НАШИ ГОРЫ. Вид с Эльбруса на Анконагуа

Попытка не пытка?

Тогда, в 1982 году, после триумфальной советской экспедиции на Эверест альпинистская тема была на слуху. И мы не упустили возможности побывать хотя бы у подножия самой высокой в Европе горы. Кстати, не у всех участников предшествовавших передряг хватило решимости подняться на доступную высоту. Пусть в основном на “канатке” и только с верхней ее станции (3500 м) — пешком по рыхлому июльскому снегу до альпинистской гостиницы на 4000 м. С этой точки до вершины уже ближе, чем до подошвы, но восхождение отсюда только начинается. Наверху стало понятно, что подниматься в кедах и без темных очков — авантюра. Однако погода благоприятствовала, и мы отделались только промокшими ногами и китайским выражением лиц из-за постоянного прищуривания. При нас один из альпинистов как раз вернулся с горы. Впечатлило, что, выйдя в два часа ночи и вернувшись к часу дня, он смог дойти только до седловины Эльбруса. Тогда и запали в душу названия: “Приют Одиннадцати”, скалы Пастухова, поляна Азау. Поменять весла на “кошки” не пришлось, но вирус интереса к горам и восхождениям был подхвачен. Инкубационный период длился полтора десятка лет, а потом зараза дала о себе знать знакомством с некоторыми белорусскими альпинистами и рассказами об их экспедициях, напечатанных “Прессболом”. При этом не обошлось без подначек: “Сам-то в горы когда пойдешь?” И вот круг замкнулся: мне предложили взойти на Эльбрус.

Альпинизм, кажется, единственный вид спорта, который лишен зрителей. Автогонщик, яхтсмен, даже парашютист доступен глазу болельщика, тренера, арбитра. В крайнем случае, глазу вооруженному. Альпинист-высотник добывает свои тысячи метров по вертикали, скрытый от заинтересованных взглядов. Его загораживают снега, облака и неосязаемая, но коварная субстанция, прозванная гипоксией. Потому и обделен его высотный труд заслуженным квалифицированным освещением. Лучшие книги о горах пишут, как правило, сами альпинисты. Любой журналист волен только мечтать выйти на поле, чтобы поучаствовать в матче, например, за футбольную европейскую вершину. Так разве можно, взявшись писать о восхождениях, отказаться от попытки подняться на высшую гору Европы?

Сомнения, конечно, оставались. Отправиться на Кавказ мне предложил известный белорусский альпинист Валерий МОИСЕЕНКО. Составить ему пару — значит, поделить ответственность за результат. Знал, что Валерий Васильевич профессионально подходит ко всему, за что берется. Стоит только посмотреть аккуратно оформленные, с комментариями, датами и газетными вырезками альбомы обо всех его путешествиях и восхождениях. Впечатляет уровень, достигнутый им и в основной профессии: хирург высшей категории, заведующий отделением института онкологии. Основательность и скрупулезность напарника требовали соответствия. Обнаружится ли пресловутая психологическая совместимость? Да и как можно претендовать на высокую вершину, когда по возрасту ты круглый “пятерочник”, а в альпинистской практике — полный ноль? Но ведь если очень хочется, то… Возможно, ссылка на возраст в данной ситуации не совсем корректна — Валера на два года старше. Правда, и начинал он не в 55.

Заманчивое предприятие обещало дополниться интересным содержанием. Прошедшей зимой Моисеенко побывал в Андах. Восхождение на их главную вершину — Аконкагуа (6959 м) — было успешным. Но завершилось неприятностью. После спуска с горы, в Буэнос- Айресе, Валерий стал жертвой банальной кражи. Из огромной кучи снаряжения всей экспедиции тамошние воришки выбрали почему-то именно его рюкзак. В нем оказалось и то, что едва ли заинтересовало жуликов: карты памяти с пятью сотнями оригинальных снимков, отображавших желанное достижение. Для Моисеенко это была огромная потеря. По возвращении домой разочарование и досада только увеличились. “Да, Валерий, подвели вы меня”, — изрек, узнав о пропаже, журналист, взявшийся было освещать событие. И сразу потерял интерес к его участнику. А тот замкнулся, прекратил контакты с прессой. Теперь на Кавказе представлялась возможность поговорить о далекой южноамериканской вершине.

