АЛЬПИНИЗМ. ВОСХОЖДЕНИЕ. Ирина Вяленкова: я сделала это!

Достижения Ирины не имеют аналогов мире — люди с такими травмами на большие высоты не ходят. Первое интервью Вяленковой после возвращения — для читателей “ПБ”. Наша газета совместно с Белорусской федерацией альпинизма обеспечивала информационную поддержку горовосходителей.

— Ирина, в твоей жизни было много вершин. Какое место в этом ряду заняла Аконкагуа?

— Их было действительно много, 130 или 150… Понимаешь, горы, они и есть горы. Каждый воспринимает их в зависимости от своего самочувствия. Если человек подготовлен хорошо, он способен впитывать в себя открывающиеся взору красоты. Если нет — большая часть сил уходит на борьбу с собой, на то, чтобы сделать эту трудную работу и дойти до цели. К сожалению, в этот раз я поехала подготовленной не так, как обычно. Из-за большой загруженности на работе тренировалась только последние три месяца по пару раз в неделю. Этого явно недостаточно. На горе реально почувствовала легковесность своей подготовки.

— Расскажи-ка о своих тренировках.

— Моисеенко, например, бегает кроссы, ходит на лыжах, ездит на велосипеде. Я такой возможности лишена. Моя основная работа — на велотренажере, 40-45 минут в хорошем темпе. Потом с помощью других аппаратов закачиваю мышцы шеи, спины и особенно рук, на которые в горах переношу максимум нагрузки, чтобы как-то помочь ногам.

— Это “физика”, а организационная сторона дела?

— Чтобы снизить расходы на мою поездку, а они составляли около трех с половиной тысяч долларов, председатель нашей федерации Александр Николаевич Годлевский обратился к замминистра спорта и туризма Валерию Хатылеву, а тот связался с МИДом. Так вышли на посла Беларуси в Аргентине Вадима Ивановича Лазерко. Он позвонил мне из Буэнос-Айреса, потом я несколько раз сама ему звонила, уточняла сроки и детали того, что мне нужно. Я ждала помощи, но действительность превзошла мои ожидания. Вадим Иванович и его жена Татьяна — удивительные люди, которые отнеслись ко мне не по-чиновничьи, хотя, возможно, и этого было бы достаточно, а тепло, по-человечески, трогательно.

Уже у трапа самолета меня встречал помощник посла Владимир Антонович Грушевич. Благодаря ему таможню прошли моментально. По дороге из аэропорта Лазерко не однажды звонил, беспокоился: где мы, как я себя чувствую. Посол и его жена встретили меня приветливо, пригласили в ресторан. Билеты в Мендосу уже были заказаны. Там его знакомый Пабло отвез меня к своей тете Эстер, 56-летней аргентинке, очень радушной и гостеприимной, у которой я провела сутки. Все время, пока я пребывала в Аргентине, Лазерко опекал меня и способствовал в решении всех вопросов.

— Мендоса — это город?

— Да, он находится в 1100 километрах от Буэнос-Айреса. Туда добиралась на автобусе 13 часов. Это центр провинции Аконкагуа, лежащий примерно на высоте 500 метров над уровнем моря. В Мендосе есть учебное заведение, готовящее профессиональных гидов для работы в горах. Срок обучения — два с половиной года. Выпускники получают лицензию, дающюю право водить людей в горы, помогать им и следить за тем, чтобы не случилось несчастья. Гиды несут ответственность за жизнь альпинистов. Трагедия, случившаяся в их группе, может стоить им лицензии, а значит, и работы.

— На вершину же так просто не ходят?

— В Мендосе купила пермит — документ, предоставляющий право на восхождение. Он стоит 200 долларов и действителен только в течение трех недель. Там же приобрела за 140 долларов трансфер: плата за путь от Мендосы до Хорконеса, откуда, собственно, и начинается трэкинг — дорога наверх. Одновременно я сразу же заказала мулов в базовый лагерь — туда и назад.

— Почем нынче мулы?

— Мне обошлись в 200 долларов. Это необходимые траты — сама бы с тяжелым баулом и рюкзаком просто не дошла. Их общий вес достигал 26 килограммов. Второго февраля приехала в Хорконес (2300 метров). Там предъявила рейнджерам пермит и получила мешок для мусора. Первый переход — из Хорконеса в Конфлюенцию (высота 3300) продолжался около 6 часов. На следующий день второй переход, непосредственно в базовый лагерь на высоту 4300 метров. На этот раз шла около 15 часов, причем пять раз форсировала горные реки. Дважды течение было настолько бурным, что мне стало страшно. Там потеряла много времени, так как после брода надо было сразу же надеть сухие носки, иначе можно стереть ноги. Последние три часа шла в темноте, дул сильный ветер, на руках немели пальцы. Там очень узкая извилистая тропка, петляющая между скал. Шла наугад, интуитивно. В базовый лагерь, расположенный на плато Плаца-де-Мулос, прибрела около полуночи.

