Клубень дубальтона. Имярек с ружьем

Бают, на забавы все идет здоровые, олимпийские, но веры мало, чересчур разгулялись, не на славу, народ жалуется. Надо к ногтю: пусть не только коньками по льду скребут да мячи по траве гоняют за казенный счет, а и сами чтобы берегли копеечку, зарабатывали на поле рыночном.

Маркетинг для пенсионеров

Вышел на то высочайший указ, клубни репы зачесали. Одни постоялые дворы на своих стадионах разбивать начали, другие вышки парашютные поставили, народ заманивают. Но затесался в том указе среди них клубень, у коего и поля-то своего не было. Водились у него только девки и хлопцы шустрые, с дубальтовками за спиной носившиеся, иногда мишени поражавшие. И звался он в миру Клубнем дубальтона.
Дубальтон в той стране под опекой конторы дюже строгой, до шуток не охочей. Потому в свой клубень отправила контора воеводой мужика пожилого, строгого, в доверии к бизнесу не замеченного. Не дошел он ни умом, ни сердцем до рынка нового, разве что ногами — до Комаровского, отсюда и нарекла его молва Недоходом.
Делать нечего, человек военный: назначили — надо действовать. Капитулировать Недоход не привык, благо мудреной науке идеологии не один год службы отдал. Тертый калач. Знал, как из любой ситуации выкрутиться. А задача перед клубнями стояла нешуточная: стремиться к самоокупаемости. Бросил Недоход клич по всему полю непаханому, созвал отставников седовласых. И повелел им — ни много ни мало — маркетологами заделаться, доход приносить. Прямо сказать, та профессия для служивых была неведомая и даже страшная, слухи ходили, что только молодежь в силах справиться, не опозориться. Нет, дубами они вовсе не слыли и решения принимать умели, вот только о новомодной страшилке, маркетинге, ведали понаслышке, потому как с младых ногтей совсем в другой сфере шишки набивали. Посему согласие из пенсионеров рискнули дать лишь двое, по видимости, самые отчаянные.
Оба обитали в провинции, в государеву столицу не стремились, да их и не приглашали, рабочее место в Клубне дубальтона не предлагали. Сказали: “Живите, где живете. Юных дубальтовцев и в ваших краях хватает. Вот на них деньги — ищите!”

Базар цену скажет

А где искать? Не ищи в кармане, чего не клал заранее. Но Недоход напрягся и выдал на-гора прожекты коммерческие. Старый волк знает толк. Излилась из него, к примеру, идея такая: “Давайте откроем магазины спортивные. Говорят, доходное дело. Эврика, нужны помещения!” Захолустные пенсионеры пришли в воодушевление от внезапной востребованности, бодро потрусили по городам и весям. Доход не живет без хлопот. Один из отчаянных, настоящий полковник, носился в запале два месяца, с ног сбился, объездил в своем краю все, что сдавали в аренду князьки местные: подвалы, бараки, подсобки. Наконец наткнулся на нечто подходящее и восторженно звякнул в Клубень дубальтона: “Въезжаем хоть завтра! Готовьте дюжину евро за квадрат”. Чего мало, то и в цене. Однако Недоход остудил его пыл без сантиментов: “Дорого, дурень”.
Другой пенсионер оказался более удачлив, нашел халупу куда дешевле. А посему в мечтаниях коротал время, ожидая премии. Та была обещана по открытии магазина, в котором воссядут продавщицы — добрые и сдобные. Платили-то новоиспеченным маркетологам, как и подобает молодым специалистам, — четыре “лимона” на двоих. Не разгуляешься.
Однако бонусов облизывающийся чудак не дождался. До Недохода дошло, что раздутый штат клубня (полсотни голов!) может не выдержать нового впрыска. Кабы не лопнуть! Да и новичков-дурачков на этом рынке, уже поделенном старожилами, с распростертыми объятиями никто встречать не обещал. Блюдечко с голубой каемочкой явью не стало. И выгоды от затеи с волшебным магазином дубальтон не получил. Без барыша.

Граница на замке

Впрочем, полковник-маркетолог после первой же неудачи не сломался. Не побоялся выставить себя на посмешище, мысленно поднял над головой хоругвь с геральдикой и пошел по знакомым коммерсантам с предложениями. Оные казались ему выгодными. Нашел фирму, фасовавшую листья пахучие — их в ней грузинским чаем величали. Сей грузинский напой сущие копейки стоил. Полковник решил, что для сельской местности сойдет. И договорился с коопсоюзом, что тот его через свои тысячи магазинов по деревням реализует. Навар, естественно, Клубень дубальтона снимал бы. Недоход в щенячьем восторге уже руки потирал: “Дай бог справиться, будут и нам кланяться”.
Однако синеокие грузины экономического смысла в этой сделке не разглядели, за здорово живешь помогать олимпийцам не захотели. Раз невыгодно с точки зрения прибыли, они решили поискать хотя бы какой-то смысл в контактах с дубальтоном. И нашли. Стали соблазнять новоявленного маркетолога ступить на дорожку скользкую: мол, твоя родная контора бывшая — всемогущая, пускай поможет нам сырье пахучее беспрепятственно через границу протащить. “С паршивой овцы хоть шерсти клок”, — не стеснялись промеж собой в выражениях местные грузины. К несчастью для них, полковник-маркетолог честь мундира блюл смолоду и на посулы не поддался. Тогда фасовщики чая под давлением взмолились: “Вы хотя бы оптом все заберите! И ступайте с богом, отвяжитесь”.
Однако у Клубня дубальтона не только магазина, но и склада пока не нарисовалось, поэтому чайный опт он решил всучить кооператорам. Но те, жизнью битые, от навязываемой пахучей радости отбрыкались. Не зря говорят, что убытки ум дают.

