ЮБИЛЕЙ ГОРЫ. Эверест превыше всего

Эверест очаровывает людей, заставляя их проявлять максимум сил.

Фрэнсис Янгхазбенд

В Гималаях все слишком огромно… Солнце жжет сильнее, штормы злее, подходы длиннее. Все здесь чрезмерно.

Джордж Мэллори

Успех… Это слово здесь ничего не значит.

Джордж Мэллори

Мера честолюбия должна соответствовать сумме наличных.

Эрл Денман

Рыцарь Джордж Лей Мэллори

С этим именем связана одна из загадок Эвереста. И здесь рядом стоит имя Эндрю Ирвина. Этот молодой человек, как астероид, попал в поле притяжения планеты Мэллори. Ярко блеснув, оба сгорели, оставив таинственный шлейф, который не рассеялся над Эверестом до наших дней.

Ирвин, по большому счету, был альпинистом настолько, насколько им можно стать в горах Англии. Другое дело — Мэллори. При отборе кандидатов в 1921 году все члены лондонского клуба альпинистов первым назвали его имя. 35-летний преподаватель имел неброскую, но интеллигентную внешность, тонкое и гибкое сложение и уверенность в своих альпинистских достоинствах. Он не проявил бурного восторга, когда его включили в состав, но сознавал, что займет в нем достойное место.

Первая экспедиция была рекогносцировочной, но и организаторы, и участники таили надежду на попытку восхождения. И в первую очередь это относилось к Мэллори.

Цель — движение к цели

Уже в дороге по Тибету умер один из участников экспедиции — шотландский альпинист и исследователь Гималаев доктор Келлас. Это была первая жертва Эвересту от британских экспедиций, пусть и не связанная прямо с восхождением. Нагрузка по отысканию подходов к горе легла на Мэллори и Бэллока. На это понадобились три месяца. Поначалу основной сложностью предстал ледник Ронгбук. В верхней части это был лабиринт из гигантских ледяных башен высотой до 15 м, похожих на сосульки остриями вверх. Приходилось забираться на ближайшие вершины, чтобы оценить обстановку. Мэллори удалось даже заглянуть через западный гребень на непальскую сторону Эвереста. Увиденный там хаос ледопада Кхумбу поразил фантастической красотой и убедил в своей непроходимости.

1 июля Мэллори исследовал верховья ледника Ронгбук. Облака скрывали верхнюю часть горы, но в секундном разрыве промелькнуло то, что стало открытием. Мэллори отчетливо увидел перешеек, соединявший Эверест и примыкавшую с севера вершину. Это была Северная седловина, ставшая впоследствии основным путем к вершине. Так был найден ключ к горе. А подход к седлу пришлось еще долго искать. В настоящее время на карте все выглядит просто. Но как сложно найти путь в лабиринте из ледников и хребтов, когда сам находишься внутри этого лабиринта!

Обход в десятки километров по леднику Восточный Ронгбук привел к Северной седловине с востока. В душе у Мэллори все трепетало: “Разве нельзя, взобравшись на седловину, организовать еще один лагерь на 8000 и оттуда взойти на вершину?” Он так хотел осуществить этот подъем, но еще не представлял всей его сложности. Настал критический момент экспедиции. Ночевка под Северным седлом на 6400 м была ужасной. Выл и разрывал палатку ветер, температура опустилась до –19о. Никто, кроме Мэллори, не спал, но утром он, как и все, страдал от головной боли. Вид на ледяной склон, ведущий к седлу, внушал страх. Решились на подъем только Мэллори, Бэллок и Уиллер. С собой взяли трех сильнейших носильщиков. 24 сентября, в 11.30, вырубив около 500 ледяных ступенек, они впервые ступили на Северную седловину Эвереста (6985 м). Вид Северного гребня убедил Мэллори, что это доступный путь к вершине. Ему хотелось начать его прямо сейчас. Физически Мэллори был к этому готов. Он лучше остальных спал последние ночи. Но другой фактор — погода — стал решающим. Даже укрывшись за скалой, было трудно противостоять порывам ветра, который непрерывно гнал снежные массы. Вихрями вздымались они над гребнем и обрушивались на подветренный склон. Нескольких мгновений хватило, чтобы испытать на себе силу воздушного потока, и альпинисты отступили под защиту скалы…

