Эксклюзив. Министр еще и туризма

— Как ваше самочувствие после первой Олимпиады в ранге министра?
— Хотелось бы, чтобы было получше. Игры выдались тяжелыми. Не в плане организации, хотя здесь тоже всего хватало, а в плане результата. Он получился не таким, каким не только я, а в первую очередь президент нашей страны и народ ожидали. Хотя Олимпиада пока не закончена: есть еще борцы-вольники, современное пятиборье, гимнастки. Верим, что медали еще будут.
Рассчитывали, что атлеты и тренеры подтвердят класс, продемонстрированный на чемпионатах мира и Европы при завоевании олимпийских лицензий. Игры есть Игры. Что-то где-то не проработал, не подготовился, где-то, наверное, упустили какие-то нюансы. А где-то не поднимали лишний раз голову соперники, чтобы удивить всех на Олимпиаде, и только в последний момент предъявили свой припрятанный резерв.
Хотя отдельные спортсмены остановились в шаге от медалей. Посмотрите: трое “греко-римлян” уступили в поединках за бронзу. Дзюдоист Игорь Макаров, возможно, упустил свой последний шанс. Саблисты также остановились в шаге от медалей. Ждали большего от Виктории Чайки. Конено, это не ее место, хотя время показывать результат уже пришло. Девочки-вольницы могли взять медаль. Они хорошо выступили на чемпионате мира, завоевали лицензии. И у них что-то не сложилось. Но не скажу, что отвернулась удача — она любит сильных.

— Что у вас оставило самое позитивное впечатление от Олимпиады и что — самое негативное?
— Негативное — все, о чем сказал выше. Тот результат, что есть сейчас — не наш. Должны были и в количестве медалей, и в их качестве брать больше. Что касается позитива, то порадовали те, кто выступил лучше, чем мы планировали. Да и вообще все наши призеры. Рассчитывали на медаль в плавании, в стрельбе. И спортсмены подтвердили класс. Отдельно отметил бы большой теннис. Здесь, на родине этой игры, завоевать золото и бронзу — дорогого стоит. Страна это видела и, думаю, дала соответствующую оценку. Рад за тяжелую атлетику. Лидером нашей команды была Новикова. И даже при том, что Настя не завоевала медаль, она поддержала девочек. Две бронзы — хороший показатель. В преддверии Олимпиады больше рассчитывали на ребят. Но они почему-то сдулись. Арямнов не смог выступить из-за травмы, которую получил накануне Игр. Сам виноват в этом. Рыбаков не полностью восстановился после травм, которые его преследовали. Он вроде бы был готов и пошел на вес, который позволил бы бороться за медали, но не выдержал физически.

— Вы часто говорите, что спортсмены должны быть на две головы выше оппонентов. Применимо ли то же самое к чиновникам? Есть ощущение, что на бюрократическом уровне мы серьезно проигрываем. Даже если у нас кто-то есть в международных президиумах, от бед это не спасает. Например, Курлович так ничего и не сказал — ни коллегам, ни журналистам.
— Так может казаться только со стороны. Вы должны понять: Курлович — олимпийский чемпион. Он приехал на Игры судьей. Александр Николаевич имеет свою гражданскую позицию, он патриот и далеко не равнодушен к тому, что происходит в белорусской тяжелой атлетике. Но он не может что-то комментировать как судья. Ему это просто запрещено уставом и положением о судействе на Играх. Думаю, он сделает какой-то комментарий, когда Олимпиада закончится.

— Комментировать легко, хотелось бы влияния. А ситуация с Тихоном?
— И в этом случае нельзя сказать, что мы проиграли. Мы выиграли борьбу и доказали, что пекинская лаборатория была не права. Ну а здесь вы видите, что Международная федерация легкой атлетики просто делала свою работу. Единственное, что огорчает, — чиновники не дали атлету выступить на Играх. Как сложится судьба Ивана как спортсмена, покажет время. А здесь он был готов на мировой рекорд. Результаты сезона показывали, что Тихон в очень хорошей форме. Пробы, которые у него брали до отъезда, ничего не показали. Вопросов к нему не было. Считаю, можно было дать возможность Ивану выступить. Что касается чиновников, то мы сделали все возможное: обращались в МОК, в Международную федерацию легкой атлетики, за Тихона боролся вице-премьер нашей страны — Анатолий Афанасьевич Тозик принимал участие во всех процедурах. Мы сделали максимум. Даже внесли атлета в стартовый лист. До 17.45 он там был, но дело в том, что если бы мы выставили отстраненного спортсмена, ИААФ могла принять решение о дисквалификации всей команды.

