ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ. Ассоль и Тимофей Сливец: есть такая страна — Голландия...

С детьми Виталия и Марины я знаком не заочно — Тимофей Сливец как-то приходил к нам играть в футбол (неплохо мотается парень), а с Ассоль мы не раз вместе участвовали в акции “Спортсмены — детям”. Последняя поездка, кажется, была на орденоносную Могилевщину — там Соля вогнала меня в краску еще на выезде из Минска, когда, ничтоже сумняшеся, вытащила из сумки учебный конспект и старательно изучала его в течение четырех часов, дискредитируя своим вызывающим поведением гордое звание настоящего спортсмена.

Согласно общепринятым канонам, мне перво-наперво надо бы узнать, почему дочь нарекли именно так (странная тяга родителей к творчеству Грина? почему не Шолохова или Якуба Коласа? Зося или Авдотья тоже было бы неплохо). Но, по-моему, неугомонные родители и сами толком ничего уже не помнят, оправдывая туманность своих суждений стереотипами мышления отечественных журналистов. Оно и понятно: где уж здесь уследишь, коль вся жизнь посвящена полету — еще на работе я в достатке наслушался об их мятежной комсомольской юности, прошедшей в турслетах и бесконечных походах по родному краю. И до сих пор, когда встречаю летящую по редакционному коридору замдиректора с какими-то ведомостями в руках, то, взглянув в ее пытливые глаза (“Ты еще не записался добровольцем в…?), мне хочется немедленно выдать Марине просроченные еще с перестройки комсомольские взносы. Вместе с пеней, разумеется, которую она легко подсчитает с помощью своего калькулятора.

Впрочем, сегодня она пушиста и даже немного застенчива: “Обедать когда будем, сейчас или потом?” Марину можно понять. Как-то неудобно, протекционизм чистой воды получается. В старые времена за такие дела запросто можно было положить на стол комсомольский билет, не то что теперь. О ее героических фристайлистских детях в этом году (Тимоша стал чемпионом Европы, а Ассоль — призером этапа Кубка мира) не написал разве что только “Голос комода”. Сам видел газеты, заботливо разложенные на самых видных местах. Непонятно только, кто их постоянно приносит в редакцию…

— Как считаете, чем брат и сестра Сливцы отличаются от других?

Тимофей: Я думаю, что все люди, которые занимаются экстремальными видами спорта, только благодаря этому непохожи на окружающих.

Ассоль: А мы вдобавок с детства приучались к свободе. К самостоятельности. Учились отвечать за свои поступки. Когда мне было три года, родители свободно доверяли своей старшей дочке годовалого Тимофея. А сами отправлялись по делам.

В шестилетнем возрасте вместо тихого часа в саду ходила на тренировки. И воспитатели отпускали меня без всяких проблем. Благо комплекс “Трудовые резервы”, где я постигала азы спортивной гимнастики, находился недалеко. И Тимофея, разумеется, тоже в садик водила.

— Тима, помнишь такое?

Т.: Смутно. Из моих детских воспоминаний наиболее отчетливо почему-то проступает наш с Солей поход на площадь Победы. Вот только никак не возьму в толк, что мы там делали.

А.: Это была площадь Ленина. Я там Маяковского четыре года подряд читала: “Товарищ Ленин, на фабриках дымных…”

Т.: Она у нас всегда развитая девочка была, с активной жизненной позицией.

— Правда, что вы знакомились с окружающим миром из окна автомобиля, куда родители загружали вас всякий раз, чтобы совершить зарубежный вояж?

Т.: Когда мне было 12 лет, мама купила первую машину. И мы поехали в Болгарию, помнишь, Ассоль?

А.: Конечно. Так классно было. Первый раз за границей. Мы знали, что там живут по-другому, но не думали, что настолько. От Болгарии осталось ощущение вечного праздника. И людей, которые абсолютно счастливы и потому никуда не торопятся.

Т.: Приехали, а у нас все такое серое…

А.: Ну, сейчас-то с серостью получше стало. Но все равно еще много персонажей встречается. Меня убивают люди, пределом мечтаний которых является зеленый костюм с надписью “Belarus” на спине.

Т.: Так, может, они тем самым патриотизм воспитывают? На самом деле серые люди не они, а те, кто каждый день по расписанию ходит на работу, а потом домой и, кроме этого, ничем в жизни больше не интересуется. Самое главное — ярко воспринимать окружающий мир.

А.: Люди, которые круглый год ходят в зеленом костюмчике, ярко воспринимать мир не могут априори.

