НеПРОФИЛЬный актив. Футбол — попса. Владимир Шахрин: в нагрузку к таланту всегда дается дрянь

Интервью для “ПБ” вклинилось в распорядок уральского фронтмена не сразу — изначально регламент предполагал скудные пятнадцать минут. Но в итоге мы проговорили почти сорок, а могли и больше, будь интервьюер чуток понаглее.
А Шахрин все тот же: джинсы, майка, уникально звонкий голос, мгновенно загорающиеся глаза… Музыканты нашей молодости не стареют. Даже в 55 они хоть куда, хотя, конечно, “время не ждет”.

— Вы даете интервью за несколько часов до концерта. Для футболистов это немыслимое дело — они перед матчем настраиваются, у них суеверия, предрассудки…
— Не люблю, когда дергают за полчаса до выхода на сцену. В это время я уже на пути туда, в Зазеркалье. А за несколько часов до первого аккорда — нет проблем.

— Вы действительно до сих пор страшно волнуетесь перед выступлением?
— Очень сильно волнуюсь. Это есть, да. И мандраж, и ощущение легкой паники, что ты ничего не умеешь, забудешь слова, что-то не получится и так далее…

— Когда последний раз забывали текст?
— Это периодически бывает, но как-то… Совсем для меня необъяснимо. Вдруг вылетает из головы строчка из песни, которую ты поешь уже много-много лет. Конечно, ты отлично знаешь эти слова, но вдруг — оп! — выпадает какой-то файлик и… Я не переживаю по этому поводу. В любом случае это лучше, чем читать текст с пюпитра, по бумажке. Тем более публика все понимает. Концерт есть концерт.

— Когда приезжаете в новый город, ограничиваете пребывание гостиницей и сценой или стараетесь что-то увидеть? В Бресте, например, как будет?
— По-разному бывает. В принципе я люблю погулять по улицам. По району, где отель, в других местах. Немножко подышать воздухом этого города, на людей посмотреть… Если есть свободный день, приезжаешь накануне, с туром — тогда можно и в музей сходить, исторические места посетить, с кем-то встретиться.

— Многие говорят, что белорусы стеснительные, на улицах к знаменитостям не пристают, автографов не просят…
— Почему, подходят! Просят сфотографироваться, расписаться. Но, знаете, белорусы действительно какие-то очень… душевные и добрые. Они с другой интонацией это делают. С интонацией легкого извинения. Мол, заранее простите, что мы у вас отнимаем время. В России иначе. Там панибратство — о, дядя Вова, давай-ка я с тобой сфотографируюсь! И рраз — меня в охапку… У вас такого не бывает. Сейчас мы прилетели, все культурно. Сфотографировались в аэропорту с пограничниками, с таможенниками, с людьми, которые находились в зале прилетов.

— На концертах наши люди ходят на головах?
— Не скажу, что публика прямо отвязанная. Напротив, вот эта белорусская в хорошем смысле “правильность” чувствуется во всем. Летом играли в Витебске на “Славянском базаре”. Закрывали фестиваль большим сольным концертом. У меня было ощущение, будто зрители участвуют в каких-то телесъемках. Знаете, когда режиссер или кто-то другой поднимает табличку “Аплодисменты”, “Неистовые аплодисменты”, “Овации”… Зал как по команде — так “ух!” — вставал на какую-то песню в едином порыве. И потом так же садился. Или все вдруг начинали хлопать в такт. Прямо раз — и поехали. Аудитория как-то внутренне организована. Не знаю, мне очень нравится играть у вас. Белорусская публика отличается, она немножко другая.

