СЭкс в небольшом городе. Игорь Рабинер: у меня претензии к устройству жизни в России

Мог ли кто-нибудь из золотых перьев той действительно уникальной по своему составу редакции ошеломляюще популярной российской газеты предположить, что через 20 лет она сама окажется в роли “Советского спорта” времен застоя, который покинули звезды пера? Что завершится все это скандалом, сменой собственника и уходом из “СЭ” одного из самых читаемых авторов Игоря Рабинера, который в тандеме с одним из тех самых золотых перьев Сергеем Микуликом напишет книгу под интригующим названием “СЭкс” в большом городе”
К Микулику, кстати, у меня есть претензии — мог бы поподробнее осветить деятельность журнала “Галаспорт”, который Сергей Арнольдович возглавлял вплоть до скоропостижной кончины издания. Скажу больше: во время нашего будущего интервью (будем последовательными, раз уж у популярной книги два автора) я собираюсь спросить с него по всей строгости журналистских законов — почему недостаточно ярко освещена титаническая работа его зама из Беларуси, тоже зашибезного в принципе парня, для чего в Москву будет прихвачена пара бутылочек “Беловежской”. И, уверен, Серега эту мою тягу к последовательности поддержит с энтузиазмом, мол, да я и сам-то хотел о творческом заднике театра Гоголя поподробнее рассказать, но, понимаешь, эти, блин, редакторы да корректоры…
И времени у него для этого рассказа, почему-то в этом тоже не сомневаюсь, окажется куда больше, чем у торопящегося жить Рабинера, который набросал ответы на мои вопросы в перерыве между сдачей очередного материала, выступлением на телевидении и написанием главы в следующую свою книжку — где-то с часа до полчетвертого ночи.
Как ему удалось наваять за столь ничтожный промежуток времени двадцать с лишним тысяч знаков, ума не приложу, и выражу ему за это респект, который он прочитает уже на следующий день утром, спеша на очередную чрезвычайно важную встречу с диктофоном и списком приготовленных на всякий случай вопросов. И представлю в параллельном мире Микулика в спортивных почему-то трусах — с тремя адидасовскими полосками, лениво заваривающим кофе на любимой кухне или заканчивающим вчерашний еще день в компании гостеприимных уроженцев кавказских республик, выросших на финтах Гуцаева и Оганесяна.
Два разных, но в чем-то очень похожих человека написали книгу, которую я советовал бы прочитать всем. Лично я это сделал в один присест — ухмыляясь и хохоча, потому как очень похоже на правду…

— Игорь, книга про “Спорт-экспресс” стала 16-й в твоей жизни и уже сегодня ты самый издающийся спортивный автор бывшего СССР. Откуда такая плодовитость и, главное, желание писать что-то еще, кроме текучки? 99 процентов журналистов на такие подвиги просто нет времени…
— Времени и у меня не хватает. Но я давно приучил себя, что “нет времени” — это эвфемизм лени. Спасибо за это должен сказать своему преподавателю на журфаке МГУ, известному психологу и журналисту Владимиру Шахиджаняну, который на первом курсе заставлял нас каждый день писать дневники впечатлений и потом зачитывать всей группе. Тем самым он приучал нас к мысли, что журналистика — это каждодневный труд, где ты не имеешь права ждать вдохновения. Оно должно быть твоим автоматическим состоянием, и упаси бог после неудачного материала пожаловаться, что сегодня-де ты был не в настроении или не в духе. Твои бытовые проблемы читателя не волнуют: ты не имеешь права опускаться ниже определенной планки, а также надолго заставлять забыть о себе. Не надо считать себя незаменимым: пропустишь год-другой — и непременно придут другие. Не надо бояться, что тебя будет слишком много — гораздо опаснее в смысле твоей востребованности, чтобы тебя стало слишком мало.
Знаю прекрасных спортивных журналистов, чей талант позволяет быть не менее, а то и более востребованными, чем я, — но они просто слишком себя жалеют, поскольку привыкли к совсем иному ритму. Мне, может, тоже хотелось бы жить в таком ритме: я, знаешь ли, очень люблю жизнь во всех ее проявлениях. Но пока во мне есть потребность — не имею права ее игнорировать. Легко уйти в тень — сложнее выйти из нее обратно.
А еще сложнее — как журналисту — выйти за рамки повседневности. Этому меня научил покойный главный редактор “Спорт-экспресса” Владимир Михайлович Кучмий. Помню, в 2003 году он лютовал: ребята, у нас лучший авторский коллектив не только в спортивной журналистике, но и в российской прессе вообще! Почему мы пишем только о событиях последних дней? Надо писать о вечном, и тогда вас запомнят! И подытожил: с каждого обозревателя — по одной “вечной” теме в месяц. Как же, блин, мы ругались — что ему в голову взбрело, где их взять, эти темы?! А закончилось все тем, что если бы не эта революция Кучмия, то я никогда не написал бы очерки “Бромантановый “Спартак” и “Два Романцева”, которые легли в основу книги “Как убивали “Спартак”, и очерк “Русский бунт” о “письме 14” футболистов сборной России 1993 года, без которого не вышла бы книга “Наша футбольная Russia” об истории национальной российской команды по футболу. Владимир Михайлович учил нас мыслить другими масштабами, чем большинство репортеров.
Кого-то научил, кого-то — нет. Я постарался это услышать. Без настоящих учителей ничего бы в жизни мы всерьез не достигли. Сейчас вот мой друг и главный редактор на портале “Чемпионат.com” Саша Шмурнов подбил подключиться к его школе спортивной журналистики — и мне очень интересно, что из этого получится. Последний год преподавал на спецсеминаре факультета журналистики МГУ, но в своей школе нагрузка и ответственность будут совершенно иными. Пока не знаю, получится из меня педагог или нет. Для меня это новый вызов, и страшно интересно и важно, что из всего этого выйдет.

