить на дивиденды от прошлых побед. Мой товарищ по сборной Союза Александр Яцкевич, трехкратный чемпион Европы и призер Олимпиады, как-то сказал: “Чтобы стать настоящим тренером, я несколько лет “убивал” в себе чемпиона”. Мне тоже пришлось пройти этот путь. Я и раньше, будучи борцом, понимал, что это неизбежно.
Сначала несколько лет работал в Белсовете “Динамо”, но чувствовал себя не в своей тарелке, будто стреноженным: не свободным в решениях, действиях, планах. Поэтому в какой-то момент решил перейти со спортивной стези на предпринимательскую. С той поры около двух десятилетий занимаюсь бизнесом, что-то получается, что-то нет. Но в этой ипостаси я в большей степени ощущаю себя свободным. В основном от точности моих решений зависит успех или неуспех конкретных проектов.
“Прессбол”, 29.12.2006, “Неестественный отбор”
Владимир ШЕСТАКОВ:
— Считаю, у нас три великих дзюдоиста: олимпийский Володя Невзоров из Майкопа и два трехкратных чемпиона Европы — рижанин Саша Яцкевич и минчанин Виталий Песняк. Они не просто побеждали, а развивали дзюдо. Дзюдо — это не сила, это умение так красиво бросить, чтобы человек даже не почувствовал усилия. Песняк для меня был образцом дзюдоиста, схватками которого я наслаждался: как у него все красиво получается!