Патриарх. Ростислав Орлов: антидопинговые ребята уже наглеют

Его мнение о ситуации в самом медалеемком олимпийском виде особенно интересно.

— На скольких чемпионатах мира вы работали?
— Из четырнадцати прошедших на двенадцати.

— Как они трансформировались за 30 лет? Есть ли ощущение перемен?
— У каждого чемпионата свое лицо, свой колорит. Но главная примета — резко изменилось их техническое обеспечение. Сейчас уже не тянут рулетки, иная, чем прежде, фиксация результатов в беге, коренные сдвиги в информационном обеспечении, в телетрансляциях. Научно-техническая революция охватила все сферы человеческой деятельности. Спорт и, в частности, легкая атлетика — не исключение. Что касается результатов… Знаете, я глубоко убежден: фармакологическая стимуляция присутствует в результатах большинства победителей и призеров. Вопрос лишь в том, как ее скрывают. Но, как ни парадоксально, рекорды, установленные несколько десятилетий назад, стоят как вкопанные.

— Дело только в этом?
— В свое время один из мудрейших деятелей спорта Хуан Антонио Самаранч перед уходом с поста президента МОКа (это как раз в Москве происходило) высказал, на мой взгляд, разумное предложение: давайте все эти тысячи препаратов, которые числятся в списке запрещенных, разрешим, оставим в нем лишь сотню тех, которые явно вредят здоровью, к примеру наркотики. Это сделало бы спорт намного более прозрачным. На Самаранча тут же набросился Дик Паунд, который тогда претендовал на кресло президента МОКа. Канадец восемь лет возглавлял Всемирное антидопинговое агентство. Однако ходили упорные разговоры о том, что за Паундом стоят химические корпорации.
Самаранч имел в виду, что в одной и той же лаборатории, очень может быть, сидят люди, трудящиеся над методиками определения запрещенных препаратов, а их коллеги разрабатывают допинг нового поколения, который значительно дороже предыдущего. И эта гонка бесконечна. Она ведет к тому, что богатые страны и богатые спортсмены, у которых есть солидные спонсоры, будут пользоваться тем, что еще не запрещено. И Самаранч, по-моему, был абсолютно прав, предлагая разрешить большинство запрещенных веществ: хотите себя травить — травите, это ваше дело. Сейчас же, получается, принимают все, только одни — на пещерном уровне, а другие — на недоступном подавляющему большинству атлетов.

— В контексте сказанного, как вы относитесь к перепроверке допинг-проб восьмилетней выдержки? От нее уже пострадали белорусы, россияне и украинцы. Нам фактически вымарали историю белорусского спорта.
— Отношение однозначное. Во всем мире работает неписаное правило: закон обратной силы не имеет. Да, может, что-то сегодня запрещено, но тогда это было нормально. И почему повторно проверяют только нас? Почему не проверить Карла Льюиса, ведь в СМИ мелькала информация, что он где-то в полголоса признал, будто тоже принимал запрещенные препараты? Почему, если уж кому-то хочется до конца быть честным и откровенным, не поднять всё и всех? Думаю, это возня, опять-таки связанная с деньгами. Потому что многие откупаются, как это годами делал Лэнс Армстронг. А сейчас, возможно, пришли новые люди, которые хотят иметь деньги или поднять свое общественное положение. Полагаю, это неправильно — негуманно и непрофессионально. Кстати, недавние истории показывают, что с этим можно бороться: ваши атлеты Вадим Девятовский и Иван Тихон отбили атаку МОКа. Американский бегун-четырехсотметровик Лашон Мерритт подал иск в международный суд и отстоял право выступать на Олимпийских играх, хотя поначалу ему запретили. Понимаю, это стоит очень больших денег, так как нужна целая группа сильных юристов-международников, чтобы сломать подобные подходы. Потому что эти антидопинговые ребята уже наглеют.