— Я бы сказал, что это беспрецедентный вызов всему отряду славных белорусских спортсменов, и от имени более сотни атлетов, завоевавших олимпийские лицензии, готов заявить, что…

А.: …как раз спортсменов я не имею в виду. Это славные ребята. Я о простых пацанах. Скажем так, с тракторного завода…

— Социальную тематику пока отложим. Лучше расскажите, когда вы поняли, что сможете чего-то добиться во фристайле…

А.: Наверное, тогда, когда почувствовала, что у меня есть шанс попасть на юношеский чемпионат мира. Потом, став чемпионкой мира уже среди юниоров, задумалась и об Олимпиаде…

Т.: Когда я увидел Олимпийские игры в Лиллехаммере, то начал просчитывать, сколько лет мне будет на следующей Олимпиаде. Тринадцать. Рано. Потом еще плюс 4. Все равно рановато. А вот 21 — в самый раз.

А.: А я смотрела на соревнования в том же Лиллехаммере и не могла себе представить, что когда-нибудь смогу делать подобные прыжки.

— Вы себя вундеркиндами можете назвать?

Оба: Нет!

Т.: Если говорить о талантливых людях — то это в первую очередь Леша Гришин. Ему все легко дается.

А.: Гришину вообще можно не тренироваться.

Т.: Нет, почему, надо. Просто он все схватывает на лету. А нам, как и большинству спортсменов, все время приходится преодолевать какие-то ступеньки. Хотя, учитывая тот факт, что мы с детства катались на лыжах, этот компонент фристайла для нас — открытая книга. Можно сказать, что в лыжах мы талантливы.

— Хорошо, что тогда для вас во фристайле самое трудное?

А.: Приземлиться на ноги.

Т.: Летняя акробатическая подготовка. Не люблю я все эти кувырки и перевороты на дорожке. Не приучен, не мое это…

— Никто из вас не сказал о страхе…

Т.: От этого страха кайф получаешь. В виде адреналина.

А.: Самое страшное — это когда стоишь и надо повернуть лыжи для того, чтобы поехать на трамплин. Тогда что-то такое проскальзывает в подсознании. А когда уже стал набирать ход, то ничего не чувствуешь.

Т.: Не могу понять людей, которые подолгу стоят наверху и никак не могут тронуться с места. Я никогда так не делаю. Какой смысл чего-то ждать? Взял и поехал…

— Каково же вашим родителям болеть у экрана…

А.: Мама никогда не смотрит в прямом эфире соревнования с нашим участием. Только в записи, когда уже знает результат.

Т.: Папа, напротив, такими предрассудками не обладает. Да еще дает ценные указания, как надо было правильно делать.

— Что, разбирается?

А.: Мы умиляемся, скажем так.

— Прыжки снятся?

А.: Почти каждую ночь прыгаю. И так все здорово выходит — ни одного падения на пятую точку. Будто бы знак сверху, все, Соля, теперь покатит… Идешь на тренировку радостная, а потом р-раз — и снова вторая смена…

Т.: А мне обычно снится, как я со скалы падаю и разбиваюсь.

А.: В жизни у него такие прыжки куда удачнее получаются. На сборах мне как-то ребята говорят: “Айда с нами, мы тут хотим пару прыжочков сделать”. Ну ладно, на что только не пойдешь в хорошей компании. Забрались вверх чуть ли не по отвесной скале. Я смотрю вниз и не понимаю, куда они прыгать собираются. Там одни камни. И немножко снега. Но народ это не смутило. “То что нужно”, — говорят. И давай сигать. Потом выяснилось, что самым заинтересованным зрителем этой леденящей душу прыжковой серии была все-таки не я, а наши тренеры. Снизу им все хорошо было видно. Вот только вместо аплодисментов и слов признательности за полученное удовольствие ребят щедро отоварили совсем в другой номинации…

Т.: Такой мы экстремальный народ, что поделать… У нас ведь каждый человек — возьми Лешу Гришина или Диму Дащинского — самобытен сам по себе.

А: Наш вид, наверное, один из немногих, где спорт граничит с шоу.

Т.: В Швейцарии меня один раз пригласили после соревнований поучаствовать в шоу. Я принял это приглашение без особого энтузиазма, но затем о своем решении не пожалел. Так здорово все было, болельщики аж пищали от удовольствия. Да и я сам проникся общим энтузиазмом, даже жалко было, что все так быстро закончилось.

