ЧМ-2014. Фавела Санта-Марта. Гринго, деньги давай!

В очередную фавелу, где жизнь настоящая и без прикрас. Где можно сердцем отдохнуть, а заодно найти приключений на всю голову.
***
Теперь мы умнее — и не обременяем себя экскурсионным прикрытием и докучливым гидом. Идем самоволкой в Санта-Марту — самую романтичную из трущоб большого города. И самую миролюбивую, как улыбчиво уверяют нас добрые кариоки.
Да к ней и путь заманчиво короток — выходишь на станции метро “Ботафого”, чуть отклоняешься от центральных перекрестков влево, минуешь пару захолустных кварталов, и вот она — звезда пленительного счастья. Узкая улица уходит ввысь, и за поворотом на тебя уже таращатся кривоватые, но крепенькие домишки из разноцветного кирпича, подмигивая черными окнами. Негритята гоняют на велосипедах вдоль грязных стен, придерживая шорты, доставшиеся по наследству от старших братьев. Взрослые сидят на бревнах и торгуют какой-то мелкой розницей. Обаяние бразильской бедноты смотрит вокруг во все глаза.
“Не толкаемся! Не толпимся! Сядем усе!” — голосисто командует тетка в униформе, отворяя двери подъемника и контролируя заполняемость. Люди набиваются в крохотный вагончик, дверь тихо закрывается, трогаемся. Это фуникулер — он курсирует по склону, поднимая местных жителей от низа, где течет буржуазная жизнь, наверх, где бытие фавел достоверно и не прикрыто ничем, кроме дырявых кальсон.
Этот элеватор сколько-то лет назад смонтировали городские власти. Не выдержало сердце чиновное. Топать ввысь пешим ходом — это сущая пытка и преступление против человечности. Подъем идет круто, а тропа вьется плющом. Если ты старик или старуха, если мамаша с грудным младенцем, если купил продукты на неделю в дешевом супермаркете — добраться до родимого порога уже подвиг. Вы когда-нибудь пробовали взойти на 15-й этаж по лестнице? Тогда знаете, какую роль в городской жизни играет лифт. Дорога жизни.
А наша канатная дорога — лифт и есть. Те же кнопки, те же обозначения, те же медленно задвигающиеся створки. Разве что трос поскрипывает — но лебедка крутится и несет Ноев ковчег вверх по течению.
Всего в Санта-Марте пять “этажей”. Подъемник бесплатный — и отдельные бездельники подросткового возраста просто на нем катаются, как на карусели.
***
Мы едем в пестрой бразильской компании, припертые к стенке. Вагончик забит до краев, прямо на нас бессмысленно пялится черными глазищами замызганная аборигенка ясельных лет, удобно пристроившаяся на родительских руках. За нашими спинами тяжело вибрирует багажный отсек. Бразильцы грузят туда всякую всячину — от детских колясок и тюков с соломой до газовых плит и мешков с цементом.
Санта-Марта, по меркам Рио, — небольшое поселение. Здесь живут и в меру сил процветают всего восемь тысяч душ. По сравнению с 80-тысячной Росиньей — это не гетто, а маленький хуторок. Зато благоустроен он гораздо лучше. Мы понимаем это, глядя на фасады, раскрашенные в яркие цвета радуги, и мостки, разрисованные в цвета бразильского флага.
Илья, выросший в Заводском районе Минска в лихие 90-е, со знанием дела говорит: “Здесь не хуже, чем в нашем Северном поселке”. Я вспоминаю легендарные бараки Грушевки, до сих пор чернеющие бельмом в Минске, с туалетами и ржавыми качелями во дворах, и вынужден категорически согласиться с боевым товарищем.
Нашим главным впечатлением от фавел до сих пор остается даже не произвольная архитектура, повторяющая национальный характер бразильцев, а планировка здешней действительности. Маленькие домики, одной стороной стоящие на сваях, сообщаются меж собой такой вязью бетонных переходов и узеньких лестниц, что разобраться в их муравьиных сплетениях не помогает даже мобильный навигатор (тем более в открытую засвечивать гаджеты не рекомендуется). Кажется, пусти под фундаменты воду — получится настоящая бразильская Венеция.
