ЧМ-2014. Страх и ненависть в Росинье. Фавела дней моих суровых

За окном хлещет лютый дождь — погода на востоке Бразилии резко ухудшилась. Машину покачивает на ухабах, гид бубнит в микрофон, вертлявые австралийки на передних сиденьях, звонко гергеча, повизгивают от удовольствия и предвкушения. Близится вечер. Крайне неординарный вечер в нашей командировке на край земли.

И жизнь…

Три главных стереотипа о бразильских фавелах — это: а) высочайший уровень преступности, сочетающий грабежи, убийства и наркоторговлю; б) страшная нищета, теснота и антисанитария, в которых живут местные жители; в) большинство звезд бразильского футбола зажигалось здесь, в этом вертепе.
Приближение к Росинье обозначают не дорожные указатели, а живые. Темнокожие хлопчики в одних шортах, пользуясь красным цветом светофора, быстро конструируют на пешеходном переходе высокие деревянные мостки и, взобравшись, начинают жонглировать фруктами под дождем. Показав номер, требующий серьезной подготовки, они шустро сворачивают декорации и идут вдоль автомобильных рядов, прося гонорар. Кто-то подает реал-другой, кто-то лишь поднимает стекла. Включается зеленый — и вереница машин уносится прочь, давая циркачам передышку и время на подсчет заработанного.
Росинья — крупнейшая фавела Рио. Справочники говорят, что здесь проживает около 80 тысяч человек. Молва гласит, что населения в два с половиной раза больше. Все источники, официальные и не очень, сходятся в том, что на трущобном положении в городе каждый пятый житель. 20 процентов фавельного социума — это не только Росинья, но и Алемао, Вила Крузейро, Вижидал, Санта-Марта и многие другие “микрорайоны”, где мыкает жизнь городская беднота.
“Почти весь обслуживающий персонал на мундиале, работники точек питания, многие волонтеры — это люди из фавел, — говорит гид по имени Педро (в Бразилии много “Педров”) и добавляет: — Чемпионат мира для них — возможность заработать. Есть точка зрения, будто наряду с основными обязанностями эти люди приторговывают наркотиками, но не советую вам проверять эту мысль на подлинность. Полиция в Рио сегодня начеку”.
В Сан-Паулу мы фавел не видели. Они там есть, но держатся особняком — эдакие изолированные гетто. В Рио все по-другому. Здесь трущобы свойски вписаны в пейзаж — и рассеянному туристу ничего не стоит, свернув не туда, оказаться посреди покосившихся домишек, узких улочек и аборигенов, которые смотрят на чужаков оценивающе и подозрительно. Вид на одну из фавел открывается прямо с галереи “Мараканы” — и вид этот завораживает.
Феномен возникновения этих застроек давно разгадан. В середине прошлого века на фоне экономического спада в поиске лучшей доли люди ринулись в большие города из городов мелких, поселков и деревень. Провинциалы оккупировали холмы, где без оглядки на конституцию быстро возвели из подручного материала утлые жилища. Эти “нахаловки” росли, как борщевик — беспорядочно и бесконтрольно, пока не достигли таких объемов, что бороться с ними стало бесполезно. Правительство их приняло как данность и задним числом подвело под них законодательный фундамент.
С тех пор фавела — такая же часть Бразилии, как леса Амазонки, атлантические пляжи и водопады Игуасу.