— Какие ваши решения в подготовительный период и во время Олимпиады вызывают чувство гордости?
— За каждой медалью были какие-то решения. Не только мои, но и всего штаба, министерства, НОКа, федераций, тренеров. Попадание на пьедестал — это труд. Две медали в плавании Саши Герасимени дорогого стоят. Успех гребли на байдарках и каноэ доказывает класс Шантаровича, пусть качество медалей и снизилось по сравнению с Пекином: два серебра и бронза против двух золотых наград и бронзы. Но ведь и конкуренция растет!

— Есть ли какие-то решения, о которых вы сожалеете? Что сделали бы сейчас по-другому?
— Наверное, нужно было жестче подходить к некоторым вопросам. Не идти на поводу отдельных федераций в конкретных решениях. Но это не так просто. Там тоже работают люди, которые имеют опыт Олимпиад. И его нужно учитывать, а не принимать решения в одностороннем порядке. Старались делать все коллегиально с федерациями и НОКом. Сегодняшняя ситуация показывает, что следовало действовать жестче, принимать более резкие решения. В том числе кадровые. Ломать, как говорится, через колено. Например, по тренерам. Скажем, в академической гребле. Нельзя на старом багаже ехать три цикла. Да и в легкой атлетике сами знаете, что получилось.

— “Прессбол” воевал против всесильного начальника нашей королевы спорта все четыре года. Газета вскрывала факты, подавала сигналы SOS, призывала к кардинальным решениям, в конце концов, предрекала провал в Лондоне, но… Бадуева снял не министр, а сотрудник КГБ…
— Трудно в такой ситуации говорить что-то однозначно. Вспомните: перед Ванкувером было очень много претензий к Саше Попову, тренеру нашей биатлонной дружины. И стоял вопрос о его снятии перед Олимпиадой. Но мы дали ему возможность поработать два месяца. И результаты порадовали.
Что касается Бадуева, то уже говорил: на самом деле не знаю, в чем он конкретно виноват. Понятно, что просто так ничего не бывает. Какой-то шлейф за ним, скорее всего, есть. Я как министр дал ему возможность доработать до конца. Когда встречались накануне, и не только с ним, а со всем тренерским штабом национальной сборной по легкой атлетике, я сказал: “Доработайте. Все разборки — после Олимпиады”. Разумеется, получилось все не так, как хотелось.
Тем не менее штаб есть. Есть и гостренер, директорат национальных команд, Трощило, Фомочкин, мастера спорта международного класса, чиновники. Они должны были держать ситуацию под контролем.

— Но мы ведь всем своим тиражом кричали: грядет катастрофа! Почему не слышали?
— Мне было трудно сориентироваться. Я пришел не в начале олимпийского цикла. Подготовка уже стартовала. Смена тренерских кадров за два — два с половиной года до Игр могла внести сумятицу в подготовку. Изо всех сил пытался поддерживать баланс. Где-то убрать противоречия, где-то сделать так, чтобы не мешали друг другу. Но с моей стороны просчет в чем-то был. Честно говоря, не так много у нас сейчас организаторов и главных тренеров в столь серьезном виде, как легкая атлетика. Да что легкая атлетика — даже в рядовом виде спорта подобрать человека, который смог бы все организовать, скомпоновать и принести нужный результат, очень сложно. А Бадуев результат давал. В Афинах три медали, в Пекине — семь…

— Да, но потом всего две медали на двух чемпионатах мира. Выжимались последние соки из команды, составленной предшественником…
— Рост был. Конечно, нельзя сказать однозначно, с Бадуевым это связано или не с ним. Но он был в тот момент главным тренером.

— Вы чувствуете, что, пройдя через Олимпиаду, стали более сильным министром?
— Скажем так: шишек, конечно, понабивал. И в Ванкувере, и здесь. Но зимнюю Олимпиаду с летней не сравнить. Даже по видам спорта, по белорусскому представительству. Столкнулся с такими нюансами, о которых не подозревал. Или подозревал, читая прессу, но только когда прочувствовал сам, пропустил через себя, понял, что к чему. Ту же психологическую обстановку, например, борьбу, которая идет и в квалификации, и в полуфиналах, и далее. Я тоже работал тренером, а теперь вообще могу сказать точно: гораздо лучше находиться на беговой дорожке, на ковре, на площадке, чем сидеть и со стороны наблюдать. Ведь так хочется помочь, а помочь не можешь. Не раз говорил, что президентом, правительством для спортсменов, тренеров, национальных сборных было сделано все. Все их прихоти выполнили. Даже, может, слишком их баловали, надо было построже, жестче принимать решения. Но что теперь говорить? Что есть, то есть.