А.: Вот бы в Минске подобное зрелище организовать. Вечер, иллюминация… Знаешь, как здорово смотрится, когда спортсмены прыгают друг за другом? Один еще делает прыжок, а другой уже мчится на трамплин…

— Да, жаль, что фристайл не имеет такой популярности, как футбол…

Т.: Ничего плохого в этом не вижу. Мы не страдаем от того, что нас не узнают на улице. Это даже полезно.

А.: А то вон Гришин взял бронзу на Олимпиаде, а его потом при каждом удобном случае попрекали. Мол, что, звездой стал? Хотя на самом деле он ни в чем не изменился и остался тем же нормальным и открытым человеком, что и раньше.

— Ну не скажите. Согласитесь, как, право, славно было бы, если бы в олимпийском Турине Тимофей совершил подвиг.

Т.: Это как?

— Например, перед последним прыжком враги тебе сломали лыжу. Или еще что-нибудь. И ты весь такой израненный стоишь на горе, и вся страна, да чего там страна… весь мир смотрит и думает: “Ну вот и как теперь белорусы свою последнюю десятую запланированную медаль выиграют? Неужели они так и останутся в командном зачете лишь третьими? Ведь это великая спортивная держава!” В общем, как всегда, в нас никто не верит.

Прыжок описывать не стану — за меня это сделает история, скажу лишь то, что победный полет был торжеством духа и национального характера. По возвращении в Минск тебя будут ждать слава, ключи от трехкомнатной квартиры, орден, девочки и все такое, что полагается настоящему герою. Заманчиво?

Т.: Я не люблю славу. Какой в ней прок?

А.: Это спорный вопрос. Вот я, например, сдавала недавно экзамен в университете физического воспитания. Честно скажу, предмет знала не слишком хорошо, на что, естественно, у меня нашлись веские причины. Мол, соревнования, сборы и так далее. Нашего преподавателя, правда, такими вещами не удивишь. Он сидел, слушал оправдания и угрюмо крутил мою зачетку в руках. А потом случайно бросил взор на фамилию. И свершилось чудо! Расцвел всеми цветами радуги: “А вы случайно не та самая Ассоль?” — “Та самая”. — “А фотографию принесете?” — “Разумеется, для хорошего человека ничего не жалко”.

Т.: Сколько лет ему было?

А.: Ну где-то под 50.

Т.: Вопросов больше не имею.

— А как вы вообще к героям относитесь? Кем из своих соотечественников гордятся брат и сестра Сливцы?

А.: О спортсменах речь идет?

— Здрасьте. Мы сейчас прощупываем вашу гражданскую позицию. Так что Мирных, Глебов и Салеев не предлагать.

Т.: Это, конечно, те люди, которые продвигают белорусскую культуру за границей. “Песняры” те же.

А.: На “Евровидение” ребята недавно ездили. Неудачно, но попытка все же была.

Т.: Ученые всякие…

А.: А какие у нас ученые?

Т.: Какие-то должны быть. А вот Янку Купалу если взять с Якубом Коласом?

А.: Ну, про этих не знаю, а вот книгу Быкова видела в канадском книжном магазине.

Т.: Хорошо, а Шагал?

— И какие его работы у вас самые любимые?

А.: Хм… “Черный квадрат” не его часом?

Т.: Это Малевича. Мы конкретно работ Шагала не знаем, но будучи в Париже сходили на его выставку. И было приятно видеть, что многие интересуются творчеством нашего соотечественника.

— Хорошо, а кого из отечественных спортсменов, по вашему наблюдению, лучше всего знают за рубежом?

А.: Хоккейную сборную. В Канаде, во всяком случае. У них этот вид спорта сродни религии.

Т.: Да мало что они о нас знают. Им надо говорить, что наша страна находится рядом с Россией. Они кивают, делают вид, что знают, но по глазам видно, что ни черта не понимают…

А.: Таможенник в каком-то американском аэропорту вылупился на мой паспорт. “Ваша страна что, где-то в Африке находится, да?”

— А вам не обидно, что везде, куда ни сунься, никто не слышал, что такое Беларусь?

Т.: Маленькая и молодая страна. Чего тут странного?

— Израиль тоже государство не самое большое и старое, а поди ж как известно…

А.: Так у них, считай, все время война с кем-то идет. Ничего, о нас тоже скоро заговорят. Осенью референдум будет…

Т.: А если подойти к обычным прохожим на улице и спросить, кого они знают из знаменитых белорусов, в основном будут звучать фамилии спортсменов.

