Королевский возраст. Александр Рудских: вспомните Хайдена!

— Александр Григорьевич, всех, кто ваc знает, поражает ваша неуемная энергия, которая с годами не убывает. Откуда вы ее черпаете?
— Я всю жизнь провел в работе, рядом с интересными людьми. Когда был тренером, учился у всех, у кого было можно. Но более всего благодарен легендарному специалисту Виктору Ильичу Алексееву, который многое мне растолковал и многим помог. Перейдя на руководящую работу, старался помогать тренерам. Меня всегда интересовала суть профессии. Если взялись за дело, мы должны его делать хорошо. Поэтому сегодня, встречая большой юбилей, больше всего угнетает, что сделанное громадным коллективом по созданию белорусской легкой атлетики пущено прахом. И опять неквалифицированно рассматриваются вопросы по ее развитию. Развивать уже нечего. Нам надо ее возродить и вывести на уровень хотя бы 2003 года. Для этого нужны талантливые дети 15-16 лет, какими были в свое время Остапчук, Хоронеко, Карольчик, Кравченко. Сегодня я таких ребят не вижу, и обстановка мне представляется хуже, чем была в 1993 году…
Как я могу забыть легкую атлетику?! Столько лет работал с тренерами, директорами школ, начальниками управлений — у нас была такая смычка! Вместе создавали эту команду. Энергия, которая тогда зародилась, и сейчас помогает. Убежден, что человек, приходя на новое место работы, должен хотя бы не опустить планку уже достигнутого. А то, что случилось с нашей легкой атлетикой, просто страх.

— Человек, как и дерево, начинается от корней…
— Мой отец погиб на фронте в 1942 году. Когда я учился в старших классах и шел по деревне, люди говорили: вот Гриша идет — вспоминали моего отца! Значит, он был неплохим человеком! Его фронтовые письма (мать передала их мне) не знаю, чью душу не затронули бы. Корни, конечно, в этом. А в целом детство было трудное: росли без отца, четверо детей у матери. И трудовое: с четвертого класса косил сено, с пятого ловил горностаев и хорьков — за них деду в охотничьем хозяйстве муку давали. Выделит мне пять патронов, и я должен принести семь уток. И приносил! Подкрадывался, ждал, когда сплывутся, чтобы одним выстрелом можно было уложить не одну, а несколько. Если меньше семи, он меня не наказывал, но ворчал-бурчал.

— От деда многое восприняли?
— Он был ветеринаром и охотником. Общался с ним, начиная с четвертого класса. Дед давал мне маленькую косу, и я должен был по кустам для одной овцы копну сена накосить. И косил потихоньку.

— Строгий был?
— Нет, не особенно. У него только одно ругательство было: “Матерь в жилу!” Его все знали: ветеринар-то в большом селе нарасхват! Корова картошкой подавится — ее начинает вздувать. Люди бегут: “Федор Давыдыч, спасай!” Дед находит способ, как извлечь. Или подложит черпачок и молоточком деревянным легко бьет, чтобы пищевод не травмировать, а картошку — раздробить. Она ее проглатывает и сразу — у-у-у-ух, глубокий вздох, и все, встала и пошла… Мы с дедом много дискутировали. У меня были два дружка, мы вместе его заводили. Обычно провоцировали его так: “Дед, а вот в газете написано, что в другом колхозе на один трудодень дают пять килограммов зерна”. Он не верил и начинал спорить. Так раззадорим, что он нас выгонял! А до тех пор не могли остановиться. Уловили, что ему особенно не нравится, и чаще эти темы поднимали. Вот веселье было!
Еще запомнилась парная. Дед надевал шапку, рукавицы, а мы должны были пару поддавать. На полу лежать не можем, а он наверху на полке требует: “Поддать!” После парной бывала такая сочная трапеза. Во дворе ставился стол, резалась редька большими ломтями, крупной солью солилась, квас из погреба доставался, зелень разная, если было — то и мясо… В конце жизни у деда ноги отказали. Прожил 83 года, и все — в нашем селе.

— Когда перебрались в город, у вас изменилось восприятие мира?
— Мое село Старосолдатское было центром одноименного района. Исполком, милиция, площадь, большой сад, школа — все так комфортно было. А между школой и исполкомом — волейбольная площадка, где играли каждый вечер. Проигравшая команда выбывала, на смену ей заходила другая, ждавшая очереди. И так ежедневно, до потемок… В своей деревне последний раз был лет семь-восемь назад, братья до сих пор в ней живут. Запустение там. Кто свое хозяйство имеет, как-то выживает…
А в детстве я занимался спортом — лыжами и легкой атлетикой. Председатель районного спорткомитета Иван Крюков выставлял нас на все областные соревнования, поэтому мы очень часто бывали в Омске — и зимой, и летом. В мороз надевали полушубки овчинные и в открытой машине 200 километров ехали. Посередине останавливались, обедали и продолжали путь. Я считался лучшим голубятником в деревне, поэтому сначала с дедом, а потом с друзьями ездил в город обменивать, продавать и покупать голубей. Занимался этим очень серьезно. Поэтому когда приехал жить в Омск, я его уже хорошо знал. Но перед этим был Ленинград.