— Давайте о футболе. Вы ведь болельщик?
— Если честно, я не совсем футбольный болельщик. Спорт, конечно, люблю. Но мне вот очень приятно, что мы приехали в Брест по приглашению именно гандбольного клуба. Иногда кажется, что ажиотаж вокруг футбола искусственно раздут. По крайней мере в наших славянских странах. Вот мы живем на Урале, и я вообще не понимаю… В нашей команде, по большому счету, ни одного екатеринбуржца не играет. Шесть-семь месяцев в году — не сезон. Тренировки зимой — это надо куда-то ехать, искать, где тепло. Огромные деньги из бюджета тратятся…
Я сам состою в попечительском совете клуба по хоккею на траве. “Динамо-Строитель” наш — самая титулованная команда на Урале, а может, и во всей России. Девятикратный чемпион страны, Кубок европейских чемпионов завоевывал, постоянно в тройку в Европе входит. Очень успешный проект. И парни там играют — наши! Прихожу за них болеть, понимаю, вот ребята-уральцы, земляки. Они бегают за зарплату, ну, условно говоря, три тысячи долларов. Нет, даже не три, наверное. Меньше — от полутора до двух тысяч в месяц. Ну, какая-то нормальная, вменяемая, хорошая мужская зарплата. Вкалывают, пашут, работают. А футболисты… Они как поп-звезды. Да, для меня футбол стал каким-то попсовым видом спорта. Иногда не очень понятно, с чего здесь такие гонорары, такие гостиницы, такие условия для тренировок… Ладно, были бы аншлаги на трибунах постоянно, и они зарабатывали бы эти деньги — не жалко. Но зачастую это просто бюджетные, спонсорские средства. Поэтому — я к чему веду? — очень рад, когда люди обращают внимание и развивают параллельные виды. Не менее интересные и важные. За каждым таким клубом, как брестский БГК или наш по хоккею с мячом, стоят школы, сотни мальчишек и девчонок. Они играют, втягиваются, стремятся попасть именно в эту команду. Знают, что это реально, что на твое место не привезут легионера или звезду из другого города и твой труд не пропадет. Ну, так правильно. Более логично.

— Вы говорили, что баснословные гонорары Джона Леннона не укладываются в голове. Гонорары российских футболистов тоже не укладываются?
— Баснословные гонорары Леннона — они ведь из чего складывались? Такое огромное количество его музыки продавалось по всему миру. И он в 1972 году получал 50 тысяч долларов день. Да, огромные суммы. Но это авторские отчисления, то есть реально заработанные деньги. А в российском футболе что? Обратная ситуация. Миллионы идут непонятно с чего.

— Ваше самое сильное футбольное впечатление?
— Очень приятный день был летом 2008-го, когда наша сборная победила голландцев на чемпионате Европы и вышла в полуфинал. Это случилось в день моего рождения! У нас тогда был концерт в Ростове-на-Дону. Отработали его очень удачно и сидели вечером в гостиничном ресторанчике. Вместе с друзьями-музыкантами из других групп отмечали компанией мой праздник. И была эта победа… Ну, прямо вот, невероятный восторг. Там сидели парни из Италии. Они потом подошли к нам и сказали: ну, ребята, вы вообще, мы даже представить себе не могли, что русские могут так болеть, что могут устроить такое шоу! А у нас были дудки, барабаны, мы вошли в раж. Да, это хорошее событие в жизни. Приятно иногда сказать себе: я это видел.

— Вы из тех болельщиков, которые говорят: сборной России нужен этот тренер, а не тот?
— Ну, нет, конечно… Я не могу давать советы, ничего в этом не понимаю. Вообще за сборную болею, переживаю. Здесь как раз та логика моя — что должны играть наши парни — работает. Собираются российские ребята, из разных городов, делают команду — и вперед. Я болею! Клубный футбол мне уже не очень интересен, по крайней мере российский. Сборная — совсем другое дело. Но советы не берусь давать. Тот тренер нужен, этот… У меня, конечно, есть желания. Хочу видеть страстный красивый футбол. Чтобы это была действительно игра, а не какое-то конструирование. Чтобы эмоции были, непредсказуемость. Пусть даже проиграют — я все пойму, если увижу кураж, зрелище.
Понятно, что мы далеко не самая сильная футбольная держава в мире. Рассчитывать на большие успехи нам не с руки. И та победа над голландцами скорее была исключением из правил. И говоря, например, о летнем чемпионате мира в Бразилии… Мне было скучно, неинтересно. Еще во время отборочного турнира нам рассказывали, почему у сборной такой футбол. Мол, так надо, так правильно. Но мне не надо объяснять! Мы сидим, миллионы, у телевизора, смотрим… Хотим видеть шоу, развлечение, а не торжество какой-то там умной футбольной стратегии. Я не сторонник такого подхода. От футбола хочу получить прежде всего удовольствие. На том же EURO в 2008-м наша сборная проиграла крупно испанцам — и все равно был интересный матч. Или был я на игре ЦСКА с “Ливерпулем”. Суперкубок Европы, 2005 год. Несправедливо проиграли армейцы — судья руку не заметил. До сих пор вспоминаю. Ощущение было, как в Древнем Риме, в Колизее. Там ведь тоже не всегда происходило смертоубийство. Там было много шоу, со зверями, с кораблями, с чем угодно. И люди выходили биться. И было зрелище. От футбола хочется видеть такой же отдачи.