— Может ли журналист стать богатым и каким образом? Примеры предприимчивости белорусским болельщикам известны: в деле Тумиловича — Шанталосова активно фигурировал шеф отдела футбола “Спорт-экспресса” Михаил Пукшанский.
— Богатым за счет журналистской профессии — ни при каких обстоятельствах. Профессиональный рынок, увы, слишком узок и малооплачиваем. Если честно, мне кажется в корне неправильным и противоестественным, что ведущие российские футбольные обозреватели зарабатывают в своих редакциях примерно столько же, сколько футболисты нижней половины таблицы не высшего, а первого российского дивизиона. Тех, у кого нет твердых моральных устоев, заложенных с детства, это подталкивает на прием тех недвусмысленных предложений, которые порой следуют от клубов и серых кардиналов. А сам факт существования таких зарплат кажется мне результатом того, что Россия — по большому счету, нефутбольная страна.
В тех же Англии, Испании, Италии, Германии ведущие работники футбольных масс-медиа получают несопоставимые с нами деньги — потому что там футбол смотрит и обсуждает вся страна. Соответственно совершенно иные рейтинги и тиражи. Россия же становится футбольной только по праздникам, сопряженным с большими победами вроде выигрыша у Голландии в четвертьфинале EURO»2008. Тогда на улицы одной только Москвы вышли порядка 700 тысяч человек — но для этого надо раз в 20 лет выйти в полуфинал международного турнира!
Что же касается Миши Пукшанского, то в России эта история и близко не имела того ажиотажа, как в Беларуси, поэтому ее мне трудно комментировать. Зато скажу, что лучшего шефа отдела в истории “СЭ”, чем Пукшанский, у газеты не было. Говорю это как человек, проработавший в ней 18 лет. Ведь во время его руководства авторский состав был самым слабым — такие маэстро, как Леонид Трахтенберг и Сергей Микулик, из газеты уже ушли, а наше поколение еще по-журналистски пешком под стол ходило. Но у Миши было потрясающее чутье, какие темы нужно раскручивать, чтобы делать газету по-настоящему интересной для читателя. В ней был такой нерв и драйв, как никогда ни до, ни после. Не было ни одной запретной темы — и с кем бы из футбольных деятелей сам Пукшанский ни дружил, он никогда бы не запретил критиковать ни одного из них. Это был босс-огонь!
Времена “СЭ” 90-х в корне отличались от первого десятилетия нового века и нынешних лет, когда после смерти Кучмия его первый зам Владимир Титоренко наложил категорическое вето на какую-либо критику, допустим, президента “Локомотива” Ольги Смородской. И многих других. Мы в таких ситуациях выражались так: “Титу занесли тачдаун”. Кто захочет, тот поймет. Я обо всем этом очень подробно рассказываю в книге, которую мы недавно написали и выпустили с моим учителем и кумиром начала 90-х Сергеем Микуликом. Автор идеи — он, название книги придумал я.

