Северный энтузиазм. Дмитрий Дудик: разделите деньги поровну

Об аудиенции у президента, безразличии бывшего директора, трехэтажном мате, зарплатах и о многом другом мы говорили почти два часа…

— Как вам первый год в качестве главного тренера?
— Безумно интересно. Будто строишь что-то свое. А когда еще видишь результат, пусть в “Витебске” он и не впечатляющий, то приятно вдвойне. Конечно, в связи с тем, что я пока неопытный тренер, допускал много ошибок. Тем не менее рад попаданию в клуб в это сложное время. Не только для “Витебска”, но и для большинства команд нашего чемпионата. Считаю, год в финансово нестабильных командах идет за два или даже за три. Вообще, в белорусском хоккее в последнее время сложилась неправильная тенденция, когда молодые тренеры по каким-то протекциям или дружественным связям попадают сразу на теплые места. Когда я приехал в Витебск, у Юры Ивашина зарплата была девять миллионов минус налог, у меня — семь. Ни о каком заработке речи не шло. Но я хотел трудиться, понимая, насколько нелегко придется. Такую школу стоит пройти.

— После окончания сезона вы обмолвились: “Если бы не президент, хоккея в Витебске не было бы”. Можете пояснить?
— Прошлым летом поступали сведения, что клуб собираются обанкротить и закрыть. Бывший директор Магильницкий даже отправлял письмо на имя губернатора, в котором сообщал, что долгов накопилось на 6,5 миллиарда, а спонсоров нет и отдавать нечем. Ситуация походила на могилевскую. Но мне удалось обратиться лично к президенту и попросить помощи. После этого состоялась встреча с губернатором Александром Николаевичем Косинцом, на которой приняли очень важное решение о переводе “Витебска” на областной бюджет, удержавшее клуб на плаву. Часть долгов погашалась как раз оттуда (из 6,5 осталось еще около 2 миллиардов). Это стало большим подспорьем. В итоге входим в новый сезон без зарплатных “висяков”.

— Как удалось добиться аудиенции у Лукашенко?
— Не секрет, что многие бывшие хоккеисты выступают за команду президента. На одной из тренировок и посчастливилось мимоходом разговориться о положении дел на периферии. Не то чтобы пришлось пожаловаться, но, к сожалению, у нас в стране так получается, что в любой сфере без личного вмешательства главы государства сложно что-то сделать.

— Губернатора развернули лицом к хоккею?
— Просто поступило указание разобраться. Дело в том, что проблемы “Витебска” дальше клуба не выходили. Губернатор о них не знал. Думаю, даже начальник облспорткомитета был не шибко осведомлен. По бумагам все нормально получалось. Когда прошлым летом подошел к бывшему директору и спросил, как вообще формировать команду, услышал простое пожелание: “Бери тех хоккеистов, которые будут молчать и не станут трубить в прессе об отсутствии денег”. Магильницкий не жаловался, вел спокойно бизнес при катке, а долги тем временем накапливались. Своими прямыми обязанностями — бить в колокола, бегать искать деньги — был не слишком обеспокоен. Может, как руководитель дворца он и неплох, но как директор клуба — никакой.

— Что принципиально изменилось после прихода Базеко?
— В моем понимании, Базеко — настоящий генеральный менеджер. В курсе всех дел. С Владимиром Васильевичем можно обсудить любую кандидатуру хоккеиста. Человек действительно пропускает хоккей через себя, разбирается в игре, любит ее. Появилась организация работы с болельщиками — народ потянулся на трибуны. В вип-ложу стали захаживать люди из руководства города и области. Им нравится хоккей, они и раньше ходили бы, но Магильницкий никого не звал. К тому же Базеко ищет спонсоров, чтобы платить зарплаты. Лично ездит по предприятиям. Да, выделяемые суммы небольшие — 50-100 миллионов. Но удается заинтересовать людей, готовых помочь клубу хотя бы этими средствами. Магильницкий только отправлял письма: “Пришлите-ка спонсорскую помощь в таком-то размере”. А людей стоит обхаживать.

— Вы говорили, что удалось поднять зарплаты хоккеистам.
— Да. Если в прошлом сезоне спортсмены в среднем получали 6-7 миллионов “грязными”, то сейчас уже 10-11. Понятно, в Гомеле или Жлобине с таких цифр потешаются, но для “Витебска” повышение на 40 процентов — большой шаг. Хотя для такого мастера, как Леха Страхов, это все равно не те деньги.