— Олег Табаков когда-то сильно смутил Егора Титова, попросив у него автограф. Кто-то из футболистов внушает вам подобный трепет?
— Автографы не просил ни разу. Но иногда подхожу к некоторым футболистам, говорю им какие-то комплименты. В свое время очень нравилась игра Жиркова. И как-то случайно встретился с ним в аэропорту. Подошел, сказал хорошие слова. А недавно в Екатеринбурге зашел по делам в гостиницу — и нос к носу столкнулся с Тимощуком. Уже потом сообразил, что там, видимо, жил “Зенит”. Команда приехала к нам играть. Тимощук хороший, заслуженный футболист, грамотный парень. Ну, тоже пообщались, что-то приятное ему пожелал. Но автограф не брал. Хотя, знаете, у меня есть мяч со всеми росписями игроков “Рубина”, когда они чемпионами стали. Команду чествовали после сезона, вручали медали, был праздник. И мы там выступали. В самом конце каждый футболист взял по специальному мячу и пнул его в зал, кто куда. Мы с ребятами стояли сбоку за сценой. И вдруг мне этот мяч прямо в руки прилетел. До сих пор храню. Хороший сувенир.

— Когда сами последний раз играли в футбол?
— Буквально на днях, на даче. Друзья приезжали, у них сыновья — десятилетние мальчишки. Вместе побегали. Но я их всех тоже подсаживаю на хоккей на траве. У меня дома есть клюшки, мячик. Газончик имеется. Не очень большой, но, чтобы поиграться, места хватает. И они с удовольствием играют, им нравится. Ничего не знали про этот вид спорта, но достаточно было объяснить азы, элементарные правила — и уже интересно. Хоккей с мячом — классный вид спорта. А индорхоккей, это когда зимой в залах, — еще круче. Гораздо больше динамики, техники, там требуется хорошая физическая подготовка. Стараюсь мальчишек приобщать к таким играм.

— В футболе есть два короля. Официальный — Пеле, альтернативный — Марадона. В мировом рок-н-ролле вы можете выделить такую же пару?
— Мне сложно сказать… Наверное, из ныне живущих в мировой рок-музыке первое лицо… Предположим, это Кит Ричардс, гитарист “Роллинг Стоунз”. А такой теневой лидер — пусть будет Боб Дилан. Для меня абсолютно культовая фигура.

— Большинство футболистов выросли во дворе. Большинство рок-музыкантов начинали со скамеек. В России сегодня бренчат на гитаре возле подъездов?
— Я часто вижу в городе юношей с гитарными чехлами за спиной. У нас в Екатеринбурге много таких. Мы уже 12 лет делаем на Урале фестиваль “Старый Новый Рок”. Проводим его 13 января — на старый Новый год. Приглашаем известные, авторитетные группы, но в целом все заточено именно на молодежь. И всегда из стран бывшего СНГ приходит по 500 заявок. Еще около двухсот — из Екатеринбурга.

— В общем, рок-н-ролл жив…
— Да! Причем каждый год у нас ротация. То есть в городе реально есть порядка трехсот групп. Они везде играют — в клубах, в пабах. Много кавер-групп. У них, может, своего материала нет, но играют так обалденно — просто заслушаешься…

— Ваша первая гитара, подаренная отцом семиструнка, как закончила свое существование?
— Ее, конечно, уже не осталось. А вот просто отцовская гитара, на которой он сам играл, — есть. Как и дедовская семиструнка. Эти старые инструменты у меня хранятся. Они, естественно, в жутком состоянии. Играть на них фактически невозможно. Да и не нужно. Это уже семейная реликвия.

— Вы сто раз объясняли, почему живете в Екатеринбурге, а не в Москве. Но все-таки: что в столичной жизни отвращает?
— Смущает то, что самой столичной жизни в Москве мало. Основной фон в городе создают люди, туда приехавшие. Которые прибыли с некими иллюзиями, своими представлениями того, как должен выглядеть московский уклад. И они свои фантазии пытаются там реализовать. Так и искривляется образ столичной жизни. Сами москвичи, которых я знаю, и кто из себя что-то представляет, они и тусуются гораздо реже, и живут намного скромнее, и напоказ себя редко выставляют. Вся глянцевая тусовка — это приехавшая провинция в основном. Она меня и смущает. Поскольку в своем позерстве, в своем деревенском гламуре выглядит очень смешно. Она очень ненастоящая, фальшивая.