И слезы…

По иронии судьбы Росинья примыкает низинным боком к фешенебельному району Леблон — месту компактного проживания бразильских миллионеров. Мы проезжаем мимо высоких заборов, поверх которых тянутся провода сигнализации. Ливрейные лакеи распахивают ворота для тонированных лимузинов и кланяются их хозяевам. Под проливным дождем это рождает ощущение, будто ты не в Южной Америке, а где-то в старой Англии.
“Расслоение людей по уровню жизни в Бразилии — колоссальное, — снова говорит Педро. — Это и есть корень социальной напряженности”. “Например, здесь… — кивает на заборы, — живут так, что Германия позавидует. А в фавелах достаток примерно как в Гане…” Транспортный поток продолжает подниматься в гору — это уже совсем простенькие автомобили, ржавые рыдваны, мотоциклеты и тяжело фурычащие автобусы городских маршрутов. Самый аутентичный контингент для трущобных реалий.
И вот прибываем. Десяток туристов из разных стран — Австралии и Беларуси, США и Германии — гид просит держаться вместе и не отставать. И ведет по Росинье — смотреть, “как люди живут”.
Эта “Воронья слободка” встречает иностранцев ощеренными улыбками уличных торговцев. Они продают сувениры и прочую дребедень. Вверх по узкой улице уходит череда забегаловок, строительных магазинов и прочего ритейла. Скоро выясняется, что Росинья сегодня — это хорошо причесанный и старательно стерилизованный кондоминиум. Перед чемпионатом власти провели ряд профилактических, оперативно-розыскных и следственных действий, направленных на борьбу с криминалом. Есть предположение, что в этой борьбе все средства оказались хороши — и силовики не побрезговали тупо договориться с бандитами, заключив на время мундиаля футбольное перемирие на взаимовыгодной основе. В стране, где коррупция разъедает все живое, это вполне вероятно. Но как бы то ни было, два часа в фавеле оказались самыми безопасными часами в жизни корреспондентов “ПБ”.
А бывали дни веселые, когда полиция просто боялась казать нос в эти кварталы. Правила общежития диктовали здесь наркоторговцы с их широкими возможностями и мощными боевыми батальонами. В Бразилии есть несколько крупнейших синдикатов, которые ведали и продолжают ведать опиумом для народа. Иногда они воюют промеж собой за сферы влияния и рынки сбыта — тогда в жизни трущоб наступают смутные времена с кровью и стрельбой. Иногда наступают периоды затишья — тогда наркобароны по доброте душевной подкидывают людям деньжат по своим баронским соцпроектам. Простые жители фавел относятся к группировкам со странной смесью страха и благодарности.
Наркотрафик тянется сюда из Колумбии и далее — в США и Европу. Значительная часть “дури”, естественно, оседает в Бразилии. Купить дозу сегодня можно не только в трущобе, но и в благообразных кварталах города. Идучи по центру Рио, нет-нет да и уловишь запах марихуаны — самой безобидной заразы из тех, что помогают отрешиться от мирских забот и расширить сознание.
Фавелы бесконечны, и значительная их часть доныне остается вне закона и контроля полиции и военных. В эти удаленные анклавы туристов не водят — опасно. Самая распространенная модель бразильского гоп-стопа проста. К беспечному чужаку подруливает на скутере пара малолетних бандитов, приставляет к голове пистолет и коротко приказывает раскошеливаться. В глазах мародеров можно прочитать нечто вроде знаменитого: не мы такие — жизнь такая. Во всех местных путеводителях на этот случай дается твердая рекомендация — не сопротивляться и отдать грабителям все. Иначе можно отдать главное — жизнь. Согласно статистике, по количеству убийств Бразилия стабильно входит в мировую десятку стран, соседствуя в этом печальном рейтинге с воюющими государствами Африки и Колумбией с ее вечным повстанческим беспределом. Каждые 15 минут здесь кого-то застреливают или режут. Несмотря на все миротворческие усилия властей.