— Страхов тоже играл за 6-7 миллионов?
— Не совсем. У Страхова, Пономарева и Зюзина зарплаты были в районе тысячи долларов. Конкретно у Зюзина — 1100. Забавно, ведь человек провел около 600 матчей в НХЛ. Помимо маркетингового хода, это стало хорошим усилением состава. С приездом в январе упомянутой троицы молодые игроки получили хороших наставников и пример для подражания. Контракты, правда, заключались на два месяца, потому что мы хотели попасть в плей-офф и экстренно усилились. Сразу обмолвились: после окончания сезона сядем и честно скажем, что можем предложить в дальнейшем. Увы, так получилось, что договорились только со Страховым. Пономарев намерен завершить карьеру, а Зюзин собирался пройти предсезонку с “Донбассом”.

— Как Зюзин, который столько на своем веку повидал, отнесся к витебским условиям?
— В том-то и дело, что повидал многое — уже ничем не удивишь. В поездках жили в шикарных гостиницах, ведь у нас в стране почти все отели молодые, с хорошим ремонтом. В Витебске ему выделили номер в ледовом дворце. Там условия тоже хорошие. Раздевалка не супер, но и не Советский Союз. Клюшки он привез свои, амуницию — тоже. Вообще, в Витебске есть все условия для развития хоккеистов, но пока хромает материальная база. На безбедную жизнь не заработаешь.

— А должно ли быть так, чтобы в “Витебске” хоккеисты зарабатывали на безбедную жизнь?
— А почему ты считаешь, что в “Витебске” не должно, а в Жлобине или Гомеле — должно?

— И там завышать зарплаты не стоит, но они объективно будут солиднее, поскольку это команды-полуфиналисты.
— В Беларуси нет сильно завышенных зарплат хоккеистов, но есть большая концентрация высокооплачиваемых игроков в двух-трех клубах. Все потому, что этим клубам государственных денег выделяют намного больше, чем остальным. Надо принять простое решение: все средства разделить поровну. Тогда высокооплачиваемые хоккеисты равномерно распределятся по командам. Игроки в зарплате ничего не потеряют, у лидеров заработок сохранится на уровне трех тысяч долларов в месяц, что для наших реалий нормально. Но мы получим десять среднего уровня коллективов. Появится конкурентная среда, о которой давно твердим. Только нужен мужик, который придет, стукнет по столу и скажет: “Так, Жлобин, у вас бюджет будет не шесть миллионов, а два. Остальные четыре поделим между “Лидой”, “Витебском”, “Брестом” и “Могилевом”. Тогда и тренеры начнут прогрессировать. А то у нас, если есть деньги — ты чемпион. Если нет — аутсайдер. Один коллега признался, что ему сказали: “Собирай команду под первое место — деньги будут”. Снова получится чемпионат между двумя клубами. Уже сейчас могу сказать, что в финале встретятся “Шахтер” и “Гомель”. Для чего тогда вообще экстралига?

— То есть, скажем, “Гомелю” просто повезло, что у него есть “Дружба”…
— …“Металлургу” — что у него БМЗ. “Шахтеру” — что у него “Беларуськалий”. А остальным не повезло. Но давай мыслить шире: нам всем повезло, поскольку живем в Беларуси, где есть и “Дружба”, и БМЗ, и “Беларуськалий”. А команды здесь не частные — государственные. Тогда каждый вправе рассчитывать на равную долю.

— Вам не кажется, что порой перегибали палку в своих спичах на пресс-конференциях?
— Это, конечно, здорово для публики, потому что спорт — своеобразный шоу-бизнес. Как говорил Хэнлон, мы, словно медведи в цирке, должны развлекать людей.
Но еще осенью я действительно шарахался от оскорблений к извинениям, потому что не мог совладать с эмоциями. Перед ребятами однажды публично попросил прощения. Старался делать это и в приватных беседах, если кого-то задевал. Просто пока еще не могу контролировать себя так, как это умеют более опытные специалисты. Хэнлону, наверное, тоже сложно было не называть нас теми, кем мы являлись на самом деле. Он всегда хотел увидеть что-то хорошее. И, думаю, учился этому не год и не два. Что ж, постараюсь ускорить процесс. Мы с ассистентом Ермоловым понимаем: надо меняться. Хотя уверяю: то, что выплескивалось на пресс-конференциях, — уже отфильтрованный материал. (Смеется.) Мне просто повезло всю жизнь играть в командах, которые сражались за высокие места. Хоккей был пускай не высочайшего, но хорошего уровня. А здесь окунулся в такие дебри… Сейчас происходит ломка стереотипов. Никогда не думал, что можно так плохо играть, как некоторые. Объективно, будь у нас достой- ный чемпионат — многим пришлось бы закончить. Но получается, финансово нестабильные команды становятся для них последним пристанищем, где еще можно существовать. Если хоккей — это не твое, то рано или поздно все равно останешься за бортом. И пусть лучше это произойдет в 20 лет, чем в 24, когда уже обзавелся семьей и детьми.