Меха клок

Полковник-маркетолог не успокоился, свои два “лимона”, за которыми каждый месяц за сотни километров гонял в столицу, честно рвался отработать. Направил он свои стопы на меховую фабрику: “Там уж точно хоть меха клок урву!” — решил оптимистичный пенсионер. Меховщики тоже не лыком шиты, свои условия выдвигают, по телевизору дубальтон с удовольствием наблюдают, но и выгоды упустить не хотят.
А какая здесь выгода? Ребята расейские, которых клубень к фабрике подтянул, возжелали купить мохнатый товар определенных артикулов да по твердой цене. Пересортица, от которой синеокие меховщики избавиться мечтали, им тоже сто лет не нужна оказалась. Посему снова дело не выгорело. А может, фабричные потенциальных конкурентов из таких вот шустрых клубней испугались? Вдруг спорт забросят и в чистую коммерцию ударятся, коли дар такой поневоле прорезался…
Как бы то ни было, маркетологу от дубальтона в оптимизме не откажешь. Он дальше пошел. А чтобы не споткнуться на скользкой дорожке, технической солью решил заняться. Некая фирма фасовала соленую гадость по пять кило и сбывала владельцам элитных коттеджей. Бизнес отлаженный, покупатели наперечет, и новых найти — забегаешься. Но полковник упорен, не одну пару сапог сносил, пока не убедился: и эти его усилия пошли прахом. А прах, как известно, сцепление с дорогой не улучшает.
Тогда отставник тротуарной плиткой увлекся: авось она выведет куда-нибудь. Недоход его и в этом стремлении морально поддержал — на большее сказал не рассчитывать. А поскольку мечты о складе так и не материализовались, то и говорить с плиточниками было не о чем. Хотя при чем здесь склад? Побойтесь бога, это кто же в здравом уме пошел бы искать тротуарную плитку в неком клубне?
Поплелся незадачливый маркетолог опять. Тяжел крест, да надо несть. Внезапно в его воспаленном мозгу возникла ассоциация: “Дубальтон — зима — приятный холод… Мороженое!” И помчался он на фабрику мороженого. С ходу набросал местным трудягам пару немудреных названий будущего продукта, которому, по его предположениям, суждено произвести фурор на застоявшемся рынке: естественно, это “Дубальтон”, а также то ли “Паша”, то ли “Саша”. И даже фото звезды где-то достал. В купальнике! Однако мороженщикам почему-то больше глянулись проверенные пингвины на обертках, тем более что они с детства помнили, чем пахнет дубальтон — порохом. В общем, идеи, высосанные из клубня, и они безжалостно забраковали.