Дорогу перешла лавина

При подготовке экспедиции в 1922 году были предусмотрены все мелочи, вплоть до запасов сухого навоза яков для топлива. Было решено впервые применить кислородные аппараты. Руководитель, генерал Брус, был знатоком местных реалий. Отбирая носильщиков, он использовал даже влияние буддистских священников, чтобы оградить их от выпивок во время экспедиции.

Первая атака подтвердила, что не все в горах зависит от человека. После ночевки на высоте 7620, как записал потом Мэллори, ни у кого не было бодрого настроения. Все были изнурены, задыхались, как бегуны после финиша. Чем дольше шел подъем, тем медленнее он становился. При такой скорости нужно было еще десять часов, чтобы достичь вершины. Альпинисты поняли, что цель им не по силам. С высоты 8225 м они повернули вниз. Сожаления не было. Все силы и чувства иссякли, кроме затаенного чувства облегчения.

К седловине четверка спускалась в одной связке. Мэллори шел первым. Вдруг кто-то сорвался и увлек по склону остальных. Мэллори, инстинктивно почуяв что-то страшное, воткнул в снег свой альпеншток, обмотал вокруг веревку и уперся ногами в снег. К счастью, и он, и веревка с палкой выдержали. Вся четверка была спасена. Ведь падать предстояло около километра…

“Кислородная” связка в составе Финча и Бруса также потерпела неудачу. Они остановились на высоте 8300 м. Реакция на окружавшее почти отсутствовала. Вот что смог потом вспомнить Финч: было много облаков, и семитысячная вершина Пумори выглядела маленьким наростом у ледника Ронгбук. Вся активность мысли поглощалась простой задачей: движением вверх и спуском. Они забыли даже о фотосъемке.

Оставалась надежда на повторную попытку с кислородом. Внутренне протестуя против кислорода, согласился с этим и Мэллори. 6 июня Кроуфорд, Сомервелл и Мэллори с четырнадцатью носильщиками пробивались по глубокому снегу к Северной седловине. На этот раз гора послала им испытание посерьезнее. Когда до выхода на седло оставалось 150 метров, на цепочку восходителей обрушилась лавина. Мэллори выбрался из под снега сам. Двух шерпов удалось откопать. Семеро погибли.

“Потому, что он существует”

Так Мэллори ответил однажды на надоевший вопрос: “Зачем вы хотите подняться на Эверест?” Перед третьей экспедицией он верил, что гора будет взята при первом же штурме. Подъем на Эверест не был для него случайной идеей. Эта гора заполнила всю его жизнь. Он не мог уйти, прежде чем Эверест сам не свергнет его вниз. Он предпочитал подъем без кислорода, но оказался в “кислородной” связке. Если применение кислорода оставалось единственным способом взойти, его следовало применить. Для решающего броска он выбрал Ирвина, так как с самого начала вдохновил его своей идеей. И еще потому, что тот умело обращался с кислородными аппаратами. В сознании Мэллори была мысль: “Все или ничего”.

После героической попытки первой связки, когда Нортон без кислорода достиг 8572 м, настала очередь Мэллори и Ирвина. 8 июня они вышли из лагеря на высоте 8230 м. В это время туда поднимался Оделл — на случай, если понадобится помощь. Туман окутывал гору, но на несколько секунд он рассеялся. На снежном склоне Оделл увидел две ползущие по гребню точки. Занавес облаков снова закрыл эту сцену. Что было дальше, не видел уже никто. Начался снегопад. Поднявшись к палатке, Оделл забеспокоился о том, что на спуске двойка не сможет ее найти. Он поднялся по гребню, свистел и кричал. Когда вернулся к палатке, гору осветило солнце. Но на склоне уже никого не было видно…