***
Мы блуждаем в лабиринтах Санта-Марты, как Том Сойер с Гекльберри Финном, натыкаясь то на выскакивающих из-за угла местных жителей, то на зловонные кучи, наложенные порой прямо посредине изысканных “венецианских” тротуаров.
Большинство наших попутчиков вышли из лифта еще на третьем уровне — это центр здешней цивилизации, где есть магазинчики и “вай-фай”, где в сувенирных лавках рассчитывают по карточке и где имеется единственная из достопримечательностей международного масштаба. Мы не знаем, используют ли в Грушевке безналичный расчет, но скульптуры Майкла Джексона там точно нет.
Легендарный американец и идол миллионов когда-то именно в Санта-Марте снял клип на свою легендарную композицию “They don»t care about us” — и с тех пор стоит тут, отлитый в бронзе, раскинув руки в стороны и поглядывая на раскинувшийся внизу огромный город. Тургруппы поднимаются к кумиру в благоговении и отдают ему дань — кто вспышкой фотокамеры, а кто и щедрыми фанатскими слезами, как вон те сентиментальные японки в майках с изображением Майкла-сана.
Мы смотрим на памятник цинично. Если мистер Джексон изваян в натуральную величину, то росточку в нем было негусто. “Дрыщ…” — говорю я со всей честностью. “Ага, — добавляет Илья. — Метр семьдесят вместе с постаментом…”
***
Конечная точка нашего путешествия лежит, однако, вовсе не к богу поп-музыки. Мы взбираемся на самый верх, где, согласно путеводителю, раскинулся единственный на всю Санта-Марту футбольный оазис. В который раз уткнувшись в мрачный тупик, спрашиваем у местных на птичьем языке: “Футбол?” Те неопределенно машут руками в направлении неба. И указывают на очередную лестницу ступенек на восемьдесят.
Для бродячей собаки сто верст, как известно, не крюк — и, измотавшись капитально, наконец вываливаемся на верховное плато. Перед нами зеленеет главный и единственный стадион фавелы. “Маракана” Санта-Марты, ее “Сан-Сиро”. Крохотная коробчонка, покрытая искусственным газоном.
Газон, впрочем, — слово слишком пафосное для этого “серпантина”. Синтетический ковер обтягивает прямоугольный участок кое-как и имеет катастрофический вид. Синтетика давно выцвела, износилась, во многих местах она порвана, как бумага, — через разверстые дыры видна серая твердыня бетона.
Но футбол процветает и здесь. В любое время — включая наше. Босоногая детвора исступленно носится по бездорожью и разгильдяйству, впереди себя гоня мяч. Мяч избит и изношен еще похлеще поля — с такой доисторической черной рванью у нас даже бродячие собаки не играются. Наверное, этот пузырь футболили еще деды нынешней малышни. И даже деды их дедов, давно схороненные где-то у подножия большой горы.
***
— Эй, гринго! — мы едва покорили вершину, а уже востребованы туземцами. Детишки кричат криком и, прервав матч, наперебой зазывают гостей в огороженный сеткой вольер. Мы ни черта не понимаем по-португальски, но футбольный язык не требует перевода — нам прямым текстом предлагают забить пулю. Это именно то, что надо, — с этой затаенной мыслью мы, если сказать честно, и решились на свой “переход через Альпы”.
На дворе полдень, солнце жарит так, что бетон, кажется, вот-вот расплавится, далеко на востоке видно, как синеет в дымке Атлантический океан. Разумеется, мы принимаем вызов и, оставив за бортом обувь, ступаем за гостеприимный порог.
На боку футбольной “коробки” чернеет выведенная вручную надпись “Copa Santa-Marta”. Поcле нам расскажут, что в этой дыре проводится чемпионат Рио среди фавел, но пока трибуны ревут и требуют внепланового зрелища. Зрителей у нашей игры двое. В углу, где тень, махая хвостом, спит бездомный пес. Снаружи к сетке приник какой-то шаромыжник — курит цыгарку и почесывает заскорузлой пятерней между ног.
