ЮБИЛЕЙ ГОРЫ. Эверест белорусский

На Эвересте нет победителей, есть только оставшиеся в живых.

Автор неизвестен

Великая гора привлекает с такой же силой, как и отталкивает, и чем ближе к вершине подходит человек, тем сильнее она притягивает.

Фрэнсис Янгхазбенд

Чем выше поднимаешься, тем больше становишься проблемой сам для себя. Умение решать эту проблему и отличает хорошего альпиниста от плохого.

Райнхольд Месснер

На Эвересте грань между жизнью и смертью тонка, как бы ни была сильна команда.

Крис Бонингтон

А существует ли Эверест белорусский? Претендует ли на это наша суверенная равнина, одна из кочек которой взметнулась на три с половиной сотни метров и гордо именуется Лысой горой?

Повременим иронизировать. Недавно найдены свидетельства того, что почти двести лет назад, в 1804 году, брат канцлера Великого Княжества Литовского Александр Сапега взошел на гору Мон-Сени (около 3000 м) во французских Альпах именно “ради спортивного интереса”. Этот факт зафиксирован в его докладе Лионской академии (Франция) и позволяет без иронии говорить, что Беларусь имеет основательный отправной пункт своей альпинистской истории. Таким давним прецедентом обладает далеко не каждая даже преуспевающая в альпинизме страна. Значит, не только книгопечатание двигали вширь наши земляки, но и горовосходительство.

Вот, казалось бы, предпосылка для подвигов не только альпийских, но и гималайских. Увы, белорусское присутствие в Гималаях исчерпывается единственной национальной экспедицией, организованной к тому же в частном порядке (Канченджанга, 1994 год, взошел Виктор Кульбаченко). Все остальные восхождения на восьмитысячники белорусами сделаны в составе экспедиций других стран: России, Болгарии, Грузии.

Полный список, к сожалению, не велик. Виктор Кульбаченко — Эверест. Ирина Вяленкова — Шиша-Пангма, Дхаулагири. Эдуард Липень — Шиша-Пангма. Александр Шинкоренко — Дхаулагири. Заметим, что успешными оказались все “человековыходы” на восьмикилометровые вершины, кроме одного случая, когда восхождению помешала болезнь. Процент завидный, гораздо выше среднего, в том числе и среди участников упомянутых команд. Выходит, нашей квалификации не хватает чьей-то организации? Возможно, и так. Только в первую очередь не хватает денег. Но, как говорится, не будем о грустном.

На Эверест, не считая этнических белорусов, граждан других стран, до сих пор пытались подняться всего два человека, видевшие в этом не только свою цель, но и успех страны под названием Беларусь.

Опытнейший белорусский высотник, мастер спорта международного класса Эдуард Липень открывал для белорусов Гималаи именно на Эвересте. Он побывал на его склонах дважды. Но оба раза не входил в состав восходителей, а исполнял обязанности врача. Иметь доктора с высокой спортивной квалификацией выгодно любой экспедиции. Однако каждый альпинист, какие бы функции в команде ни выполнял, стремится побывать на вершине. И пусть в свободное “от основной работы” время дебют Липеня не завершился победным эндшпилем, тем не менее оба свои появления на “полюсе высоты” он отметил подъемом на высоты, рекордные для белорусских альпинистов.

Эдуард Липень. Дебют в Гималаях

Эта экспедиция была одной из последних под флагом Советского Союза. Впрочем, флагов у нее было три: США предложили объединить усилия великих держав в мирной атаке на главную гору планеты. С территории Китая “Восхождение мира” и планировалось. Подготовка началась за год до события с большим размахом — американцы собрали на эту акцию 1,2 миллиона долларов. В число спонсоров входили миллиардер Арманд Хаммер и сенатор Эдвард Кеннеди. Был организован тренировочный сбор на западе США, в Каскадных горах.

Тренировка на вулкане

Разместились мы в Сиэтле, в роскошных условиях. Трехсотдолларовые номера в отеле, шведский стол. Не успеешь вытереть полотенцем руки — его уже поменяли. Непривычные к таким расходам, мы готовы были перейти жить в палатки, чтобы компенсацию получать наличными. В ста километрах от города находится вулкан Рейнир (4392 м), там мы тренировались. Нашей четверке с Шатаевым, Ильинским и Медведевым удалось на него подняться по новому пути, который был назван “русским маршрутом”. Вулкан этот дремлет, но когда мы спустились в кратер, то рядом с участками льда нашли горячие камни: плюнешь — шипят.

