Владимир Шарко: рекордмастер

— Володя, признайся: приятно быть рекордсменом? Четырнадцать золотых медалей — подобное достижение, возможно, так и останется непревзойденным.
— Приятно. Выходит, не зря прошел этот многолетний спортивный путь.
— Какая медаль самая памятная?
— Конечно, первая. Она таковой оказалась не только для меня, но и для Гродно. Эмоции захлестывали.
— А самое тяжелое чемпионство?
— Таковых немало. Бывали ситуации, когда в финальной серии проигрывали 1:2 и все-таки вырывали победу. Оглядываясь, хочу сказать, что раньше в чемпионате игралось намного интереснее. Команды были ровнее. Сейчас же все стоят перед фактом: есть один гегемон, а остальным надо пытаться к нему подтягиваться. Но у одних нет возможностей, у других — желания. Это очень плохо. Но если учесть, что развитие баскетбола невозможно отделить от состояния экономики, то ожидать в ближайшее время подъема нереально.
— Тебе повезло — всегда играл в командах-лидерах.
— В какой-то мере повезло, что попадал в нужную команду к “своему” тренеру. Хотя в везении есть и немалая доля моей заслуги. Ведь приглашали не за красивые глаза, и чемпионами становились благодаря моему вкладу в том числе.
— Тренеры всегда ценили твои бойцовские качества, умение зажечь партнеров.
— Такой у меня характер. В играх он помогал: мне доверяли, в тяжелые моменты брал инициативу на себя. Как капитан всегда отстаивал командные интересы. И вот здесь мое стремление к справедливости не всегда способствовало хорошим отношениям с руководством. Зато был честен перед собой и ребятами.
— В “золотых” командах ты работал под руководством Евгения Кеца, Александра Борисова, Михаила Феймана и Андрея Кривоноса. С кем было труднее?
— Со всеми находил общий язык, отношения остались хорошими. При встречах с удовольствием общаемся. С Кривоносом мы вообще друзья, вместе еще играли.
— Андрей ведь моложе тебя. Субординацию соблюдать было непросто?
— Ему приходилось тяжеловато.
— Ему?
— Просто я никогда не упускал возможности обозначить свое превосходство в возрасте. Конечно, в шутливой форме. Но это не отражалось на работе. Есть субординация: он — тренер, я — игрок. Конфликтов на этой почве не наблюдалось.
— Тем не менее при Кривоносе год назад тебе пришлось покинуть “Минск-2006”…
— Должен заметить, что комплектование от Кривоноса не зависит. Его просто ставят перед фактом — кто приходит, кого увольняют. Я ушел потому, что мы решили: достаточно. Тем более к тому времени сложились натянутые отношения с Константином Николаевичем Шереверей. Расстался он со мной, считаю, некрасиво. Когда его клуб пару лет никак не мог обыграть “Виталюр”, то он всеми путями старался перетянуть меня в “Минск-2006”. Не сразу, но я согласился. И вот не без моей помощи команда четыре года подряд становилась первой. Однако когда появилась возможность делать результат с другими людьми, все старые заслуги разом были перечеркнуты, а обещания забыты. И когда при расставании я напомнил о том, что Шереверя мне обещал, то услышал: “Считай, что я тебя обманул”. Вот так о нас вытирают ноги вместо признательности за труд.
— Похоже, память о четырехлетнем пребывании в столичном клубе у тебя осталась болезненная?
— Клуб ни при чем. Проблема в конкретных людях…
— Тебе пришлось поиграть со многими легионерами. Кого выделишь?
— Классный по легионерам состав у нас был, когда в “Минске-2006” играли Макки, Сандерс, Кинг и Пистольевич. Обычно легионеры держатся обособленно, у каждого свои тараканы в голове. Эти же, на удивление, оказались с русской душой: постоянно старались быть с нами — в компаниях на праздниках, днях рождения. Да и по игровым качествам были довольно высокого уровня. Кстати, недавно был в Казани, хотел найти Макки — он подписал контракт с УНИКСом. Жаль, не удалось встретиться. Вообще, темнокожие ребята добавляли колорита в общении — они веселые, непринужденные.
— А вы этим и пользовались, обучая их русскому языку в первую очередь с мата. Что за история с походом Стиггерса к Шеревере, ставшая ходячим анекдотом?
— Мы помогли Данте выучить фразу “Где мое бабло?” с небольшим добавлением ненормативной лексики, и он отправился в кабинет к шефу. Потом запустили других легионеров. Немножко развлекались таким образом. Но это, конечно, не меняло ситуации: “бабла” как не было, так и не появилось.
— Кстати, самый первый легионер в чемпионате Беларуси являлся твоим партнером по “Энке”. Помнишь американца Криса Элзи?
