ГОРЫ И ГОДЫ. Килиманджаро — сверкающая гора

Извечные помехи — ветер, стужа, нехватка кислорода и собственного здоровья. А на кону стоят силы, отданные тренировкам, драгоценный отпуск вдали от родных и все то же здоровье. Ну и, конечно, средства, отнятые у семьи. Ведь, как правило, бескорыстное стремление к горным вершинам и приземленная тяга к накопительству не сочетаются в одном лице. И зачастую единственным стимулом и наградой за покоренную гору становится очередная запись в альпинистской книжке: название, высота, категория сложности…

Какие наши горы?

Уже знакомый читателям “ПБ” по нашим прежним рассказам о белорусском альпинизме Валерий МОИСЕЕНКО недавно вернулся из Африки. Его подъем на высшую точку Черного континента — вулкан Килиманджаро (5895 м) — оказался успешным. И заполненная таким образом строка в послужном списке горовосходителя оказалась юбилейной — семидесятой. Достижение не рекордное, но ценно тем, что продолжило цепочку восхождений минского хирурга на главные горы далеких материков. Причем совершены они отнюдь не в оптимальном для подобных подвигов возрасте. На днях Валерию Васильевичу исполнилось 58 лет.

— Кажется, тебя можно поздравить не только с юбилейным восхождением, но и с круглым числом лет в альпинизме?

— Действительно, отдал этому увлечению почти четверть века. Первое восхождение сделал еще в 69-м году, на кавказскую гору Сулахат (Спящая Женщина). Но вскоре в занятиях альпинизмом наступил длительный перерыв. В 71-м выполнил третий разряд. Тогда же закончил медицинский институт. Профилировался в хирургии, и, когда приступил к работе, старшие коллеги сразу обратили внимание на мои руки — я только вернулся из альплагеря Айлама. Это Сванетия, родина гениального скалолаза Михаила Хергиани. Ходивший с ним в одной связке Шалва Маргиани был у нас инструктором. (Сам Чхумлиан — настоящее имя Хергиани — погиб в 1969 году в Доломитовых Альпах. — А.В.). Конечно, лазанию он придавал особое значение. А это отразилось на моих ладонях, загрубевших от скал и веревки. Я мечтал стать хирургом, а в этом деле нужны сильные (скалы это дают), но чувствительные пальцы. Пришлось выбирать между любимым занятием и основной профессией. Но свой интерес в то время нашел в горном туризме. Первый же поход по Алтаю влюбил меня в этот удивительный край. В нем есть все: красота, экзотика, экстрим. Удалось оставить там и свой след. Один из перевалов, впервые пройденный нашей группой, называется теперь Перевал Семерых. А всего довелось участвовать в дюжине первопрохождений, в основном на Тянь-Шане. Стал кандидатом в мастера, призером чемпионата республики. Побывал в Карелии, на Урале, в Забайкалье. После похода по хребту Черского получил серебряную медаль первенства Союза. В зимние отпуска стал ходить и в лыжные походы: на Кольский, к Белому морю, в Карпаты.

Однажды известный альпинист ныне покойный Валера Масальцев предложил поработать врачом в команде “Интеграла”. Мы готовились к Эльбрусиаде, и я очень серьезно отнесся к своим обязанностям: применял нужные медикаменты, планировал акклиматизацию, следил за состоянием каждого. И из дюжины новичков в сложных майских условиях не взошли только один или два человека. И никаких обморожений. На следующий год Масальцев пригласил уже на Казбек. А там взошли все!

— Включая доктора?

— И его тоже. Мне сказали: врач с твоим опытом незаменим на высоте, ты же можешь ходить на семитысячники. А что для этого было нужно? Начать заново и закрыть второй разряд “с превышением”. Тогда все допуски соблюдались строго, и квалификация аннулировалась даже после двух лет простоя. Пришлось действительно два года мотаться по альплагерям — выполнять нормы, начиная со значка “Альпинист СССР”.