— Вы ведь оттуда ретировались?
— До войны отец служил в мор- флоте на Дальнем Востоке. Его друг впоследствии стал контр-адмиралом и возглавил военно-морское училище при Адмиралтействе. Когда я заканчивал школу, он прислал вызов и литер на бесплатный проезд. Дед с матерью сразу все за меня решили. Обучение, питание, обмундирование — все за государственный счет, и это в то время! Ну, покрутился немного по Невскому. А потом нас посадили в казарму уже без выхода в город, и у меня возникла неприязнь ко всему.

— Привыкли с рождения к простору…
— Да-да-да! Как только попал в эту клетку, принял решение: не буду здесь учиться! “Старики” сказали: если у тебя такая “лапа”, никто на экзаменах не завалит, можешь только сам на медицинской комиссии. Я так и сделал. Мне литер возвратили, и я успел поступить в Омский институт физкультуры. По распределению уехал работать в иркутский техникум.

— Возможно, вы добились бы успехов в другой жизненной сфере. Не думали об этом?
— Не думал, и вот почему. В 1956 году программа обучения была такая: два года — общеобразовательный курс (борьба, бокс, фехтование и так далее), еще два года — специализация по выбору. На “легкой атлетике” поначалу было всего семеро студентов. Притом это был единственный техникум физкультуры на Сибирь и Дальний Восток. Плюс Омский инфизкульт. Через несколько лет у меня занимались уже сто человек, а допустим, лыжи выбрали 25, коньки — 15. Просто там не было таких тренеров-энтузиастов.

— То есть вы попали на свою стезю?
— Думаю, да. И ведь базы не было. Мы всю весну тренировались на поляне около реки Иркут, притока Ангары. Там место повыше — снег раньше сходил. Будка стояла, где хранился инвентарь. Круг разметим опилками и тренируемся. Вот Игорь Суворов там и вырос. Он в 1965-м в Челябинске стал чемпионом России: пробежал 100 метров по гаревой дорожке за 10,2 и обыграл чемпиона СССР Николая Политико. Но мне ребят девать было некуда. Они техникум заканчивают — и куда дальше? Я их в Ленинград к Алексееву отправлял. Надя Чижова уехала и стала олимпийской чемпионкой. Москаленко Маша выиграла Спартакиаду народов СССР в метании копья, стайер Володю Цыренова определили к Ивану Пожидаеву… Как попал я в эту легкую атлетику, так в ней и жил. Я там по широкому профилю работал. Летом проводил тренировки бывало до одиннадцати вечера. Сначала — со спринтом, потом — с выносливостью, поначалу еще и прыгуны у меня были. Например, Валера Авербух начинал с прыжков в высоту. Впоследствии он воспитал рекордсменку мира по многоборью Ирину Белову и стал заслуженным тренером России. Пять моих учеников удостоились этого звания: кроме Авербуха, это Игорь Бражник, Юра Рыбин, Володя Караченцев и Клавдий Заграйский. Авербух и Караченцев, к сожалению, уже ушли из жизни, остальные трое и сейчас работают в Иркутске. Ученик Рыбина пару лет назад выиграл чемпионат Европы среди юниоров.

— Вы приехали в Минск в 1970-м.
— Сыну сибирский климат не подходил, и врачи настоятельно советовали сменить место жительства. Другая причина переезда в Минск — отсутствие возможности работать с учениками дальше, а отдавать уже не хотел. Тем более у меня собралась сильная группа десятиборцев — Блиняев, Швец, Горбачев, Кайдаш. Мы сначала решили перебраться в Краснодар. Но там жарко, а мы северный народ, нам это непривычно. А в Минске с Бокуном Германом Матвеичем договорились. Что удалось? Блиняев прямо на минском стадионе “Динамо” выиграл матч СССР — США, причем опередил рекордсмена мира. Потом он победил в матче СССР — ФРГ и набрал 8100 очков. В 1975-м на Спартакиаде народов СССР мои парни командой заняли второе место. Впереди была лишь Украина, за которую выступали триумфаторы Олимпиады в Мюнхене Авилов и Литвиненко. Многие подшучивали: мол, Россия-2 обыграла Россию-1.