— Журналистов принято подозревать в том, то они часто кого-то поддерживают. На твой взгляд, насколько широко это распространено в российском футболе? Предлагали ли тебе, что называется, вписаться в тему?
— И много раз. Например, бывший пресс-атташе “Спартака” Владимир Шевченко, по-моему, в 2005-м откровенно предложил “встать на зарплату”. После чего я перестал его воспринимать как человека, который с уважением относится к нашей профессии. Такие как он, не понимают одного: в футбольную журналистику на 90, считаю, процентов приходят из любви к двум вещам: а) футболу и б) написанию текстов о нем. Разумеется, всем хочется находиться на хорошем материальном уровне, но мало кто готов променять на это собственное “я”. Говорил и буду говорить своим студентам: ты должен верить в то, что пишешь и говоришь, иначе, убежден, быстро начнешь разлагаться как личность и ненавидеть самого же себя.
Поэтому я рад, что одна из бывших сотрудниц “Локомотива”, когда Ольга Юрьевна Смородская предложила ей составить список влиятельных российских футбольных журналистов, с которыми можно было бы в определенном смысле “наладить отношения”, назвала в том числе и мое имя, но добавила: “С ним — бесполезно”. В результате позже, как мне рассказали три независимых друг от друга источника, именно Смородская “заказала” меня в “Спорт-экспрессе” Володе Титоренко. И он за полтора месяца моего пребывания сначала на сборе в Швейцарии, а потом на чемпионате Европы-2012 в Польше и на Украине напел тогдашнему владельцу “СЭ” Ивану Рубину, в журналистике и спорте не понимавшему абсолютно ничего, какой я гад. Что в итоге привело к моему увольнению из газеты на основании… однодневного прогула, хотя я 16 лет перед этим писал из дома.
Да, эмоционально мне пришлось тяжело, пару недель находился в состоянии где-то посередине между инфарктом и психушкой. Но в итоге я выиграл суд, который меня восстановил и выплатил очень немаленькую компенсацию за незаконное увольнение. Через все это надо было пройти, чтобы чувствовать себя мужиком. Мне же Рубин сказал написать заявление по собственному желанию. А когда я отказался и сказал, что отдал газете 18 лет, то услышал: “Ты не отдал, ты брал у газеты 18 лет”. По-моему, такая фраза не оставляла мне выбора — если я хотя бы чуть-чуть себя уважаю.

— Существует тренер или клуб, который бы никогда не предложил, что называется, “встать на зарплату”? И опять же — с кем из тренеров тебе всегда было интересно общаться и кто из них обладал наибольшим мотивационным талантом?
— Да много, очень много есть тренеров — клубов меньше, — которые никогда такого не предлагали и не могут! Например, я и подумать не мог, что подобная идея взбрела бы в голову, например, Леониду Слуцкому, Валерию Непомнящему, Олегу Романцеву, Юрию Семину, покойным Виктору Прокопенко и Владимиру Федотову… Не говоря уже об иностранцах — Гуусу Хиддинку, Дику Адвокаату, Фабио Капелло, которые просто не мыслят подобными категориями.
Как-то общались мы с Романом Павлюченко, и он рассказал, что в своей жизни играл лично для двух тренеров — Хиддинка и Федотова. И к Гуусу так относятся абсолютно все сборники образца 2006-09 годов. Очень хорошо знаю этого человека и прекрасно понимаю такое отношение. Помню, как после Олимпиады в Пекине на последнем издыхании приехал в Москву — состояние было такое, что писать не хотелось больше ничего и никогда.
Меня послали брать очередное большое интервью у Хиддинка перед стартом отборочного цикла ЧМ-2010. В московскую гостиницу “Мариотт”, где всегда селилась при Гуусе сборная, я входил с уже описанным выше ощущением. А выходил спустя полтора часа — с чувством, словно я только что вернулся из лучшего в жизни отпуска. Не представляю себе, как у Гууса это получается. Но его оптимизм, веселье и мудрость создают такую ауру, которая заставляет тебя летать. Будь ты футболист, коллега по тренерскому штабу или журналист. Одно мне известно точно: чем ближе человек к Хиддинку, тем лучше он к нему относится.

