Баллада о допинге. Неудобная правда

Цыпленок, как прозвали датского гонщика в мире велоспорта, назвал немало имен, поведал, как покупал допинг сам и помогал это делать другим, какие ухищрения использовал, чтобы не попасть в руки допинг-офицеров. Но, пожалуй, самое примечательное в истории Расмуссена: он отказался выражать какое-либо раскаяние. Такова была спортивная жизнь…

Выброс мусора

Откровения Расмуссена понравились далеко не всем. Особенно удивительно, что вскрывшиеся факты и подробности довольно вяло комментировали представители антидопинговых структур, хотя они по идее должны были быть самыми заинтересованными читателями. Отчасти это можно объяснить тем, что гонщик уже в течение долгого времени сотрудничал с представителями ВАДА и НОКа Дании и в рамках расследования рассказывал им все то же самое. Однако почему-то никто не торопился с оценками и вердиктами. Например, лишь после публикации отрывков из книги Расмуссена под подозрением оказался чемпион “Джиро”-2012 Райдер Хешедал. Буквально сразу же канадец признался в грехах минувших лет. Но все-таки странно, почему борцы с допингом не взяли Хешедала в оборот раньше?
Отсутствие ажиотажа, видимо, связано с тем, что датчанин рассказал то, о чем все и так подозревали, но предпочитали не знать. Как наиболее яркая аналогия: поедая мясо за сытным обедом, люди не хотят задумываться о страданиях существа, которое было этим мясом. Так и здесь: болельщикам, журналистам, чиновникам пришлась не по душе банальность, что допинг — увы, неотъемлемая часть спорта.
— Когда я лгал, люди меня ругали. Когда гонщики признаются, их критикуют за то, что они не говорят все. Теперь я рассказал все и считаю себя одним из самых надежных людей в велоспорте, потому что сейчас выбрасываю весь мусор раз и навсегда.
Не все солидарны в оценке Расмуссена как надежного человека. Датчанина обвинили в стукачестве и стяжательстве, в желании заработать денег, подставляя других. Оскар Фрейре и Хуан Антонио Флеча, к примеру, заявили, что их имена необоснованно запятнаны. И Расмуссен вынужден был заявить о том, что действительно не видел своими глазами, чтобы испанцы использовали допинг.