За три недели, остававшиеся до отъезда, нужно было укомплектовать снаряжение и подтянуть “физуху”. Альпинистские атрибуты собирались с миру по нитке. Руководитель “экспедиции” подготовку особо не контролировал. Видимо, полагался на мои энтузиазм и туристский опыт. Поистязать себя тренировками, честно говоря, не удалось. Несколько пробежек, правда, помогли “продышаться”. А единственный выезд на велосипеде встретила гроза с градом. И за десяток километров до дома ездок так продрог, что учение стало походить на бой.

Поездом на Кавказ — ни много ни мало тридцать восемь часов, полторы тысячи километров и четыре пограничных перехода. Когда скорый набрал ход и пиво откупорено, самое время спросить у спутника: как же, Васильич, занесло тебя в Южную Америку?

Семеро одного — ждут

— Знаешь, когда мы распрощались с развитым союзным альпинизмом, его альплагерями и профсоюзными путевками, горы стали дальше и дороже. Годы суверенного безденежного застоя поумерили спортивные амбиции. Но тяга к горам осталась. А тут еще появился проект “Семь континентов — семь вершин”. Кажется, первым, кто прошел по высшим точкам всех частей света, стал российский путешественник Федор Конюхов. Затея эта позволяет и свои возможности показать, и мир посмотреть. Конечно, азиатский Эверест в этом проекте стоит особо. Это момент истины для альпиниста любого класса. Гора не только большая, но и дорогая. Поэтому в свой азиатский зачет я пока условно ставлю Канченджангу. Пусть и не добрался до ее вершины в 94-м, но много сил на ней положил, да и частичку души оставил. Европейский Эльбрус, естественно, открыл освоение семерки. Первый раз, хотя и не с первой попытки, взошел на его Восточную вершину как раз двадцать лет назад. Ну а с началом нового века удался прорыв в Северную Америку. От Мак-Кинли остались приятные воспоминания: красивое восхождение на серьезную гору. Правда, и затраты оказались ей под стать. Пережив семейный дефолт, задумался: что дальше? А дальше получилось самое далекое пока путешествие в моей жизни.

Из Интернета узнал, что российская “команда приключений” от фирмы “Альпиндустрия” готовится к экспедиции в Южную Америку. Поделился информацией с Ириной Вяленковой, а она вышла на их руководителя. Владимир Абрамов охотно согласился включить нас в группу. Но сначала нужно было найти деньги на эту поездку. По старой доброй памяти обратился в “Беларусбанк”. В свое время он помогал первой гималайской экспедиции на Канченджангу. Председатель правления банка Надежда Андреевна Ермакова возглавляет Комитет белорусских женщин. Поэтому она с пониманием относится и к проблемам нашего маммологического отделения, все пациентки которого — женщины. Благодаря кредитам банка институт закупил современное диагностическое оборудование. Сейчас с его помощью продолжается ремонт помещений в отделениях, что на порядок улучшит условия содержания и лечения больных. В 96-м году мне довелось пройти стажировку в маммологическом центре американского города Чаттануга, потому что дорогу туда оплатил тот же “Беларусбанк”. А на этот раз он вновь проявил надежность и заинтересованность в успехах белорусского альпинизма. Таким образом, 31 января 2004 года я оказался в самолете, направлявшемся из Москвы в Аргентину. В группе было 18 человек, в том числе бывший могилевчанин Миша Филиппов, два альпиниста из Грузии и один из Армении. А еще там оказался Володя Пушкарев, знакомый по восхождению на Мак-Кинли. Вяленкова улетела в Аргентину раньше. Она считала, что ей нужно больше времени для акклиматизации.