— Расскажи о людях, которые начисто меняли твое представление о них при знакомстве.
— Например, Алексей Касатонов. Познакомились с ним в 97-м на сборе будущих российских олимпийцев под Филадельфией. После прочтения некоторых книг разругавшихся с ним других хоккеистов, называвших его предателем, был страшно удивлен, увидев человека, который прежде всего думает об интересе команды и страны, задвигая свой личный на двадцатый план.
Мне было страшно жаль, что около 15 лет из-за всех этих противоречий Касатонов, человек с мощнейшим спортивным и интеллектуальным потенциалом, практически его не использовал, возглавляя детскую спортивную школу в Нью-Йорке. К счастью, потом они помирились с Вячеславом Фетисовым, тот позвал его вице-президентом в ЦСКА, и теперь генменеджер питерского СКА Касатонов — тот, кем и должен быть.

— Каков, интересно, процент интеллектуалов среди атлетов? Чего скрывать, многие принимают их за людей недалеких. Есть даже деление по видам спорта: мол, вот эти получше, ну а те совсем уже…
— Помню, какое могучее впечатление произвели на меня представители не столь раскрученных видов спорта, в частности стрельбы, на Олимпиаде в Сиднее — моих первых летних Играх. Но все это шло в первую очередь от жажды общения этих людей, которым его, как и пиара, явно недоставало.
Отъезд в Северную Америку в 96-м с последующим внедрением в НХЛ также дал понять, что в большинстве своем наши энхаэловцы — люди с гораздо более высоким IQ, чем футболисты, выступавшие в то время в российском первенстве. Уехав за океан, хоккеисты вынуждены были осваивать совершенно иной образ жизни, и у них, я бы сказал, развились оба полушария головного мозга. И понтов стало гораздо меньше.

— Андрей Назаров — злой гений минского “Динамо”, какой он на самом деле?
— К Назарову отношусь с огромной теплотой. Это человек, который играл в “Сан-Хосе Шаркс” как раз в то время, когда я приехал в Калифорнию. Ему было чуть за 20, и он моментально принял меня в свою компанию и перезнакомил в неформальной обстановке практически со всеми нашими энхаэловцами. И авторитетом у них он обладал очень приличным. В книге “СЭкс” в большом спорте“ я рассказал на эту тему весьма занятную историю. О том, как один хоккеист, которому нельзя пить, в состоянии, близком к белой горячке, выбил мне зуб и усеял фингалами все лицо, а Андрей наутро во время общего сбора сказал ему: “Сделал херню — надо отвечать”. Кого-то другого, возможно, он бы и проигнорировал, но Назара уважал.