От Алтая до Аляски

— В 88-м на памирских сборах взошел на пик Ленина (7134 метра) с хорошим результатом. Но это мне вылезло боком: на спуске получил тяжелейшую форму горной болезни. Вниз довели еле живого. Уже в Минске прошел курс лечения в барокамере при двух атмосферах кислорода. Врачи предупреждали, что следующий подъем может закончиться плачевно. Да и сам это понимал. Но высота меня уже захватила. На семи тысячах бывал десять раз. Поднялся на пик Корженевской (7106) и Хан- Тенгри (7010), где стал чемпионом республики. В качестве врача или гида несколько раз работал на всех пяти семитысячниках Союза, но тогда было не до вершин. Приходилось лечить людей, участвовать в спасательных работах или рыть пещеры для клиентов.

— Доводилось обслуживать иностранцев?

— Да, и с этим связана одна история. В немецкой экспедиции на пик Коммунизма один из участников заболел пневмонией. На лечение ушли все антибиотики, но улучшения не было. Мы находились на поляне Москвина. Это 4000 метров, где высота еще сказывалась. Было решено спустить Эриха в Душанбе. Но там условия оказались не лучше: сорокаградусная жара, отсутствие нужных медикаментов. Пациенту становилось все хуже. Он был сотрудником немецкой горной службы. И после нашего вызова за ним прилетел санитарный самолет из Франкфурта. Мы отправили больного на родину. Оказалось, очень вовремя — уже при посадке наступил кризис, и его пришлось оперировать с подключением искусственного сердца. Парня спасли, и в знак благодарности за помощь он прислал мне приглашение в Германию. Так довелось погостить в Швабских Альпах. Позанимался там на прекрасно оборудованном скалодроме, познакомился с верховой ездой.

— Какая гора наиболее запомнилась?

— Из советских, безусловно, Хан- Тенгри. Это изумительное творение природы, красивая, но очень тяжелая вершина. Я был тогда на взлете, в расцвете сил. Но на спуске этих сил уже не оставалось. Вниз, в снежную пещеру на 5800 метрах шли, обнявшись с Сашей Дубровским, в четыре ноги. Это было, пожалуй, лучшее в моей жизни восхождение. А уже в новом веке, в солидном возрасте, что-то подобное удалось на Мак-Кинли. Тогда перед штурмом мы отравились газом, и мне досталось больше всех. Провалялся весь день. Затем была беспокойная ночь в переполненной палатке. Утром по сильному холоду мы вышли едва ли не последними из четырех десятков коллег-соперников. Но вопреки всему я ощутил такой прилив сил, что обошел всех и на вершине был первым. Не могу найти этому объяснения. Может, тогда прозвучала моя лебединая песня…

— Экстремальных ситуаций хватало?

— О той, что случилась со мной на Эльбрусе, ты уже рассказывал. А еще… В одном из первых походов по Алтаю при банальных обстоятельствах мог распрощаться с жизнью. Группа переправлялась через речку по бревну. Правда, алтайские реки очень бурные. Однажды наблюдал, как течение расправилось с неосторожной овцой. Поток в мгновение увлек и размочалил бедное животное по камням. А наша водная преграда, ко всему, чуть ниже по течению обрывалась водопадом. Там уж совсем никаких шансов. Но бревно было толстым, веревка натянута. Да и в отриконенных ботинках чувствовал себя уверенно. Видимо, даже слишком. Понадеялся на хорошее сцепление обуви с деревом. А кора на нем промокла, отслоилась, и при первом неосторожном шаге я оказался в воде. Хорошо, за веревку успел уцепиться. Ребята как могли натягивали перила с обеих сторон, и я, перебирая руками, с трудом выбрался на берег. После того зарекся фасонить при наличии малейшей опасности.

В другой раз, тоже на Алтае, преодолевали засохший селевый поток, сошедший когда-то на берег реки. Место было крутое, и прокладывать путь доверили мне — как альпинисту. Страхуясь ледорубом, добрался до середины потока и вдруг услышал, что сверху сыплются камни. Деваться было некуда, пришлось прикрыться рюкзаком, чтобы не получить по голове. Пострадало и снаряжение, и его содержимое: камнем сплющило банку с тушенкой. Досталось по локтю и мне. Но самое интересное — что вызвало камнепад. Ребята со стороны увидели наверху, над опасным местом… медведя. Он расположился над обрывом и лапами выворачивал булыжники, прицельно осыпая ими намеченную жертву. Подняли гвалт, и общими усилиями агрессора удалось изгнать. Видимо, постаревший мишка уже не мог охотиться и исхитрился применить “оружие” против человека. Такая вот история.