Отличились наши альпинисты и в городе. Однажды на прогулке ленинградец Толя Мошников заметил на одном из зданий хорошие зацепки для лазания. Сразу же же решил проверить их на практике и… полез на стену. А здание оказалось банком — тут как тут полицейские. Хорошо, рядом был кто-то из альпинистского клуба Сиэтла, и ЧП уладили.

Перчатки от Хабелера

В феврале 1990 года вылетели в Китай. В центр Тибета Лхасу (“город богов”) нас везли почему-то в военном автобусе с зашторенными окнами. Оказалось, в городе волнения: тибетцы требуют автономии и возвращения Далай-ламы. Выходить из гостиницы было запрещено, но долго в клетке мы не усидели, улизнув от приставленных китайских кагэбистов. Над городом — вертолеты американского производства, на улицах — старые советские танки, но ничего страшного мы не увидели. Зато ярчайшее впечатление произвел священный дворец Потала (“надежная гавань”) — монастырь и резиденция Далай-ламы. Похожий на крепость комплекс зданий стоит на горе и имеет длину 365 метров. В нем до тринадцати этажей и более тысячи помещений. Бесконечные лабиринты коридоров, мостиков, лестниц. Внутрь доступ обычно ограничен, но американский руководитель Джеймс Уиттакер щедро заплатил, и нам были открыты двери во все хранилища. Конечно, под строгим надзором служителей. Среди прочих ценностей есть там статуя Будды, которая, как нам сказали, сделана из золота и весит 3,7 тонны. Хотя это и запрещено, мне удалось многое сфотографировать.

Три месяца ушло на подготовку маршрута и акклиматизацию. Не забывая об обязанностях врача, пришлось таскать наверх разные грузы: кислород, веревки, крючья… Форму набрал отличную. Конечно, как любой альпинист, я мечтал взойти на Эверест. Для этого имелся и другой повод. Со мной была земля с Кургана Славы, которую мне поручили поднять на вершину, а также вымпел “Таварыства беларускай мовы iмя Францыска Скарыны”. Мысли о восхождении меня не покидали, несмотря на то что постоянно был занят своими врачебными обязанностями. Приходилось лечить и Эрика Ильинского, и самого Уиттакера, и американскую альпинистку, и даже всемирно известного восходителя Питера Хабелера, который в это время находился под горой. Как память до сих пор храню перчатки, которые он подарил. Не было у меня только китайских пациентов. Их методами тибетской медицины лечил свой врач.

Бескислородная стыковка

В спортивный состав от каждой страны входило по восемь человек, в том числе по одной женщине. У нас были очень сильные альпинисты: Арсентьев, Мошников, Луняков. Планировался одновременный подъем на вершину трех связок — по одной из каждой команды. Затем — поднятие над Эверестом флага ООН.

Правда, случился малюсенький дипломатический скандал. Наши захотели сделать восхождение более престижным — без применения кислорода. А это резко снижает скорость подъема. Партнеры прождали на вершине около часа, чтобы стыковка состоялась. Из-за этого американцы высказали претензии советскому руководителю Шатаеву в несоблюдении договоренности.

А в целом экспедиция оказалась очень удачной. Всего на вершине побывали 20 альпинистов — восемь советских, семь китайских и пять американских. Правда, вместо одного из штатных восходителей нашей команды на гору поднялся тренер Эрванд Ильинский.

Этот результат вошел в Книгу рекордов Гиннесса как самое массовое безаварийное восхождение. Катя Иванова стала первой советской женщиной, поднявшейся на Эверест. Сумела взойти и китаянка, а американка не смогла — из- за болезни.

На связи — Белый дом

К сожалению, мое стремление к вершине не получало отклика у руководства. Постоянно находились причины, из-за которых меня оставляли внизу. Я понимал Шатаева и Ильинского — эти ребята боялись хотя бы на процент увеличить риск в удачно складывавшейся экспедиции. Мол, если я уйду наверх, то кто будет лечить, если что-то случится? Но теперь-то понимаю, что был слишком дисциплинирован. Не чувствовал себя представителем Беларуси. Надо бы схитрить, плюнуть на обстоятельства и сделать результат. Ведь то, что для Союза было рядовым событием, для Беларуси могло стать достижением.