— Как выглядит лагерь?

— Представь себе много палаток, не пять-десять, а пятьдесят или семьдесят, вдалеке — отель, рядом домики, в которых находятся различные службы, например, рейнджеры, обеспечивающие порядок и чистоту на горных склонах и в базовом лагере. Здесь же кабинки для купания, туалеты. Отметка в рейнджер-службе обязательна для всех восходителей. Следующий день посвятила восстановлению, обустройству в палатке, поиску портеров — носильщиков, с которыми нужно договориться о цене, то есть сбить ее до приемлемой. Назавтра поднялась в высотный лагерь “Канада” на высоту 5000 метров, еще через день — на 5600, этот лагерь называют “Гнездо кондора”.

— Ты же собиралась идти вместе с Валерием в составе российской экспедиции Александра Абрамова? Нет?

— Я специально приехала раньше ребят, чтобы акклиматизироваться. Подъемы в эти лагеря как раз для того и служили. Внизу стояла жара — плюс 35, на высоте 5600 температура колебалась от нуля до минус десяти. Но главное — надо было преодолеть “горняшку”, горную болезнь, симптомы которой почувствовала во второй день. Жуткая головная боль, из-за которой ничего не хочется. А бывает, это сопровождается еще и тошнотой, и слабостью. Постепенно боль стала утихать — организм приноравливался к гипоксии.

Стала портиться погода: задул сильный ветер, пошел снег. Плакала и молилась, просила бога помочь спуститься в базовый лагерь. Сошла вниз, была рада встретить Сашу Абрамова, Валеру Моисеенко и Мишу Филиппова.

— Как твои ноги перенесли первую стадию экспедиции?

— Не очень. Опухли, пошел воспалительный процесс, открылись раны. Три дня занималась ими. На Мак-Кинли мне хватило и одного. Старалась меньше двигаться, массировала, держала их в тепле, смазывала раны. К 12 февраля, когда мы двинулись наверх, все было в порядке.

— Мы — это кто?

— “Команда приключений “Альпиндустрия” под руководством Саши Абрамова. Всего 21 человек, это очень большая группа. Обычный численный состав — 8-12 альпинистов. Там были несколько ребят из Грузии, мы с Моисеенко, остальные — россияне, в том числе Володя Пушкарев, с которым в 2001 году вместе ходили на Мак-Кинли. С нами шли три гида и три их помощника. Последние готовили ланч-пакеты, разносили по палаткам термосы с кипятком, а если кому-то бывало плохо, вели вниз и так далее. В первый же день наша группа достигла “Гнезда кондора”. Попросила, чтобы передо мной шел помощник и выбирал рациональный путь. Однако он с этим не очень здорово справлялся, я нервничала и нередко сама выбирала дорогу. Но главное — ноги сберегла. Все время шла на обезболивании.

— Что ты принимала?

— Одну таблетку трамадола в сутки. Этого было достаточно. А вот когда восходили на вершину, и двух не хватило.

— Давай о штурме поподробней. Судя по тому, что Абрамов писал на сайте, вам пришлось несладко.

— Утром 14-го мы с Леной, соседкой по палатке, встали в пять тридцать. Нельзя сказать, что спали. Лежишь с закрытыми глазами всю ночь, временами проваливаешься в забытье. Холод собачий, в палатке на термометре минус десять. Ветер сумасшедший воет, трясет палатку. Идти никуда не хотелось.

— Вот и Абрамов об этом писал.

— Выпила только чай. Дали команду собираться. Я не верила: в такой ветер на штурм не выходят. Одела на себя две куртки из полартека и курточку с наполнением из поларгарда — заменителя пуха. Наверх — куртку, штаны и рукавицы из гортекса — непродуваемой ткани, на ноги вместо трэкинговой обуви — альпинистскую, с “кошками”. На лицо — балаклаву, на голову — шапочку “полартек”, сверху капюшон куртки, на руках — длинные пуховые рукавицы, внутри которых — тоненькие, вязаные.

— На тебе было четыре куртки из разных суперполиматериалов — правильно?

— Да, одетые на тонкое термобелье. Минут через двадцать сняла один полартек — тяжело двигаться. У каждого в руках палки-“телескопы”, ледорубы мы не брали. На траверсе (пересечение склона) задул такой ветрище, что половина групп, шедших наверх, повернула назад. Одела на лицо защитную маску, в которой только прорези для глаз и носа.