Но то, что пришлось испытать на Канченджанге, до сих пор вспоминается с содроганием. Бесследное исчезновение троих человек, когда никто из оставшихся не мог ничего понять и объяснить, вызывало мысли о сверхъестественном и потустороннем. Мы не знали, как на это реагировать, как себя вести. И иногда реакция принимала уродливые формы. Впрочем, об этом уже много писали, в том числе и ты. Не будем ворошить…

В желтой жаркой Африке

“Не ходите, дети, в Африку гулять…” — первое, что предлагает память при упоминании об этом экзотическом, втором по величине материке Земли. Страшилка из дошкольной классики мотивировала ужасность подобных деяний тем, что “…в Африке гориллы, злые крокодилы…” В более зрелом возрасте мы узнали о наличии там гиппопотамов, жираф, зебр, носорогов и других коренных обитателей, каких не встретишь больше нигде. А те из нас, кто достиг зрелости финансовой, пришли к выводу, что именно потому и нужно “в Африку гулять”. Если, конечно, не бояться еще одного тамошнего уникума — мухи цеце. Этому занятию уже давно придумано название — сафари. И увлекались им — еще в том, первозданном виде, с пальбой из длинноствольных ружей, со шкурами и бивнями в качестве трофеев, — многие знаменитости, к примеру, Хемингуэй и Черчилль.

Там, где они охотились на львов и другую африканскую живность, найдены следы предков человека, имеющие возраст более 3 млн. лет. (Для сравнения, аналогичным находкам на территории Беларуси — не более 100 тысяч). А сейчас эту территорию занимает государство, которому всего четыре десятка лет. Обширная (четыре с половиной Беларуси) материковая Танганьика и крохотный островной Занзибар, объединившись, породили Танзанию. В наследство ей достались завидные природные богатства. В том числе тройка крупнейших африканских водоемов во главе с озером Виктория, откуда проистекает Нил. Уникальная кальдера (кратер) вулкана Нгоронгоро диаметром до 22 километров — это крупнейший естественный зоопарк с поголовьем животных около 30 тысяч. И, конечно, самая большая гора континента — спящий вулкан Килиманджаро.

— Впечатления от Африки…

— Первые были еще до отъезда, когда делал прививку против желтой лихорадки и начал принимать таблетки против малярии. Это обязательное требование. Кстати, глотаю их до сих пор. Ну, а Танзания показалась интересной цивилизованной страной. Хотя это и бывшая британская колония.

— В свое время там похозяйничали и португальцы, и немцы…

— Но последними были англичане. И их наследие замечаешь повсюду: левостороннее движение, повальное знание английского, уважительное отношение к приезжим. Но полное откровение — культ природных ресурсов и животного мира. Поражают огромные национальные парки, которые не отличаются от дикой природы. Человек не строит дороги, ничего не вырубает. Не вмешивается в отношения животных: кому кого положено пожирать, тот это и делает. Характерно, что и охранять эти богатства легко. Как правило, заповедники обрамлены горами, или находятся в кратерах вулканов. Например, кальдера Нгоронгоро имеет один въезд в естественной ограде — стенах высотой до 700 метров. Встречаются там облаченные в традиционные бордовые одежды масаи — представители древнего племени скотоводов, которым разрешено пасти стада в заповеднике и даже иметь оружие для отпугивания хищников от овец и коров.

— Небось, привез диковинные сувениры?

— Резные фигурки из черного дерева. Масаи — мама, папа и дочь. Совсем как в моей семье.

— Дегустировал тамошние напитки?

— Только пиво. Кстати, неплохого качества. С собой привез пузырек их коронного “коньяги” из плодов папайи. Но еще не открывал.