В угаре

Полковник откровенно занедужил от огорчения. Стали являться ему видения жуткие. Будто пришел он на фабрику табачную с очередным предложением выгодным. И пришел не один, а с дельцами: они сырье таскали, кажись, из Туреччины. Шум поднялся на фабрике, вопли. Дымовая завеса ее окутала. И только сунулся в нее чудак со своими идеями, как получил отпор от силы ему неведомой, конкурентов не терпящей: “Убирайся подобру-поздорову. Иначе за себя не ручаемся!” Похолодело у него в груди от ужаса, лицо же словно огнем опалило. Стоял ни жив ни мертв, дыхнуть не мог. Чуть уполз. Очнулся в поту, с глазами дикими. А в голове детский голос звенит: “Что ж ты, дедушка, что ж ты, милый, табаком решил людей морить. Так не ври — сорви свою маску олимпийскую!”
Бедного отставника опять в жар бросило: “В грех-то какой вляпался. Нечистая сила попутала”. Вспомнил служивый, как в стороне расейской в годы лихие, 90-е, не клубень даже, а целый фонд какой-то состряпали и в алкогольно-табачном бизнесе орудовать ему позволили. Государевы льготы дали, национальным назвали — все вроде бы ради благих целей, ради спорта. Но что посеяно, то и взойдет! Фонд, конечно, развернулся невиданно, да только быстро там запамятовали, для каких нужд он затевался. Дурные прибыли стали пускаться в проекты новые, к спорту отношения не имевшие. Схема приобрела очертания классические: деньги — товар — деньги. И олимпийцам в ней места не было.
“Мозги набекрень съехали, — укорил себя наш полковник очнувшийся. — Народ на таком маркетинге сказочном уже спотыкался. Совсем память отшибло”. Расстроился, нос повесил: “Бог мой, да не влезая в схемы неприглядные, криминальные, я для дубальтона не заработаю и на покупку патрона!”
Делать нечего, призвал служивый на помощь бога и авторитет бывшей конторы. Решил склонить седую голову, скинуть шапку и пойти с ней по кругу, по спонсорам. Одним словом, попрошайничать. Ведь про обоюдовыгодные условия и речи не шло.
Посоветовали ему люди знающие обратиться к колбасникам: мол, встали на ноги, другим помогают. Но колбасник, молвою прославленный, встретил неласково: “Я церковь содержу, колхоз, детсад. Инвалидам подаю. А вооруженные хлопцы, крепкие и здоровые, в этот ряд не вписываются. Прощайте”.
Сунулся было полковник в предприятие с капиталом европейским. Так хозяин-латыш ему с порога рубанул безапелляционно: “Мне узнать решение собрания акционеров надо бы”. Акционеров? Непривычное слово слух режет. “Уж сколько звона о спонсорстве в спорте идет, но ни разу не слышал, чтобы у нас мнение акционеров спрашивали”, — засомневался служивый. — “А коли спрашивали, то кого оно заинтересовало бы?..”
В общем, привечали его везде в принципе дружески, говорили, что и спорт любят, и деньжата у них водятся, однако в клубни вкладывать им резона нет. И экономического смысла они не видят тоже. А в одной фирме даже помахали перед носом просителя постановлением (за номером 34) правления самого что ни на есть государева банка: “Одним из признаков подозрительных финансовых операций считается систематическое предоставление и получение безвозмездной (спонсорской) помощи. Так что не втягивайте нас в дела подсудные!” — по-хорошему предупредили клубней. Как здесь не ретироваться покорно?

Молочные реки, кисельные берега

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. За полтора года пахоты на ниве маркетинга полковник принес в Клубень дубальтона 45 миллионов рубликов. Десять лимонов вымолил у казино. Пять — у фабрики конфетной, которая, к слову, также не сочла заманчивым лепить на обертку дубальтовки. Тридцать — у щедрых свиноводов, на тот момент еще не чуявших напасти чумы африканской. При этом на зарплату взмыленному маркетологу пошло 35 миллионов. Его соратник, промышлявший по соседству, производительностью не выделился. За что оба были биты нещадно, ладно хоть не батогами. И уволены — за прогулы. Мол, на рабочем месте, в клубне, не замечены.
Так что дела подсудные, к месту помянутые, крепким багром зацепили судьбу полковника и поволокли. В трудовой книжке засветилось клеймо постыдное. Тут не до барыша, была бы слава хороша. Офицер-маркетолог голову не склонил, иск подал, гнул в суде свою линию: “Государь потребовал от клубней самим зарабатывать, вот меня и призвали. Чтобы в криминал не вляпаться, бросил я думать про заработки, за спонсорской помощью, за подачками день и ночь рыскал, покоя не знал. Поэтому на месте не сидел. И в клубень без нужды носа не казал. Какой смысл за двести верст ездить киселя хлебать?” Судья такого маркетинга не понял: “При чем здесь спонсорская помощь? Какое отношение она имела к вашим обязанностям? Вы должны были в 8 утра прийти, надеть нарукавники и восемь часов отработать, не выходя из-за стола”. Так бедный отставник и не смог доказать, что за мудреным словом “маркетинг” в иных краях понимают нечто совсем другое…
Не всякая песня до конца поется. Мучаясь от бессонницы, он сутками напролет задавался одним и тем же вопросом: “А куда уплыли те миллионы?” На суде эта тема тоже не прояснилась, официальный представитель клубня раскрыть тайну наотрез отказался. Служивый доложил суду, что знает лишь один случай, когда в его родные места, на радость провинциальным тренерам, Клубень дубальтона забросил несколько мешков с инвентарем. И все. Да и то помогли тогда молочные реки, потекшие с местного гормолзавода через границу. Сто тонн порошка. Они долго лежали на заводе, хотя по бумагам уже числились на Клубне дубальтона, а в это время деды-маркетологи из кожи вон лезли, перекупщиков искали.
Вот и вся чудо-схема, словно по мановению волшебной палочки однажды сработавшая. Причем нашему герою, познавшему, почем фунт лиха, теперь ясно, что в эдакой сказочной бизнес-цепочке клубень — тело абсолютно инородное. А посему пора и с ярмарки.
…Сказка — ложь. Клубень — на грядке. Добры молодцы в порядке. Прибыль с убылью на одном дворе живут. А ум с придурью поженились вдруг. И никак узелку не распутаться…