А: Ну, еще Быкова назовут, пожалуй…

— Настораживает меня, ребята, ваша поверхностность в вопросах идеологии и гражданского права…

А.: У нас были занятия по идеологии белорусского общества. Пять лекций, в конце которых преподаватель сказал, что на самом деле в нашей стране нет никакой идеологии. Я спросила : “О чем же вы нам столько времени рассказывали?” В результате на зачете мне пришлось петь гимн Беларуси. Так что текст я теперь знаю.

А еще я как-то зашла в университетскую ячейку БРСМ за уставом этой организации, надо было на семинар. Мне там оказались искренне рады. Предложили не мешкая вступить в ряды. “Дайте — говорю, — устав. Мне больше ничего от вас не надо”. — “Да зачем, — отвечают, — эти китайские церемонии, вступай так. Давай мы тебя вначале запишем, а потом все расскажем. У нас знаешь сколько льгот?” У них на самом деле столько привилегий, как у ветеранов Великой Отечественной войны. Но, если честно, я предпочла ретироваться из этого кабинета. А то вполне могла бы стать членом…

— А ты, Тимофей, не хотел бы куда-нибудь вступить?

Т.: Нет, ни в каких общественных организациях я себя не вижу. Тем более в БРСМ.

— А вот и зря. Там сейчас классная движуха идет. “Напиши письмо президенту” называется. Берешь лист бумаги и честно пишешь все, невзирая на ранги и должности. Разумеется, не только подмеченный негатив, но и какие-то положительные моменты, которых, согласись, тоже немало. Лично вы о чем написали бы главе государства, какие предложения внесли бы по поводу дальнейшего роста демократизации в обществе?

А.: На выборы президента мы пойдем, а вот писем писать не будем. Я думаю, что в правительстве хватает толковых голов, которые и без нас разберутся, что сейчас для Беларуси важнее всего.

— Откуда такая инертность? Вы что, белорусское телевидение уже не смотрите?

Оба: Смотрим иногда…

— А какая любимая передача?

А.: У меня “Час суда” на СТВ. Но вообще-то я все новости узнаю из Интернета. Так что иной раз неделями телевизор не смотрю.

Т.: Я еще Первый музыкальный могу включить. У них там слабенькие клипы, конечно, но для фона вполне годится. “Намедни” на НТВ. Познавательная программа.

— Еще у наших московских друзей есть такая передача — “К барьеру”. Последний раз там “яблочный” депутат рубился с коммунистом. Первый ратовал за легализацию браков между “голубыми”, а второй, естественно, был категорически против. А вы на чью сторону встали бы?

Т.: Я бы за свободу.

А.: Я — тоже. Пусть делают что хотят. Хотят жить вместе — пожалуйста. Не понимаю, какой в этом криминал. Да, люди с нестандартной ориентацией выглядят для остальных достаточно своеобразными, но они ничуть не хуже других. Просто природа распорядилась по-своему и забыла спросить об этом у коммунистов, которые всегда знают, как и что надо делать. Вот только почему-то как раз у них никогда ничего не получается…

Да и в международной Декларации прав и обязанностей человека, если не ошибаюсь, первым пунктом записано положение, что все люди, независимо от вероисповедания и цвета кожи, рождаются свободными. А значит, равными в своих гражданских правах.

Т.: Мне в этом плане нравится Голландия. Свободная страна, где многое можно. Поэтому там рождается такое количество талантливых людей — дизайнеров, художников, музыкантов. Они раскрепощенные, не связанные какими-то жесткими моральными устоями. И запретные соблазны от них не прячут, а одно это уже заставляет мозги работать по-другому. Соответственно, их сознание не прибито хождением в ногу. А у нас, по-моему, все заводские какие-то люди… Одинаково одетые, одинаково подстриженные…

А.: Ну вот как наши люди ездят в отпуск? Они туда не ездят, потому что думают, как поскорее скопить на сервант. Следующий отпуск пропускают уже потому, что на очереди — спальный гарнитур. Дальше стенка, гараж, дача с участком, на котором можно будет посадить морковку, картошку и сельдерей… А жизнь проходит. И заканчивается на все том же пятачке земли, куда люди добровольно приезжают в субботу, чтобы простоять два дня в позе землепашца.

Т.: Нет, чтобы поехать отдохнуть, поискать какие-то новые ощущения, дабы потом им обзавидовались все сослуживцы и соседи. Нет, только сервант, и никаких гвоздей!

— А в чем, как вы считаете, истоки подобного белорусского консерватизма?