Во время восхождения была налажена спутниковая связь базового лагеря с тогдашним президентом США Джорджем Бушем. С Джеймсом Уиттакером он разговаривал прямо с лужайки у Белого дома, а после поздравил всех с успехом.

Поразил фантастический праздник, организованный для экспедиции в Лхасе. Впервые ощутил на себе, как встречают национальных героев. Сотни людей, пионеры с горнами, десятки танцующих женщин в театрализованных костюмах с барабанами. Приветственные речи, цветы, музыка, фейерверк. Вручение всем участникам сувениров и традиционных почетных белых шарфов. Свое поздравление прислал глава Китая. Только президент СССР оставил событие без внимания. Видимо, ему было не до того: Союз начинал трещать по швам.

А белорусские реликвии на Эверест все же попали. Помогал этому даже американец Джеймс Уиттакер. Именно он поднял их на Северную седловину. А уже Гриша Луняков доставил на вершину. Кстати, по происхождению он белорус.

Моим пределом осталась высота около 8000 м, которой достиг при заброске грузов. Тогда это был рекорд для белорусских высотников. Ведь никто из нас до той поры на восьмитысячниках не бывал.

Соло на аэродинамической трубе

Второй раз мне посчастливилось увидеть Эверест весной 1993 года — в российской экспедиции. Но на этот раз я заранее оговаривал свое право при возможности подняться на вершину. И руководство, казалось, не возражало. Был заявлен сравнительно сложный маршрут — с юга, по западному гребню. Впервые его прошли американцы за тридцать лет до того. Подход к горе — со стороны Непала, по леднику Кхумбу. Там же когда-то располагался лагерь первой советской экспедиции.

Разведка показала, что из-за сильного оледенения гребень был практически непроходим. Перезаявка на другой маршрут стоила дорого, и экспедиция оказалась в затруднительном положении.

В это же время на юго-восточном гребне работали хозяева — экспедиция из Непала. На вершину впервые поднялась шерпани (представительница местной народности). Но на спуске обессилевшая победительница и ее напарник не пережили холодной ночевки у Южной вершины. С такой высоты тела погибших, как правило, не снимают. Это очень трудная и даже опасная операция. Нередки случаи, когда те, кто эвакуировал погибших, сами становились жертвами. Но непальцы отдавать горе свою героиню не захотели. Правда, решение такой задачи им самим было не по силам. И у российской команды появился шанс. Взамен на помощь в спуске тела министерство туризма Непала обещало возможность штурмовать Эверест по классическому пути через Южную седловину.

Адъютант его восходительства

Мы включились в работу. Нужно было, кроме организации своих лагерей, поднимать дополнительный кислород для спасработ. Этим пришлось заниматься и мне. Разумеется, параллельно с работой врача.

Надо сказать, руководителем той экспедиции был человек в возрасте за шестьдесят, к тому же не альпинист. Занимаясь фото- и киносъемкой, он пытался быть в гуще событий, с чем не всегда соглашался его организм. За ним требовался постоянный контроль, что превращало меня то ли в придворного врача, то ли в ординарца. Приходилось постоянно таскать за начальником тяжелый груз с аппаратурой, аккумуляторами, штативами. Подняться он смог только на плато Западного цирка (6500 м), а мне нужно было получить акклиматизацию на высоте. Восхождение продвигалось к концу. Хотя реагировать на каждый чих руководителя было долгом врача, мое альпинистское нутро бунтовало и тянуло наверх. Интересы шефа блюл и его спортивный заместитель Володя Коротеев. Он обещал мне шанс, только когда начальник уйдет вниз. Я понял, что если не возьму инициативу в свои руки, то останусь без попытки.

При первой же возможности — потребовалось доставить кислород и аптечку — поднялся в лагерь на Южной седловине (7986 м). Российская палатка там была повреждена загоранием примуса. Ее наспех отремонтировали, но места не хватало. И мне предложили вернуться вниз — задачу-то я выполнил. А в располагавшейся рядом испанской команде был тяжелый случай горной болезни. Это помогло мне решить жилищную проблему и остаться на седловине. Больным пришлось заниматься целые сутки, пока кислород, капельница, уколы не сделали свое дело. Испанец ожил.

В это время непогода остановила на Южной седловине многих альпинистов. Здесь, в прорехе гималайского хребта между двумя великими горами — Джомолунгмой и Лхоцзе — дуют такие ветра, что, кажется, даже камни отшлифованы жесткими воздушными струями.