— В таком случае надо поставить под сомнение рекорды Гриффит-Джойнер, царство ей небесное! К ее секундам на 100 и 200 метрах никто не может даже приблизиться. Она ушла из жизни 38-летней. Можно ведь и связать эти факты воедино?
— Я с вами согласен.

— И рекорды мира, установленные еще в 20-м веке, тоже вызывают сомнение…
— В свое время то ли норвежцы, то ли шведы выступили с инициативой отменить все прежние рекорды, установленные до начала нынешнего века и начать фиксацию заново. Но где гарантия, что новые рекордсмены через какой-то период не попадут под более совершенную и более целенаправленную систему обнаружения допинга и не произойдет то же самое? Убежден, процентов девяноста сегодняшних атлетов что-то принимают: запрещенное — не запрещенное, прячут — не прячут… Прием стимуляторов — болезнь современной легкой атлетики.
Знаете, что такое нормальный чистый спорт? Объем и интенсивность плюс психология. Возьмем стайерский бег. 60 лет назад Владимир Куц и Петр Болотников без всякого анабола, без всего показывали результаты, которые сейчас раз в год могут перекрыть наши стайеры. Почему так? А потому, что не та направленность тренировок. Хотите спорьте, хотите нет, но это так. Они не желают работать на таких объемах, которые переваривали люди того поколения.

— Я тоже в этом убежден. Все это описано у Артура Лидьярда, его система дала поразительные результаты. И финны ее использовали…
— У финнов скорее сработала знаменитая шведская система подготовки бегунов…

— …в которой одним из действенных средств был фартлек. В методическом хите “Легкая атлетика за рубежом”, вышедшем в 1974 году, подробно описываются все системы развития — в беге, прыжках и метаниях. Думаю, они и сейчас не устарели.
— Это основа спорта. Это киты, на которых зиждется рост результатов. Там же суть в варьировании тренировочных нагрузок. Скажем, великий тренер стайеров Григорий Исаевич Никифоров, который тренировал Куца, Болотникова и еще много классных бегунов подготовил, был интеллигентнейшим человеком, деликатным в общении. Он свои идеи продавливал мягко, уговаривая: дескать, я вам сейчас сварю куриный бульончик, но вы сначала пробегите столько-то. Тот же Куц вспоминал: “Вот дал тренер задание пробежать кросс. Тяжело, сил нет, упираешься (там ненормативная лексика присутствовала)… Выбираю в лесу горку покруче и поминаю ее так и сяк, костерю-матерю, но в нее вбегаю”. Воспитание характера плюс правильная система подготовки — вот откуда олимпийское золото и мировые рекорды.

— В основе тренерской работы лежали высокий интеллект и знание предмета?
— Абсолютно верно! Знание предмета и четкое представление, каким путем идти, чтобы добиться высоких результатов у того или иного ученика. Не все питерские ребята были талантливы, как Куц или Болотников, но все чего-то добились: Жуков и Пудов стали призерами чемпионата Европы, Артынюк — чемпионом СССР… Все они были бегунами высокого класса и оставили о себе добрую память.

— Недавно у нас проходили соревнования на призы Желобовского. Помните такого?
— Естественно!

— Михаил Николаевич сказал: как только появилась эта “гадость” (он имел в виду допинг), тренеры перестали думать.
— Так и есть. Наши стайеры, да и средневики, не хотят трудиться. А почему черные ребята выигрывают? Они спустились с гор, и у них организм иначе реагирует на тренировочные нагрузки. Безкислородная работа для них — раз плюнуть, а нашим надо к этому готовиться.

— Однако белокожие американцы Гален Рапп и Крис Солински соревнуются с африканцами на равных. То есть не все упирается лишь в природные данные?
— Понятное дело: все зависит от системы подготовки. Все тренируемо! Просто в тренерской среде почти не осталось людей, готовых терпеть пять-семь лет, пока ученики созреют и выйдут на необходимый уровень. На первый план выдвигается масса факторов, в том числе социальный. Семью кормить надо и другие блага обеспечить.