Невидимый спутник

Из-за гибели людей в первых экспедициях Далай-лама закрыл доступ к горе. Только в 1933 году англичане вернулись на Эверест. И сразу обнаружился след пропавшей двойки. На высоте 8450 м участники экспедиции Раттледжа нашли итальянский ледоруб, который мог принадлежать только Мэллори или Ирвину. Достигли ли они вершины? Это могла сказать фотопленка из аппарата Мэллори, если бы его удалось найти. Но следующее звено загадочной цепочки отыскалось только через десятки лет.

А пока над северным склоном Джомолунгмы витал дух Мэллори. В той же экспедиции 1933 года Фрэнк Смит во время подъема на высоте около 8500 м ощутил присутствие другого человека, который казался ему знакомым. Смит слышал его шаги, дыхание. Они попеременно лидировали, как бы двигаясь в одной связке. Напарник шел легко, уверенно. Такой не подведет, если понадобится помощь. Конечно, это Мэллори! На привале Смит протянул ему половину печенья. Но оно осталось в руке…

Похожий эпизод во время одиночного восхождения по тому же маршруту в 1980 году описал в своей книге Райнхольд Месснер. Он тоже хотел поделиться со своим невидимым спутником куском сушеного мяса. Конечно, подобные случаи галлюцинаций легко объясняются действием гипоксии на мозг. Но мы можем задаться вопросом: почему именно там мерещится именно Он?

Загадка остается

В китайской экспедиции 1975 года один из альпинистов чуть в стороне от пути подъема увидел тело замерзшего человека. По его мнению, это был англичанин. Разгадка гибели английской связки близка? Но Эверест не отдает свои тайны так легко. Китаец Ван Хунбао рассказал о своей находке только в 1979 году, в японской экспедиции, где он работал носильщиком. Не успели японцы выяснить детали, как на следующий день китаец попал под лавину и погиб. Загадка сделала новый поворот.

В 1982 году стало известно, что во время экспедиции 1960 года на гребне выше второй ступени китайцы нашли два альпенштока, кусок веревки и два кислородных баллона. Эта находка подтверждала, что кто-то из двойки прошел вторую ступень — ключевое место, открывавшее путь к вершине. Почему же так долго сведения хранились в секрете? Возможно, китайцы не хотели терять приоритет первопроходцев второго классического маршрута. И до сих пор ими не представлены ни найденные предметы, ни их фото. Новая загадка?

В 1999 году американцы организовали специальную экспедицию. Поиски тела Мэллори начали траверсом от бывшего китайского лагеря, на высоте около 8300 м. Склоны были мало укрыты снегом, что упрощало задачу. Вскоре стали попадаться замерзшие тела. Их оказалось неожиданно много. Большинство были жертвами последних лет — об этом говорила их экипировка.

Но очередная находка выглядела по-другому. Тело лежало лицом вниз, одежда на спине отсутствовала. Вмороженные в склон руки как бы обнимали гору. Ботинки на ногах — довоенной модели. Когда тело отделили от склона, все выяснилось. На остатках одежды была обнаружена маркировка производителя и вышитая надпись: “Дж.Мэллори”. В нагрудном кармане сохранилось письмо его жены. На загадку Джомолунгмы через 75 лет был получен первый ответ.

Осмотр прояснил некоторые обстоятельства трагедии. Закрытые глаза свидетельствовали о том, что смерть не была внезапной. Если падение было, то оно повлекло только травмы — переломы берцовых костей. Защитные очки, найденные в кармане, указывали, что все произошло в темное время суток. Наличие веревки подтверждало: связка была неразлучна до конца. Наконец, положение тела говорило, что Мэллори пытался двигаться по склону до последней минуты. Тело Ирвина не было найдено. Как и фотокамера с пленкой.