Той же монетой

Ждали погоды и остатки российской команды, получившие официальное право на восхождение. Четверка Коротеева обе свои задачи выполнила, правда, нарушив их очередность. Сначала они сходили на вершину, а уже потом занялись спуском погибшей. По этому поводу возникли претензии у министерства туризма. Непальцы были недовольны, что пришлось долго ожидать на высоте. Но виновников конфликта можно понять. Соблюдая договоренность, в тех экстремальных условиях они рисковали упустить свой шанс.

Спускать замерзшее тело с высоты — тяжелейшая работа. Попробуй тащить на себе такой вес, когда ровного места нет и на расстоянии шага. На крутых участках используют верхнюю страховку. Но как придать нужное направление спускаемому грузу на гребне, когда и слева, и справа — пропасти? После этих трудов сил на вершину может не остаться. А когда еще случится такая оказия? В похожей ситуации находился я сам. Как только поднялся на седло, решил для себя: при любой возможности пойду на вершину.

Плохо отдохнувшие в дырявой палатке россияне, учитывая ухудшение погоды, решили отказаться от восхождения. Утром они уходили вниз. Коротеев предложил то же самое сделать и мне. Но я-то чувствовал себя нормально и загубить свой шанс не хотел. Мне сказали, что якобы базовый лагерь сворачивается, вот-вот придут шерпы с яками и я могу всех задержать. Но это была отговорка. Я понял, что никто и не собирался выполнять обещанное. Меня просто обманули. Пришлось ответить той же монетой. Сделал вид, что подчинился. Сказал, что закончу с больным и догоню, но делать этого не собирался.

Испанец окончательно пришел в себя и после моей проверки на нагрузку ушел со своими вниз. Сильнейший холодный ветер сдул с Южной седловины уже всех. Со мной остались только двое непальцев. Эти ребята промышляли тем, что собирали брошенное в лагерях снаряжение. Зачастую после экспедиций остаются полностью укомплектованные палатки. В них можно найти спальники, примусы, горелки, баллоны с газом и кислородом, веревки, “железо” (крючья, ледобуры, карабины), продукты. Нагрузив на себя килограммов по сорок — шерпы народ низкорослый, но “тягучий”, они возвращаются в базовый лагерь с состоянием. Говорят, средний годовой доход непальца не больше 50 долларов, а здесь столько добра. Правда, достается оно нелегким трудом.

Шанс, унесенный ветром

Плохая погода грозила затянуться, а долго на этой высоте не просидишь. К тому же могла начаться подвижка ледопада. Тогда дорога по нему — лестницы, крючья, сотни метров веревок — уйдет в небытие, перемолотая в ледяной мельнице. Путь возвращения будет отрезан. Оставалось верить в улучшение погоды. И шерпы меня обнадежили. Один из них по каким-то приметам определил: ветер скоро утихнет. И точно: с каждым часом стихия успокаивалась, к заходу солнца облачность поредела, а с темнотой появились звезды. Хорошая ходовая погода!

Я не сторонник ненужного экстрима. Когда нет уверенности, что вернешься живым, на гору лучше не соваться. Конечно, риск есть всегда. Но если чувствуешь в себе силы, а погода благоприятствует, надо идти. Пусть даже до вершины восемьсот метров по вертикали — это же вершина Эвереста! Конечно, я решился на сольное ночное восхождение.

Снарядился по минимуму, чтобы идти налегке. Взял большой термос с питьем, кое-что из аптечки, каримат — присесть для отдыха. Еще тонкую веревку с крючьями, запасные очки и рукавицы. Почему не взял кислород? Этот вопрос для меня решен давно. Кислород считаю допингом. Пользовался им только однажды, для эксперимента. Убедился: он учетверяет силы. Но когда кислород кончается, организм становится жертвой гипоксии. Самый свежий пример — гибель непальской альпинистки. Уж лучше меньше пройду, зато буду знать, хватит ли сил вернуться.

С шерпами договорился: каждый час сигналю им фонариком, если все в порядке. Вышел около десяти вечера. Шлось нормально. Тропа видна, на сложных местах натянуты перила. После часа ночи стало дуть в правый бок. Чем дальше, тем сильнее. Пробовал идти приставным шагом, спиной к ветру. А он сдувал еще сильнее, пригибал к гребню. Когда сзади посветлело небо, перешел уже на четвереньки, стал зарубаться. Справа огромные снежные карнизы шириной метров по пятьдесят. Началась метель, пропала видимость. Закончились перемигивания с непальцами. Конечно, практического смысла эта сигнализация не имела. В такую погоду на помощь никто не пойдет, даже если заплачено. Но психологически — легче. Как на скальной стенке, когда еле лезешь и готов сорваться, а крик напарника “я вижу!” добавляет сил.