— Больше половины жизни прожито здесь.
— Мне в Беларуси очень нравится! Поэтому и жаль видеть, как то, что создано кропотливым трудом, на глазах разваливается… Как-то на одном собрании черт меня дернул сказать, что Беларусь занимает невысокое, пятое-шестое, место на Спартакиадах народов СССР и Молодежных играх. Меня вызвал председатель Спорткомитета Сазанович: “Ты чего декларируешь? Знаешь, какое отношение к Спартакиадам в ЦК партии? Издается специальное постановление правительства! Пообещаем третье место по легкой атлетике, а не займем. Кто отвечать будет?” Я исходил из того, что мы должны проиграть России и Украине, но Москве и Ленинграду — ни в коем случае. Дней через десять меня пригласил его первый зам Гутько Иван Петрович и предложил стать начальником управления легкой атлетики. Я спросил: “А Михаленю куда?” Гутько успокоил: для него есть хорошая работа, он согласен. Попросил время посоветоваться с коллегами и рванул на стадион “Динамо”. Собрал тех, с кем успел подружиться: Булатова, Мещерского, всех сейчас не упомню. Они в один голос: даже не думай — иди! И с 1984-го по 2004-й я руководил легкой атлетикой в Беларуси. А начинал в ней еще в 1956-м.

— Но и все последующие годы вы присутствуете в легкой атлетике — многочисленными публикациями в прессе, участием в телевизионных и радиопрограммах. В них вы постоянно ставите проблемные вопросы.
— Не могу я остановиться, не могу — и все! Уже жена урезонивает: “Пора тебе остепениться”. Встретил два дня назад Бондаря, говорит мне: молодец, сражаешься, борешься. Но я не борюсь, просто стараюсь внести рациональное зерно, чтобы кто-то услышал и понял.

— Есть ли ощущение, что слышат?
— Если быть честным… Те, кто “внизу” — тренеры, слышат. Когда прихожу на стадион, они меня окружают и делятся наболевшим. Хотя, когда работал главным тренером, очень жестким считали. И многие плакались: давит, диктатор и так далее. А недавно услышал от одного специалиста: Григорьич, больше всего не хватает в легкой атлетике вашей твердой руки. Контроля никакого, никому ничего не надо. Нужен разумный контроль, тогда все пойдет по-другому. Значит, внизу народ слышит! А “наверху” — трудно судить, но думаю, что нет. Не так давно я письменно изложил помощнику президента Максиму Владимировичу Рыженкову, как организовать подготовку кандидатов на участие в Играх 2016 года. Не только по легкой атлетике. Ему понравилось. Я этот материал видел уже в министерстве с резолюцией: “Прошу изучить и внедрить в практику во всех видах спорта”. Мне пять раз назначали встречу по этому вопросу и пять раз ее отменяли.

— Встречу с кем?
— Извещали о встрече то у министра, то у замминистра. Теперь это вообще заглохло. Однако из практики знаю: если методически правильно не организовать контроль, очень тяжело добиться результатов. Давлением делу не поможешь. Необходимо сформировать базу данных о возможностях организма спортсмена: какие параметры у него на пределе, какие требуют развития. А потом развивать и снова отслеживать процесс. А коль не развивается, значит, мы плохо работаем.

— Это требует высокого уровня медицинской и педагогической диагностики.
— За основу нужно взять гомельскую лабораторию профессора Нарскина, сотрудники которой показали, что они умеют диагностировать, прогнозировать и определять. Тренеров и врачей надо в эти вопросы посвятить. Не думаю, что они вообще их не понимают. Но их знания требуют углубления.
Сейчас во всей циклике результаты выросли за счет увеличения темпа движения. Общая и скоростная выносливость — качества основополагающие, но без силовой выносливости они не могут дать требуемых результатов. Ее развитие позволило спортсменам выйти на высокий темп любого циклического движения. В коньках раньше нужно было толкнуться и катить максимально долго. Сейчас уже бегут часто. К этому подтолкнул триумф американца Эрика Хайдена. Когда он на чемпионате мира и Олимпийских играх выиграл все дистанции, норвежцы были в шоке.

— Его взлет пришелся на 1979-1981 годы.
— Его обследовали в Институте спорта в Осло и не нашли существенных отличий от своих конькобежцев ни в чем, кроме силовой выносливости. Тогда стало ясно, почему на лужайке возле его дома нет травы. Хайден делал прыжковую имитацию конькового бега. Прыгал с ноги на ногу сначала по 150 метров, потом по 200 и, наконец, по 250. По сути одним этим упражнением он совершил революцию в своем виде спорта. Оно позволило существенно укрепить группу мышц вокруг таза, которые передвигают ноги. Я уверен, если сейчас Алине Талай поднять силовую выносливость, она завоюет медаль в Рио. Для этого надо пробежать 100 метров с барьерами за 12,30-12,40. Базовый результат всегда должен быть выше примерно на 20-30 сотых. А у Алины пока 12,80.