— За пределами МКАДа русские люди сильно добрее?
— Думаю, да. Народ просто поспокойнее, менее суетливый, более взвешенный. Почему мы начали говорить про некий белорусский характер? Мне кажется, это от такого темпоритма. Люди могут позволить себе никуда не торопиться, не суетиться. Они понимают, что ничего глобального вокруг не произойдет. А в Москве… Там иначе. Сегодня не успел — все, парень, твое место занято. Нужно каждый день что-то делать, чего-то кому-то доказывать. Город чем специфичен? В Москву приезжают, чтобы что-то от нее взять. Славу, деньги, связи, знакомства, развлечения… И город, как некая живая субстанция, сопротивляется этому. Отсюда такая агрессивная среда.
А вот в Брест, к примеру, люди едут с другими мотивами. Не взять, а дать. Приезжает человек работать в местный театр. Он понимает, что мировой славы здесь не добьется. И он просто дает этому театру то, что может. Часть таланта, часть души. Или художник выставку делает — старается сделать город красивее. Потому атмосфера здесь другая. Гораздо более комфортная для психики.

— Всем известна история названия вашей группы. Но перед тем как наречься “Чайфом”, вы ведь наверняка пробовали альтернативные варианты. Какие именно — помните?
— Когда мы сделали первую нашу пробную запись, то на катушке было написано — “Визовский пруд”. Есть у нас в Екатеринбурге такое водохранилище. Почему-то взяли это имя, хотя оно нам не нравилось. Впрочем, понятно почему. Мы осознавали: это временное название. Но первая запись разошлась именно под таким лейблом. И песни там были те, которые потом исполнял “Чайф”.

— Есть такой стереотип: рок-н-ролл — это алкоголь, наркотики, секс. Вы прошли через этот период?
— Что-то меня, конечно, не миновало, зацепило. Вообще у всех по-разному это происходит. Даже внутри нашего коллектива есть различные истории. Кто-то больше поддается этим соблазнам, кто-то более стойкий. У кого-то сильнее иммунитет, и он сам может справиться с проблемами. Другому нужна помощь. Например, Владимир Бегунов, наш гитарист, с кем я со школы вместе играю, уже двадцать лет алкоголь не употребляет. Просто вообще. Он шутит: я не пью, потому что алкоголик. Всегда Володю в пример привожу. Потому что многие люди ведут себя иначе. Нужно найти в себе силы признаться, что у тебя с этим проблемы — и начать бороться.
Необходимо понимать одну важную вещь: справиться с наркотической или алкогольной зависимостью невероятно сложно. Это дано единицам. Это сродни хождению по канату. Чуть расслабился — рухнул вниз. Я вот не умею ходить по канату — и не лезу туда. Упадешь, расшибешься. Риск очень большой. К тому же борьба эта, помимо морально-волевых качеств, требует и огромных финансовых затрат. Обычно люди начинают задумываться как раз тогда, когда кошелек пустеет и накрывает безденежье. Короче, не рекомендую я вообще этим баловаться. Могу сказать, что сам наркотики не употреблял никогда. У меня перед ними был большой внутренний страх. Я их очень боюсь. Это чудовище, это монстр.

— Ваш знаменитый земляк Владимир Мулявин считается выдающимся белорусом…
— Я не был лично знаком с Мулявиным. Хотя с некоторыми музыкантами из первого состава “Песняров” общался. Мы в Екатеринбурге очень гордимся тем, что Владимир Георгиевич — наш земляк, что он у нас родился и вырос. Я знаю дом, где он жил. Это, конечно, великий музыкант, невероятно талантливый человек. И для нас он тоже сделал очень много. Знаете, я до сих пор собираю пластинки. Слушаю много винила. Самые дорогие мои советские пластинки — два первых альбома “Песняров”. Они в хорошем состоянии. Больше тысячи сейчас могут стоить.

— “Касіў Ясь канюшыну” там есть?
— Конечно. Вот именно эта песня, да.