— Как вообще уживаешься с угрозами физического насилия со стороны спортсменов или фанатов? Они ведь сейчас распространены особо…
— Знаешь, в подавляющем большинстве случаев угрозы, которые ты читаешь в свой адрес в интернете, — это не более чем попытки ничего из себя в жизни не представляющих людей без имени и фамилии (там-то они выступают под никами, не отвечая, в отличие от нас, журналистов, ни за одно сказанное слово!) самовыразиться за счет известного человека. Был очень показательный случай, когда осенью 2006-го, вскоре после выхода первой книги “Как убивали “Спартак”, мне предложили выступить в кафе спартаковских болельщиков. Я всегда на подобное общение иду охотно и легко — только прошу обеспечить физическую безопасность. Несколько дней на ВВ — гостевой книге болельщиков “Спартака”, где мероприятие было достойным образом отрекламировано, — царило светопреставление. Да мы щас его на части разорвем!
В результате пришло где-то полтора десятка корректных и воспитанных людей, с которыми мы провели трехчасовую дискуссию — порой не соглашаясь друг с другом, но ни разу не перейдя рамок. А те, кто сотрясали виртуальными кулаками, отчего-то до кафе не дошли, потом находя этому детские объяснения: я, мол, работал, вечер пятницы — неудобное время, да мне этот Рабинер вообще неинтересен и так далее. Организаторы — Олег Мосфильмовский, Егор Камри — им ответили: мы видим, что человек пообещал, и человек сделал. Не побоялся. А вы показали себя балаболами.
Реально опасной, насколько мне известно, была другая ситуация — в 2005-м с фанатами “Динамо”. Я написал тогда в “СЭ” эмоциональную колонку “Португальский шабаш” — о том, что португало-бразильская колония, во времена Алексея Федорычева заполонившая “Динамо”, из матча в матч на поле творит черт-те что, считая, что приехала в деревню, где они могут позволить себе все, что хотят. И с этим безумным коктейлем из симуляций, провокаций, апелляций к судьям и вообще безобразного поведения надо что-то делать, а не раболепски подтирать этим обнаглевшим гражданам задницы. Причем этот текст вышел под рубрикой “Своя колонка”, то есть заранее подразумевал сугубо авторское восприятие явления. На него очень бурно отреагировала динамовская пресс-служба, отчего-то потребовавшая опровержения на… первой странице “СЭ” (хотя колонка была внутри), в противном случае она лишит газету и “в первую очередь Игоря Рабинера” аккредитации на домашние матчи “Динамо”. Мне это все не понравилось, и я решил дожимать, написав колонку N 2 — “Прошу наказать Коштинью”. В ней я уже абсолютно сухим, юридическим языком, с цитатами ответственных лиц и прецедентами доказал, что Коштинью за грубейший фол против Быстрова в матче “Динамо” — “Спартак” можно дисквалифицировать, невзирая на то, что он не получил от судьи, побоявшегося авторитета португальца, красную карточку. И в конце колонки прибавил: “Прошу КДК РФС рассматривать эту колонку как официальный запрос обозревателя газеты “Спорт-Экспресс” о дисквалификации футболиста Коштиньи” на основании такой-то статьи дисциплинарного регламента.
Проходит две недели, я уже о той колонке и думать забыл. И тут вдруг собирается КДК и дисквалифицирует Коштинью на три матча. Думаю, сыграло роль то, что Виталий Мутко только-только возглавил РФС и заигрывал с общественным мнением — вот, мол, как мы чутко реагируем на публикации влиятельных СМИ. В первый момент, конечно, меня обуял восторг: вот она, настоящая справедливость! Но ближе к вечеру того же дня мне позвонил хороший знакомый, работавший в “Динамо”, и сказал: ты бы лучше недельки на три куда-нибудь свалил. Потому что серьезные фанаты будут тебя ловить, а у них связи и возможности достаточно мощные. Потом от конкретного человека, одного из лидеров динамовского движа, начались недвусмысленные угрозы на их сайте. А коль скоро это был сентябрь, а в отпуске по каким-то причинам я побывать еще не успел, пришлось действительно на три недели уехать в США и Мексику. Зато хоть в Канкуне, где никогда прежде не был, хорошо отдохнул и на пирамиды майя в Чичен-Ицу съездил!
Когда вернулся, думал, все утихомирилось, ведь Коштинья уже играл. Единственное — решил до конца сезона лишить самого себя удовольствия посещать домашние матчи “Динамо”, и это далось мне несложно: команда занимала где-то 12-е место, а игр этих оставалось с гулькин нос. И с первого же из этих матчей, против “Терека”, мне звонит наш фотограф: “Слушай, тут фанаты за воротами на целый сектор баннер вывесили: “Рабинер, расплата ждет!”… Урегулировали отношения уже в межсезонье, когда звезда нашего хоккейного отдела и мой друг Паша Стрижевский, в юности сам динамовский болельщик, организовал встречу с влиятельным в кругах фанов “Динамо” человеком. Сели в его баре около стадиона, спокойно часок пивка попили, пообщались — и все вопросы были сняты. Личное общение — оно вообще нередко всякие проблемы снимает.
Если же говорить об угрозах со стороны клубов, то после выхода в свет “Как убивали “Спартак”-2” меня на три года лишили доступа в ложу прессы на домашние матчи “Спартака”. Говорят, произошло это по личному распоряжению Леонида Федуна, которому в той книге было немало строк посвящено. И только в конце 2010-го вернувшийся на должность руководителя пресс-службы красно-белых Леонид Трахтенберг (сейчас человек, придумавший название “Спорт-экспресс”, работает на той же должности в “Ростове”) пробил у владельца “Спартака” “амнистию”.