Не в том месте

Цыпленок — персонаж неоднозначный. И прежде чем оценивать, следует вспомнить самый памятный момент его карьеры. В 2007 году Микаэль мчался к сенсационной победе на “Тур де Франс”… Расмуссена тогда считали узким горным специалистом, не способным занять призовое место в итоговом зачете. Однако датчанин выдержал испытание разделкой, а в горах превосходил всех на голову. После триумфального этапа в Обиске его перевес над преследователями, ближайшим из которых был Альберто Контадор, превысил три минуты. И стало ясно, что никто не в состоянии помешать триумфу Микаэля. Никто из тех, кто находился на трассе.
— Я раздавил их всех. Выбил 80 претендентов на общий зачет, они даже не добрались до Парижа. Я сделал Контадору одолжение, не уехав от него на две минуты. А с такими ногами, как были у меня, это бы получилось.
Но основные события той “Большой петли” разворачивались за пределами шоссе. В тот же вечер после знаменательной победы в Обиске команда “Рабобанк” объявила, что снимает обладателя желтой майки с гонки. Это был и шок, и трепет…
Ничего подобного в велоспорте не случалось. Чтобы собственная команда выгнала с глаз долой без пяти минут чемпиона… Хотя нельзя говорить, что это было неожиданное и спонтанное решение. Давление на “Рабобанк” нарастало. Еще на начальной стадии гонки, когда Расмуссен после фирменного отрыва, вопреки ожиданиям, выразил категорическое нежелание расставаться с майкой лидера, вдруг появилась информация, что в течение года он дважды не сообщал допинг-офицерам о своем местоположении. И все, может, обошлось бы. Ведь фатальными последствиями наказывается лишь третий такой прокол. Но Расмуссена угораздило ляпнуть, что в один из этих дней он тренировался в Мексике, откуда родом его супруга, и поэтому не мог выйти на связь. Вскоре выяснилось, что комментатор RAI Давиде Кассани видел датчанина в те самые сроки, о которых шла речь. И вовсе не в Мексике, а в Италии! Даже имел беседу с будущим лидером “Тур де Франс”.
А это уже совсем другой коленкор. Получается, датчанин не просто по забывчивости или ввиду обстоятельств проигнорировал встречу с допинг-офицерами. Он солгал. А значит, пропустил внесоревновательный тест совершенно сознательно. И это следует приравнивать к положительной допинг-пробе со всеми вытекающими. Хотя ситуация все равно оставалась туманной. В ту пору антидопинговые органы не практиковали наказаний за невыполнение требования регулярно сообщать о местонахождении. И, как сейчас мы знаем, многие спортсмены не раз нарушали его. И нередко — без последствий. Вот и против Расмуссена выдвигать обвинение не торопились. Мало ли — вдруг Кассани обознался или по каким-то личным причинам решил напакостить Микаэлю. Ведь обладателю такой колоритной внешности трудно было затеряться в Италии. Удивительно, что никто больше Цыпленка не видел…
Все шло к тому, что допинговые подозрения будут преследовать датчанина, даже если он взойдет на подиум в Париже. И чтобы этого не случилось, чтобы честь “Тур де Франс” не была запятнана, на руководство “Рабобанка” было оказано серьезнейшее давление. Цыпленка поджарили на радость желтой прессе. Если бы не та встреча с Кассани, сетовал Расмуссен, он выиграл бы “Тур де Франс”:
— Меня злит, что все так произошло. Если бы я просто позвонил ему, то он бы и слова не сказал. Кассани был профессионалом 15 лет и знал ситуацию изнутри. Если бы я попросил его хранить молчание, ну, Давиде бы так и поступил. Он сам мне так сказал.