За 22 часа пути у нас была единственная остановка — в Барселоне. Поразил аэропорт — огромный город под крышей, с микроклиматом, супершопами и движущимися дорожками. Без испанских виз мы были обречены просидеть там шесть часов. Но рискнули: вместе с Мишей и грузинскими ребятами инкогнито отправились на экскурсию по городу на такси. Повезло: нас не арестовали за нарушение границы, и удалось полюбоваться не только вечерним городом, но и знаменитым собором La Sagrana Familie. А через двенадцать часов мы были уже в другом полушарии — мало того что в западном, так еще и в южном. Впечатления о Буэнос-Айресе: разброд в архитектуре, серая, грязная река, толпы туристов, исполнители танго на каждом углу с традиционной шляпой по кругу. Дорогие товары, дешевые вино и мясо, бедное население, отсутствие каких-либо насекомых в гостинице, температура плюс 31. И среди этого февральского лета — мы, вниз головой относительно Беларуси.

Так эта история начиналась. Но хочу вернуться к тому, без чего она не состоялась бы. Уже после возвращения подумал: долг платежом красен. Чем можно отблагодарить своего спонсора, который и в работе помогает, и к альпинизму неравнодушен? Когда мы засобирались на Эльбрус, предложил “Беларусбанку” поднять его флаг на высшую точку Европы. И вот полотнище, сшитое специально для этого случая, мне вручили перед самым отъездом. Так что будем стараться не только для себя, старичок… Ну что, попробуем поспать до украинской границы?

В эльбрусской Мекке

Минеральные Воды — ворота Кавказа — явились нам черным ходом. Высадились на “надцатой” платформе с видом на задворки частного сектора. Но кавказское гостеприимство и здесь распростерло объятия. Пенсионного возраста армянин Саша за 500 РР с каждого вызвался доставить нас в Терскол. И вскоре, объединившись с четверкой земляков и парой их лыж, мы уже перемещались на добитом “рафике” из Ставрополья в Кабардино-Балкарию. Заехали в Нальчик, запаслись витаминами: яблоками, помидорами, орехами, курагой. Наши попутчики считали предстоявший им отдых более содержательным и с чувством превосходства таскали в машину ящики с минералкой, пивом и т.п.

Монотонное движение оживляли остановки у бесчисленных военных, гаишных и милицейских постов. При этом водитель одной рукой нащупывал свою трость, а другой шарил в кармане, извлекая ее оттуда сжатой в кулак. Прихрамывая, Саша направлялся к очередному слуге закона в форме и бронежилете, чтобы разыграть сценку встречи старых друзей. Милиционер с энтузиазмом тряс ту самую руку из кармана и широко улыбался. Ответная улыбка водителя выглядела натянутой. На этом процедура завершалась, и палка водворялась под сиденье — до следующего поста. У Сашиной хромоты была и неформальная причина. В момент известного взрыва на рынке Минвод он был там вместе с братом. Брат погиб. Саше досталось ранение в ногу. Потом он признался, что братания с постовыми обошлись ему в провоз одного из нас. А вот встреченный в дороге кортеж с мигалками никто не тормозил. Уже в Терсколе узнали, что в сопровождении местного президента там побывал глава Центризбиркома России. Попытку восхождения господин Вешняков, сопровождаемый проводниками, закончил у седловины Эльбруса — горы чинам не подвластны.

Баксанское ущелье кинжалом пронзает северные отроги Кавказа до самой его сердцевины — Приэльбрусья. На острие этого лезвия и находится поселок Терскол (Кривое ущелье). Дальше простирается Главный Кавказский хребет, на позвонках которого Европа соприкасается с Азией. И межевым столбом меж континентами стоит Эльбрус. Нашему материку да и самому двуглавому пограничнику повезло, что его пост на 11 километров смещен в Европу. Здесь Эльбрус — первый номер в табели вершин (5642 м). А окажись он по ту сторону черты, затерялся бы на задворках перечня азиатских исполинов. Впрочем, пальму европейского первенства тогда подхватил бы другой кавказский пятитысячник — Дыхтау (5204 м).