— Кстати, у новой чемпионки мира Брайаны Роллинс так и есть. На чемпионате США она поразила вторым результатом в истории — 12,26, а в Москве ей хватило для победы 12,55.
— С полвека назад я специально ездил в Москву на один из первых матчей СССР — США. Американцы поразили уверенностью в себе и двигательной деятельностью. Они шли мимо наших, будто те манекены. Поэтому я купил восьмимиллиметровую кинокамеру и стал снимать и делать “кольцовки”. Мы смотрели их с ребятами в общежитии. Там в одной комнате жили 14 легкоатлетов. И достигали результатов, которых и близко нет в нынешних условиях: Курьян бежал стипль-чез за 8,28, Цыренов “десятку” за 28,15, Суворов стометровку по гари — за 10,2. Значит, действительно имеем провал в методике.

— Когда появилась фармакологическая, в том числе допинговая, подпитка, тренеры перестали методически развиваться. Теперь, когда пришла пора перестраиваться, наши специалисты этого не понимают. Может, я ошибаюсь?
— Нет, не ошибаетесь. Если мы еще задержимся с пониманием этой проблемы, ситуация станет еще хуже. Сколько мы в этом году получили положительных допинг-проб?! Причем для результатов, которые их авторы показывают, это совершенно не нужно. К сожалению, сама система стимулирует такое отношение тренеров. Не надо гнаться за результатами в юношеском спорте! У меня Толя Курьян в 16 лет пробежал 800 метров за 2.03,1. Это был рекорд России для этого возраста. Я понял, что он талантливый мальчик. Он в кроссе старших обыгрывал, барьерный бег выигрывал — такой клопик маленький, в высоту 170 и в длину 6.50 прыгал. До мастера спорта он у меня шел шесть лет. За эти годы мы ему такую базу сформировали! Очевидцы говорили, что он бежит на одном большом пальце — такие у него были стопы! В 24 Курьян стал серебряным призером чемпионата Европы в Будапеште, а в следующем, 1967-м, выиграл Кубок Европы…
А у нас последнее десятилетие (не хочу фамилии называть) напрямую было направлено лишь на фармакологическое обеспечение. Люди пришли к выводу, что больше ничего не нужно. Зачем напрягать мозги, снимать “кольцовки” и работать над техникой? А ведь сейчас можно прямо в манеже просматривать каждую попытку.

— Часто ли вы испытывали удовольствие от процесса работы или от полученного результата?
— Всю рабочую жизнь меня такие чувства сопровождали. Но самое большое удовлетворение я получал от понимания процесса. Когда копируешь, не знаешь, что в итоге получится. А вот когда понимаешь, испытываешь удовольствие от каждой тренировки. И еще когда ученикам это в голову вложишь, и они начинают не тупо исполнять, а с пониманием, творчески. Я с удовольствием обсуждал с ними прошедшую тренировку. Сначала они меня слушали, потом я их, затем мы вместе искали и находили консенсус. А по-другому результат не получишь.
Сейчас надо поднимать легкую атлетику с нуля. Чтобы поднять ее до уровня 2003 года, нужно 10 лет, два с половиной олимпийских цикла. Из тех, кто выступал в Москве, в финал пробилась одна спортсменка. Из остальных на такой уровень могут выйти еще трое-четверо, не больше. Зачем же сейчас раздувать команду до 80 человек? Надо отобрать 15-20, создать им условия и вывести лучших на три медали в Рио. За это время найти 14-16-летних с мышечным корсетом, правильной базой, проверить их на генетическую предрасположенность и начинать двигаться! Но серьезно-то этим никто не занимается.

— В заключение спрошу о личном. Кто будет с вами в день юбилея?
— Мне сказали, что участие в этом деле желает принять БФЛА, и посоветовали назначить юбилейное мероприятие на 20 декабря. В этот день в манеже РЦОПа состоится матч ветеранов шести стран. Наверняка там будет много моих друзей и знакомых. Часть людей я туда приглашу. А непосредственно в день рождения будет узкий семейный круг. Уже приехали дочь и внучка. Мы с ними сидели и выясняли, сколько же мы с женой мозолим глаза друг другу. Оказалось, 68 лет. С четвертого класса. А вместе уже 58 лет. Сын сейчас работает в России. Если сложится удачно, и он прилетит. У нас в семье вообще хороший контакт. Правда, детей я мало воспитывал. Больше занимался легкой атлетикой.

— Но у вас был надежный тыл!
— Да, без надежного тыла ничего бы не получилось. Супруга, Тамара Федоровна, поддерживала меня во всех начинаниях. А иногда и жестко критиковала. Но все это шло только на пользу делу.

“Прессбол” поздравляет юбиляра и желает ему еще долго сохранять энергию и жизненную активность.