А.: Они, наверное, думают, что и здесь неплохо. Не знают, как там. А самое печальное, что и не хотят знать.

Т.: Советская еще закалка. Мол, что вы нам рассказываете, будто мы не знаем, что живем в тесном кольце врагов.

— Какие у вас любимые страны?

А.: Мне Таиланд понравился.

Т.: Самая любимая страна — это новая. Везде найдется что-то интересное. Особенно в колоритных, непохожих на нашу, странах. Азия, тот же Китай… Мне, кстати, в Поднебесной понравилось. Хотя нас и завезли в какую-то глубинку, чтобы сильно не высовывались и не задавали неудобных вопросов. Китайцы понимают окружающий мир иначе, и в этом их притягательность для нас.

И еще мне симпатична Швейцария: чисто, аккуратно, свежий воздух.

— Как считаете, зарубежных туристов можно завлечь в Беларусь?

Т.: Да. Я уже видел в городе много всяких немок в пресловутых тяжелых ботинках и с рюкзаками за спиной.

А.: Вон ваш бывший прессболовец Володя Богданов сколько разных белорусских исторических памятников наснимал. Это же красотища просто убийственная. Иностранцам такие вещи нравятся. Надо только хорошую рекламу сделать. Может, в том же Интернете информацию разместить?

Т.: Да ты знаешь, как им интересно будет нашу жизнь увидеть! Одно дело, когда в новостях об этом говорят, и другое — приехать посмотреть своими глазами на те же колхозы.

А.: А чего, страна хоть и колоритная, но все же спокойная. И самолеты к нам летают. Вы знаете, почему на юношеский чемпионат мира по хоккею сборная США добиралась через Вильнюс? Потому что были уверены, что в столице Беларуси нет аэропорта!

— Да ладно…

А.: По их сведениям, Минск — это деревня. Или хутор, в котором наличие аэродрома не предусмотрено. И янки были немало удивлены, обнаружив в городе многоэтажные дома и несколько ледовых коробок.

Я на том чемпионате была гидом-переводчиком канадской сборной. Очень здорово узнаешь народ, когда вот так общаешься. Например, канадцы впервые узнали о второй мировой войне только благодаря мне.

Т.: Тоже скажешь…

А.: Я тебе клянусь. “Война? А кто с кем? И в каком году это было?” Хотя в американской сборной все же был один человек — доктор, знавший даже про Куропаты и на экскурсии по музею Великой Отечественной войны задававший вопросы, на которые и экскурсоводу трудно было ответить. Он, видимо, готовился к поездке.

— Что у нас по допингу во фристайле? В случае чего не подкачаете? В смысле не попадетесь?

Т.: Так у нас его нет. Для фристайла он бесполезен.

А.: Ага. Я вот тоже так думала, пока не зашла в НИИ спорта, который у нас в университете находится. Собралась узнать результаты своих обследований, как говорится, из первоисточника. Главный тренер-то мне показать их отказался, мол, это информация исключительно для служебного пользования…

Т.: Соля, тебе первым делом в институт вступить не предложили?

А.: Нет, они мне все и так рассказали. И что выяснилось? Допинг во фристайле может быть. Есть специальные препараты, которые дают возможность видеть все свои движения будто в замедленной съемке, хотя ты их выполняешь в обычном ритме.

— Но ты-то тренеру об этой находке рассказала, или мы опять будем по старинке работать, без помощи науки?

А.: Так это ж допинг. С ним бороться надо.

Т.: Но, по-моему, сейчас в легкой атлетике, велосипеде и всех подобных циклических видах спорта без таблеток просто не обойтись. Чего-то они едят, это определенно.

А.: Мне кажется, в подобных видах сейчас идет уже не борьба спортсменов, а их докторов и медицинских методик. Я, конечно, не специалист, но у меня много друзей-спортсменов, и они подтверждают эту догадку.

— Так вы за легализацию всех препаратов?

Оба: Против!

Т.: Это ж вредно для здоровья.

А.: И карать надо жестче за такие дела.

— Спасибо вам, ребята, за добрый совет. Вот наших и карают. Уже полкоманды перед Олимпиадой выкосили.

А.: В нашем НИИ сказали, что в мире жрут все, а попадаются те, кто не может вывести. Или если чего-то не поделят, вон как американцы. Там один местный Павлик Морозов письмо написал куда надо с рассказом о новейшем виде допинга. Все подтвердилось, и шум был страшный. А сейчас все пучком. Тишь да гладь. Сильные могут замять любой скандал. А мы страдаем от того, что сожрать-то можем, а вот вывести — нет. На это еще более крупные суммы денег нужны. А где их напасешься? Если бы были, мир знал бы о куда большем количестве героических белорусов, чем сейчас.