Вулкан у экватора

Килиманджаро — огромная гора, сложенная из трех отдельных вулканов с замысловатой возрастной и высотной иерархией. Она занимает площадь 97 на 64 километра. Древнейший в этой триаде — вулкан Шира. Считается, когда-то он был гораздо выше, но взрыв при очередном извержении превратил его в плато высотой 3,8 км. Второй по возрасту и росту — Мавензи (5334 м). Только его зазубренные вершины требуют на “Кили” альпинистских навыков. Младшенький, акселерат Кибо, разместился между старшими братьями. Его верхушка представляет из себя кальдеру диаметром 2,5 км и глубиной 300 м. Своего рода вершина навыворот. Внутри есть еще один кратер — более позднего извержения. Иногда он источает сернистые газы. Масштабы вулканического массива таковы, что седловина между Кибо и Мавензи имеет протяженность 11 км. Высшая точка кратера Кибо и всей Килиманджаро — пик Ухуру (5895 м). К вулканической короне горы проложено несколько маршрутов со своими названиями. Большинство туристов довольствуется Марангу — классическим, самым простым путем, ведущим к пику Гиллман Пойнт, который чуть ниже абсолютной вершины.

— Валера, ты всегда был противником коммерции в альпинизме и не можешь терпеть, когда богатого клиента чуть ли не затаскивают на вершину. А теперь и сам прибегаешь к услугам фирмачей. Здесь нет противоречия?

— Если бы у меня была возможность самому организовывать поездки, бегать по посольствам и агентствам, то так бы и делал. И часть расходов оставалась бы в семье. Но моя профессия такова, что после ежедневной пятичасовой работы в операционной приходится и личное время отдавать оформлению всевозможной документации, составлению планов. На помощь федерации и государства рассчитывать тем более не приходится. А услуги проводников — мировая практика со времен первых экспедиций. Но не хочу уподобиться богатым любителям снимать пенки на легких маршрутах и затем провозглашать себя первыми белорусами на такой-то горе. На Кили наша группа поднималась по самому сложному пути. Это было оговорено заранее, причем спускались мы по другому гребню, то есть был сделан траверс горы. Дороже обошлось, но это было по-спортивному.

Есть четыре из семи!

— А что ты, Васильич, поднял на вершину на этот раз? И как вообще относишься к этой процедуре, равно как к посвящению восхождений всяческим датам?

— Поднял флаги Беларуси и “Беларусбанка”. Такую традицию считаю нормальной. Тебе ведь уже знакомо чувство, которое возникает, когда после всех трудов, в непогоду, замерзая, задыхаясь, наконец, доходишь до вершины. Добившись, иногда дорогой ценой, результата, хочется поделиться этим хоть с кем-то. И, если человек или какая-то организация помогли в достижении мечты, атрибутика — это символ моего и их успеха. Когда на Килиманджаро говорил чернокожим танзанийцам, что приехал из страны, которая участвовала в мировой войне, а мой отец не забыл ее на девятом десятке лет, то, празднуя свое достижение, я вспоминал и его победу.

А о решающих днях восхождения на пик Ухуру пусть расскажут дневниковые записи Валерия Моисеенко, сделанные на месте событий.

11.01.05. Переход до хижины Шира (3850 м) по маршруту Мачаме. Солнце, тепло, влажно. Путь сначала по лесу, затем по крутому гребню. Здесь уже туман и мелкий дождь, температура +8 оС. Лазанье по простым скалам, выше — вересковые пустоши и травянистые склоны. Снаряжение нашей группы в 12 человек распределено между двумя десятками чернокожих носильщиков. Это палатки, веревки, карематы, продукты. На каждого — 20 килограммов казенного груза да еще свои пожитки. Все переносится на голове. У меня — прилив сил. За два часа замолотил 800 м вертикали по скалам, обходя лазаньем людские пробки на маршруте. Придя в лагерь, успел переодеться, посушиться и поесть. Настроение классное. Только через полтора часа появились остальные. У Сереги рвота — пищевое отравление. Один из носильщиков хрипит и кашляет. Обоим дал таблетки, помогло. Все знают, к кому обращаться за помощью: в документах указаны профессия и, кстати, возраст. Полистал журнал, но ровесника своим 58 не обнаружил. Ближайший по летам — наш руководитель Паша Нургалиев — моложе на 4 года. Значит, неплох еще старичок! Персонал с шумом и негритянским темпераментом готовит “обедоужин”. Однако чувствуется стиль бывшей английской колонии: хорошая пища, сервис, уважительное, с элементами британского такта, отношение к сагибам. Это поддерживает настроение даже в дождливую погоду.