— Подопечные обижались на вас?
— Знаешь, я пока еще сам игрок и жалею хоккеистов. Пускай этого нельзя делать категорически. Понимаю, что “Витебску” надо пахать в два раза больше остальных. Но иногда, когда требуется заставить спортсменов работать, даю задание Ермолову. Валера старше, закончил раньше, поэтому жалости меньше. Мне порой не хочется давать лишний челнок, лишние километры кросса… Помню, как была в тягость вся эта работа на земле. Хоккеисты наверняка чувствуют, что могу не только ругать и оскорблять. У того же вратаря Домнича, к которому, признаюсь, предвзято относился в начале сезона, появился стержень. Сергей стал мужиком: сбросил 14 кило, выиграл конкуренцию у Бородули. При удобном случае всегда привожу парня в пример. Он не обижался, но по-хорошему разозлился. Это нормально. В принципе ребята молодые — конфликтов у нас не возникало.

— Однако после одного из заключительных матчей сезона — против “Бреста” — вы признались, что возникло чувство, будто команда “сливала” игру.
— Неприятный момент. Просто сезон подходил к концу, висели задолженности по зарплатам, начались всякие ненужные разговоры. Понимал, что может произойти негативный всплеск. И по игре это отчетливо прослеживалось. Некоторые хоккеисты, к сожалению, подпортили мнение о себе. С отдельными пришлось расстаться. Не будь этого матча — пару-тройку человек оставили бы.

— Их можно понять?
— Да, но говорю же — нельзя жалеть. “Витебск” позиционирует себя как команда с бойцовским характером. А на тех людей больше не мог положиться — подведут в любой момент.

— Тренерам тогда тоже не платили?
— Никому не платили.

— Как выживали?
— У меня остались сбережения с прежних времен. Когда дело близилось к финишу карьеры, создал небольшую подушку безопасности. Так что период безденежья прошел проще. Хотя Валере Ермолову, знаю, пришлось несладко, возникали и в семье проблемы: муж уехал куда-то далеко, а денег не привозит. Сейчас эта веха витебской истории уже в прошлом. Думаю, в грядущем сезоне все будет хорошо.

— Кстати, и вы на одной из пресс-конференций признались, что поругались с женой. Это тоже из-за хоккея?
— Все в жизни из-за хоккея. Тренеру невозможно сразу забыть прошедший матч. Мы ж кипим! Вспоминаем каждое действие: как, что, почему?! Если я расстроен игрой, это, увы, переносится на семью. Очень хочу сделать команду, которая выигрывала бы 90 процентов матчей. Либо очерстветь настолько, чтобы разделять дом и работу. Пока молодой — это сложно.

— Правда, что у ваших подопечных были проблемы с воспитанием?
— Да. С воспитанием и с правильным восприятием старших. Речь не только о Дудике и Ермолове. Например, доктору команды — около 50 лет. Но при нем хоккеисты, не задумываясь, кроют трехэтажным матом. В мое время, когда заходил тренер, вся ругань прекращалась. Это азы воспитания. Это как уступать старшему место в общественном транспорте. Приходилось учить, грозить штрафами — все равно хватало лишь на несколько дней.

— А вы ругаетесь матом после матчей?
— Чтоб кого-то конкретного обложить — нет. Но для встряски команды, конечно, использую.

— Так стоит ли требовать от хоккеистов сдержанности, пока наставники сами этим грешат?
— Не знаю. Просто тренер нечасто бранится в повседневном общении — только когда накипит. А мои хоккеисты в непринужденной беседе используют только процентов тридцать нормальных слов. Остальное… Уши вянут! Да, есть воспитанные люди, но некоторые, такое чувство, выросли в бандитских кварталах.