— Фристайл и спиртное. Есть такая тема?

Т.: Мы особо от этого не фанатеем. Я, например, люблю виски с колой.

— Ну, сколько тебе надо, чтобы прийти…

А.: …в дровищи?

— В веселое расположение духа, скажем так.

А.: Спиртное неважно. Это может быть, по большому счету, лишь один бокал мартини. Главное — компания.

— Ваш любимый вид отдыха?

Т.: Для меня это туризм. С удовольствием съездил бы на Байкал. Нравится тамошняя природа, да и на легендарное озеро хотелось бы посмотреть.

А.: А я даже и не знаю. Воздержусь от ответа на этот вопрос.

— Я думал, ты тоже юный натуралист и следопыт. В крайнем случае рыбак.

А.: Я червей боюсь. Один раз случайно взяла в руки. Он был здоровый и волосатый, что вызвало у меня особое отвращение. С тех пор на рыбалку — ни ногой. Ну, если кто только мне будет их на крючок насаживать.

— Бойфренда имеешь в виду? Кстати, какие у нас позиции в этих номинациях? Скажи вначале ты, Тимофей, за сестру.

Т.: А что я о нем могу сказать? Привет — привет. Мы особенно-то и не общались никогда.

А.: Вот здорово… А когда тебе подшипники надо было поменять, кто тут же стал добрым и ласковым, словно волшебник из детской сказки?

— Соля, можешь отомстить брату за все перебранные твоим другом подшипники…

А.: Да я бы отомстила, но у него подружки что-то уж слишком часто меняются. Глаз даже не успевает за кого-то зацепиться.

Т.: Ты просто редко бываешь дома.

— Как считаете, в ближайшие два года в вашей личной жизни что-нибудь изменится?

А.: Надеюсь, что нет. Все знают, что мечта моей жизни — это выступление на Олимпиаде. Если выходить замуж, это значит, надо вносить коррективы в свою жизнь. А меня сейчас все устраивает.

Т.: Меня тоже.

— Следует полагать, что в спорте за эти два года до Турина вы планируете достичь значительных результатов…

А.: В марте 2005-го в Финляндии будет проходить чемпионат мира — очень важный старт, который станет во многом определяющим перед Олимпиадой в Турине. Да и судьи будут те же, что немаловажно в нашем субъективном виде спорта. Надо им понравиться…

— Ну, у тебя-то как раз наверняка проблем с этим не будет.

А.: Так там же все такие свободные, хитрые и улыбчивые, как я. Ну разве что только кроме китайцев, которые в английском ни бельмеса не понимают. Но все равно улыбаются. На всякий случай…

Т.: Да, чемпионат мира сейчас самое главное.

А.: Министерский план говорит о том, что надо оказаться в “пятерке”. Но если я “стану” оба прыжка, то буду в “тройке”. Но попробуй их сделать без помарок… А у Тимофея знаешь какая сложная программа? С ней он выигрывал бы все наши соревнования. Ах, Тима, ну почему ты не девочка?

— Да, кстати, Тима, я тоже давно хотел тебя об этом спросить. Почему?

Тимофей иронически покосился на нас (дружно при этом заржавших) и без слов стал собирать сумку. Через полчаса его ждал железнодорожный вокзал и поезд на Гомель. Он даже не пошел покушать на дорожку свежесваренных щей. Взвалил на плечо сумку, взял в руки скейтборд, попрощался и шагнул за дверь.

Показалось странным, что в однодневную поездку он зачем-то решил прихватить с собой такой совсем не дорожный предмет, как скейт. Но это вызвало удивление, кажется, только у меня. “Черт знает зачем он ему там нужен. Кататься, что ли? А в Минске нет места? Впрочем, это его дело. Пусть что хочет, то и творит. У нас же свобода”, — прочитал я в глазах всех без исключения членов семейства Сливцов, дружно (и, разумеется, не в такт) пережевывающих полезный витаминный салат.

В прихожей у них висит скрипка — последнее воспоминание о тех далеких временах, когда бабушка хотела отдать маленьких Солю и Тиму в музыку. Воспротивилась мама Марина, которой пришлось мучиться в музыкальной школе целых семь лет. Как знала, что к маленьким голландцам совсем не подходит традиционная советская система воспитания…