— Амнистия, так полагаю, была официальной. Но, говорят, с тобой перестали общаться простые спартаковцы. Как психологически можно переносить момент, когда с тобой вдруг перестают здороваться адекватные люди?
— Если бы они со мной перестали общаться, то в 2011 году не смогла бы выйти в свет книга “Спартаковские исповеди” — 16 монологов великих спартаковцев многих поколений, через которые можно проследить всю историю великого клуба: Никита Симонян, Анатолий Исаев, покойные Владимир Маслаченко и Геннадий Логофет, а также Анатолий Крутиков, Евгений Ловчев, Георгий Ярцев, Ринат Дасаев, Федор Черенков, Вагиз Хидиятуллин, Станислав Черчесов, Александр Мостовой, Андрей Тихонов, Дмитрий Аленичев, Роман Павлюченко, Валерий Карпин… Вот тебе и “перестали”. Скоро читателей ждет и второй сюрприз на ту же тему. В некоторых моментах даже более мощный.
А единственный, пожалуй, человек из числа бывших спартаковских футболистов и тренеров, с которым после выхода даже не первой, а второй книги “Как убивали “Спартак” у нас общения нет, — это Егор Титов. Но отношусь к этому совершенно спокойно, потому что по-прежнему готов подписаться под каждым сказанным там о нем словом. Как и раньше, считаю, что в конфликте клуба с его другом Дмитрием Аленичевым в 2006 году Егор повел себя недопустимо пассивно и не по-мужски.

— Как тебе российские атлеты в роли законодателей — имею в виду закон Димы Яковлева…
— Например, Фетисов на заседание Совета Федерации (членом которого является), где обсуждалась эта тема, не пришел. Насколько мне известно — абсолютно сознательно. Потому что в нашей стране, когда что-то приказано сверху, проголосовать “против” невозможно, а голосовать “за” Вячеслав Александрович не захотел. В отличие, увы, от других спортсменов, попавших в органы законодательной власти.

— Что заставляет их принимать такие решения?
— Большинство спортсменов, которые оказываются в Госдуме или Совете Федерации, — увы, “марионетки в ловких и натруженных руках”.

— Говорят, у тебя были неприятности с выпуском книги “Как Россия получила чемпионат мира по футболу-2018”.
— Просто процитирую пост на своем блоге от 21 февраля 2012 года: “Я действительно планировал выход книги к годовщине получения Россией ЧМ-2018 — 2 декабря 2011 года. Она должна была выйти под названием “Купила ли Россия ЧМ-2018?”. Считаю, что грань фола я этим заголовком не перешел, поскольку это не ответ, а вопрос. А почему бы не задаться вопросом, которым после происшедшего задалась едва ли не вся страна?
За считанные дни до предполагаемого выхода книги произошла утечка, и где-то наверху было решено: любой ценой выхода книги под таким названием не допустить. В результате первый тираж, уже отпечатанный, по чьему-то верховному решению был пущен “под нож”. Ту неделю я не забуду никогда. Книга смогла выйти в свет только в феврале и под другим, более нейтральным названием. Почему я не бил в колокола тогда, в ноябре-декабре? Потому что главным для меня было одно — чтобы книга все-таки вышла. Хоть в таком виде.
Текст книги был также подвергнут цензуре, но, надо признать, мягкой. “Ушло”, думаю, процентов пять изначального текста. Все это заставляет меня сделать вывод, что какие-то начальники (и, весьма вероятно, в преддверии выборов — сначала парламентских, потом президентских) просто сильно испугались старого названия — и того, что еще более высокие начальники в ненужный момент их за это по головке не погладят.
Вся эта история заставила меня после 16-летнего перерыва проснуться и 4 декабря пойти на выборы. Чтобы проголосовать против обнаглевшей от своей вседозволенности партии власти. У каждого из тех, кто в эти месяцы ходил на митинги (я был на проспекте Сахарова) — своя история столкновения с современной российской реальностью. У меня — вот такая.
У меня нет никаких претензий ни к издательству АСТ, которое в сложившейся форс-мажорной ситуации повело себя со мной честно и порядочно, ни к каким-то конкретным персоналиям, во всем этом процессе участвовавшим. Поэтому я, кстати, их и не называю. Не думаю, что там от кого-то лично что-то зависело. У меня есть претензии к устройству жизни в нашей сегодняшней стране — тому устройству, которое допускает саму возможность возникновения подобных ситуаций. Устройству, в котором понятие цензуры, не говоря уже об уничтожении готового тиража, — норма.