— Тренеры форсируют подготовку еще неокрепших ребят. И всемирная система соревнований располагает к этой спешке. Например, Юношеские олимпийские игры. Вообще топ-турниры в возрасте до 17 лет стоит упразднить.
— Они бессмысленны на мировом уровне хотя бы по той причине, что азиаты и африканцы развиваются быстрее европейцев… Помню, как здесь же, в Лужниках, в 1998 году юный Борзаковский бежал “полуторку”. И два лба африканских ему тогда по ребрам прошлись, но Юрий все же финишировал вторым. Его темнокожие визави уже брились, хотя им тогда не должно было быть 17 лет. Здесь два варианта: или паспорта переписаны под нужный возраст, или развиваются они быстрее, что в общем-то естественно. Скажем, Уилсон Кипкетер, многократный чемпион и рекордсмен мира в беге на 800 метров, по окончании карьеры признался: при оформлении паспорта ему скинули два или три года, чтобы мог выступать на первенстве мира среди юниоров. Поэтому с ними соревноваться… Почему лишь в Европе есть чемпионат для молодежи до 23 лет? В мире это бессмысленно: африканцы и азиаты в 23 заканчивают, им уже не до спорта.

— Московский чемпионат мира насколько вам интересен?
— Интересен, конечно. Впервые такой топ-турнир в России! Зимой чемпионат мира мы уже проводили — в 2006-м, и прошел он неплохо. Единственное, жалею: после нынешнего большой легкой атлетики в России не будет. Коли мы организовали глобальный летний форум, больше проводить нечего. Если даже сейчас посмотреть Болта и Исинбаеву приходит 30-40 тысяч, сколько же придет, скажем, на чемпионат континента или юниорский чемпионат мира? Тысяча? Две? Хотя центры для этого есть. Стадион в Казани во время Универсиады был забит с утра до вечера. В Чебоксарах в 2015 году намечен командный чемпионат Европы. В Саранске есть стадион приличный. В этих городах топ-соревнования способны вызвать большой энтузиазм. Но в Москве больше такого не будет.

— В Минске народ даже на футбол не ходит, а уж на атлетику… Чемпионаты страны — зимний в Могилеве и летний в Гродно — проходят при пустых трибунах. За ними наблюдают сами участники.
— Вспоминаю чемпионат Европы 1971 года в Хельсинки. Полные трибуны с утра до вечера. Чешский журналист Ян Поппер провел тогда эксперимент — опросил в очереди за билетами десять человек. Оказалось, девять из них имели отношение к легкой атлетике: или сами занимались, или их дети, или внуки. То есть для них легкая атлетика — дело родное. И только один, приехавший с севера, пришел из любопытства…
А у нас сейчас бесплатные билеты раздавали. Народ забыл, что такое легкая атлетика. В Москве всего один стадион остался — школа имени братьев Знаменских. Этот, в Лужниках, закроют — однозначно. К чемпионату мира по футболу будут поле опускать, перестраивать трибуны. Ясно, что дорожка уйдет в небытие. Да она и не нужна, потому что здесь больше ничего никогда не состоится. А аренда — это бешеные деньги.

— Похожая ситуация в Беларуси. В Бресте и Гродно — отличные комплексы, а в Минске — один, который никак не достроят. А прежде белокаменная была богата стадионами?
— Я начал заниматься легкой атлетикой на стадионе Юных пионеров, первые победы произошли на стадионе “Сталинец”, потом он стал “Шахтером”. Первенство Москвы по младшему возрасту выиграл на “Динамо”, по старшему — на арене ЦСКА в Лефортово. Третий разряд выполнил на “Пищевике”. Тогда еще значки были на болтах. Помню, дырку в пиджаке прокрутил и ходил по школе, воображал. Будучи студентом, тренировался и соревновался на “Буревестнике”. Сейчас их нет, они исчезли! Один стадион на всю Москву! Так чего мы хотим?!