Близость великой горы окутывает Терскол своей атмосферой. С юга и запада над ним внушительно нависают вершины Азау, Чегет и Донгуз-Орун. С севера его каменные сарайчики подпирают подножие самого Эльбруса. По центральной магистрали одинаково вальяжно прогуливаются увешанные съемочной аппаратурой интуристы и местные коровы. Преимущественно одноэтажный жилфонд ненавязчиво перемежается с выглядывающими из сосновых зарослей корпусами турбаз. Одна из них появилась на пустыре, где когда-то мы ставили палатку. Сейчас туристический сервис может предложить и стодолларовый рюкзачок от фирмы “Альпиндустрия”, и полуночный сеанс в парилке местного предпринимателя. Традиционно гостеприимные терскольцы легко уживаются с разноязычной оравой постоянно меняющихся эльбрусских паломников. Правда, издержки цивилизации изредка кажут свое мурло, попирая древние традиции. Врезался в память эпизод, когда настрадавшиеся от хулиганов немецкие туристы обезопасили себя, развернув палатку едва ли не на асфальте у крылечка спасслужбы.

Терскол — ключ к классическому маршруту на Эльбрус с юга. Расположен на высоте 2140 м. До вершин, которые, по иронии рельефа, из поселка не видны, — 13 км. И 2,5 км — до поляны Азау, где находится нижняя станция канатной дороги. Это самый банальный путь для большинства жаждущих вершины. Название (Аз ау — меньше ходи) как будто нарочно придумано для пассажиров “канатки”. Хотя родилось совсем по другому поводу. По легенде, эти слова приговаривал когда-то один из местных жителей, давая отпор карачаевским угонщикам скота. В Терсколе базируется эльбрусский поисково-спасательный отряд. Работы ему хватает. Как раз в день нашего приезда на леднике Джан-Туган провалился в трещину польский альпинист. Его напарник, счастливо миновавший ловушку за секунды до того, пошел вниз за помощью. В ее ожидании пострадавший сутки просидел в пятидесятиметровом ледяном колодце. Спасатели поразились, обнаружив у него лишь легкий перелом. Выручили снежные подушки на стенках трещины. Но не всем так везет. Начальник поисково-спасательной службы Борис Тилов, посетовав на високосный год, сообщил печальную статистику. На подведомственной ему территории в не завершенном тогда сезоне жертвами гор стали 34 человека. Тела одиннадцати из них на то время не нашли.

Спасатель Абдулхалим (Абу) Эльмезов живет в ста шагах от помещения службы. Однако работать ему приходится там, куда забираются только альпинисты. Неудачливого, но везучего поляка вытаскивал из ледяной западни и Абу. Он коренной балкарец. Его происхождение прекрасно иллюстрирует живописный портрет, занимающий почетное место в доме. Мужчина преклонных лет в бурке и папахе — его отец — как и подобает истинному горцу, прожил 104 года.

Абу разместил нас в своей второй, пустующей, квартире. Но гостеприимным хозяином и покровителем был не только в доме. На его “шестерке” мы исколесили ущелье Адылсу, побывали в альп- лагерях, познакомились с местной кухней, отведали воды из каждого источника на Поляне Нарзанов. Казалось, половина встреченных нами людей — родственники Абу, а остальные — его друзья. Они и называли его по-домашнему — Гомляй. В том, что Эльмезов — уважаемый в округе человек, лишний раз убедились и на горе Чегет. Полюбовавшись видом на Донгуз-Орун, где белыми снежниками выписана знаменитая “семерка Хергиани”, мы обедали в кафе “Ай”. Получив по счету, официантка через минуту снова была у столика. Хозяйка кафе, узнав, кто гостит в ее заведении, послала вернуть деньги.

Моисеенко и Эльмезов знакомы лет двадцать. Теплоту отношений выдали объятия при встрече. Особенно сблизил их удивительный, но нередкий для Эльбруса случай, когда мгновенное изменение погоды ставит человека, как ни банально это звучит, между жизнью и смертью. И исход зависит от одного шага или решения. Валера вспоминал ту историю под утвердительные кивки и реплики друга.