— Естественно. Если не изменяет память, он работал в институте иностранных языков преподавателем литературы. Крис и по человеческим, и по спортивным качествам был классным. Пришел на тренировку РТИ к Борисову и сказал, что хочет играть в баскетбол. Но Сан Саныч не захотел связываться с иностранцем — тогда это было необычным. И его тут же перехватил хитрец Самарский. В “Энке” был сплав опыта и молодежи. Мы только закончили институт физкультуры, не знали, чем будем заниматься. Баскетбол и зарабатывание денег — эти понятия тогда и близко не стояли. И вдруг “нарисовался” Самарский с брендом “Энка” — нашел спонсора в виде этой строительной фирмы. Появились какие-то деньги, Геннадий Леонидович собрал команду. Из опытных были Кравченко, Минаев, Гладкий, Картавцев. Плюс молодежь, плюс Элзи. Для дебютного сезона бронзовые медали — неплохой итог.
— То есть Самарский кардинально повлиял на твою судьбу?
— Возможно. Он собрал команду из тех, кто никому не был нужен. Вариантов куда-то пробиться у ребят не имелось. У меня шанс все же был: Борисов подключал к дублю РТИ, немного поучаствовал в молодежном чемпионате Союза. Хотя сложно предположить, как бы все пошло. В “Энке” я получил игровое время, уверенность. А в РТИ мог бы годик отсидеть на скамейке, разувериться в собственных способностях, плюнуть на все и заняться чем-то другим.
— Ты нетипичный защитник с двухметровым ростом. Кто тебя определил на эту позицию?
— Мой первый тренер Герман Радюк. Тогда мой рост был 170 сантиметров. Я оказался мальчишкой позднего физиологического развития. Закончил школу с ростом 190, а после нее умудрился вырасти еще на 10 сантиметров. Но защитником так и остался. Был момент, когда Алексей Алексеевич Шукшин в национальной сборной вдруг решил попробовать меня на позиции тяжелого форварда. Хотя я не понимал, что во мне тогда было тяжелого — весил меньше 80 килограммов.
— Большой рост для разыгрывающего — плюс или минус?
— Для чемпионата Беларуси — сплошные плюсы. Когда на голову выше “мелких” оппонентов, то не составляет труда за счет роста иметь превосходство над ними. Зато в сборной это явилось жирным минусом. Помню, перед стартом отборочного цикла провели пару турниров, разыгрывающим ставили Саню Кудрявцева. Он и быстрее меня, и шустрее. Отыграл я турниры вторым номером. Думал: классно, мучиться не надо, пас дали — бросил. Тем более что получалось неплохо, забивал под 20 очков. А на утренней тренировке перед первой официальной игрой подходит ко мне Сан Саныч: “Такое дело, не вижу я Саню первым номером”. И меня под амбразуры. А у австрийцев черненький как начал меня прессингом душить. Одна потеря, вторая, в розыгрыше ничего не получается. Вот и вышел казус перед всей страной. Нечто подобное пережил в Самаре, когда выступал за ЦСК ВВС. Помню, первый матч в Москве против ЦСКА, Олег Ким выпустил меня первым номером. Против Холдена. Ох, и погонял он меня по всей поляне…
— Твоя легионерская судьба, по большому счету, не сложилась. Почему?
— Будь иначе, не завоевал бы столько медалей в Беларуси. Мой первый опыт — 1997 год, пермский “Урал-Грейт”. Считаю его довольно-таки успешным. Выходил в стартовой пятерке, забивал для молодого немало. Выступили хорошо — выиграли Восточную зону. Если бы тогда остался в России, возможно, карьера и сложилась бы иначе. И предпосылки к этому были — несколько клубов приглашали. Но вышло так, что вернулся в Гродно. Дубко уговорил. Заманил перспективой создать команду под еврокубки. Когда же в 2003 году поехал в Москву, это был легкий авантюризм. Да, в Беларуси у меня выдался хороший сезон, но я прекрасно понимал, куда еду. И опасения оправдались. В подмосковном “Динамо” не получилось, потому что там не разобрались с моими документами, которые хотели сделать. Поехал в Самару, а там негативно сказалась проблема, что меня поставили играть первым номером. Реально оцениваю свои возможности: я — игрок среднего уровня. Да, мне повезло с карьерой. Но это на территории Беларуси, где почти достиг своего потолка.
— Наш чемпионат имеет ограниченную географию: Минск, Гродно, Гомель, Витебск, Осиповичи и Могилев. Изучили эти города как свои пять пальцев?
— Это, конечно, грустно. Но чтобы увеличить географию, я не вижу предпосылок. Судя по тому, в каком плачевном состоянии пребывает наш баскетбол, она может только уменьшиться. Мы сами себе создаем иллюзию, что развиваем баскетбол. На самом деле у начальства абсолютно нет желания это делать. Не хотят брать пример с того же гандбола. В Лиге чемпионов к нам приезжает “Барселона”, чувствуется, что люди двигаются в правильном направлении. Или волейбол. Как бы то ни было, две сборные участвовали в финальной части чемпионата Европы. Видна работа, есть прогресс. У нас же ни того, ни другого. Лишь пытаются найти крайнего и оправдания.