Побывавшие на вершине Хиллари и Тенцинг не обнаружили там следов чьего-либо присутствия. Но окончательного ответа на вопрос, кто же первым ступил на вершину Джомолунгмы, нет…

Вызов бросают одиночки

Престиж человека в его борьбе с горой взялись поддержать одиночки.

На Джомолунгме таких было замечено трое. Всем им нельзя отказать в мужестве. Хотя бы потому, что в те годы приблизиться к горе можно было только инкогнито. Тибет и Непал были закрыты для иностранцев. В 1947 году канадец Эрл Денман, страдавший от недостатка денег, но никак не честолюбия, достиг лучшего результата среди одиночек. Он поднялся на семикилометровую высоту Северного седла. Вопреки своему лозунгу “Эверест — за полсотни марок” действовал он по принципу “На бога надейся, но шерпов приглашай”. И привлек в качестве проводника уже тогда известного шерпу Тенцинга Норгея. Не за пятьдесят же марок? Свергнутый с седловины штормом, Денман решился повторить попытку через год, но, не найдя проводника, отступил и в горы уже не возвращался.

Четыре года спустя испытать себя Эверестом вознамерился датчанин Ден Клавс Бекер-Ларсен. На ледяной стене под Северным седлом и его остановила буря. Решающей, как это часто случалось, оказалась роль шерпов. Опасаясь ледяных обвалов, они отказались идти дальше, вынудив Ларсена сделать то же самое. Ему еще повезло отвертеться от китайских солдат, которые уже поджидали внизу. Помогли ронгбукские монахи, и быстренько, за пять дней пешего перехода, Ларсен улизнул из Тибета.

И все же немногочисленное, но славное племя авантюристов было, пусть косвенно, представлено на вершине Эвереста. Туда поднялся шлем Денмана. Правда, надет он оказался на голову Тенцинга Норгея, которому был в свое время подарен.

Но самой яркой личностью из тех кто жаждал выйти один на один с Джомолунгмой, безусловно, был

Морис Уилсон

Об экспедиции 1924 года на Эверест он случайно узнал из газетной вырезки. Этот англичанин уже успел прожить длинную, с приключениями жизнь. В восемнадцать лет он пошел на военную службу, был награжден за храбрость. После ранения скитался по свету. Познакомился с индийскими йогами и испытал на себе их средство против всех зол. Пост и молитва помогли ему избавиться от физических недугов. Но нестарый и сильный, как медведь, мужчина страдал от другого. Он миновал возраст Христа, но не имел цели в жизни. И вот Уилсон прочитал о ледниках, о шерпах и яках, которые тащили грузы к неприступной горе. “Эверест” прозвучало для него как “Эврика!” Теперь он знал, чем доказать миру, что с божьей помощью можно достичь любой цели.

Не имея представления об альпинизме, Уилсон принялся изучать материалы экспедиций. Уже тогда он должен был понять всю безнадежность своего замысла. Но открывшиеся трудности Мориса не испугали. Узнав, что планируется облет горы, он решил уговорить авиаторов взять его с собой, чтобы там спрыгнуть с парашютом. Потом отбросил эту идею, решил лететь к Гималаям сам и приземлиться прямо на ледник Ронгбук.

Вопреки всему

“Ты же ничего не понимаешь в полетах”, — говорили ему друзья, а он смеясь отвечал: “Этим я овладею!” Купил подержанный аэроплан, написал на фюзеляже “Ever Wrest” и поступил в лондонский аэроклуб. Уже после первого полета с инструктором стало ясно, что хорошим пилотом Уилсон не будет. И пусть свои недочеты он компенсировал мужеством и решительностью, но перелететь на открытом биплане через моря и горы у Мориса не было ни единого шанса. Об этом прямо писали газеты, а он в ответ монтировал второй бак для топлива и укреплял шасси своего самолета.

Альпинистскую подготовку начал походами с рюкзаком от Бедфорда до Лондона (около 80 км) и закончил подъемами на горы высотой в тысячу метров. Для испытания нервов совершил прыжок с парашютом. О его уверенности в успехе говорило наличие в скромном перечне купленного снаряжения камеры с автоспуском — чтобы заснять себя на вершине.