У горы на привязи

Около четырех утра вполз на Южную предвершину. Ветер был уже такой, что приподнимал даже лежачего. Вырыл в снегу яму, передохнул. Сквозь облака вершина Джомолунгмы не видна, но она рядом. По высоте — меньше ста метров, по прямой — около четырехсот. Как хотелось до нее дойти! Но каким образом это сделать, если ураган не дает даже носа высунуть из укрытия? И все-таки попробовал. Закрутил снеговой крюк и по веревке прополз еще метров двадцать. Этого хватило, чтобы убедиться: если я и доползу на животе до цели, то обратно могу не вернуться. Ветер, кажется, усилился, гудел как в аэродинамической трубе. Забрался снова в убежище, попил из термоса апельсинового сока. Посидел и сообразил, что до улучшения погоды я там не доживу. В неподвижности находили конец большинство замерзших.

В шесть утра начал спуск. Пополз вниз на самостраховке. Закрутил крюк, спустился до конца веревки, закрепил его за второй крюк. А сам полез назад, чтобы снять первый. Тройная работа, но иначе нельзя. Ураган приподнимал и грозил сдуть с гребня, как бумажку. Так продвигался часа два — где на животе, где на коленях. Пристрахованный, спускался не так осторожно, и раза три меня сталкивало с гребня. Из четырех моих крюков остался один. Уж очень не хотелось за ними возвращаться. Это возможно, когда двойная веревка связана в кольцо. Внизу развязываешь узел и вытаскиваешь веревку из верхнего крюка. Когда прошел карнизы, спрятался от ветра за гребень и смог встать на ноги.

Возможно, со стороны такая ситуация кажется критической, но я не паниковал. Только досадно было, что вершины мне уже не видать.. Ничего не сделаешь, если туда не пустили силы природы. Но я благодарил Бога и за то, что позволил достигнуть такого прекрасного места, как Южная вершина.

Мне кажется, в серьезных восхождениях жизнь и смерть альпиниста разделяет один шаг. И это, возможно, одна из причин популярности альпинизма. Но настоящий восходитель настолько любит жизнь, что никогда этого шага не делает. А если переступить черту вынудит судьба, то что может быть лучшим памятником, чем великая гора?

Болельщики и судьи

В полдень я вернулся на седловину. Мои болельщики шерпы были по-настоящему рады. Обняли, начали кормить всякой всячиной, среди которой было и ячье мясо. Они были уверены, что я побывал на вершине. После четырнадцатичасовой работы, еды и питья, меня разморило. Шерпы ушли вниз, а я проспал почти до вечера. А через день, переночевав на 7400 м, спустился к лагерю на 6500 м. Ожидавший меня там Коротеев выразил совсем не те чувства, что добродушные шерпы. Был злой как черт. Шерпы принесли вниз молву о том, что я был на вершине. Когда я разуверил в этом Коротеева, он даже обрадовался. Может, потому, что увидел меня живым?

В базовом лагере традиционным русским способом отмечали успех и окончание экспедиции. Не все были довольны моей инициативой. Чрезмерно “отметивший” Коля Черный чуть в драку не полез. Но многие в лагере поздравляли, как будто я побывал на вершине. Особенно был рад за меня непальский лайзен-офицер, приставленный к экспедиции. У нас с ним давно сложились добрые отношения. Офицера я дважды лечил, и он был единственный, кто понимал мой немецкий язык. Даже руководство использовало это, если требовалось уладить какие-то вопросы. Так вот, этот добряк-чиновник сказал мне: “Тебе мы оформим восхождение в первую очередь”. — “Но ведь я не дошел до вершины”. — “Сколько не дошел?” — “Сто метров”. — “Ну, это ерунда, все равно оформим!” Возможно, благодушный непалец просто шутил. Я же к этому отношусь серьезно. Может, когда-нибудь и можно себе что-то приписать, но только не взятие Эвереста. Случись такое, я, наверное, умер бы от стыда. А свидетельство министерство туризма мне все-таки выдало. Оно подтверждает, что без применения кислорода я поднялся на Южную вершину Джомолунгмы.