Ирикский исход

— Было это в 91-м, во время майской Эльбрусиады. Вместе с земляком Володей Сиротиным мы гостили у Абу в поселке Эльбрус (третья его квартира. — В.А.). Вечером распрощались с ним на автобусной остановке и отправились на гору. Переночевали на “Приюте” и вышли для акклиматизации к скалам Пастухова. Экипировка у нас была неплохая, хотя и разношерстная: ВЦСПСовские “кошки”, самодельные палки-телескопы из медицинских штативов. Ботинки по тем временам вообще хорошие. У меня — фирмы “Дахштайн”. Пластик тогда был в новинку. Выменял их у чешских альпинистов за самодельные титановые ледобуры, с доплатой. Оделись легко. Погода хорошая, да и дел-то всего часа на два с половиной. По паре конфет в карман, и — вперед.

На подходе к скалам поднялся ветер. Но ничего страшного. Выполним намеченное — и быстренько назад. На скалах много народу — Эльбрусиада! Кто перекусывал, кто палатку ставил. А ветер все сильнее. Пообщались с группой итальянцев. Пытались растолковать им: такая погода на Эльбрусе опасна, надо уходить. Они показали, что экипированы хорошо и будут ставить палатку. Предложили сфотографироваться. Снялись, попрощались, пошли вниз. И тут ветер превратился в бурю, с запада налетел снежный заряд, всякая видимость пропала. Правую щеку обжигало, смотреть вперед было невозможно. Попытался натянуть тоненький капюшон куртки — куда там. Ветер не только его срывал, но и валил с ног. Однако идти надо. Наверху без укрытия — гибель. Такой ветер даже при нуле градусов воздействует как минус 20. Жизнь из человека выдувает за несколько часов. Спасение — внизу.

Вскоре и без того еле различимую тропу замело снегом. Пропал последний ориентир. Сиротин в двух шагах, а уже не видно. Поворачиваем головы влево, прячем лица от ветра, от снежной крупы. Боковым зрением пытаемся что-то рассмотреть, но в сплошной мгле можно различить только направление склона. Однако идем, движемся. Должны уже куда-то выйти, а “Приюта” все нет. Какие-то камни, увалы. Туда ли идем? Посовещались. Останавливаться и что-то искать бессмысленно. Только время потеряем. Идти опасно — можно угодить в трещину. Но не замерзать же на месте. Видимо, скособоченная из-за ветра походка увела нас куда-то влево. А что там? Должна быть Ледовая База. И от нее дорога прямо в Терскол! Надо идти быстрее! Но усталость уже тормозит движения. Стемнело. Ветер утих, но снег валит, утопаем по колено, спотыкаемся. Топчем тропу по очереди. Володя проваливается куда-то по пояс — помогаю выбраться. Потом сам падаю несколько раз. Полная темнота. Где же эта Ледовая База? Хотя бы звук какой услышать — ведь люди где-то близко.

Снегопад прекратился, чуть потеплело. Бредем сквозь ночь, надеемся, что выглянет луна, поможет сориентироваться. Но видим лишь редкие клочки звездного неба. Узенький серп мелькает только пару раз. Две конфеты давно съедены, силы на исходе. Когда наконец кончится этот бесконечный мрак? Движемся на ощупь, как слепые котята. Направление определяем ногами и палками — нам туда, где ниже. Иду первым. Склон становится круче, ступаю уже пятками, и вдруг палки не нащупывают опору. Стоп, так можно улететь. Карабкаемся на “кошках” обратно, уходим в сторону. Кажется, чуть не сорвались в какой-то кулуар, Так дальше нельзя. Совсем обессилели, начинаем терять контроль над собой. Только светлая каемка над горизонтом дает надежду — скоро рассвет. Володя предлагает остановиться и отдохнуть. “Но ведь замерзнем!” — “Ничего, найдем укрытие”. Отрешенно разгребаем снег, пытаемся углубить какую-то расселину. Усаживаемся на пенополиуретановые “сидушки”, прижимаемся спинами друг к другу. И я окунаюсь в расслабленное, полубессознательное состояние…