И футбол…

Но в Росинье хорошо. Даже дождь почти закончился. С холмов открываются чарующие виды на вечерний Рио, начинают светиться окна. Фавела живет повседневностью, ничуть не выказывая агрессии к гостям.
В лавках идет торговля. В кафе сидят-едят вполне обычные на вид люди. Вполне обычные на вид дети спешат из школы домой. Прошли времена, когда этот самострой жил по законам индейского племени. Без электричества, водопровода и канализации. Канули дни, когда мусор выбрасывали прямо на улицу, а вокруг стоял запах нечистот. За последние годы правительство произвело колоссальную работу по благоустройству Росиньи. Сегодня здесь есть больницы, детсады, банки. Есть спутниковые тарелки на крышах и “вай-фай”. Гор мусора давно нет, запахи вокруг гигиенические. В здешние хостелы даже осмеливаются поселяться приезжие. Вид полиции на каждом углу и военных с винтовками М-16 оказывает на них успокаивающее воздействие.
“Кайпиринья”, “Брахма”, “Гуарана”!” — зазывает в свой питейный салун радушный хозяин. Размешивает напитки ловко, на руке сверкают дорогие часы — свидетельство того, что человек никого не боится. Попивая пиво в сердце главной фавелы Рио, трудно представить, что когда-то здесь все было по-другому. Что режиссер Фернанду Мейреллиш, снявший культовый “Город Бога” в 2002-м, говорил: “Если бы я знал, что здесь так опасно, — отказался бы от идеи создания фильма…”
Самое интересное в нашей экскурсии начинается в конце — когда сворачиваем с улицы и углубляемся в переулки. Переулки Росиньи — это бесконечные коридоры и лестницы. Это бесконечные лабиринты, где иногда протискиваться нужно боком. Ступеньки, поворот, еще ступеньки, задеваешь плечом угол, сталкиваешься с кем-то из местных… Прижимаясь к влажной стене, пропускаешь юную бразильянку с грудным младенцем. Она проходит мимо, как молчаливая тень. Иногда даже не знаешь, ты еще на “улице” или уже в помещении. Сверху гроздьями свисают сгустки проводов. Небо над головой похоже на узкую щель.
Лазая в этих каменных джунглях, чувствуешь себя муравьем в муравейнике. Понимаешь: стоит чуть притормозить, группа уйдет вперед — и ты в жизни не выберешься на волю. И это только центр фавелы — чем дальше от него и выше в гору, тем ходы запутаннее. Немудрено, что власти не могут взять под контроль эту часть бразильской жизни. Знать все закоулки может лишь тот, кто здесь родился и вырос.
Мы и в чье-то жилище в конце концов попадаем. Нас просят спрятать фотокамеры, но непонятно зачем. Отнюдь не в грязи живут семьи Росиньи. Отнюдь не в окружении голых стен и совсем не под плач голодных детей. Да, небогато, скромно. Но вот висит на стене ЖКИ-телевизор, транслирующий очередной матч. Вот плитка на полу, вот типовая мебель и белый холодильник. Вот улыбающаяся хозяйка орудует у плиты, шевеля половником в кастрюле. Близится вечер — и время семейного ужина. Под потолком висит энергосберегающая лампочка.
Выбравшись на свет, встречаем любопытного сеньора из местных. Шлепанцы на босу и грязну ногу, потертая панамка, растянутая майка с принтом “Neymar”. Скрипучий голос с перегаром: “Откуда вы, ребята? Как дела? Нравится у нас?” — улыбка обнажает частично беззубый зев. И вдруг люмпену звонят — выхватывая очень “чоткий” айфон, дядя деловито говорит в трубку. Купил или украл он дорогой “Apple” — интересоваться не рискуем.
Фавела — нижайший уровень бразильского общественного устройства, зато именно отсюда поднимается самый крутой социальный лифт на земле. Трущобы дают миру свой самый ликвидный товар — футболистов эстра- класса.
Но и здесь цивилизация вносит лепту, лишая процесс романтики. Это Гарринча в 14 лет работал на текстильной фабрике. Это Пеле до 15 играл за безымянную детскую команду вне всяких тренировочных систем. Это Сократес первые бутсы получил в 12, а Роналдо в том же возрасте начинал в футзале. Сейчас все иначе. Агентская сеть давно накрыла эти благодатные места — и выдергивает мальчишек, едва те сверкнут дарованием. Если ты не сверкнул, если к 13 годам не попал ни к кому на карандаш, — выбирай другую профессию, парень. Становись водителем, слесарем, официантом — или гангстером, наркодилером, сутенером. На худой конец можно жонглировать апельсинами на перекрестках.
Миллионеры из трущоб — эта формула продолжает работать в Бразилии, но в ней уже нет чуда. Лифт едет плавно, без рывков. И уже неважно, в каких условиях прошло детство Неймара. Важно, что уже в семь годков он попал в академию “Сантоса”, где был одет, обут и накормлен.
Нет сомнений, что со временем, когда Бразилия станет жить просторнее, фавелы будут увековечены как памятники здешней урбанизации. Они уже являются достопримечательностью наряду со статуей Христа и Сахарной Головой, но в будущем трущобы превратятся и в место массового туристического паломничества.
Чемпионат мира льет воду на эту мельницу прогресса. Жернова эволюции крутятся веселее, с хрустом перемалывая жестокое прошлое.