— Четыре года назад в интервью “Прессболу” ты выражал надежду, что новый председатель БФБ Виктор Каменков изменит ситуацию. Мол, он адекватный, энергичный руководитель. Что скажешь сейчас?
— Тогда искренне надеялся на перемены. Не хочу обижать ни Пименова, ни Каменкова. Мнение баскетбольного “работяги”, подневольного федерации, видевшего все процессы, что называется, изнутри: смена власти не отразилась никак. Видно, что человеку это не нужно. Сверху дали дополнительную нагрузку, так он к ней и относится. Первый год пошумел: мол, сделаем то и это. Но где оно? Стали проводить некоторые финалы на площадке Дворца спорта — огромный шаг в развитии баскетбола, все остальное перед ним меркнет. Последние два года не видел Каменкова на финалах, и это иллюстрирует его отношение к баскетболу.
— Ты закончил играть в 39 лет. Не было желания обойти Парфиановича, выступавшего до 45?
— Горжусь тем, что я в хороших отношениях с мэтрами нашего баскетбола, в том числе и с Толей. Если просто ставить цель побить рекорд, раз в день тренироваться и раз в неделю играть — нет проблем. А если работать в серьезном клубе, то уже тяжело переносить нагрузки, предлагаемые 18-летним парням. Я же филонить не умею. Откровенно говоря, думал завершить карьеру год назад — после нашего “теплого” прощания с Шереверей. Вдруг поступило предложение из Гродно. Подумал: почему бы и нет? Но вышла палка о двух концах. Меня позвали по системе: “Пришел Шарко — станем чемпионами”. Потому как в его прежних командах всегда так было. Я сразу сказал: “Ребята, надо быть реалистами”. Какое там: будем рвать “Цмокi”! Признаюсь, у меня осталось неприятное впечатление от той системы, что творится в Гродно. Без обид — она напоминала большой колхоз. Образно говоря, у председателя есть коровник с быками — пусть это будем мы, баскетболисты. Дырявый, зимой не отапливается, быки пасутся сами по себе. Закупил он сена и говорит: “Набирайте массу, показывайте наилучший результат”. А рядом есть колхоз “миллионник” в лице “Цмокаў”. Бычки в тепле, сена им в десять раз больше дают. Мы на них смотрим, хотим так же жить. Но для этого надо потрудиться: залатать крышу, утеплить помещение, взять пару иностранных бычков покрупнее, поучаствовать в международных ярмарках, набраться опыта. А зоотехник говорит: “Какие международные конкурсы? Зачем мне лишние хлопоты? Ведь зарплату за это не увеличат. И так все нормально, бычки накормлены”. И председатель вторит ему: “Я вам сена дал — вы обязаны занять первое место независимо ни от чего”. Действительно, думает, не стоит ничего менять, все и так хорошо. Вот если бы мне еще пасеку, вообще жизнь сладкая бы стала… Вот такие у меня остались гродненские ассоциации.
— Грустно, что уходит плеяда аксакалов — Куль, Пынтиков, Кондрусевич, Шарко…
— Это жизнь — очередная смена поколений. Когда меня Шукшин впервые вызвал в сборную, поселили с Сашей Сатыровым. Я не то что пискнуть, ночью боялся повернуться на кровати, чтобы не разбудить его. Мы, молодые, смотрели с открытым ртом на Толю Парфиановича, Игоря Грищука. Прошло время, то поколение ушло — пришло наше. Теперь нам на смену приходят молодые.
— Сейчас у них нет пиетета перед “стариками”?
— Мы жили сплоченным коллективом. Все раскрывались либо в игре, либо за столом — из песни слов не выбросишь. Всей командой и на дискотеку, и в кино, и пива попить. Сейчас же у молодых компьютеры, виртуальное общение заменяет живое. Все разрозненны. Жизнь изменилась.
— Молодым, пожалуй, и не понять, как вы в сборной вынуждены были пришивать на майки номера, в игре разнашивать кроссовки…
— А я не удивлюсь, если это до сих пор в сборной практикуется. И это совсем не смешно. Да, всякое бывало. Но я доволен своей спортивной жизнью. Тем, что выпало все это пройти, заиметь так много друзей, товарищей, соратников. Возьмите любую белорусскую команду: везде тренерами люди, с которыми я играл. И если отойду от спорта, жаль, что буду получать значительно меньше кайфа от общения с ними.
— Так иди и ты в тренеры.
— Нет. Во-первых, я слишком разочарован делами, творящимися в нашем баскетболе. Во-вторых, у меня жена и двое детей, которых надо кормить. Недавно узнал, какая зарплата детского тренера в “Минске-2006” — полтора миллиона. Можно за нее прокормить семью? И это в клубе, который видит, как в Лиге ВТБ живут другие, пытается на них хоть как-то равняться. В других же отечественных клубах — мезозойская эра. И самое страшное, что ничего не хотят менять. Полная утопия. Ввязываться в это, портить себе настроение на много лет вперед не хочется.