Под горой — россыпь огней поселка. Они так близко, нужно только спуститься. Но как не хочется вставать… Даже не сообразив, что это привиделось, оказываюсь уже на берегу моря. Лежу у самой воды, под теплым солнцем. Полный комфорт и блаженство. Опускаю ногу в воду и вдруг чувствую резкую боль. Она возвращает из сна. Вся нижняя часть тела задеревенела от холода. Наши легкие костюмчики берегли тепло только на ходу. Тормошу Володю: “Вставай, мы замерзаем!” Ноги — первое, что страдает в таких случаях. Спасибо “Дахштайну”. У Сиротина тоже хорошие, немецкие, ботинки. Слава богу, обувь не подвела. Надо двигаться.

Светает. Впереди неприятный лавиноопасный склон. Тем не менее спускаемся, корячимся через какие-то надувы, трещины. И вдруг, как галлюцинация, перед нами — палатка! Но этого не может быть! Мы уже не верим, что кто-то еще есть в этом холодном мире. Спрашиваю у Володи: “Что это, ты видишь?” Он тоже не доверяет глазам: “Вроде палатка”. Начинаю кричать, звать, и внезапно оттуда появляется человек. Он передвигается, значит, это не видение, не сон. Мы в оцепенении смотрим друг на друга, и он снова пропадает. Я боюсь, что и палатка исчезнет, как мираж, но из нее выбираются уже несколько человек. Не выдержав, из последних сил бегу к ним. Все они удивлены не меньше нашего. “Вы откуда?” — “Со скал Пастухова” — “А здесь-то как оказались?” Тогда, в эйфории от того, что мы вырвались из плена, игриво отвечаю: “Да вот, тренируемся перед поездкой в Гималаи”. В ответ мне протягивают зеркало. Смотрю — лицо черное, как у негра, осунувшееся, страшное. У Сиротина борода — не так заметно. А себя не узнаю. Хороши гималайцы. “Вы хоть знаете, где находитесь?" — “Где?” — “На Ириках”. Теперь наша очередь вытаращить глаза. Ведь это километров на пять восточнее Ледовой Базы! Ребята оказались туристами. По ущелью они шли на перевал, а когда началась непогода, пережидали ее в палатке. И вот под утро из этого пекла им явились подобия чертей.

К вечеру мы вышли из Ирикского ущелья в поселок Эльбрус. На той же остановке, пугая своим видом людей, решали, как без денег добраться в Терскол. Вдруг услышал: “Валера, это ты?” Обернулся — Абу Эльмезов! Глаза круглые, рот открыт так, что все коронки видны. “К-как вы здесь оказались? Я же отправил вас на “Приют!” — “Мы с Ириков”. — “Какие Ирики? Вас ищут на скалах Пастухова! Отсюда — двадцать километров! А там уже трупы есть, девять пропавших, и вы в их числе!” Не мудрено, что у Абу едва не случился вывих челюсти. Оказывается, спасатели поверили в худшее и уже спустили с “Приюта” покинутые вещи. Оставалось только “обрадовать” родственников телеграммой о нашем исчезновении. Взамен этого мы обрадовали спасателей возвращением из небытия. Само собой, хорошо отметили счастливый исход. Абу даже организовал купание в бассейне турбазы “Терскол”. Тогда он и сказал мне: “Ну, Валера, если при таких обстоятельствах Эльбрус тебя отпустил, значит, это твоя гора. Будешь ходить на нее всю жизнь”.

Подняться на “Приют Одиннадцати” мне пришлось уже следующим утром. Там нужен был врач. На втором этаже, в столовой, прямо на длинных обеденных столах лежали посиневшие тела тех, кого стихия не пощадила. Кому-то еще делали искусственное дыхание, ставили капельницы. Троим помощь была уже не нужна. Среди них были двое итальянцев, с которыми мы фотографировались менее двух дней назад. За это время Эльбрус раздал каждому по его собственной судьбе…

(Окончание следует.)