Вспоминая об этих экспедициях, нельзя забыть, что некоторые из тех ребят, с кем мы вместе были на Эвересте, уже лежат под высокими гималайскими обелисками. Сергей Арсентьев — на Эвересте, Володя Башкиров — на Лхоцзе, Катя Иванова — на Канченджанге, Гриша Луняков — на Манаслу.

На том же месте в 1999 году

Эверест штурмовала команда Украины. Первая тройка распалась на подходе к вершине. В.Терзыул и В.Копытко взошли в 14 часов и на спуске нашли В.Горбача, сидящим на гребне. Решили дать ему шанс и остались ждать. Горбач появился только в 17.30. Был заторможенный, нос подморожен. Дальше он спускался в сопровождении Копытко. Терзыул ушел вперед, вырывая из-под снега перильную веревку. Двойку он потерял из виду и вернулся в лагерь. В 21 час Копытко сообщил, что они находятся в районе первой ступени, после чего связь пропала. Утром Терзыул с кислородом вышел навстречу, но до 8500 м никого не нашел. Поднявшийся из промежуточного лагеря С.Ковалев в 15 часов на 8600 м нашел ослепшего Горбача. Он был совсем плох: ноги, нос и руки обморожены, передвигаться сам не мог. Ковалев один тащил его вниз 4 часа. Подошли И.Свергун и Н.Горюнов и помогли доставить Горбача в штурмовой лагерь. Он рассказал, что ночью Копытко ушел с фонарем искать перила… Поиски и наблюдение за склоном ничего не дали.

На том же месте в 1996 году

Налетевший 10 мая ураган погубил 8 человек. Пятеро из них поднимались по классическому маршруту с Южного седла. Вели их на вершину проводники трех коммерческих фирм. Каждому клиенту Роба Халла из Новой Зеландии это удовольствие обошлось в 65000 доларов. В фирме американца Скотта Фишера с названием “Безумие гор” работал гидом россиянин Анатолий Букреев, один из сильнейших высотников мира.

В группе тайваньца Мин Хо Гау неприятности начались еще в промежуточном лагере, где заболел и умер один из клиентов. Реакция коммерсанта была своеобразной. Остальным он заявил: “Это не помешает нам взойти на вершину!” Достигнув вершины в 15 часов, группы долго ликовали и не успели вернуться засветло. И тут разыгралась самая крупная трагедия последнего десятилетия. Примечательно, что, когда начался ураган, в наиболее критической ситуации оказались все руководители групп. Роб Халл со своим другом и одним из клиентов застрял над Южной вершиной. Замерзшая маска не позволяла ему пользоваться кислородом. Его спутники попробовали спускаться, но внизу они так и не появились. Халл дважды связывался по спутниковому телефону со своей беременной женой. Она умоляла его попытаться спуститься, но сил для этого он так и не нашел.

Обессиленные Скотт Фишер и Мин Хо Гау провели ночь на полпути от вершины к Южному седлу. Букреев, уже спустившись на седловину, пытался пробиться наверх, но ураган этого не позволил. Только на следующий день к ним поднялись шерпы. Оба были еще живы, но Фишер был невменяем и не реагировал даже на кислород. Мин Хо Гау мог двигаться, что и спасло ему жизнь. Когда вечером Букреев добрался к своему другу Скотту, помощь ему была уже не нужна. А безумие гор продолжалось. Букрееву в полночь пришлось снова выходить с кислородом на помощь заблудившимся клиентам. За две ходки он спас трех человек.

После первой ночи список потерь составлял уже шесть человек. Но одному удалось вернуться в число живых. Чудеса живучести проявил клиент уже погибшего Скотта Фишера. Во время восхождения, на высоте 8400 м, Бек Уитерз почти ослеп. Двенадцать часов на ветру и морозе он ждал возвращавшихся с вершины. Спустившись на ощупь, он замерзал вместе с заблудившейся на плато группой. Букреев посчитал его за погибшего вместе с японской женщиной. На следующий день покрытый коркой льда Уитерз не подавал признаков жизни и не привлек внимания спасателей-шерпов. Но потом очнулся, встал и побрел в лагерь. Его положили в палатку, а ее сорвало ураганом. И следующую ночь он провел на холоде. Окончательно он смог уцепиться за жизнь после эвакуации вертолетом.

(Окончание следует.)