— Интересно, какие у тебя остались впечатления от фильма про Харламова — Уткин его нещадно раскритиковал, вновь всколыхнув интернет-сообщество, в том числе и белорусское. Должен ли художественный фильм отвечать документальному порядку вещей?
— К эпатажным комментариям Уткина отношусь с иронией: их целью, на мой взгляд, является исключительно вызов интереса к себе любыми средствами. Этакий комплекс Герострата. “Легенду N 17” воспринял двояко: с одной стороны, фильм вызывает у людей положительные эмоции и призывает к чему-то светлому в душе, с другой — слишком уж много сознательных исторических передержек и искажений.
Но мое отличие от Уткина заключается в том, что мой первый позыв — не обсирать с ног до головы какое-то явление, а постараться разобраться в его сущности. И я сделал большое интервью в двух частях со сценаристом “Легенды…” Михаилом Местецким, где тот разложил по полочкам все спорные моменты, связанные с фильмом. Лейтмотив его заключается во фразе Местецкого: они делали фильм не для взрослых, знающих спорт и биографию Харламова, а для десятилетних мальчишек. Чтобы они, посмотрев эту картину, бросили компьютер и другие занятия и пошли в хоккейную секцию. Судя по реакции очень многих людей, с этой задачей создатели фильма справились.

— Это правда, что Уткин собирался возглавить “СЭ”? Если да, то каким бы стала газета под его началом?
— Да. На следующий день после похорон Кучмия он пришел к Рубину и вручил ему каску с, видимо, очень соответствовавшей моменту надписью: “Не сцы, прорвемся”. Об этом мне рассказывали люди из числа основателей “Спорт-экспресса”. Вот такой же была бы и газета, не дай бог, возглавь ее Уткин.

— Каким видишь будущее “СЭ”? Оно кажется тебе оптимистичным, или время бумажных версий уже кануло в Лету?
— С творческой точки зрения после второй смены руководства в минувшем апреле уже произошло немало положительных изменений. Раньше я всю газету прочитывал за пять-десять минут. Теперь все иначе. В отличие от времен Титоренко ни одна тема не является табу. По сравнению с бывшим начальством отдела футбола нынешнее горит работой и чувствует, что интересно читателю. Не знаю, способно ли это сильно улучшить финансовую ситуацию в бумажной версии газеты, но теперь та существует в едином пространстве с интернетом. Раньше это были две практически автономные редакции, теперь — одна. И это на пользу делу.

— Чего сегодня, как тебе кажется, больше всего хотят болельщики? Ты различаешь их лица?
— Различаю, потому что нередко общаюсь с болельщиками на встречах с читателями в книжных магазинах Москвы и других городов (бывал с этой целью и в Санкт-Петербурге, и в Новосибирске, и в Ульяновске), отвечаю на их вопросы в своей еженедельной программе на “Радио Спорт”. Наконец, недавно был открыт проект “Спортивные вечера с Игорем Рабинером” в московском спортбаре “Лига Пап”, где любой желающий с определенной периодичностью сможет прийти на ужин и задать мне любые каверзные вопросы. Люблю общаться с людьми, потому что для человека нашей профессии нет ничего более губительного, чем отрыв от них. А хочет болельщик одного — чтобы его не держали за дурака. То есть — честности.