— Новые знания не отвернули вас от спорта? Готовы продолжать?
— Я в спорте был до института, в период учебы, после нее. Все время работал в спорте. Это моя жизнь. И не важно, какая должность — министерская или нет. Я стараюсь и буду стараться максимально хорошо выполнять свою работу. Нет разницы, какую. В спортивной отрасли значим не только министерский портфель. Здесь все взаимосвязано. Если не сработают ДЮСШ, не будет резерва — и через десять лет это все аукнется. А ведь нужна подготовка не только спортсменов, но и тренерских кадров, средних и низших звеньев, которые не сразу приходят в большой спорт. Не сработали мы не сегодня, а пять-шесть лет назад. Посмотрите: тех тренеров, которые могут приносить результат, можно пересчитать по пальцам одной руки. Максимум двух. Думаю, это проблема не только нашего спорта. Те же трудности — у стран-соседей. И даже во всем мировом спорте. А между тем народ у нас талантливый. Рождаются хорошие спортсмены. Просто их нужно найти, раскрыть и подвести к максимальному результату. Чтобы они стали победителями и призерами.

— Насколько удовлетворены освещением Игр в СМИ? Было время смотреть, читать? Как оцените работу масс-медиа?
— Все время говорю: взгляд любого журналиста субъективен. Я лишь прошу, чтобы репортеры рассматривали проблему со всех сторон. Не только в интервью с одним человеком. Нужно, чтобы и его оппоненты имели возможность высказаться. Важно послушать, что говорит атлет, что — тренер, что — чиновник, что — представители федерации, других стран. И необходимо понимать: любая медаль в любом виде спорта — это достижение нашего народа. Это часть становления Беларуси. Зачастую одна олимпийская награда делает больше, чем все дипломатические представительства МИДа. И это на самом деле так. На Олимпийских играх бывают и президенты, и премьер-министры. Они видят, что белорусские спортсмены выигрывают, становятся призерами. И это очень здорово. Посмотрите, что было на “Уимблдоне”, в сердце тенниса, так дорогом англичанам, когда там заиграл наш гимн. На следующий день отдельные СМИ написали: надеемся, что это последний раз на “Уимблдоне” звучит гимн и в королевской ложе развевается флаг.

— Вам не кажется, что фамилии Качан, Заичков, Тетерин слишком часто, даже чаще, чем фамилии спортсменов, муссируются в прессе? Не является ли это проявлением заполитизированности спорта в отдельных странах?
— Спорт во всем мире политизирован. Возьмите Россию, ту же Великобританию.

— Ну и кто министр спорта Великобритании? За все время Олимпиады вы хоть раз слышали его фамилию?
— Зато я знаю, как обстоят дела в других странах СНГ. А министр в странах Западной Европы — это фигура политическая. Он сегодня пришел, завтра ушел. Все работает через клубы.

— А в Беларуси министр спорта — разве не политическая фигура?
— Тоже политическая.

— В чем тогда разница?
— У нас президент очень любит спорт и уделяет ему большое внимание. Наша задача — не подвести. И президента, и наш народ. А в спорте делается очень многое. За последние двадцать лет проведена такая работа, какой не было за всю историю Советского Союза. Мы, хотя и были в составе СССР, являлись самостоятельной республикой.

— Видели в интернете свои фотографии с Заичковым, Тетериным и Катулиным возле ювелирного магазина? Какой драгметалл там добывали?
— Никакого. Ну что здесь сказать? Папарацци здесь хватает. Просто возвращались с гребного канала, заехали в одну из резиденций британской королевы. Я ведь не только министр спорта, но и министр туризма. Шли, заинтересовались, нагнулись посмотреть, что на витринах есть, и уехали. Министры — такие же простые люди, как и все остальные. Можно в такой обстановке сфотографировать человека, что потом ничего не докажешь. Вот идет человек, ему стало плохо. Он упал. Или вот я, допустим, упал на асфальте. А меня сфотографировали и написали: министры напились. Или сказали: бомжи лежат. Может ведь и такое быть. Люди попадают в разные пикантные ситуации. То же самое здесь.

— Так что все-таки важнее: победа или участие?
— На Олимпиаде главное для любого спортсмена — это, конечно, победа. И для меня как министра — тоже. “Главное — участие” — хороший лозунг. Но я однозначно согласен с главой государства. Когда он провожал спортсменов на Игры, сказал: “Главное — победа”. И мы настраивали на нее каждого спортсмена и каждого главного тренера. Работали в одном ключе. Присутствовали разногласия, всевозможные распри, но они были нужны, чтобы двигаться вперед. Те же британцы, американцы и россияне — все болеют за себя, за свою сборную. Нужно, чтобы мы были просто сильнее. И если мы сейчас сделали шаг назад, то только с тем, чтобы завтра сделать два вперед. По-другому нельзя. Мы не те люди и находимся не в том месте, чтобы расстраиваться и раскисать. Мы знаем, что делаем. А медальный результат, конечно, хотелось бы лучше. Наверное, Лондон — не наш город.