— В ноябре ты говорила, что Аконкагуа как раз отличается бешеными ветрами.

— Все подтвердилось. В любых горах наверху гуляет ветер. Но здесь он начинается с самого низа и дует постоянно. Меняется только его сила. Еще в базовом лагере обратила внимание, как ветровые волны накатывали на палатки: гул нарастал по мере их приближения. Нет, палатку не продувает, но когда ее трясет 10-12 часов подряд, это давит на нервы и утомляет. Когда мы шли на штурм, ветер был встречно-боковым. Отдельные его порывы заставляли останавливаться. При этом все время светило солнце. В небольшие паузы, когда ветер стихал, становилось жарко, мы начинали расстегиваться, но потом снова “закупоривались”.

Часа за три до вершины под скалой оставили рюкзаки. Потом оказалось, что мой кто-то неосторожно зацепил ногой и он улетел вниз… Пропали маска, куртка, противозагарный крем, балаклава, таблетки. И сам рюкзак стоимостью под сто долларов. Абрамов сказал, что за гору нужно платить, и я всего лишь внесла свою долю.

— Сколько часов ушло на штурм?

— У большинства от семи до восьми, у меня — девять. Мы с Мишей Филипповым поднялись туда в начале шестого. Миша — из Могилева, был председателем областной федерации альпинизма, сейчас живет в Москве. Он мне сказал: “Ты дошла! Это уму непостижимо!”

— А сама-то была счастлива?

— Счастлива — нет, на это не было сил. Другое чувство: я здесь стою, я дошла, я это сделала! На вершине расстегнула куртку и достала знамя столицы со святой девой Марией и ангелами, которое прятала на груди, попыталась его развернуть. Но ветер не давал этого сделать. На фото — лучший вариант. Валерий, который был сильно простужен, побывал на вершине чуть раньше и поднял флаг Беларуси.

— Ты не забыла о нашей договоренности посвятить восхождение…

— Конечно, нет. Когда мы чуть спустились, удивилась, увидев, что Абрамов не ушел вниз, а остался, чтобы вместе с Мишей сопровождать меня. Это тронуло. Он снимал на видео мой выход на вершину, а когда мы встретились, включил диктофон. И я сказала, что посвящаю восхождение 60-летию освобождения Минска от фашистов, посвящаю ветеранам, добывшим победу. Успех дался мне так тяжело, что по ощущениям я на короткое время приблизилась к будням войны и тем лишениям, которые они тогда испытали. Там, под вершиной, я это остро ощущала. Сказала, что посвящаю памяти своих родителей (тут Ирина расплакалась. — “ПБ”.), они тоже пережили войну. Как раз 13 февраля исполнилось шесть лет, как папа ушел… Все время несла это в себе.

Дорога вниз была для меня очень тяжелой. Действие трамадола закончилось, а остальные таблетки улетели вместе с рюкзаком. Боль была нестерпимой. Часа полтора громко стонала. Ребятам тяжело было это слышать. Наконец, догадались попросить у нашего гида что-нибудь обезболивающее. Прошло еще около часа, пока стало легче. Миша пошел вниз быстрее, чтобы найти мои таблетки. Когда до лагеря оставалось метров триста, навстречу нам поднялись Бидзина Гуджабидзе, двукратный покоритель Эвереста, и один из проводников Лито, принесли горячее питье. Эти метры я шла минут двадцать, часто останавливаясь. Близость цели меня совсем демобилизовала. Через несколько дней был трудный спуск из базового лагеря в Хорконес. После шести часов сидения на муле ходить было очень больно.

— На этом приключения закончились?

— Нет. Но сначала снова помяну добрым словом нашего посла в Аргентине Вадима Лазерко и его супругу Татьяну, которые тепло меня встретили, отправили в театр танго, устроили встречу со съемочной группой аргентинского телеканала и просто относились ко мне как близкие люди.

Меня доставили к трапу самолета. А в эти минуты рядом чуть не случилась авиакатастрофа. Лайнер потерял одно шасси, садился на другое, которое от соприкосновения с посадочной полосой оторвалось и пробило бетонные заграждения. Пилоты мастерски посадили машину на “пузо”, при этом никто из 150 пассажиров не пострадал. Пришлось провести в Буэнос- Айресе еще ночь…

— Ну теперь-то ты успокоилась?

— Что значит успокоилась?! Осенью собираюсь в Гималаи на Чо-Ою!. Как раз будет золотой юбилей первого восхождения на вершину. Ее высота — 8201 метр…