Явки и пароли

Расмуссен долго отрицал использование допинга, судился с “Рабобанком”, требуя компенсации за снятие с “Тура” и расторжение контракта. Но, даже отбыв двухлетнюю дисквалификацию, оставался персоной нон грата в профессиональном велоспорте. Никто из клубов “Про-Тура” не решался подписать с датчанином контракт, понимая, что это может навлечь гнев велосипедных боссов. В итоге Расмуссен организовал собственную команду “Кристина Уотч”, где стал главной звездой. Только вот его по-прежнему не приглашали на главные и даже средние гонки. В конце концов Микаэль решил рассказать все и сдать всех.
Главной жертвой его откровений стала все та же команда “Рабобанк”. Одноименный банк долгое время делал вид, что его проект поддерживает чистый велоспорт.
— В “Рабобанке” допинг принимали сто процентов состава. Не все один и тот же, но каждый гонщик выступал на той или иной форме допинга, который поставлялся врачами.
Допинг в рассказах Расмуссена представляется совершенно рутинным делом. Есть витамины и аминокислоты, разрешенные к потреблению. А есть допинг — тоже что-то вроде витаминов, но только вне закона. Причем некоторые “запретные плоды” можно было кушать совершенно без последствий. Вот как Расмуссен описывает будни в “Си-Эс-Си”, за который выступал до перехода в “Рабобанк”:
— Врач команды брал у всех гонщиков на анализ кровь, чтобы проверять уровень гематокрита во время сезона. Так они определяли, кто использует ЭПО, кто находится на опасной грани и может быть пойман. Конечно, у Бьярне Рииса был доступ ко всем этим данным. В конце концов, он ведь нанимал этих врачей. Я обсуждал употребление ЭПО и гормонов роста с врачами команды. Они обычно говорили мне, когда надо прекратить принимать препараты, чтобы их не обнаружили в организме. Но если ты использовал только инсулин или гормон роста, они не беспокоились. В то время эти вещества не могли выявить. Мы обсуждали все в деталях, как будто это было обычным делом.
В 2002 году Расмуссен, добившийся больших успехов в маунтинбайке, только начинал свою шоссейную карьеру и ехал “Джиро” в качестве помощника Хэмилтона. Воспоминания об одном из гоночных дней:
— Я вошел в номер отеля, где жил доктор команды, там же находились Бьярне Риис (директор “Си-Эс-Си”. — “ПБ”.) и Тайлер. Хэмилтону только что сделали укол синактена, и он попросил, чтобы мне тоже сделали инъекцию. Бьярне не возражал. Впереди нас ждал 225-километровый горный этап. Доктор ввел мне в плечо 0,2 миллилитра препарата. После этого Тайлер возродился. Он выиграл бы “Джиро” на этом этапе, если бы в конце не “заголодал”. Вот почему он стал лишь вторым. Что касается меня, возможно, мне сделали много синактена. Меня заблокировало. Если принять слишком много кортизона, в теле скапливается очень много жидкости. Ты можешь раздуваться до бесконечности, пока твои глаза не превратятся в щелки. Врачи в “Рабобанке” называли это состояние “как китаец”. На том этапе я финишировал 20-м.
С течением времени осведомленность Расмуссена росла. И он уже помогал советом братьям-маунтинбайкерам, включая Райдера Хешедала, или соотечественникам.
— В феврале 2003-го я начал подготовку к однодневке на Мальорке, встретил там друга и товарища по команде “Си-Эс-Си” Ники Соренсена. Мы жили в одном отеле. Он сказал мне с отчаянием, что ему нигде не удалось найти ЭПО или гормон роста. Я ответил, что знаю аптеку, где мы можем это купить. Взяли клубную машину и поехали туда. Я был в этой аптеке пару раз, меня там приветствовали как давнего знакомого. Мы купили ЭПО и гормон роста. Ники со всеми нашими препаратами возвращался домой через аэропорт в Пизе. Я же поехал в Верону, но без запрещенных средств — в том аэропорту проверяли очень строго, с собаками, со сканированием багажа и так далее. В то время итальянские власти охотились за теми, кто контрабандой провозил допинг. А аэропорт в Пизе был совершенно безопасным, там почти не проверяли, и через него переправлять в Италию запрещенные препараты было легче. Через две недели я поехал к Соренсену в Тоскану за своей частью. Ники был так напуган, что зарыл все у себя в саду. Меня это поразило. В то время я, возможно, был более хладнокровным, чем мой юный коллега.
Расмуссен был настоящим маньяком, следил за каждым граммом своего веса, именно поэтому брился наголо. Не менее дотошно подходил к амуниции.
— На Туре-2004, -2005 и -2006 я ехал на одном и том же велосипеде. Сомневаюсь, что кто-нибудь сумел финишировать на трех гран-турах на одном велосипеде. Минимально допустимый вес велосипеда был 6,8 килограмма, мой весил 6,81.
При такой жажде успеха и преданности делу для Расмуссена попросту не стоял вопрос, использовать допинг или нет. Он был готов пойти на все ради победы.
— Во время Вуэльты-2003 узнал, что кто-то использовал кровяной допинг. Прежде я никогда такого не делал, поэтому поговорил об этом с врачом команды “Рабобанка” Гертом Лейндерсом.
После этой беседы Микаэль хотел использовать для переливания кровь своего отца.
— Если кровь совместима, то это просто. Как воду смешать с водой — никакого риска для здоровья. Врач посоветовал найти кого-то, кто бы согласился, и я набрался смелости попросить моего папу. Чувствовал, будто перешел черту. Это было трудно, но мои родители понимали, что я использую допинг, чтобы ездить быстрее. Чтобы иметь возможность сражаться на равных, я использовал те же методы, что и мои соперники. Но анализы показали, что у нас с отцом несовместимая кровь.

