Зона доступа. Павел Башкин: три в глубину

Поиграл на топ-уровне в России, Словении, Испании, Беларуси. Полиглот. Бронзовый призер Олимпиады в Афинах. И, наконец, собеседник из тех, каких заслушаешься.

— Четырех лет жизни в городе над Бугом достаточно, чтобы назвать себя брестчанином?
— Склоняюсь к мысли, что для меня здесь все роднее, чем там, где родился, вырос, провел школьные и студенческие годы.

— Запомнил твою давнюю реплику с оттенком грусти: родину я подрастерял… Что имел тогда в виду?
— Расставание с друзьями. Начал активно перемещаться по миру и стал меньше общаться с людьми, вместе с которыми провел большую часть спортивной жизни. Да и родные — мама, отец, сестра — остались в России. Хотя сейчас рядом самые близкие: жена, сын и дочка. И наша семья считает Брест своим домом. Здесь мы всем довольны, счастливы. Скучаем, когда уезжаем. А на родине все иначе: на суматохе, на нерве…

— Это ты про Астрахань?
— Скорее про Ставрополь, где живут родители жены. Северный Кавказ. Обстановка на дорогах, к примеру, хуже, чем где-то еще. Приходится подстраиваться. А здесь езжу спокойно, ничего не нарушаю. Избегаю штрафов…

— А заодно проблем с продлением вида на жительство?
— И этого тоже. Хотя сильнее всего дисциплинирует память об аварии, в которую попал вместе с Алексеем Пчеляковым.

— Если не путаю, тренер как раз доставлял тебя тогда в Брест — заключать контракт.
— Точно. Отъехали триста пятьдесят километров от Астрахани и исполнили четыре оборота в кювет. Я, наученный самолетными инструкциями, голову вниз — и легко отделался. А у Алексея Викторовича — сотрясение, сломанная рука.

— Совсем скоро после твоего приезда сюда последовала отставка Пчелякова из БГК. Внезапная.
— Опасений, что уходит тренер, который меня позвал, и при новом не заиграю, не было точно. Уже успел сыграть в Бресте на “Кубке Белгазпромбанка”, неплохо себя зарекомендовал. Да на отношение мое к работе это никак не влияло…

— Скажи кто тебе тогда, в 2010-м, что через четыре года будешь давать интервью в статусе спортивного директора клуба…
— Ну да, неожиданно все закрутилось. Я тогда намеревался еще лет пять поиграть. Прооперировал в Испании бедро, успел там восстановиться к последнему матчу чемпионата. Вышел, удостоверился, что снова могу…

— Травма была серьезной?
— И обидной. В газетах писали: побре Павел — бедный, значит. Сыграл в том сезоне за “Логроньо” всего десять матчей. А после двадцатого тура все еще оставался лучшим в команде по результативности. Там было интересно. Замечательный город на севере страны — та Испания, что мне нравилась. Все держалось на тренере. Хесус Гонсалес — математик по образованию, ученик Хуана Карлоса Пастора. Он при изучении соперника подмечал поразительные мелочи. Так на учете нюансов и командных действиях даже в отсутствие звезд выигрывали важные матчи. Была возможность остаться в Испании. Но там уже начинался кризис, это сказалось на условиях контракта. В Бресте предложили лучше. Но второй сезон доиграл здесь с трудом — артроз тазобедренного сустава. В Испании мне его, образно говоря, отполировали и смазали. Жил бы спокойной жизнью — не замечал. А стал снова играть — пошел износ…

— Так и двинул ты по чиновничьей линии…
— Здесь Анатолий Николаевич Петрукович, наш замуправляющего, роль сыграл. Пришел тогда к нему: мол, играть заканчиваю, если есть работа в клубе — останусь. Были еще варианты: вернуться в Испанию или в Астрахань. Сказали: такие люди нам нужны. На семейном совете решили продать астраханскую квартиру, которую получил после афинской Олимпиады. В Бресте купили дом, практически достроенный…

— Начинал ты в клубе администратором…
— Потом быстро стал ассистентом у Миглюса Астраускаса, помогал и Владимиру Савко — переводил для игроков-балканцев. А когда приехала тренерская пара Бабич — Николич, им понадобилась еще большая помощь в коммуникации на тренировках и сборах. Потом произошли изменения в руководстве. Так получилось, что Андрей Гуско проработал спортивным директором всего месяц. Он ушел, мне сказали: берись за эту ношу. Тогда, в прошлом сентябре, надо было с ходу решать вопросы по календарю, искать замену травмированному Атаевасу, вести переговоры с SEHA-лигой. Все сразу навалилось, не знал, за что хвататься.

— Сейчас поднаторел?
— Важно, что жизнь заставила на практике изучить всю административную часть: заявки, контакты, логистика, календарь. Это было постижением гандбола с совершенно незнакомой стороны.