Вылет, назначенный на день его 35-летия, пришлось отложить из-за тяжелой ангины. От нее он избавился испытанными средствами. Но первая попытка взлететь едва не закончилась гибелью. Неприятности, начавшиеся еще до старта, как бы предсказывали итог. Но они не смущали Уилсона. Он надеялся обойти конкурентов — экспедицию соотечественника Хью Раттледжа, которая уже направлялась к базовому лагерю. Еще одно препятствие создало министерство воздушных перевозок. Но телеграмму, запрещавшую полет, Уилсон разорвал и 21 мая 1933 года вылетел по маршруту Фрайбург — Милан — Палермо — Тунис.

Мало кто из провожавших надеялся увидеть Уилсона живым. И все же через неделю он приземлился в Каире, покрыв половину намеченного пути. Приключения только начинались. В Персии ему не разрешили лететь над территорией страны. В Бахрейне британский консул запретил продолжать путь. В Пакистане английский корреспондент уговаривал повернуть назад. Но спустя еще неделю непреклонный Уилсон посадил самолет в Индии.

Его несравненный полет доказал упорство и силу воли этого человека. Но это была только малая часть того, что Уилсону предстояло. Ему не разрешили лететь через Непал. Кончились деньги, начался муссон. Шансов на Эверест не осталось, и было от чего прийти в отчаяние. Но, узнав о неудаче Раттледжа, Уилсон воспрянул духом. Он продал свой “Ever Wrest” и отправился в Дарджилинг — город у непальской границы. Власти не позволили ему и пеший переход по Непалу. Тогда Уилсону пришло в голову нелегально пробраться в Тибет.

Несбывшиеся грезы

Шерпы из экспедиции Раттледжа согласились сопровождать его к горе. Двигались по ночам. Снаряжение спрятали в мешки из-под пшеницы, а самому Уилсону пришлось переодеться монахом. Через три недели Морис увидел Эверест. Скалы, осыпи, лед мало соответствовали его грезам, но ледяной ветер не остудил желаний. Верховный лама монастыря Ронгбук, впечатленный его решимостью, дал свое благословение.

Вечером Морис долго смотрел из палатки на свою гору, а наутро один, с тяжелым рюкзаком отправился к леднику. Вскоре он понял, что альпинисты многое упрощали в своих отчетах. Но когда подобрал оставленные кем-то кошки, то не придал находке значения и отбросил за ненадобностью. Уилсон блуждал в ледяном лабиринте, мерз в палатке, попал в снежную бурю. Продовольствие кончилось, снегопад продолжался, и через три дня изможденный, хромой, пораженный снежной слепотой он вернулся в Ронгбук. Проспав два дня, стал планировать новую попытку. Но еще несколько дней Морису пришлось пролежать в одной из келий монастыря. Болела раненая рука, часть лица онемела, а глаз заплыл. Однако Уилсон записал в дневнике: “Скоро буду в порядке, как всегда. Путь до лагеря-3 нынче будет нетруден. Понадобятся кошки и помощники, чтобы готовить горячую пищу”. На этот раз в сопровождении двоих шерпов удалось достичь третьего лагеря. Обрадовала находка — остатки продовольствия предыдущей экспедиции. Совсем другое впечатление оставляли вздыбленные глыбы ледопада на Северном седле. Однако, осмотрев его, Уилсон наивно записал: “Вершина и путь к ней теперь окончательно изучены”. Шерпы уговаривали отказаться от безумной затеи, но Уилсон был неумолим. Дважды он пытался преодолеть подъем, который был по силам только опытным альпинистам. Наконец, казалось, и он понял, что Эверест ему не одолеть. Полуживой, сполз с ледопада к ожидавшим шерпам. И все же через два дня, по-прежнему обессиленный, пометил в дневнике: “Это будет моя последняя попытка, и я чувствую себя уверенно”. 29 мая он перенес свой лагерь ближе к Северному седлу, а шерпы обещали ждать еще несколько дней…

Через год участники очередной британской экспедиции нашли высохшее тело Уилсона. Неподалеку лежал его ботинок, ниже по склону — остатки палатки, рядом стоял примус. Под снегом удалось разыскать небольшой рюкзак, британский флаг и дневник. Эта зеленая тетрадь хранится в лондонском альпийском клубе, как и найденный намного выше ледоруб Мэллори. Последняя, неразборчивая карандашная строчка, написанная 31 мая 1934 года, гласит: “День великолепный, снова в путь”.