— В российской легкой атлетике происходят сложные процессы, отражением которых стали многочисленные отказы и снятия с чемпионатов мира.
— Они наводят на разные мысли. Не берусь судить, потому что не владею информацией.

— Заметно, что в метаниях утеряно едва ли не все. Исключение — Татьяна Лысенко…
— Во-первых, у нас практически полностью закрыта мужская легкая атлетика, только прыжки в высоту еще туда-сюда. Но Россия все-таки большая страна, и талантливые люди появляются в ней не благодаря системе, а вопреки. Шубенков, Меньков, Краснов — самородки, а как таковой мужской легкой атлетики нет. Опять-таки на какой почве появляются результаты? Тренер, база, медицина и наука. Чтобы все это обеспечить, нужны центры, которые бы создавались под толковых тренеров. Самый яркий пример — центр спортивной ходьбы Виктора Чогина в Саранске. Сейчас туда попадают мальчики и девочки со всей страны. Там их доводят до высочайшего уровня. Подобные центры должны быть и у бегунов, прыгунов, метателей, многоборцев… Вот тогда все будет стабильно, планово, предсказуемо. В той же Сибири создать бы несколько специализированных легкоатлетических центров. Не верится, что в такой громадной стране, у такого народа не найдется десяток-другой талантливых людей, из которых вышли бы мировые звезды. Просто поиск этих талантов нужно сделать системным.

— Вы по-прежнему работаете над статистическими материалами?
— Немножко работаю. В прошлом году у меня вышел объемный справочник “Легкая атлетика”, включающий все официальные соревнования в мире и Европе. На это ушло некоторое время. За два-три года состоялись новые соревнования. И снова приходилось дополнять, переверстывать.
Есть идея фикс — написать историю легкой атлетики. Но она труднореализуема, поскольку желающих профинансировать это дело не находится. А работа объемная, требующая времени и усилий. Отыщутся ли спонсоры сейчас? Боюсь, о королеве спорта забудут до следующей Олимпиады.

— Вы один из пионеров спортивных телерепортажей…
— Расскажу пару эпизодов более чем полувековой давности. В 1962 году в Москве проходил чемпионат мира по конькобежному спорту. В первый день мы с Родиченко репортаж провели, а во второй я работал один. “Полуторку” отработал, а результаты жеребьевки — кто с кем “десятку” бежит — не знаю. И я минут на 20-25 оставляю эфир и бегу на жеребьевку в судейскую коллегию. Стоит картинка. Ничего не происходит! Я состав первых трех пар записал — и в кабину! При теперешнем телевидении, когда каждая секунда стоит больших денег, такое невозможно.
А начинал я работать на ТВ в 1959 или 1960 году. Помню, в лужниковском бассейне играли злейшие друзья — ватерполисты СССР и Венгрии. В 1956-м после подавления мятежа в Будапеште они на Играх в Мельбурне кровью залили бассейн. Битва кипела не на жизнь, а на смерть!.. Пришел в бассейн за час, как положено. ПТС-то была — три камеры всего. Проверил: операторы есть, звуковик на месте, нет лишь комментатора Вадима Синявского. Кстати, интеллигентнейший был человек! Я его очень любил. Это сейчас любой может болтать в микрофон, а тогда комментаторы утверждались в ЦК партии… 20 минут до начала — его нет. Меня трясет, что делать — не знаю. Самому начать репортаж — выгонят сразу! Синявский появился за пять минут до начала. Маленький такой, сухонький. Ступени в комментаторскую кабину — как дорога в небо: сам себе на голову наступаешь. Только затолкнул его в кабину, как звуковик машет рукой: эфир! Стою рядом: с Воробьевых гор — ветерок, упиваюсь его репортажем — это сказка! В перерыве Синявский высовывается из кабины: “Простите, молодой человек: а кто с кем играет?” Я в полном обалдении покатился по ступенькам, притащил ему составы команд. Сверху шапочки вот такусенькие, а у него к тому же во время войны один глаз был поражен. Но при всем при том репортаж-то он вел блестяще! Гений!