— По-моему, в новую роль ты вписался весьма уверенно.
— Ошибки были. Не хватало времени осмыслить, что делаешь. График — не позавидуешь. Чемпионат страны, SEHA, Кубок ЕГФ. Конечно, плохо, что не прошли “Берлин”. Но когда понял, что это минус шесть еврокубковых игр, почувствовал облегчение. Ведь смотрел в календарь и не знал, куда мне все это рассовать. Плюс политика сборной с множеством сборов. Спасибо Юрию Шевцову, что входил в положение, иногда не вызывал наших ребят…

— Ты безболезненно срабатывался со всеми брестскими тренерами. Стало быть — человек ты не конфликтный?
— Коммуникабельность — качество, ценное не только в спорте, но и в любой сфере. Многое завязано на личных отношениях. Всегда легче договориться с хорошим знакомым. Скажем, с Андреем Крайновым из СКА быстро решаем любые вопросы.

— Желько Бабич делает в русском языке такие же успехи, какие были у тебя в словенском?
— Сложно сравнивать. У меня в Словении была другая ситуация. Тренировал “Горенье” датчанин Вальтнер. Он вел тренировки на английском, который был у меня на школьном уровне. По-русски в команде не говорил никто. Русско-словенского словаря перед отъездом не нашел даже в московском “Доме книги” на Арбате. Любое незнакомое слово заставляло спрашивать, лезть в интернет. Помогала русская учительница, которая вышла замуж за хорвата и жила в Веленье. За полгода научился общаться на уровне спорта и бытовых нужд. У Бабича адаптация здесь шла быстрее. Он с первой тренировки активно использовал слова, какие знал, спрашивал у меня и запоминал перевод других, ему нужных. Две недели они с Андрией Николичем учились вообще ударно. Приносили мне на перевод по два листа незнакомых слов. Хотя способнее всех в русском из наших балканцев оказался Любо Вукич. Тот с первого дня не стеснялся говорить, задавать вопросы.

— Теперь на Балканах ты можешь без проблем пообщаться в любой стране?
— Говорю на сербско-хорватском. В бывшей Югославии все его знают. Хорошо понимаю и словенский, но сам переключаться на него не могу. Вот Серега Рутенко — другое дело. Он запросто переходит с одного наречия на другое, улавливает мельчайшие нюансы.

— А как у тебя с испанским?
— Без практики забывается. Но когда встречались с “Арагоном”, приезжали друзья из Логроньо. Так они шутили, что заговорил лучше прежнего.

— Что подвигло тебя в 2006-м податься в легионеры?
— Если одним словом, то обыденность. Играл в Астрахани. Наш клуб был одним из фаворитов российского гандбола. Поначалу даже посильнее “Чеховских Медведей”, но за тех играли другие факторы. Потом в Чехов поехали лучшие молодые игроки со всей страны. А мы — пять лет вторые в суперлиге. Из года в год — еврокубки с выходами на довольно дальние стадии, но без титулов. И вот звонок: поедешь в “Горенье”? Сразу сказал, что поеду. Ольга поддержала. Договорились быстро. Условия там предложили примерно такие же, как дома. Но хотелось перемен. Сначала были проблемы с визой. Из Словении мне прислали программу подготовки, и два с половиной месяца тренировался самостоятельно. Тогда и понял, что заставлять себя работать необычайно трудно. Вся советская система была основана на тренерском контроле. А без него — начинаешь, а не хочется. Расписывал план тренировок поминутно. Бежал и, если не укладывался в норматив, перебегал. У нас мало кто может сам себя тренировать. А в Словении мы приходили в тренажерный зал и начинали работать. Спрашивал: а где тренер? А зачем он тебе здесь? Стоял тренажер: фамилии, веса, повторения. Был такой культурный шок. Переоценка себя как профессионала. Скажу, что здесь сейчас дело обстоит еще хуже, чем было в Астрахани. Заставить себя работать не может вообще никто. Это касается белорусов, украинцев, россиян.

— В Астрахани ты ведь застал эпоху легендарного тренера Гладченко.
— Владимир Александрович был полковником в отставке. В его методах было много заимствований из военных традиций. Он повторял: незаменимых нет. Опоздал к отъезду олимпийский чемпион — он его отцеплял от состава. А если на клубной базе находили бутылку из-под спиртного, то ее с почестями хоронили. Всей командой.

— Это как?
— Вместо тренировки отправлялись рыть могилу: три на три — в длину-ширину. И в глубину тоже. А потом бежали кросс. Гладченко был тренером жестким и справедливым. Олимпийских чемпионов при нем встречали в Астрахани потрясающе и очень чтили. И когда динамовцы стали чемпионами Союза, обыграв минчан, это был праздник для всего города.

— Как относишься к своей олимпийской бронзе?
— Понятно, что двояко. Конечно, мне сильно повезло. Попал в одну команду с великими людьми. В Афинах ведь еще сыграли Андрей Лавров, дядя Саша Тучкин, Дима Торгованов, Вася Кудинов… Прошел с ними всю подготовку. В преддверии игр делили правый фланг пополам с Денисом Кривошлыковым. Но мне не повезло. На одной из последних тренировок получил травму. В результате ни в одном из афинских матчей за Россию так и не сыграл. Осталась легкая обида на судьбу. Вот пускай и отдает долги…