Неугомонный Уилсон напомнил о себе в 1960 году, когда его тело снова нашла и перезахоронила китайская экспедиция.

Кто-то считает Мориса Уилсона безумцем, кто-то — жертвой мономании (проявления навязчивой идеи). Есть еще одно мнение: “Этот упрямый Дон Кихот мне ближе тысяч тех, кто живет в уютных домиках и копит деньги на старость”. Таков взгляд на эту историю Райнхольда Месснера, одного из величайших альпинистов мира.

Эстафета на южных склонах

Итак, все довоенные попытки англичан пробиться к вершине Джомолунгмы с севера успеха не имели. Улучшалось снаряжение, совершенствовались кислородные аппараты, но даже рекорд высоты (8572 м) 1924 года, установленный Э. Нортоном без применения кислорода, не был превзойден. Казалось, волны все новых атак на гору ослабевали, теряли энергию, выдыхались.

Отбив все приступы, Джомолунгма стала еще выше и недоступнее. Все эти годы она снисходительно поглядывала на возню у своих подножий. Назойливость забиравшихся слишком высоко остужала космическим холодом, лютыми ветрами или внезапными лавинами, как бы говоря: “Вы можете меня измерить, изучить, переименовать, но что дальше?”

Перелом в отношениях восходителей с горой наступил в середине прошлого века. В 1949 году Непал открыл доступ к Джомолунгме с юга. И это всколыхнуло интерес у альпинистов других стран. Видимо, им надоело наблюдать за безуспешным боданием с горой англичан.

Британцы вбили себе в голову, что должны первыми быть на макушке планеты. Гималайский комитет ежегодно снаряжал экспедиции. Их не было только в сезоны, когда доступ к горе был закрыт. С 1921 года таковых насчитывалось уже семь. Но осенью 1950 года гегемония англичан была нарушена. Состоялась первая американская экспедиция. Была проведена разведка подходов к горе с южной стороны. И пусть она не дала хороших результатов, но борьба за Эверест обострилась. Уже в 1952 году на высшую точку планеты всерьез замахнулись швейцарцы. С появлением конкуренции правительство Непала установило для претендующих на Джомолунгму очередь. В экспедиции 1951 года англичане нашли путь через ледопад Кхумбу. Но следующей попытки они должны были ждать два года.

А тем временем судьба Эвереста оказалась в руках зачинателей альпинизма. И швейцарцы были близки к тому, чтобы оказаться на вершине с первой попытки. Удачным ходом стало приглашение в экспедицию “тигра” Тенцинга. Их связка с Ламбером, поднимаясь с Южного седла по юго-восточному гребню, достигла высоты около 8600 м. Рекорд Нортона был перекрыт. Повторная попытка осенью 1952 года проходила в жестких погодных условиях. С помощью мороза и ветра гора стряхнула ту же двойку уже с высоты 8100 м. Был проложен новый классический маршрут, но швейцарцы, подхватив эстафету, не смогли донести ее до финиша. Палочка снова перешла в руки англичан.

Последний и решительный

Пока швейцарцы были на Эвересте, англичане провели тренировку на Чо-Ойю. А затем выехали в Альпы для испытания снаряжения в зимних условиях. Кислородная аппаратура была испытана в барокамере и адаптирована к баллонам, оставленным на склонах Эвереста швейцарцами. Те указали на фотографиях их местонахождение.