Волшебная справка

Пожалуй, самая существенная часть рассказов Расмуссена касается того, как запрещенные вещества вдруг становятся разрешенными.
— В важные дни я принимал дополнительную дозу кортизона. У меня был сертификат УСИ, поэтому не имело значения, будет он обнаружен в допинг-пробе или нет. Кортизон препятствует усталости, заставляет тебя ехать быстрее. Для получения разрешительного сертификата необходима обоснованная медиками причина использования препарата. Это может быть боль в колене, запись, которую врач команды заносит в так называемую “Книгу здоровья” — все гонщики получали ее от УСИ. В “книге” сказано, что нужны уколы в колено. На самом же деле инъекции делали в плечо, а сертификат получали по неверным основаниям. Врачи команды совсем не скупились на эти инъекции. Впервые мне укололи кортизон во время гонки в марте 2002-го.
Тем самым Расмуссен фактически подтвердил кулуарные разговоры о том, что некоторым спортсменам разрешается употреблять то, что не дозволено другим. Борцы с допингом концентрируют свое внимание на спортсменах, к которым фактически применяется презумпция виновности. И при этом ничего не говорится о другом важном аспекте — коррупции, которая обретает самые разные формы.
Фальшивые справки и нежелание проверяющих органов замечать их сомнительность уже стали существенным фактором спортивной борьбы. Можно вспомнить и о набивших оскомину астматиках. В велоспорте, как ни странно, тоже немало людей с затрудненным дыханием. Но все ли они в действительности больны астмой?
Есть еще один аспект — допустимая доза применения лечебных препаратов. Одному из сильнейших спринтеров мира Алессандро Петакки не повезло. Законный астматик, он был обвинен в том, что принимал слишком много сальбутамола. Случай Петакки так и остается исключением. А никто из тех, кто принимал кортизон по неправильным основаниям, не был наказан…

Кто покрывал Армстронга?

Так чему же учит нас история Расмуссена? Стоит напомнить, что ни один из многочисленных допинг-тестов датчанина не дал положительного результата. Он попался вследствие случайности. Большинство других звезд тоже благополучно миновали допинг-контроль, а стали жертвой многочисленных полицейских расследований. Иногда случались анекдотичные истории. Например, Ян Ульрих, признавшийся в том, что использовал различные кровяные виды допинга, попался на “легком” амфетамине в период, когда был травмирован.
Поэтому, наверное, и не приглянулась допинг-офицерам книга Расмуссена, что во всей красе описывает несовершенство системы. Статегия ВАДА проста — больше тестов, целевые проверки. Но почему же она не работает? И те ли люди попадают под подозрение?
Недавно разоткровенничался и самый знаменитый велосипедист Лэнс Армстронг. Он принес извинения всем, кого обидел за то время, когда пытался всеми правдами и неправдами защищать свое имя. В частности, американец принес извинения бывшей сотруднице “ЮС Постал” Эмме О»Рейли за оскорбления и ложь в ее адрес. Массажистка была первой, кто осмелился заявить, что Армстронг находился в центре процесса систематического употребления допинга в команде. Основным пунктом обвинений О»Рейли было заявление о выписанном Лэнсу Армстронгу в 1999 году задним числом разрешении на применение кортикостероидов. Сейчас мы знаем, что все именно так и было.
— Помню лишь, что были проблемы, — рассказал Армстронг. — Но не уверен, что технически перешел черту, что были найдены следы присутствия допинга. В любом случае, это не важно. Главная проблема заключалась в том, что для спорта это был вопрос жизни и смерти. Хайн (Фербрюгген, президент УСИ. — “ПБ”.) просто сказал, что удар через год после “дела “Фестины” может стать для нашего спорта роковым. В итоге нам выписали разрешение задним числом.
Фербрюгген, руководивший УСИ 15 лет, вернувший велоспорт в олимпийскую программу, был одной из самых влиятельных фигур в МОКе. Он наотрез отказался признавать, что у них с Армстронгом были какие-то общие дела и договоренности: “Разве после всей лжи Лэнсу еще можно верить?” Но ведь кто-то же предоставил разрешение на использование кортикостероидов постфактум!
Антидопинговые органы любят перепроверять пробы многолетней давности — как будто запоздалые единичные наказания менее избирательны. Но почему же никто не изучает справки? Обоснованно ли они выданы и кем одобрены?
До тех пор, пока в высоких кабинетах будут, с одной стороны, бороться с допингом, а с другой — смотреть сквозь пальцы на многие нарушения, главный бич современного спорта будет трудно победить…