12.01.05. Поднимаемся к западному гребню горы. Кажется, вчера перехвалил пищу. Отравление у меня и еще у четверых. Тошнота, рвота, обезвоживание. Останавливаемся на небольшом плато с ручейком (4500 м). Проводники говорят, что здесь лучше акклиматизироваться перед выходом в штурмовой лагерь. Ночью — рвота, понос.

13.01.05. Утром казалось, не смогу встать. Но меня полностью разгрузили, и все-таки дополз в штурмовой лагерь. Это прямо под крутым, заснеженным западным гребнем с языками висячих ледников. Высота 4850 м. Пришли рано, в 14 часов. Завалился в палатку, никакой. Страшная слабость, но не от горняшки. У меня 12 часов до ночного штурма, чтобы восстановить силы и понять, смогу ли одолеть 1 км по вертикали до вершины. Лежал в спальнике полностью одетый к выходу и совмещал сон с питьем — много чая с лимоном.

14.01.05. Два часа ночи, небо звездное, -15 оС, сильный ветер. Под горой множество огоньков от поселков и городов в долине. Тактика простая: с налобными фонариками прямо на гребень, без тропы, по скалам, с лазаньем 3-й категории сложности. У меня с первых шагов холодный пот и тяжелейшая одышка. Группа растянулась по склону гребня. Сергей отказался от восхождения из-за горной болезни и остался в лагере. Оля на остановках ложится пластом. Я мокрый, как мышь, часто останавливаюсь, опираюсь на палки, чтобы восстановить дыхание. Трое проводников переговариваются, не могут в темноте найти тропу под снегом, все время твердят на английском: “Медленно!” Скорее бы рассвет. Слабых — Олю и меня — пропускают вперед. Продолжаем лезть на гребень, иногда траверсируя зафирнованные снежники. Фонарь выискивает участки скалы, куда можно поставить ногу или схватиться рукой. Оля то и дело садится и засыпает. Проводники заклинают: “No sleep!” — “Не спать!”, а я пытаюсь растормошить ее, используя для этого палки-телескопы. Интуитивно нащупываем тропу, заползаем на гребень. Раздышался, голова не болит, живот в порядке. Кажется, есть надежда, что дойду. Рассвело, различается подобие тропы, появилась уверенность в движениях. Выходим на край кратера. Здесь сильный холодный ветер, но он уже не в силах преградить нам путь к вершине этой огромной горы — Килиманджаро.

После этого путешествия Валерия Моисеенко в Южное полушарие перевалил через экватор и перечень его восхождений на главные вершины континентов. До Килиманджаро в списке появились европейский Эльбрус, северо- и южноамериканские Мак-Кинли и Аконкагуа. Моисеенко — первый и сегодня единственный в Беларуси обладатель такого набора трофеев. Вне списка остаются пока высшие точки Австралии, Азии и Антарктиды.

От ответа на естественный вопрос о следующей цели Васильич, обычно прямой и обстоятельный, а иногда напористый и резкий, дипломатично уклоняется. Что это — суеверная опаска сглазить, или?.. В течение года он побывал в двух далеких и затратных экспедициях. Как собрать силенки к следующей? На каком бы континенте ни вершился новый план, результат зависит от фундамента, заложенного на родине. А он сейчас на отметке нуля. Остается надеяться, что возвести его в одиночку ему будет под силу. Говорят, правда: “На бога надейся, а сам…” Но если к надежде кто-то добавит конкретную помощь, то Моисеенко не оплошает уж точно.