Было уделено внимание техническим приспособлениям, которые могли помочь разрешить некоторые проблемы. Начиная с алюминиевых кожухов на примусы для сохранения тепла и заканчивая катапультами для веревки с якорем. Предлагались даже мортиры для забрасывания кислородных баллонов на Южную седловину. Были и совсем нереальные проекты вроде трубопровода с кислородом чуть ли не на предвершинный гребень. Или использование водородных шаров для компенсации веса баллонов с кислородом. От более реального проекта заброски снаряжения на Южное седло с помощью авиации тоже отказались.

Патроном экспедиции милостиво согласился быть герцог Эдинбургский.

Индийский Гималайский клуб подобрал лучших носильщиков-шерпов, руководителем которых был уже знаменитый 39-летний Тенцинг Норгей. Он участвовал в шести экспедициях на Эверест с 1935 года и имел почетное звание “

“Тигр”, присвоенное Гималайским клубом. Кроме должности сирдара было заранее оговорено включение Тенцинга в штурмовую группу. Это избавило экспедицию от несчастливого числа тринадцать, так как он стал в ней четырнадцатым участником. А сам Тенцинг считал хорошим знаком, что эта его экспедиция на Джомолунгму носила счастливый седьмой номер.

Для высотных носильщиков были заказаны тридцать три пары специальных ботинок. Строение ступни у шерпов таково, что длина ее обычно соответствует размеру не более сорокового, а ширина — не менее сорок пятого.

Для расчетов с местным населением половина средств на нужды экспедиции была переведена в звонкую непальскую монету. Это потребовало специальной тары и двенадцать носильщиков для переноски.

Хорошим подспорьем послужили запасы, оставленные на горе швейцарцами. Их использовали, начиная со штабелей дров в базовом лагере и кончая наполовину израсходованными баллонами кислорода у самой вершины. Руководитель экспедиции полковник Джон Хант привел в своей книге случай. Найдя в швейцарских ящиках с продуктами банку тунца, он не устоял перед соблазном. Уединившись в палатке, не вышел, пока не опустошил ее до дна.

Плацдарм — Южная седловина

Седловина представляла унылое зрелище. Площадка размером около 350 м с севера и юга поднималась крутыми склонами Эвереста и Лхоцзе, а с востока и запада обрывалась вниз. Поверхность ее покрыта камнями и пятнами голубого льда. Ветер, дующий с неистовой силой, овеивал это место ужасом. Когда Хант спускался на седловину с Женевского контрфорса, ему казалось, что он залезал в какую-то западню:

“Это чувство усиливалось при виде того, к чему мы приближались. Остовы трех или четырех швейцарских палаток еще поддерживались ветхими оттяжками; на оголенных металлических стойках висели обрывки материи. Вокруг валялись вмерзшие в лед остатки ткани, две рамы кислородных аппаратов и связка нейлоновой веревки.

Но знакомиться с обстановкой не было времени. Мы должны были установить палатки, пока нас не победил холод… Началась борьба, которую никто из нас никогда не забудет. Если на контрфорсе ветер был сильный, то здесь он был ужасающий. Мы были поразительно слабы, и для борьбы с этим злобным ураганом наших сил явно не хватало.

Больше часа мы отчаянно боролись, напрягая все силы, играя в дьявольскую игру “кто кого перетянет”, чтобы поставить одну единственную палатку. В других условиях это заняло бы минуту или две. Полотнище палатки все время вырывалось из рук, и мы запутались в веревочных оттяжках. Шатаясь и задыхаясь, мы упорно пытались добиться цели, но силы в этой борьбе были слишком неравны.

Том Бурдиллон еще пользовался своим кислородным аппаратом и не мог понять, почему мы с Чарльзом шатаемся, как пьяные. Споткнувшись, я в течение пяти минут лежал лицом вниз, не имея сил подняться. Но вскоре и у Тома кончился запас кислорода. Он сразу же быстро ослабел и лежал на снегу в полубессознательном состоянии.”

(Продолжение следует.)