На поле заправляет самый старший — жердяй лет 13 в растянутой майке. Рядом мельтешат десяток мурзатых пацанят мал мала меньше, у одного во рту соска, и пара юных леди из начальной школы.
— Гринго! — диктует старший. — Играем семь на семь. До пяти голов!
Он что-то лопочет еще, щедро раздавая подзатыльники тем, кто перебивает. Мы понимаем его интуитивно и уточняем информацию жестами. Парниша подтверждает слова делом — и делегирует в команду “гринго” пятерых закаленных бойцов. Трех самых маленьких мужчин, включая того, что с соской, и обоих дам. Спящая собака взмахивает хвостом — и понеслась…
***
Илья — из несостоявшихся футболистов. Он так и говорит о себе: “Воспитанник минского “Торпедо”. Воспитанник далеко не пошел, но навык не пропьешь даже в нью-ойрских барах. Некоторое время Илья божит, как Глеб, наматывая маленьких Неймаров и Халков по три раза. Он открывает счет хлестким ударом — мяч-пузырь летит по сложной траектории и едва не зашибает юного Жулио Сезара.
Я тоже из несостоявшихся футболистов. Пик моей недлинной карьеры — первенство Клецкого района, где случилось месить грязь еще в десятом классе средней школы. Все закончилось еще до выпускного — позвоночной грыжей, которая напоминает о юношеском максимализме до сих пор.
Измученные нарзаном и длинным горным переходом, на первых порах мы показываем хорошие образцы коллективного взаимодействия, тактических умений и технико-тактической подготовки. Высокий прессинг приносит плоды — центрфорвард Илья делает дубль. Выверенную передачу большим пальцем маленькой ноги ему отдает Мистер Соска. Шаромыжник за сеткой выплевывает окурок и что-то восхищенно кричит пропитым голосом.
***
“До пяти” мы выигрываем за явным преимуществом — 5:2. Но вместо финального свистка слышим лишь требование продолжения банкета. Угроза поражения делает безумными не только бразильских профи, но и юных любителей из фавел. Старшой меняет регламент вместе с правилами и прямо на ходу проводит трансферную кампанию. Ее тренд прост и беспардонен: с каждым голом в рядах “гринго” остается все меньше штыков, в команде хозяев — все больше. Разница в счете начинает подтаивать вместе с нашими силами.
Доигрываем мы в фатальном меньшинстве. За нас бегают лишь две бестолковые девчонки, которые гребут против течения, бросаются в ноги и откровенно сдают игру своим. Концовку сливаем подчистую — несуществующее табло высвечивает 9:10 не в нашу пользу. Бразилия снова победила. Радостный шаромыжник выходит за куст отлить.
“Дзякуй за гульню!” — говорит Илья по-жодински, и мы собираемся валить. Но в Санта-Марте так дела не делаются. Оказалось, что язык жестов нами был понят не до конца, и теперь с проигравших причитается. “Давай деньги, гринго! — сердито требуют премиальные юные кудесники. — Двадцать реалов! Мы выиграли! Деньги давай!”
Талант к нищенству заложен в детях фавел с малых лет. Они прыгают вокруг нас и протягивают ручонки. Вымогают сначала двадцать, потом пятнадцать, потом десять реалов. В конце скромно соглашаются даже на пять. “Но каждому!” Мистер Соска, забивший победный мяч, вот-вот зарыдает.
***
Но умные туристы в фавелы с наличностью не ходят, и мы платим по счетам тем, что есть в карманах — жетонами метро. Отдаем все до единого и отбываем с гордо поднятой головой. На прощанье алчные детки пригласили нас на матч-реванш (“Только с деньгами!”), и мы честно пообещали им эту сатисфакцию в следующий приезд.
Канатная дорога ведет вниз столь же медленно, как и наверх. Покачиваясь в маленьком трамвайчике, мы возвращаемся в тот дивный мир, где есть вода, еда и пляж. Какой-то мулат перевозит в багажном отсеке здоровенного осла, тот хлопает ушами и от испуга верещит так, что дрожат стекла. В вагончике пахнет прелым сеном, табачным перегаром и ослиной мочой.