— Как считаешь, чем ментально отличаются наши специалисты и иностранные?
— Если хочешь жить международной жизнью и владеешь иностранными языками, то понимаешь, что все люди мазаны одним миром. Дураки есть и среди нас, и среди них, умные — тоже. Общаясь много лет с теми же Хиддинком и Грантом, не раз ловил себя на ощущении, что понимаю их менталитет намного лучше, чем многих соотечественников. Страшно жалею, что в годы учебы на журфаке поленился выучить испанский, хотя такая возможность была. Меня даже вначале, после выезда на картошку, отправили в испанскую группу — но все мои “картофельные” друзья учились в одной и той же английской.
А этот язык я после спецшколы знал так, что мог вообще на него в универе не ходить — в общем, все один к одному. Так и вышло, что у Марадоны на его родном языке взять интервью никогда не смогу. Зато с Беккенбауэром на английском почти час беседовал — и на том спасибо. И с Муринью тоже. А с Эйсебио сорок минут — через переводчика, и это во многих моментах было круче, чем с кем-то без посредника. Когда, например, великий португальский старик живописал, как они дружили с Яшиным и как он ему бил пенальти…
Когда общаешься с людьми такого уровня, надо понимать, о чем спрашивать. Помню, брал я в числе десяти журналистов из разных стран в Мюнхене интервью у Пауля Брайтнера. Какие-то малоумные английские коллеги задавали сиюминутные вопросы. Блин, да вы же не понимаете, с кем разговариваете!
И я спросил: “Пауль, что чувствует человек, который в финале домашнего чемпионата мира, при счете 0:1, решается пробить пенальти и подходит к 11-метровой отметке?” Брайтнер внимательно на меня посмотрел — и дальше последовал монолог минут на 15. Причем в лицах. Это было невероятно.
Я слушал и словно окунался в историю. То же самое делаю, когда работаю над такими книгами, как “Спартаковские исповеди”. Понимаю, что беседую с великими людьми, которые творили историю и говорят вещи, которые не скажет никто и никогда. И нельзя упускать эти моменты. Потом ведь их не вернешь. Слава богу, успел, например, поговорить пять часов с тем же Маслаченко. Это было всего за два месяца до его смерти…

— Если бы ты приехал в Беларусь, кто из наших был бы тебе интересен? Ты видишь в белорусах какую-то собственную ментальность?
— После твоего давнего интервью с Юрием Пудышевым, которое прогремело на всю Россию, этот человек мне будет интересен всегда. В свое время меня с выражением послал на три буквы Эдуард Васильевич Малофеев, что не снижает моего интереса к его неординарной личности.
А произошло это вот почему. В 96-м, находясь в Лос-Анджелесе, я взял одно из самых интересных и откровенных интервью в своей жизни — у Александра Хапсалиса, игравшего в свое время за киевское и московское “Динамо”. И он, в частности, рассказал, как однажды Малофеев предложил ему выпить и поговорить по душам. Тот вначале отказывался, но аргументу: “Я же главный тренер!” ничего противопоставить не смог. А на следующий день, по словам Хапсалиса, Эдуард Васильевич его оштрафовал, на изумление игрока среагировав так: “А это я тебя проверял!”
Года через три, вернувшись в Россию и на одном из матчей на старом стадионе “Динамо” увидев Малофеева (с которым тоже делал когда-то интервью, пусть и не такие душераздирающие), я безо всякой задней мысли подошел к нему поздороваться — и был немедленно послан. Разъяснения, что интервью — это интервью, и я обязан передать читателю все, что человек мне рассказал, уважаемого специалиста не удовлетворили. Что ж, его право.

— Как относишься к БАТЭ? И сколько человек из Беларуси ты включил бы в футбольную сборную СССР последних 20 лет?
— Мне очень нравится работа Виктора Гончаренко. На мой взгляд, он выжал из БАТЭ в несколько раз больше того, что можно было выжать. Не сочти за великодержавный шовинизм, но полагаю, что в Борисове он немного подзадержался и ему пора переходить на новый качественный уровень — то есть в российскую премьер-лигу. А в гипотетическую сборную, не будучи оригинальным, без всяких раздумий обязательно включил бы Александра Глеба…

…Игорь прав. Глеба и я включил бы без колебаний, но только число наших в этой сборной кажется заниженным мне как минимум раза в три. А где же остальные? Нет, как хотите, но за ответом на этот вопрос я просто обязан отправиться в Москву ко второму автору книги. Уверен, что Серега ничуть не изменился за последние десять лет, и, уловив потаенный смысл вопроса, ответил бы так, как надо: “Ну, Глеба, понятно, само собой, Хацкевича с Белькевичем…” А дополнительно, заглянув в мои небесно-голубые глаза, возможно, решительно выставил бы из ворот российского кипера, поместив туда веселого Тумиловича и рассказав, как водится, поучительную историю на этот счет. Серега такой, ему не жалко…
Посидев еще пару часов, мы бы вполне резонно составили команду целиком из белорусов, потому как и к Пудышеву, и к Кондратьеву, и к Алейникову, и к многим другим Микула (это ж не Уткин с его “картофелечисткой”) всегда относился радушно, по-человечески. Эх, какие все-таки хорошие люди творили революцию в советской спортивной журналистике начала 90-х…