— Вы признавались, что жена никогда не слышала от вас ни одного матерного слова. Как и где вы реализуете простую потребность уральского мужика — выругаться?
— У меня очень трепетное, бережное отношение к русскому мату. Прямо расстраивает, что эти слова, имеющие огромную силу, огромный вес, употребляются как попало. И когда сквернословие идет просто сором в разговоре… Когда вижу, как какие-то гламурные людишки или просто молодые парни и девчонки идут и сыплют эти слова направо и налево… Они обесценивают огромное богатство русской речи. Потому что такого разнообразия ненормативной лексики мало в каких языках есть. К ней, повторю, очень бережно отношусь. В некоторых ситуациях другого слова ведь не подберешь. Только оно — емкое, короткое…
В молодости я восемь лет работал на стройке. Там очень много матерщины. Очень. Но там это профессиональный язык. По-другому изъясняться просто невозможно. Например, дают тебе задание — проделать в перекрытии отверстие под вентиляцию. Вручает бригадир кувалду — он же не скажет, возьми и бей вот сюда. Бей — это не то слово, если кувалдой по бетонному перекрытию, правильно? Или когда тебе прижимает плитой палец. Ты же не крикнешь, ой, как больно! Нет, здесь необходимы выражения покрепче. Вот для каких ситуаций, в моем представлении, мат должен использоваться. Не все это понимают. И уж тем более нельзя материться в семье. Дома у меня в принципе не возникает поводов выругаться. И вообще в быту я очень редко это делаю. Так, может, в анекдоте. Когда опять-таки другого слова не подобрать.

— Две дочки у вас. Зятья фанатеют от “Чайфа”?
— Не фанаты, но на концерты ходят. С удовольствием. Мне кажется, им не стыдно за то, кто у них тесть. У нас нормальные добрые отношения. Созваниваемся. Можем на многие темы общаться.

— Чехов говорил, что талантливый человек в России не может быть чистеньким. Вам удается?
— Ну, конечно, я не идеальный. Конечно, не чистенький. Совершал поступки, за которые стыдно. Или чего-то не совершал — и тоже стыдно. Где-то вел себя, скажем так, не по заповедям. Есть такое, да. Один мой знакомый как-то на эту тему хорошо высказался. Его мама однажды провела вечер в рок-н-ролльной тусовке. И пришла в ужас. Говорила, слушай, ну как же так?! Ведь с этими парнями мы раньше разговаривали о поэзии, цитировали Мандельштама… А вчера они были в таком виде! Такие непотребные вещи вытворяли! Такие ребята, у них же такие голоса! И он очень хорошо ответил: “Мама, ты же помнишь советские времена? Когда хорошую книгу продавали — к ней в нагрузку обязательно давали какую-нибудь дрянь. Иначе не купишь. Вот и талант, мама, это такая же редкая вещь. В комплекте с ним всегда прилагается та же самая дрянь…” По-моему, очень точно. Поэтому мой совет: не хочешь разочароваться в артисте — держись от него подальше.

— В Бресте есть футбольная команда — “Динамо”. Раньше, когда она проигрывала, на стадионе непременно включали вашу песню “Аргентина — Ямайка”. Как вам такая самоирония?
— Ха, серьезно?! Да, бывает что-то подобное периодически. Как-то эта песня стала такой ходовой. Хотя слова “футбол” в ней нет. Дело в том, что в мире десятки тысяч песен, которые воспевают спортивные достижения, победы. И, наверное, есть только одна, которая прославляет спортивное поражение. Поэтому когда хочется выразить эмоции после неудачи, видимо, другого ничего в голову не приходит.

— С гитаристом Бегуновым вы играете со школы. Женаты много лет одним браком. С детства живете в Екатеринбурге. Откуда такое постоянство?
— Постоянство есть, это точно. По кровям своим я такой… купеческо-крестьянский правнук. У моих прадедов было очень большое хозяйство. После революции, правда, все отобрали. Были какие-то даже фабрики, пимокатное производство, маслобойня. Кровельный металл они делали, пшеницу выращивали. Это были очень большие семьи. Они жили рядом, ставили дома. Такая огромная общность близких людей. В этой общности очень много значило слово. И в целом было бережное отношение к тому, что создано своими руками. Я унаследовал это отношение. И тоже кое-что создал. В частности — ту среду обитания, в которой чувствую себя комфортно и которой крайне дорожу. Мне повезло.
Мы семьей всегда собираемся за большим столом. Когда приезжают друзья, музыканты, ребята из группы, с женами, детьми, сестрами — по сорок человек компания получается. Так было летом в мой день рождения. Это я называю Большой семьей. Все свои — никаких “нужных людей”. Вот это очень ценю. Понимаете, ведь если по-другому… Ну, видел я своих ровесников, кто по второму-третьему разу на молодых девочках женятся. Никто из них счастливее не стал. Один известный артист раз пять ходил под венец. Я спросил у него: ну и как? В ответ: знаешь, каждая следующая чуть-чуть хуже предыдущей… Вот и все. Надо в себе искать проблемы, когда что-то не получается. А у меня все хорошо. Я сохраняю свою комфортную среду обитания. Это мое. Ух, у меня хозяйство, а ну не тронь его, уйди! Я вот такой кулак. Купчишка.