— Штрафовали кого-нибудь за нецензурщину?
— Нет. Пользовались только одним штрафом — за необоснованное удаление, коим считался фол в зоне атаки. Сумма смешная — от 50 до 150 тысяч рублей. Вот, помню, когда играл в “Шахтере”, один хоккеист за пьянку заплатил тысячу долларов. Если зарплата нормальная, то и штрафы нормальные.

— А как же вы требовали платить пускай смешные 50 тысяч, когда деньги подолгу не выдавались?
— Входили в положение, ждали, когда хоккеист получит причитающееся, и только тогда взыскивали. Касса шла на фрукты, шоколад перед матчами, поскольку с этим в клубе были проблемы. Либо изготавливали плакаты в раздевалку.

— Плакаты?
— Да. Слава богу, поработал с Хэнлоном и насмотрелся много мотивационных штук. Например, перед выходом на лед, чтобы видела гостевая команда, повесили устрашающую растяжку — злой медведь, перегрызающий палку, с брызжущей кровью. На стене раздевалки разместили большого размера баннер с десятью заповедями хоккеиста.

— Что за заповеди?
— Поведение в различных игровых моментах. Что-то типа, “под страхом смерти нельзя терять шайбу на синей линии” и так далее. Надеюсь, это помогает парням. Надо всеми способами заставить их прогрессировать быстрее. Не хочу ждать пять-семь лет, пока “Витебск” станет сильной командой. Уже в следующем сезоне необходимо пробиваться в плей-офф.

— Вам плакаты Хэнлона помогали?
— Подобное было в новинку, поэтому серьезно подстегивало. Сейчас это уже больше распространено. Может, эффект не тот.

— После одной из встреч с “Химиком” вы пригрозили снять с каждого хоккеиста по 500 тысяч рублей за невразумительную игру…
— На самом деле так и не сняли. Через день остыли. Опять же вошли в положение. Отбирать те небольшие деньги, которые задерживают? Мы ж не изверги. Просто припугнули. В тренерском деле ведь много психологических ходов. Бывает, видим на разминке, что подопечные морально не готовы. Идем с Валерой в раздевалку и говорим: “Надо наорать. Кто будет орать: ты или я?” Мы не психи, но это вынужденная мера. А то выйдут на матч, как амебы, и будут “плавать” весь период.

— Иногда на пресс-конференциях казалось, будто вы близки к критическому моменту. Когда-нибудь хотелось бросить это дело?
— Ни разу. Изначально реально оценивал положение “Витебска” и не строил воздушные замки. Прошлым летом где-то приходилось блефовать, говорить о плей- офф, придумывать идею с бойцовской командой. Кстати, если бы не проявили в начале сезона характер, нас обыгрывали бы с еще более крупным счетом. А так “Витебск” хотя бы боялись. Это самая простая спасительная тактика слабой команды. Причем в чемпионате Беларуси ниша была не занята.

— Почему от нее отказались?
— Просто в федерации конкретно сказали: за каждую следующую драку будем дисквалифицировать хоккеистов. Хотя при нашем мизерном интересе болельщиков это могло бы стать фишкой по привлечению зрителей. А то зрелища ноль, и еще бои запрещают. Понятно, драться надо по правилам, а не так, как “Витязь” бесчинствовал в КХЛ. Хотя у “Витебска” иногда тоже получалось не очень красиво. Все из-за молодости.

— Что еще может сделать федерация, чтобы спасти отечественный чемпионат?
— Моей головы мало. Необходимо собраться спортивному руководству, будущему главе федерации, тренерам и долго сидеть, обсуждать. Кричать, ругаться, но в итоге к чему-то прийти. Мы с Базеко думали о различных идеях. Например, создать аналог Кубка надежды для клубов, не попавших в плей-офф и вылетевших в первом раунде. Чтобы не заканчивать сезон в феврале. Или не считать легионерами хоккеистов, скажем, до 24 лет. Это позволит завозить и смотреть молодых россиян, украинцев с перспективой дальнейшей ассимиляции.

— Раз уж вы до сих пор остаетесь больше хоккеистом, нежели тренером, не возникало желания заявиться самому и стать играющим тренером?
— С Валерой периодически надеваем форму, играем с подопечными на тренировках. Но я понимаю, что уже безнадежно уступаю всем в скорости. Если на месте еще могу изобразить техничного хоккеиста, то в остальном — беда.